Текст книги "Дремлющая жизнь"

– А вчера вы ее не видели? – заорал Вексфорд, прервав словоохотливую миссис Паркер. – Точнее, уже позавчера?

– Нет, не видела, даже не знала, что она приехала. Рода обязательно бы пришла меня навестить, если б не этот треклятый убийца…

– Чем она собиралась заняться в Лондоне?

– Хотела в журналистки поступить. Вот так-то. Работала сначала секретаршей у издателя, а потом начала и статьи писать. Да я же вам об этом рассказывала, а вы, оказывается, все мимо ушей пропустили.

– Но миссис Краун сказала мне, что у нее было свое дело, – озадаченно произнес инспектор.

– Не знаю, что вам и ответить на это. Но если вы поверили Лилиане, значит, легковерный вы человек. Рода стала журналисткой, и отличной притом. Она мне говорила, что у нее прекрасный дом, и что тех денег, которые она выиграла, и ее зарплаты…

– В какой газете она работала, миссис Паркер? – снова завопил Вексфорд. – Не знаете, хоть примерно, где был расположен ее дом?

Миссис Паркер с достоинством выпрямилась, сделавшись похожей на герцогиню.

– Бог свидетель, – холодно произнесла она, – я надеюсь, вы никогда не оглохнете, молодой человек, но только так вы бы поняли, что это значит – быть глухой. Половину того, что вам говорят, вы просто не слышите, а ведь прерывать и переспрашивать нельзя, иначе все сразу решат, что ты выжила из ума, понимаете? Рода говорила, что пишет немного там, немного сям, что ходила туда или сюда, рассказывала, что купила или не купила для своего дома, и какой он у нее красивый, этот дом, и как много прекрасных друзей она себе завела. Мне всегда нравилось ее слушать, нравилось, что она с удовольствием общается с такой старой перечницей, как я. Но я хорошо знаю, что не расслышала и половины того, о чем она рассказывала.

– Мне пора, мэм. – Вексфорд встал, чувствуя себя выжатым, как лимон.

– Ну, не смею вас задерживать, – язвительно произнесла бабуля Паркер и довольно бодро добавила: – Вы меня просто до смерти уморили, молодой человек, развопились тут, как раненый бык. Окажите услугу, передайте это Стелле и скажите, пусть принесет противень.

И она сунула ему в руки кастрюлю с картошкой.

Глава 5

А что, если Рода работала независимой журналисткой?

После пресс-конференции во второй половине дня в пятницу он задал этот вопрос Гарри Уайльду из «Кингсмаркхэмского курьера» и еще единственному присутствующему журналисту от одной из центральных газет. Но ни тот, ни другой о Роде Комфри никогда не слышали, хотя Гарри и припомнил страшненькую темноволосую девушку по фамилии Комфри, работавшую секретарем у издателя почившего в бозе «Вестника».

– Ладно, – сказал Вексфорд Бердену, – пойдем-ка в «Оливу», промочим горло, мы это заслужили. Найди мне Крокера, он должен быть где-то здесь и умирает от любопытства, желая узнать результаты аутопсии.

Они разыскали доктора и втроем отправились в «Оливу и голубку», где устроились за столиком в саду. Лето в этом году выдалось просто редкостное. Иностранцы не верят, что в Англии может быть такая погода, хотя каждый англичанин среднего возраста, покопавшись в памяти, без сомнения может припомнить, что раза три-четыре такое уже случалось. Яркое солнце светило неделями напролет, на небе не было ни облачка. Даже герани выросли до пяти футов, а фуксии цвели повсюду, словно в оранжереях. Все трое мужчин были сейчас без пиджаков, а доктор, словно подросток, и вовсе щеголял в футболке с короткими рукавами. В этой футболке он даже делал обходы, чем приводил в умиление пожилых пациенток.

Вексфорд взял сухого белого вина, холодного настолько, насколько служащие «Оливы и голубки» могли его охладить в эту жару. Этим вечером оно было охлаждено до температуры человеческого тела. Что до пива, то он себе позволял кружечку лишь изредка, и только когда Крокера, этого безжалостного эскулапа, поблизости не наблюдалось. Некоторое время назад инспектору диагностировали легкую форму тромбоза. С тех пор доктор непрерывно твердил, что любые излишества могут спровоцировать очередной приступ.

Вексфорд начал с поздравления Крокера с тем, как тот точно определил время смерти. Выдающийся местный патологоанатом, проводивший вскрытие, написал в заключении, что смерть наступила между семью и половиной десятого вечера.

– Думаю, наиболее вероятно, что ее убили в половине девятого, то есть когда она шла от автобусной остановки, – добавил Вексфорд и глотнул вина. – Она была крепкой и сильной женщиной, по крайней мере до тех пор, пока в нее не воткнули нож. Один удар пробил легкое, второй – сердце, левый желудочек. За исключением этого, никаких следов болезней или патологий. Разве что… Боюсь, в наши дни это можно считать аномалией.

– Ты о чем? – спросил Крокер.

– Она была девственницей.

Берден, известный своими пуританскими взглядами, резко поднял голову.

– Святые небеса, она же была одинокой женщиной, разве не так? Что происходит с нашим миром, если совершенно естественное для одинокой женщины состояние воспринимается как патология?

– Так и знал, что ты это скажешь, Майк, – усмехнулся Вексфорд. – Хотя немного надеялся, что промолчишь. Я бы с тобой согласился, если бы все это случилось лет сто назад, пятьдесят или даже двадцать. Тогда – да, для женщины ее возраста такое было бы нормально, но не сейчас.

– Это совершенно нехарактерно даже для современной пятнадцатилетней девчонки, я тебе как врач говорю, – ввернул Крокер.

– Посмотрим на это с другой стороны. Когда она ушла из дома, ей было тридцать, в те времена нынешняя свобода отношений еще только зарождалась. У нее водились кое-какие деньжата, да и дуэньи, понятное дело, у нее не было, жила она одна. Пусть даже ее нельзя назвать красавицей, но ведь не уродиной же она была. Разве это не странно, что с тех пор у нее не случилось ни одного романа? Ну, хотя бы из любопытства, что ли?

– Наверное, она была фригидна, – предположил Крокер. – Многим кажется, что современные люди только и делают, что прыгают из одной постели в другую. Вы бы удивились, если бы узнали, скольких людей совершенно не интересует секс. Особенно среди женщин. Они обычно делают вид, что наслаждаются, а сами предпочли бы посмотреть телевизор.

– То есть старина Актон[2]2
  Уильям Актон (1813–1875) – британский врач, автор ряда книг о гинекологии и общественной морали.


[Закрыть] был прав? – спросил Вексфорд и процитировал по памяти: – «Женщина скромная мало обеспокоена сексуальным желанием. Она подчиняется своему мужу лишь из побуждений сохранения семейной гармонии и желания материнства, в противном случае она бы с негодованием отвергла его притязания».

Берден залпом осушил свой стакан и состроил такую мину, словно принял горькое лекарство. Он начал работать в полиции еще в те времена, когда Рода Комфри только освободилась от деспотичного отца. Полицейский видел изнанку человеческой природы, был знаком со всевозможными грехами, но, несмотря на все это, в отношении вопросов пола до сих пор оставался прежним, считая секс чем-то двойственным, одновременно священным и постыдным. Майк никогда не читал причудливого труда викторианского врача «Функционирование и расстройства репродуктивных органов», проникнутого духом мужского шовинизма, чопорного и совершенно ошибочного с точки зрения биологии, но если бы он сам взялся за перо, наверное, написал бы то же самое, слово в слово. Вексфорд и Крокер по какой-то непонятной ему причине были знакомы с книгой и развлекались тем, что цитировали отрывки, смеялись и закатывали глаза. Он резко оборвал их веселье:

– Мне кажется, это не имеет никакого отношения к убийству Роды Комфри.

– Ну да, скорее всего ты прав, Майк. Это мелочь, особенно учитывая то, что мы до сих пор не знаем ни ее адреса, ни друзей. Впрочем, надеюсь, завтра загадка разрешится.

– А что такого особенного должно произойти завтра?

– А завтра это никому не интересное убийство в захолустном городке попадет на первые полосы столичной прессы. Я был весьма откровенен с газетчиками, особенно с Гарри Уальдом, которому пообещал всю эксклюзивную информацию. Думаю, я дал им то, что они желали. Даже ту фотографию с условием, что она будет использована по назначению. Я буду чертовски удивлен, если завтра мы не увидим в газетах заголовков вроде: «Двойная жизнь убитой» или «Секреты женщины, заколотой кинжалом».

– Ты рассчитываешь, – догадался Берден, – что ее соседи, работодатели или какой-нибудь молочник прочитают статьи и свяжутся с нами?

Вексфорд кивнул:

– Что-то вроде того. Я дал газетчикам номер телефона, по которому можно будет позвонить и передать любые сведения об убитой. Понимаешь, те, кто ее знал, могли прочитать о ее смерти в сегодняшних газетах, но они не в курсе, что у нас до сих пор нет никакой информации, даже адреса.

Доктор встал и отправился за новой выпивкой для всех.

– На нас обрушится шквал звонков от всяких психов, – покачал головой Берден. – Нам будут звонить мужья, жены которых сбежали от них двадцать лет назад, всякие там параноики и охотники за жареными фактами.

– С этим ничего не поделаешь. Придется как-то отделить агнцев от козлищ. Бог знает, сколько раз нам уже приходилось этим заниматься.

Газетные статьи всецело оправдали ожидания Вексфорда. Журналисты пошли даже дальше, чем он предполагал: первые полосы пестрели самыми странными и дичайшими заголовками. И если фотография оказалась отретуширована почти до неузнаваемости, то тексты не могли не привлечь внимания знакомых Роды. Было поведано о ее жизни в Кингсмаркхэме, работе в «Вестнике», болезни отца. Таким образом, общение инспектора с миссис Паркер и миссис Краун принесло все-таки определенную пользу.

На следующий день в девять утра начал звонить телефон. Домашний аппарат Вексфорда вчерашним вечером звонил до поздней ночи, но все это были журналисты, желавшие узнать какие-нибудь новые подробности, причем все как один утверждали, что Рода Комфри в их издании не работала. На Флит-стрит[3]3
  Флит-стрит – улица в Лондонском Сити, за которой закрепилась репутация цитадели прессы.


[Закрыть] ее никто не знал.

Приехав на работу, Вексфорд поручил Лорингу связаться со всеми лондонскими газетами, пока он сам будет говорить со страждущими по выделенной линии. Каждый звонок, который содержал хоть малейший намек на возможность получения подлинной информации, переключали на Вексфорда. Берден, естественно, оказался прав: психи были тут как тут. Позвонил некий «спирит», у которого пятнадцать лет назад пропала сестра и который был уверен, что Рода Комфри – ее реинкарнация. Позвонил мужчина, которого бросила мать, когда ему было двенадцать. Еще один звонивший утверждал, что у него пропала жена, но эта самая «пропавшая» тут же выхватила трубку, извинилась и объяснила, что мужа только что выписали из дурдома. Еще был звонок от «провидца», предложившего определить адрес женщины по ауре ее одежды.

Ни один из этих типов не был переключен на инспектора, хотя ему о них и докладывали. Сам он поговорил с Джорджем Роулендсом, бывшим издателем «Вестника», который смог вспомнить только, что Рода была отличным секретарем и имела способности к писательству. Вексфорд побеседовал с каждым из тех звонивших, кто был хотя бы в здравом уме, но ничего путного за целый день так и не узнал. Его оптимизм улетучивался с каждым звонком.

Наступила пятница – день дознания.

Процедура прошла быстро и без заминок, разве что Брайан Паркер выразил недовольство черствостью коронера. В ответ тот рявкнул, что здесь суд, а не детский сад. Коронер полагал, что недостаток улик связан с тем, что Брайан трогал одежду убитой.

Телефон звонил несколько раз и в субботу, но никто из обратившихся в полицию не знал Роду Комфри лично, не жил с ней по соседству и вместе не работал. С полицейским участком не связался какой-нибудь управляющий банка с сообщением, что именно у него Рода держала свои деньги. Не дождались они звонка и от человека, у которого она могла снимать квартиру.

– Бред какой-то, – ворчал Вексфорд, – я уже подумываю, не обитала ли она в палатке в Гайд-парке?

– Возможно, она жила под вымышленным именем, – отозвался Берден, наблюдавший в окно за тем, как из стовертонского автобуса вышла женщина, чем-то похожая на Роду Комфри, и пошла по направлению к Лесной улице. – А мне казалось, что газетчики подняли глупую шумиху, описывая ее «тайную жизнь». И ты с ними заодно.

Он приподнял бровь и оглянулся на Вексфорда.

– Я?! Поднимаю глупую шумиху? Ну, спасибо тебе, Майк.

– Я имел в виду, что ты впадаешь в мелодраму, – исправился Берден, попытавшись подсластить пилюлю. – А оказалось, нет. Ни они, ни ты. Интересно, зачем ей все это было нужно?

– Да все из того же «мелодраматизма», как ты выразился. Не хотела, чтобы люди, помнившие ее как Роду Комфри, узнали, чем она занимается. Шпионаж, наркотрафик, рэкет, девушка по вызову… Что-то в этом духе.

– Послушай, я не хотел сказать, что ты всегда преувеличиваешь. Будем считать, что я ошибся, идет? Мне тоже приходила идея с девушкой по вызову, только вот старовата она для этого была, ну и…

– Что «ну и…»? Что в таком случае она была бы единственной проституткой-девственницей в Лондоне? Ты это хочешь сказать, Майк? А что, вот такая необычная идея. В наши развращенные времена это было бы весьма пикантно. Я с ходу могу придумать целую уйму возможностей, но не хотелось бы вгонять тебя в краску. Ладно, поговорим теперь серьезно.

– А я и был серьезен, – мрачно буркнул Берден, садясь напротив Вексфорда и ставя локти на стол. – Ее убили в понедельник вечером. Сегодня уже воскресенье, а мы до сих пор не выяснили, где она жила. Не слишком-то обнадеживающе.

– Ты не прагматик, а пораженец, Майк. Если мы не узнали ничего о ней по словесному портрету и имени, значит, пойдем другим путем. Отрицательный результат – тоже результат. По крайней мере, мы уже выяснили, что убийство связано с ее «второй» жизнью. Тайная жизнь почти всегда объясняется чем-нибудь незаконным, а следовательно, Рода совершила что-то, что побудило кого-то ее убить.

– Хочешь сказать, что мы должны учитывать эту самую «тайную жизнь», рассматривая те косвенные или вещественные улики, которые у нас имеются?

– Какие еще улики? Орудие убийства не найдено, свидетелей нет, нет даже намека на мотив.

Поколебавшись секунду, Вексфорд добавил:

– Она редко сюда наведывалась, но все-таки пару раз в год бывала. Местные знали ее в лицо, знали, кто она такая. Не думаю, что это тот случай, когда человек, вернувшись в родные края после долгого отсутствия, сталкивается со своим заклятым врагом, если использовать романтические термины. Ее настоящая жизнь, ее работа, интересы, окружение – все это находилось не здесь, все это было там, в Лондоне.

– То есть ты абсолютно исключаешь какую-то местную подоплеку события?

– Да. Я считаю, убийца знал, что она сюда приедет, и проследил за ней, может быть, даже сначала не намереваясь убивать. Он или она приехали из Лондона, потому что с Родой этот человек должен был познакомиться именно там. Так что забудь о местных, Майк. Мы должны все разузнать о лондонской жизни Роды, и у меня есть план. Нам поможет бумажник, который лежал у нее в сумочке.

– Да? Ну, выкладывай, – со вздохом ответил Берден.

– Он у меня здесь, – сказал Вексфорд и вытащил бумажник из ящика стола. – Видишь надпись, вытесненную золотом? «Силк и Уайтбим».

– Вижу. И что? Извини, но мне это ни о чем не говорит.

– А то, что это – магазин кожаных изделий на Джермин-стрит. Бумажник новый, следовательно, если нам повезет, продавец может вспомнить, кто его купил. Я еще утром отправил Лоринга в Лондон. У мисс Комфри на прошлой неделе был день рождения. И если она не сама себе его купила, то, вполне возможно, мы выйдем на человека, который купил его ей в подарок.

– В подарок?! Бумажник в подарок женщине?

– А почему бы нет? Если ей как раз нужен был бумажник? Женщины точно так же носят с собой деньги, как и мужчины. Времена, когда им дарили лишь флакончики духов и брошки, давно миновали, Майк. Женщины теперь тоже считаются людьми, знаешь ли. Sic transit gloria mundi[4]4
  Так проходит земная слава (лат.).


[Закрыть].

– Если ты спросишь меня, то я тебе отвечу, что воскресенье тоже уже прошло, – усмехнулся Берден.

Вексфорд рассмеялся. Его друг и подчиненный никогда не переставал его удивлять.

Глава 6

Стоило Вексфорду войти в дом, как из кухни выглянула Дора, поманила его за собой и плотно прикрыла за ним дверь.

– Сильвия здесь, – прошептала она.

Ничего странного в том, что дочь заехала навестить их в воскресный вечер, не было, и Вексфорд недоуменно спросил:

– И что такого? К чему все эти секреты?

– Она бросила Нила. Ушла из дома после обеда и вот приехала к нам.

– В каком смысле «бросила»? Ты серьезно? Вот так просто взяла и бросила? Вернулась к матушке под крылышко? Не могу в это поверить.

– Дорогой, я не шучу. Судя по всему, они ссорились всю эту неделю, с того самого вечера. Он обещал свозить ее в сентябре в Париж. За детьми присмотрела бы его сестра. А потом сказал, что ничего не получится, так как ему надо ехать по делам в Швецию. В результате Сильвия заявила, что не может больше целыми днями торчать дома с детьми и что они должны, наконец, взять няню, чтобы она имела возможность выходить из дома и поступить на какие-нибудь курсы. По ее словам, хотя, может, Сильвия и преувеличивает, Нил рявкнул, что не собирается платить кому-то за работу, которую должна выполнять жена, а при нынешней безработице, какие бы курсы она ни закончила, все равно работу потом не найдет. Последовала дискуссия о роли мужчин и женщин в браке, о том, что последним приходится жертвовать собой, в общем, ты можешь себе представить. Сегодня утром Сильвия объявила Нилу, что если для него она всего лишь няня и домработница, то с таким же успехом она может исполнять эти роли и в родительском доме. Ну вот, она здесь.

– Где она сейчас?

– В гостиной, а Робин с Беном играют в саду. Не знаю, поняли ли мальчики, что произошло. Дорогой, только не ругайся с ней, пожалуйста.

– Когда это я ругался с детьми? Скорей уж был чересчур покладист, позволяя делать все, что заблагорассудится. Я должен был воспротивиться еще тогда, когда она собиралась выскочить замуж в восемнадцать лет.

Зашли в комнату. Сильвия стояла спиной к ним. Она повернулась и сказала:

– Привет, пап.

– Плохо дело, Сильвия.

Вексфорд души не чаял в обеих своих дочерях, но его любимицей была Шейла, их младшая. Она сделала карьеру, однако, несмотря на все трудности, осталась доброй и славной девочкой. Она была очень похожа на отца, но хотя Вексфорда никто в здравом уме не назвал бы красивым, Шейлу красавицей признавали все. Что до Сильвии, то ее строгие, классические черты лица напоминали о бабушке по материнской линии, а величественная осанка наводила на мысль о профилях на английских монетах времен королевы Виктории. Сильвия вела спокойную и застрахованную от опасностей большого мира жизнь в своем родном городке. Шейла сразу бы подбежала к отцу, обняла бы его и назвала папочкой, а старшая дочь просто стояла с трагическим выражением лица, опершись белой рукой о каминную полку, напоминая мраморную статую.

– Понимаю, ты не слишком рад меня видеть, папа, – произнесла она. – Но мне некуда больше идти. Я постараюсь как можно быстрее найти работу и какое-нибудь жилье себе и мальчикам.

– Не говори со мной таким тоном, Сильвия. Пожалуйста, не надо. Это твой дом. Или я чем-то обидел тебя, что ты так со мной разговариваешь?

Она даже не шевельнулась, только на глазах появились слезы и медленно потекли по щекам. Вексфорд подошел к ней и обнял. Он и сам с трудом мог вспомнить, когда вот так обнимал дочь в последний раз. Наверное, много лет назад, еще до ее замужества. В итоге она смягчилась и обняла его в ответ, да так крепко, что у Реджа перехватило дыхание. Она всхлипывала на его плече, а он прижимал ее, бормоча слова утешения этой беглой нимфе пяти футов ростом. Он говорил ей те же слова, что и двадцать лет назад, когда она падала и разбивала коленки.

К вечеру понедельника расследование так и не сдвинулось с мертвой точки. Телефоны продолжали звонить, но чем дальше, тем ненормальнее оказывались звонившие. Ни в одной газете, журнале или пресс-агентстве не знали Роду Комфри ни как штатного корреспондента, ни как внештатного. Она не была даже членом Национального союза журналистов. Констебль Лоринг ранним поездом уехал в Лондон, чтобы посетить магазин на Джермин-стрит.

Мысли о домашних неурядицах и вынужденное ожидание настолько раздражали Вексфорда, что он жалел, что не отправился в Лондон лично. Дочь он любил, но заставить себя ей сочувствовать не мог. Робину и Бену сказали, что папа уехал по делам, поэтому они с мамой пока поживут здесь, и если маленький Бен принял объяснение без вопросов, то Робин был достаточно большим, чтобы понимать, что происходит на самом деле. Несомненно, он не раз становился свидетелем ссор между родителями и слышал, что, если бы не он с братом, мама могла бы вести куда более интересную и насыщенную жизнь. Теперь мальчик с потерянным видом слонялся по дому. Если бы они разыскали этого «дядюшку Крыса», возможно, это отвлекло бы ребенка от грустных мыслей, но чертово животное никак не попадалось им на глаза.

Сам Нил тоже до сих пор не объявился. Вексфорд был уверен, что зять навестит их хотя бы для того, чтобы продолжить ссору и взаимные обвинения, но тот так и не показался, даже по телефону не позвонил. Сильвия, утверждавшая, что не хочет его больше видеть, явно хандрила из-за его отсутствия и даже принялась обвинять родителей в том, что они разрешили ей выйти за Нила замуж. Дора провела бессонную ночь, в результате Вексфорд тоже не смог заснуть еще и потому, что дом был маленький, и он все время слышал шаги Сильвии, расхаживающей туда-сюда по своей комнате.

Лоринг вернулся в двенадцать, то есть настолько рано, насколько было возможно. Вексфорд даже пожалел об этом, потому что не мог сорвать злость на излишне расторопном констебле. Дальше так продолжаться не могло, поэтому ему пришлось взять себя в руки и как можно дружелюбнее спросить:

– Ну, как съездили, Лоринг? Разузнали что-нибудь?

– В каком-то смысле, сэр. Бумажник они сразу опознали. Эту модель больше не выпускают, у них оставался последний экземпляр. Его купили в четверг четвертого августа.

– И чего вы скромничали, констебль? Черт возьми, наконец-то хоть что-то сдвинулось с места!

Лоринг выглядел довольным, хотя и сомневался, что в полной мере заслужил похвалу.

– Бумажник приобрела не Рода, – торопливо добавил он, – это был мужчина, тип по имени Гренвиль Уэст. Он их постоянный клиент, все время покупает у них в магазине всякие штуковины.

– Адрес взяли?

– Лондон, улица Зеленых Вязов, дом 22. Это в Кенбурне.

Вексфорд не был большим специалистом по лондонской топографии, но район Кенбурн-Вейл знал хорошо. Перед глазами сразу же возникла улица, располагавшаяся в миле от большого кладбища. Он представил пол-акра зеленой травы и, собственно, растущие там вязы, белую ограду, ряд домов времен короля Георга, на первых этажах которых в основном располагались лавочки и магазинчики. Довольно уютное местечко, настоящий зеленый оазис среди убогих окрестностей Кенбурна.

Это было настоящей удачей, что с таким трудом найденный свидетель оказался именно из тех мест. Вексфорд не сомневался, что в расследовании ему поможет племянник, сын покойной сестры, суперинтендант тамошнего отдела уголовного розыска Говард Форчун. Правда, сейчас он находился в отпуске на Канарских островах, но это ничего не значило: многие его люди отлично знали Вексфорда и были его добрыми приятелями.

Где-то около двух они со Стивенсом, его водителем, отправились в Лондон. Вексфорд расслабился, к нему возвращалась уверенность в себе. Сильвия и ее семейные проблемы на некоторое время отошли на второй план. Его возбуждала открывающаяся перспектива расследования. Наконец Стивенс затормозил перед полицейским участком Кенбурн-Вейла.

– Инспектор Бейкер на месте?

Забавно, но если бы несколько лет назад кто-нибудь сказал Вексфорду, что он станет искать встречи с Бейкером, инспектор бы расхохотался такому в лицо. В период, когда он, выздоравливая от тромбоза, поселился в доме Говарда и Дениз, Бейкер продемонстрировал себя далеко не с лучшей стороны. Нет, он, конечно, помог в расследовании дела об убийстве на кладбище. Хотя даже Говард, положа руку на сердце, вряд ли использовал бы формулировку «помощь», поскольку дело полностью, от начала и до конца, было раскрыто его дядюшкой. Однако именно с тех пор Бейкер зауважал Вексфорда и начал относиться к нему с определенной симпатией. По крайней мере, после того случая он перестал отпускать шуточки насчет деревенских полицейских, не разбирающихся в преступной жизни Лондона.

Бейкер оказался на месте, и через пару минут, миновав выкрашенный в бутылочный цвет коридор, инспектор вошел в кабинет с окнами, выходившими на пивоварню. Увидев его, Бейкер встал и с улыбкой протянул руку.

– Какой приятный сюрприз, Редж!

Со времени их последней встречи прошло почти два года. Бейкер изменился, помолодел и вообще выглядел довольным жизнью, только скрипучий голос с легким акцентом кокни остался прежним.

– Рад видеть тебя, Майкл. Как дела? Слушай, отлично выглядишь! Что нового?

– Ты уже знаешь, что мистер Форчун укатил на Тенерифе? А у нас, слава богу, все тихо-мирно. Твой старый знакомец, сержант Клементс, должен быть где-то здесь, он будет рад тебя видеть. Присаживайся, я только попрошу принести нам чаю.

На столе стояла фотография милой светловолосой женщины. Бейкер перехватил его взгляд.

– Моя жена, – пояснил лондонский полицейский одновременно с гордостью и смущением. – Не знаю, рассказывал ли тебе наш суперинтендант Форчун, что я женился…

На этом месте он чуть запнулся, но потом закончил фразу:

– …снова.

– Поздравляю. Рад за тебя, Майкл.

– Спасибо, Редж. – Из-за неловкости к Бейкеру вернулась его прежняя язвительность. – Но ты ведь не поздравить меня пришел с обретением домашнего уюта, так? Дело в этой Розе, то есть Роде Комфри, я угадал?

– Ты ее знал? – с надеждой спросил Вексфорд. – У тебя имеются какие-нибудь…

– Неужели ты думаешь, что я бы сам тебе не позвонил? Нет, просто прочитал в газетах. Ты, похоже, только об этом деле сейчас и думаешь?

Да если бы, ведь оставалась еще Сильвия, но вслух инспектор произнес:

– Ну да, почти.

Принесли чай, и Вексфорд рассказал Бейкеру о кошельке и Гренвиле Уэсте.

– Знаю я его. Хотя «знаю» – это, пожалуй, громко сказано. Наша местная знаменитость, так сказать. О нем иногда пишут районные газеты. Слушай, неужели ты никогда о нем не слышал? А я-то всегда считал тебя чертовым интеллектуалом.

– Не слышал. А чем он знаменит?

– Да похоже, не так уж он и знаменит, как я думал. Книжки пишет, исторические романы. Сам я его никогда не видел, но один из романов читал. Правда, не мое это. Могу рассказать тебе только то, что знаю из газет. Судя по внешности, ему около сорока лет, брюнет, курит трубку. Видел его фото на обложке. Знаешь те старые дома на улице Вязов? Он живет в одном из них, в квартире над винным баром.

Вежливо отказавшись от дальнейшей помощи, инспектор попросил передать привет сержанту Клементсу и, пообещав потом зайти, покинул участок, направившись по Хай-стрит.

Жаркая погода, столь приятная за городом, из Кенбурна сделала раскаленную печку, в которой сжигали мусор. Висевшая в небе сероватая дымка затмевала солнце. Сначала он удивился тому, что улица оказалась какой-то другой, более широкой и немного голой. Потом заметил пеньки на месте вязов. Похоже, болезнь, поразившая деревья за городом, добралась и до Лондона.

Инспектор пересек зеленую площадку, на которой несколько темнокожих и один белый мальчишка играли в мяч. Навстречу ему попались две длинноволосые индианки в сари. Женщины двигались так важно и неторопливо, словно несли на головах тяжелые кувшины. Винный бар в отличие от других магазинчиков был устроен так, чтобы не испортить элегантный фасад дома. Тусклые золотые буквы над эркером гласили: «Виноградники Вивиана».

У тротуара росло несколько стройных деревьев, а окна домов украшали горшки с цветущими геранями и петуниями. Дом по соседству с баром весь был затянут вьюнком с прекрасными яркими голубыми цветами. Если не смотреть на юг, где висело дымное облако, или на восток, где располагался госпиталь Святого Биддульфа, не принюхиваться к бензиновой вони и гари, могло показаться, что вы попали в Челси или Хэмпстед, а то и в Кингсмаркхэм.

Инспектор несколько раз позвонил в дверь рядом с витриной бара, но ему никто не открыл. Видимо, Гренвиля Уэста не было дома. И что теперь? Часы показывали почти пять, а согласно вывеске на двери бара, тот открывался именно в это время. Инспектор присел на скамейку и стал ждать. Вскоре из-за двери выглянула молодая мулатка, стрельнула глазами туда-сюда и перевернула табличку на двери. Вексфорд вошел следом и оказался в темном помещении, освещенном лишь несколькими лампочками над баром и тусклыми светильниками, сделанными из пузатых итальянских винных бутылок, стоящих на столиках. Коричневые с серебром шторы на окнах не пропускали ни единого луча света. На высоком табурете, под самой яркой из лампочек, сидела давешняя мулатка и листала журнал. Он попросил стакан белого вина и поинтересовался, нельзя ли увидеть хозяина или управляющего.

– Вам нужен Вик?

– Ну да, если именно он ваш начальник.

– Сейчас позову.

Она вернулась с мужчиной лет сорока.

– Виктор Вивиан, чем могу быть полезен?

Вексфорд показал удостоверение и объяснил, в чем дело. Вивиан даже развеселился, тогда как девушка слушала с широко раскрытыми глазами.

– Давайте-ка присядем на скамью, – предложил Вивиан.

В атмосфере бара было что-то от полумрака храма некоего экзотического восточного культа. В самом хозяине, впрочем, не было ничего, что напоминало бы о служителе церкви. Одет он был в джинсы и какую-то странную хламиду, что-то среднее между ветровкой и футболкой с изображением крестьянских девушек, собирающих виноград.

– Ну, в общем, Грена сейчас нет дома. Он укатил в отпуск во Францию. Так, посмотрим, когда это было? А ну, конечно, в прошлое воскресенье. В это время года он всегда ездит во Францию.

– Это ваш дом?

– Да как вам сказать… здание… э-э-э… принадлежит компании «Нотбурн», а я его снимаю с правом субаренды.

Речь Вивиана была щедро пересыпана словами-паразитами, всякими «ну», «э-э-э» и прочими подобными. Вексфорд чувствовал, что его необходимо срочно прервать, иначе он так и будет нести поток бессмысленных словес.

– Вы хорошо его знаете?

– Да, мы с Греном старые друзья, понимаете ли. Дело в том, что он живет здесь уже четырнадцать лет. Грен – прекрасный квартиросъемщик. Я имею в виду, что он сам делает ремонт и вообще рукастый парень. Иметь такого квартиранта очень удобно, знаете ли. Он спускается в бар каждый вечер, а иногда я… э-э-э… захожу к нему пропустить по капельке. В смысле, я хочу сказать, когда все уже закрыто, и… сами понимаете.