Электронная библиотека » Рут Ренделл » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 25 мая 2015, 16:48


Автор книги: Рут Ренделл


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Ты не забыл, что вечером мы идем к Хейшемам? – спросила Пэм.

Алан забыл, но этот вопрос означал всего лишь, что ему пора одеваться. Они не были приглашены на ужин. Никто в Наделе Фиттона не устраивал приемов с трапезой, и «вечерний визит» означал лишь по паре бокалов хереса или виски с содовой на человека, после чего подавали кофе. Но этикет, вероятно сформулированный женщинами, требовал более или менее формальных костюмов. Дик Хейшем, довольно славный человек, вряд ли обиделся бы, приди Алан в старых брюках и свитере, да и сам с радостью не стал бы переодеваться из домашней одежды во что-то другое. Но Пэм заявляла, что нужно надевать спортивную куртку, а когда старая куртка Алана становилась чересчур поношенной, заставляла его купить новую. Чтобы собрать на это денег, она неделями отказывала себе в маленьких удовольствиях: в походах к парикмахеру раз в две недели, в поездке в Стэнтвич два раза в месяц, чтобы посидеть в кафе с сестрой, в сигаретах, которые она выкуривала по пять штук в день, – и так до тех пор, пока не накапливала тридцать шесть фунтов. Это был ужасный, бессмысленный и безумный образ жизни. Но Алан приучил себя к нему, как и ко многим другим вещам, во имя спокойной жизни. Однако он знал: то, что он получил в результате, покоем назвать сложно.

Джиллиан, хотя ее никто не спрашивал, заявила, что идет с Шерон играть в скрэббл[18]18
  Настольная игра, в которой из букв составляются слова (аналог русского «Эрудита»).


[Закрыть]
к девушке по имени Бриджет. Алан подумал, что это весьма удобно: дескать, Бриджет живет в Стоук-Милл в коттедже без телефона.

– Вернись к половине одиннадцатого, хорошо, солнышко? – отозвалась Пэм.

– Конечно, вернусь. Я всегда возвращаюсь вовремя.

Джиллиан так мило улыбнулась сквозь завесу распущенных волос, что Пэм осмелилась попросить ее отодвинуться и не загораживать Папе экран.

– Почему бы ему не пойти и не посмотреть телевизор в собственной комнате? – запротестовала Джиллиан.

Никто ей не ответил. Пэм отправилась в ванную и вернулась оттуда в длинной юбке и блузке с рюшами, с налакированными волосами и блестящими розовыми губами. Алан побрился и переоделся в чистую рубашку и спортивную куртку. В таком виде оба выглядели намного моложе, красивее и счастливее.

Хейшемы жили на Дороге Тюдоров, и Грумбриджи отправились туда пешком. Алану очень хотелось сказать Пэм, что он очень жалеет ее, от всей души сочувствует ей, несчастной и нелепой женщине, которая прожила уже весь жизненный цикл к тому возрасту, когда большинство только начинает подумывать о том, чтобы остепениться. Но он не мог этого сделать – они никогда не нашли бы общего языка. Кроме того, разве он сам не был столь же несчастен и нелеп? Что бы она ответила, выскажи он все то, что так хотел высказать? Посмотри на нас: что мы делаем, одеваясь подобным образом и нанося визиты людям, до которых нам нет никакого дела, а в гостях говорим ни о чем, высказываем приличествующую случаю ложь? Зачем, ради чего?

В доме Хейшемов гости и хозяева разделились на две группы. Мужчины говорили друг с другом, и женщины – друг с другом. Мужчины говорили о работе, о своих машинах, о политической ситуации и о ценах. Женщины говорили о своих детях, о своих домах и о ценах. Примерно через час после прихода Пэм отправилась в ванную и вернулась со свежим слоем помады на губах.

К пятнадцати минутам одиннадцатого всем стало скучно. Но Алану и Пэм пришлось пробыть в гостях еще три четверти часа, иначе Хейшемы подумали бы, что они заскучали или поссорились перед приходом сюда, или волнуются за кого-то из своих детей. Точно в две минуты двенадцатого Пэм спросила:

– Который час?

Она сказала «который час», и это подразумевало, что, должно быть, уже поздно, а вот простое «сколько времени?» могло указывать на то, что время для нее тянется слишком медленно.

– Только что пробило одиннадцать, – ответил Алан.

– Боже мой, я и не думала, что уже так поздно… Нам нужно идти.

Комплекс Золушки, со сроком, смещенным на час, действовал во всем Наделе Фиттона. Вечеринки заканчивались в одиннадцать. Однако не было никакой причины для того, чтобы уходить домой в одиннадцать. Было непонятно, почему нельзя остаться на всю ночь: никто не стал бы скучать по ним и даже не заметил бы, что их нет дома, и никому не повредило бы, если бы на следующий день они проспали до самого обеда. Но они ушли в одиннадцать и через пять минут были дома. Папа уже был в своей комнате, Джиллиан – в ванной. Где был Кристофер, оставалось только гадать. Вряд ли он вернется домой до часу или двух. Это не волновало Пэм.

– С мальчиками все иначе. – Алан слышал, как она объясняла это Гвен Мейнард. – О мальчиках не приходится тревожиться так, как о девочках. Я настаиваю, чтобы моя дочь возвращалась домой к половине одиннадцатого, и она всегда дома к этому времени.

На бортиках ванны после Джиллиан осталась кайма грязной мыльной пены, а на полу – куча влажных полотенец. Она включила в своей спальне панк-рок, и Алан жалел, что ему не хватает храбрости выключить электричество во всем доме одним щелчком рубильника. Он и Пэм лежали в кровати, в залитой ярким лунным светом спальне, и оба притворялись, что не слышат грохота музыки. Наконец шум утих – вероятно, кассета докрутилась до конца, а Джиллиан к тому времени уже заснула.

Полная тишина. Алан, сам не зная почему, вспомнил тот эпизод из книги Мэлори, где Ланселот лежит в постели с королевой и слышит, как под дверь пришли четырнадцать рыцарей.

«Госпожа, не найдется ли здесь, в ваших покоях, каких-нибудь доспехов, чтобы мне прикрыть мое тело?»[19]19
  Т. Мэлори. «Смерть Артура» (пер. И. Берштейн).


[Закрыть]

Мог ли он сам когда-либо проявить подобное безрассудство? Такую гордость и отвагу? Потребуется ли это когда-либо от него? Глаза Пэм были широко открыты. Она смотрела на отблески лунного света на потолке. Алан решил, что надо бы заняться с нею любовью. Они не делали этого уже две недели, а сейчас ночь субботы. Далеко в Стоук-Милл часы на церкви пробили час ночи. Чтобы все обязательно получилось, Алан изо всех сил представлял себе черноволосую девушку, пришедшую в банк, чтобы получить дорожные чеки для поездки в отпуск в Портофино. О чем фантазировала Пэм, он не знал, но был уверен, что о чем-то она все-таки фантазирует. Мысли об этом создавали у Алана странное ощущение, хотя в данный момент он гнал эти мысли прочь. Ему казалось, что в постели находятся не они, а вымышленные ими люди, так что на самом деле это не он занимается любовью с Пэм, а черноволосая девушка занимается любовью с мужчиной, пришедшим снять показания счетчика.

Хлопнула входная дверь – Кристофер вернулся домой и, не стараясь даже ступать потише, протопал вверх по ступеням. «Госпожа, не найдется ли здесь, в ваших покоях, каких-нибудь доспехов?»

Его усталое тело завершило свою работу, и Пэм вздохнула. Это был последний раз, когда он занимался с ней любовью, и, знай он об этом, возможно, приложил бы куда больше усилий.

4

Комната Марти Фостера в Криклвуде располагалась на верхнем, третьем этаже здания. Она была довольно большой, как обычно такие комнаты, и из нее вела дверь в кухню. В комнате было два створчатых окна, выходящих на улицу, и еще одно окошко – в кухне. Марти так и не смог открыть ни одно из этих окон с тех пор, как поселился здесь, да не особо-то и старался. Он спал на двухместном матрасе, брошенном прямо на пол. Еще в комнате были кушетка и раздвижной стол, испещренный белыми кругами от чашек с кипятком и сигаретными подпалинами, а также пара разболтанных стульев эдвардианских времен, и ковер, украшенный розовыми розами и бурыми кофейными пятнами. На окнах висели коричневые хлопчатобумажные занавески, и при попытке их сдвинуть в воздух взлетали целые облака пыли – словно клубы дыма. На кухне находились газовая плита и раковина, еще один раздвижной стол и книжный шкаф, в котором хранились продукты. Никто не прибирался в этом жилье уже несколько лет.

Этот дом одной стеной примыкал к соседнему в ряду однотипных зданий, выстроившихся вдоль улицы, и замыкал их строй. В одной из комнат по соседству с Марти – в той, что смотрела на боковой вход, – жила девушка-ирландка, а другую уже много лет занимал глухой старик по фамилии Грин. Между комнатой ирландки и верхним пролетом лестницы располагался туалет. Полудюжина ступенек вела вниз, к ванной комнате, общей для всех жителей верхнего этажа, а затем основной пролет уходил вниз, на второй этаж, где снимали квартиру рыжеволосая молодая женщина и мужчина, которого она называла «дружок». Первый этаж занимала чета, отсутствовавшая целый день – их никто никогда и не видел. Возле двери ванной комнаты висел телефон-автомат.

В субботу Марти позвонил с этого телефона в контору по прокату машин в южном Лондоне, именуемую «Релиакар ренталс», – идея угнать автомобиль была в итоге отметена. Нельзя ли взять напрокат маленький автофургон – скажем, минивэн – в девять часов утром в понедельник? Ему ответили, что можно, конечно, но не будет ли он добр сообщить свое имя и не принесет ли с собой водительское удостоверение? Марти назвал имя, указанное в удостоверении, которое он держал в руках. Эти права, выписанные на имя некоего Грэма Фрэнсиса Коулмана из Уоллингтона в Суррее, были действительны до 2020 года, и Марти позаимствовал их из кармана куртки, которую ее владелец оставил на заднем сиденье «Аллегро» на парковке кинотеатра. Марти знал, что когда-нибудь это удостоверение ему пригодится. Затем он позвонил в Кенсингтонскую общину и спросил Найджела насчет денег. У того оставалось всего шесть фунтов из тех денег, что он одолжил у своей матери, а его социальное пособие должно было поступить только в среду, но он сделает все, что сможет.

Найджел усвоил хорошее правило: всегда говорить всем одну и ту же ложь, поэтому объявил своим безразличным сотоварищам по жилью, что отбывает в Ньюкасл на пару недель. Никто не сказал «удачной поездки», «пришли нам открытку» или что-нибудь в этом роде. Такое у них было не в обычае. Одна девушка спросила – не против ли Найджел в таком случае, если Саманта на это время займет его комнату? Найджел углядел в этом свой шанс и поинтересовался, не внесет ли она тогда арендную плату. Последовал вялотекущий спор, в результате которого никто не стал сильно возражать, чтобы Найджел взял десять фунтов из жестянки, где жильцы общины держали деньги для уплаты за жилье, свет и тепло, – с условием, что в конце месяца он вернет эти деньги.

С шестнадцатью фунтами в кармане Найджел упаковал большинство своих вещей в рюкзак, который взял у матери Саманты, и в чемодан, который давным-давно позаимствовал у собственной матери. Выйдя из дома, он сел на автобус до Криклвуда. Дом, где жил Марти, стоял на улице между Чичели-роуд и Криклвуд-бродвей и все еще сохранял дух несколько выцветшей респектабельности. Летом большие раскидистые деревья – липы, платаны и каштаны – делали это место прохладным, тенистым и даже слегка таинственным, но сейчас это были просто голые деревья, которые выглядели так, словно на них никогда не росло ни единого листочка и никогда не будет расти. Напротив дома располагалась церковь, и Найджел не видел, чтобы ее когда-либо кто-то посещал, а на углу улицы находилась прачечная, писчебумажный и продуктовый магазин и лавка с деликатесами. Он нажал на кнопку звонка Марти, который был самым верхним в ряду звонков на двери, и Марти спустился вниз, чтобы впустить приятеля.

От него пахло дешевым вином, остатки которого, с чернильно-фиолетовым осадком, плескались в кружке на кухонном столе. Вино – или виски, когда он мог себе это позволить, – были привычным каждодневным напитком для Марти. Он пил их, чтобы утолить жажду, как другие люди пьют чай или воду. Это была одна из причин, по которой он желал денег, – тогда у него будут неограниченные возможности для выпивки. Марти ненавидел пить маленькими порциями, зная, что в его доме нет другой бутылки вина, которую можно будет открыть, как только эта иссякнет.

Он проглотил то, что оставалось в кружке, а потом вытащил из-под груды одежды, сваленной на матрасе, какой-то предмет и протянул его Найджелу. Это оказался маленький, хотя и тяжелый, пистолет со стволом длиною около шести дюймов. Найджел положил палец на спусковой крючок и попытался нажать его. Тот сместился, но едва-едва.

– Сделай милость, не направляй оружие на меня, – попросил Марти. – А если бы оно было заряжено?

– В этом случае ты был бы просто кретином, не так ли? – Найджел повертел пистолет, внимательно рассматривая его. – Тут сбоку надпись по-немецки. «Карл Вальтер, модель ППК, калибр 9 мм, курц». «Курц» значит «короткоствольный». А дальше сказано: «Сделано в З. Германии». – Соблазн покрасоваться оказался для него слишком силен. – Такие штуки можно купить в магазинах для мотоциклистов, я видел их там. Их зовут нестреляющими копиями пистолетов и используют в кино. Стоят они целую кучу денег. Где ты взял бабло на такой ствол?

Марти не собирался рассказывать ему о страховом полисе, который мать открыла для него много лет назад и на котором все это время копились деньги. Он сказал лишь «дай сюда», забрал пистолет и уставился на пару черных чулок, которые Найджел показал ему.

Эти чулки Найджел нашел в груде грязной одежды на полу общей ванной в коммуне. Они принадлежали девушке по имени Сара, которая иногда надевала их, чтобы выглядеть сексуальнее.

– Важен точный расчет времени, – напомнил Найджел. – Мы должны явиться в банк почти точно в час. Оставим машину в переулке на задворках. Когда кошелка пойдет запирать дверь, Грумбридж уже должен будет уйти. Мы натянем чулки на головы, впихнем внутрь кошелку и запрем дверь изнутри за собой.

– Ты не мог бы называть ее просто «девушкой»? Ты же не чичеряка[20]20
  Чичеряка – сленговое именование лица гомосексуальной ориентации.


[Закрыть]
.

Найджел покраснел. Стрела попала в цель. У него не было гомосексуальной ориентации – он вообще не был уверен, есть ли у него сексуальная ориентация, и это доставляло ему страдания. Но особо неприятно было то, что Марти застал его врасплох, употребив незнакомое жаргонное словечко для обозначения мужеложца. Найджел мрачно продолжил:

– Мы заставим ее открыть сейф, а потом свяжем, чтобы она не смогла поднять шум. – Неожиданно ему в голову пришла мысль: – У тебя есть перчатки?

Марти про перчатки забыл, и Найджел выразил свое неодобрение, не стесняясь в выражениях, довольный тем, что снова получил моральное преимущество.

– Да ради бога, – фыркнул он, – этот твой палец способен выдать нас куда больше, чем любые чертовы отпечатки.

Не оскорбившись и даже не обидевшись, Марти взглянул на свою правую руку и пожал плечами, признавая, что Найджел прав. Указательный палец с виду не был отвратительным или даже гротескным, но и приятным это зрелище назвать было трудно. Это был уникальный отличительный признак Марти. Он срезал кусочек верхней фаланги пальца электрической газонокосилкой в садоводческом центре – еще чуть-чуть, и он лишился бы половины ладони, как никогда не уставал напоминать менеджер. Палец теперь был почти на четверть дюйма[21]21
  1 дюйм равен 2,54 см.


[Закрыть]
короче, чем на другой руке, а ноготь, когда отрос, так и остался покореженным и кривым, подобно сердцевине грецкого ореха.

– Добудь две пары перчаток в понедельник утром, когда будешь забирать фургон, – рыкнул Найджел, – а после этого пойди и срежь свои лохмы и бороду.

Марти начал возражать, однако эти возражения призваны были замаскировать его страх. Мысль о том, чтобы изменить внешность, наконец-то донесла до его сознания тот факт, что они действительно намереваются совершить нечто серьезное. Он был изрядно напуган и начал подумывать о том, чтобы увильнуть. Ему не приходило в голову, что Найджел может точно так же бояться, и они храбрились и хвастались друг перед другом весь этот вечер и следующий день. Оба втайне осознавали, что довольно поверхностно «разведали» чилдонское отделение банка «Энглиан-Виктория», что их единственный опыт в грабежах позаимствован из книг и фильмов и что они очень мало знают о системе безопасности этого банка. Но ничто на свете не заставило бы их признаться в этом. Беда была в том, что они недолюбливали друг друга. Марти сдружился с Найджелом потому, что ему льстило, что сын доктора, учившийся в колледже, не против с ним водиться; а Найджел приятельствовал с Марти потому, что ему нужен кто-то более слабый, кто-то, кого можно безнаказанно задирать и на кого можно производить впечатление. Но друг друга эти будущие грабители совершенно не уважали. Каждый мог бы сказать о другом: «Он мой лучший друг, и я его ненавижу».

В эти выходные в мозгу Найджела нераздельно господствовала мысль о том, что он должен взять первенство и руководить происходящим, как это пристало представителю элиты и потомку многих поколений офицеров и медиков – хотя напоказ он презирал всех своих предков. Однако он должен показать этому крестьянину, что такое настоящее главенство. В голове Марти, помимо растущего страха, царила мысль о том, что со своей практической сметкой он должен превзойти и удивить этого аристократического червяка. В воскресенье он взял у Найджела один фунт, чтобы купить бутылку сицилийского вина, страстно желая, чтобы ему хватило выдержки приберечь половину на утро понедельника, когда ему потребуется хотя бы хмельная, но смелость.

Вечером в воскресенье Джойс Калвер отпарила и погладила выходное платье, которое намеревалась надеть следующим вечером. Алан Грумбридж нарушил свое твердое намерение и перечитывал пьесу «Удалой молодец – гордость Запада»[22]22
  Пьеса Джона Миллингтона Синга, написанная в 1907 г.


[Закрыть]
, пока все его семейство, за исключением Джиллиан, смотрело по телевизору документальный фильм о дикой природе Галапагосских островов. Джиллиан сидела в стэнтвичском кинотеатре с тридцатипятилетним продавцом косметики, который обещал подвезти ее домой к половине одиннадцатого и, не зная Джиллиан, сомневался, что по пути между ними что-нибудь будет.

Джон Перфорд, вместе с пятьюдесятью другими поклонниками автомобильного и мотоциклетного спорта, отбыл из Гатвика чартерным авиарейсом; их самолет должен был лететь в Нью-Йорк, а оттуда – в Дейтона-бич во Флориде.

5

За ночь погода испортилась, и утром в понедельник, четвертого марта, лужайки Надела Фиттона были не серебристыми от ночного инея, а серыми и мокрыми от ливня. В обеденном уголке было так темно, что на время завтрака Грумбриджам пришлось включить люминесцентную лампу – ее синеватый потусторонний свет навевал мысли о морге. Уилфред Саммит все развивал свои идеи о захвате армией власти в стране, о введении повсеместно телесных наказаний, о прекращении выплаты социальных пособий и о насильственном выдворении иммигрантов. Кристофер, которому нужно было на работу только к десяти, между переменами блюд (овсяные хлопья, яйца и бекон) раскурил сигарету и выкатил в ответ деду проект собственной утопии: эвтаназия для всех, кому больше шестидесяти лет, и полностью свободные сексуальные отношения для всех, кому меньше тридцати. Джиллиан причесывала волосы над тарелкой с хлопьями и спорила с Пэм, можно ли сделать мелирование на дому. Пэм утверждала, что это работа для профессионального парикмахера. Все вместе они создавали ужасно много назойливого и унылого шума, и Алан задумался, что было бы, если бы в десять часов в банк приехала полиция и сообщила ему, что через пять минут после его ухода взорвался газовый котел в подвале и при взрыве погибла вся его семья. Вероятно, он немного погоревал бы о Пэм и Кристофере.

Алан оставил сэндвичи в машине, потому что в этот день была его очередь ходить на обед. Вместе с пальто Джойс повесила в шкаф вечернее платье. Сегодня ее родители отмечали серебряную свадьбу, и она и Стивен сразу после работы намеревались отправиться на ужин с коктейлями в отель «Толл-Хаус».

– У вас тоже серебряная свадьба через несколько лет, мистер Грумбридж, – сказала Джойс. – Что вы подарите своей жене? Моя мать хотела накидку из серебристого песца, но отец сказал: «Если мы не будем экономить, девочка моя, песец придет к нам всем, но отнюдь не серебристый». Мы все засмеялись. Он всегда такой забавный, мой папа. Он купил для мамы серебряный браслет, знаете, такой, скромный, но изящный.

Алан не мог представить, каким образом один браслет может быть более скромным, чем другие, но спрашивать не стал. В понедельник утром в банке было много клиентов. Первым зашел П. Ричардсон. Он спросил два портрета Флоренс Найтингейл[23]23
  Флоренс Найтингейл (1820–1910) – сестра милосердия и общественный деятель Великобритании. Получила известность во время Крымской войны.


[Закрыть]
и фыркнул на Алана, который не сразу сообразил, что тот имел в виду десятифунтовые банкноты.


Марти показал водительское удостоверение Грэма Коулмана девушке из «Релиакар Ренталс» в Кройдоне и сказал, что ему двадцать четыре года. Она сообщила, что требуется залог в десять фунтов и что сумма за прокат будет рассчитана завтра, когда станет известно, сколько миль он проехал на взятой напрокат машине. Если он вернет машину после шести часов вечера, то, пожалуйста, пусть оставит ее на площадке и положит ключи в почтовый ящик «Релиакара».

Марти отдал деньги и сказал «да» на все ее уведомления. Минивэн был белым и чистым, регистрационные номера выданы всего год назад. Проехав несколько миль, Марти припарковал фургон возле парикмахерской, зашел и попросил подстричь ему волосы и сбрить растительность с лица. Он не видел свою физиономию в зеркале по-настоящему вот уже три года и уже забыл, какой у него маленький подбородок и впалые щеки. Бритье отнюдь не улучшило его внешность, хотя парикмахер утверждал обратное. В любом случае девушка из «Релиакара» сейчас не узнала бы Марти – да что там, его не узнала бы родная мать.

Ему надо было сделать или купить что-то еще, но он не мог вспомнить, что именно, поэтому просто поехал забрать Найджела. Проехал по мосту Бэттерси, через Кенсингтон, Кенсал-Райз и Уиллесден в Криклвуд, где Найджел ждал его на Чичели-роуд.

– Боже, ну ты и урод, – заметил подельник. – Ты похож на одного из этих типов, которые ходят и вопят «харе Кришна».

Марти был хорошим водителем. Ему приходилось зарабатывать этим на жизнь, в то время как опыт Найджела ограничивался тем, что он время от времени брал отцовский «Триумф» с автоматикой, но никогда не водил машину с обычным механическим переключением передач. К тому же он не очень хорошо знал Лондон, однако это не помешало ему указать Марти на то, что нужно ехать по Северной окружной дороге. Марти и так уже решил выбрать этот путь. Но он не собирался допускать, чтобы кто-то на него давил – ну уж нет! – и чтобы показать свою компетенцию, поехал куда более длинной и трудной дорогой через Хемпстед-Хит, Хайгейт, Тоттенхэм и Уолтемстоу. Поэтому было уже изрядно больше одиннадцати часов, когда они выехали из Лондона и добрались до Брентвуда.

Когда они ехали по Челмсфордскому объездному шоссе, Найджел сказал:

– Ствол в порядке, чулки у нас есть. Бабло можно запихнуть в этот пакет. Покажи-ка мне перчатки.

Марти выругался.

– Я так и знал, что что-то забыл.

Найджел готов был ударить его, когда осознал, что все это время Марти вел машину без перчаток и что сам он тоже трогал голыми руками дверцы, приборную панель и оконные фиксаторы, но сказал только:

– Надо остановиться в Колчестере, купить перчатки и протереть всю машину изнутри.

– Некогда останавливаться, – возразил Марти. – Уже полдвенадцатого.

– Придется, болван! Мы не задержались бы до половины двенадцатого, если бы ты не поехал кружным путем.

Двадцать три мили от Челмсфорда до Колчестера Марти проделал за двадцать минут, выжимая все возможное из двигателя минивэна. Но уличных парковок в Колчестере практически не было – этот город с его узкими извилистыми улочками вполне оправдывал звание старейшего города, отмеченного в летописях Англии. В конце концов им пришлось заехать на многоэтажную крытую парковку, найти свободное место на третьем уровне, а потом пойти искать магазинчик «Вулворт»[24]24
  Международная сеть розничной торговли.


[Закрыть]
.

Когда были куплены перчатки – шерстяные, потому что деньги были на исходе, – парни обнаружили, что им нечем протереть салон автомобиля. Ни у одного из них не нашлось носового платка, поэтому Найджелу пришлось снять один носок. Пошел дождь, хотя в Лондоне, когда они выезжали, было совершенно сухо.

– Уже двадцать минут первого, – заметил Марти. – Мы ни за что не успеем. Лучше перенести это дело на среду.

– Ты, безмозглый кретин! – рявкнул Найджел. – Не выводи меня из себя, понял? Как мы перенесем это на среду? Где мы тогда возьмем машину? Просто рули дальше и не ной у меня над ухом все время, черт бы тебя побрал!

Узкие дороги между Колчестером и Чилдоном не способствовали езде на скорости семьдесят миль в час, но Марти, твердо держа руль руками, затянутыми в зеленые вязаные перчатки, все же ухитрился это сделать. Они поставили минивэн в переулке за банком, у самой каменной стены. Найджел вышел и подкрался к пролому в стене – и немедленно был вознагражден.

Мужчина средних лет, худощавый, но уже с наметившимся брюшком, с гладко прилизанными волосами, вышел из задней двери здания и сел в машину, стоящую во дворике.


Получасом ранее миссис Берроуз пришла в банк с чеком на двенадцать тысяч фунтов, выписанным на счет адвокатской фирмы. Она не объяснила его происхождение, но ее манера держаться была еще более высокомерной, чем обычно. Алан предположил, что это наследство, и посоветовал ей не класть эти деньги на депозит, а открыть новый счет по накопительной схеме банка «Энглиан-Виктория», приносящей более высокие проценты. Миссис Берроуз оскорбленно заявила, что не может решать подобные вопросы, не посоветовавшись с мужем. Она позвонит ему в офис и вернется в банк в два часа.

Мысль о том, что миссис Берроуз, живущая в огромном доме под Чилдоном, ездящая на автомобиле «Скимитар» и носящая норковую шубу, стала еще богаче, повергла Алана в такую депрессию, что он нарушил взятый им зарок и достал из сейфа три тысячи фунтов, пока Джойс была занята обсуждением цен на говядину с мистером Уолфордом. Странно было думать – и тем не менее эта мысль часто посещала Алана, – что это всего лишь бумажки с портретами королевы, покойного премьер-министра и знаменитой сестры милосердия. Но эти бумажки могли сделать так много, купить так много: счастье, свободу, покой и тишину. Он разорвал пополам одну банкноту с портретом Флоренс Найтингейл, просто чтобы ощутить, каково это, но потом пришлось склеивать ее прозрачным скотчем.

Он слышал, как ушел мистер Уолфорд. Теперь в банке больше никого не осталось, часы показывали без десяти час. Джойс вполне могла зайти в его кабинет, поэтому Алан убрал деньги в ящик стола и зашел в туалет, где стоял умывальник, – там можно было смыть с рук денежную грязь. Похоже, дождь только усилился, но Алан все равно собирался поехать на Чилдонский Выгон, где расцветали первые примулы и ветреницы.

Джойс прибирала свое рабочее место за кассой.

– Мистер Грумбридж, а правильно ли это? Мистер Уолфорд заполнил корешок квитанции и сделал копию для банка. Я никогда такого не замечала. Может, позвонить ему и сказать?..

Алан взглянул на корешок в платежной книжке.

– Нет, все нормально. Все хорошо, лишь бы заполнено было разборчиво, а оно так и есть. Я поехал на обед, Джойс.

– Не промокните там, – сказала она. – Льет как из ведра. И темно, словно вечером.

Алан подумал, предполагает ли она, куда он собирается ехать. Вряд ли она считает, что он ездит на машине в «Герб Чилдона». Но, возможно, она даже не замечает, уезжает ли он на обед на машине или уходит пешком. Алан вышел, задняя дверь автоматически закрылась за ним. Он уселся на водительское место – и вспомнил, что три тысячи фунтов так и остались лежать в ящике его стола.

Джойс не станет открывать ящик. Но мысль о том, что деньги лежат там, а не в сейфе, где им надлежит находиться, была способна отравить ему весь покой и уединение Чилдонского Выгона. В конце концов, Джойс знала его шифр для сейфа, если запомнила, – точно так же, как он знал ее сочетание цифр. Лучше положить деньги туда. Алан вернулся в свой кабинет, прикрыл – но не до конца – дверь, ведущую в банк, и тихонько открыл ящик стола.


В то время, как он это делал, пробил час дня. Джойс вышла из-за металлической решетки, пересекла банковский зал – и лицом к лицу столкнулась с Марти Фостером и Найджелом Таксби. Они стояли между открытой дубовой дверью и закрытой стеклянной, пытаясь натянуть на головы черные нейлоновые чулки. Они не осмелились сделать это до того, как вошли в дверь, они прежде не отрабатывали это действие, а чулки были мокрыми, потому что по пути от машины до банка обоих грабителей нещадно поливал холодный мартовский дождь.

Джойс не закричала. Она лишь издала хриплый возглас и отпрянула к стеклянной двери, намереваясь запереть ее.

Найджел готов был развернуться и броситься бежать, потому что чулок был натянут лишь на его макушку, словно некий гротескный колпак. Но Марти бросил свой чулок на пол и резко распахнул дверь, заставив Джойс отшатнуться. Он схватил девушку, зажал ей рот ладонью, а второй рукой приставил ей к боку пистолет и велел заткнуться, иначе он ее убьет.

Найджел медленно последовал за приятелем. «Она уже видела наши лица, – думал он, – она видела нас». Но он закрыл за собой дубовую дверь, запер ее на замок и заложил щеколдой. Затем закрыл и запер стеклянную дверь, подошел и встал перед Джойс. Марти отнял ладонь от ее рта, но так и держал пистолет приставленным к ее боку. Девушка молча глядела на них, лицо ее было невероятно бледным. Смотрела она так, словно изучала, как они выглядят.


Из своего кабинета Алан Грумбридж слышал, как вскрикнула Джойс, и отчетливо разобрал угрожающие слова Марти. Он сразу понял, что происходит, и у него перехватило дыхание, когда он вспомнил тот разговор с Уилфредом Саммитом в прошлую среду. Невольно Алан крепко стиснул в руках ворох банкнот – три тысячи фунтов.

Банк «Энглиан-Виктория» предписывал своему персоналу не оказывать сопротивление. Если была возможность, следовало нажать ногой одну из «тревожных кнопок». Эти кнопки были связаны по прямой линии с полицейским участком в Стэнтвиче – при нажатии там начинала выть сирена и мигать красные тревожные огни. Если сотрудники не могли дотянуться до кнопки – а в данном случае для Джойс это было, видимо, невозможно, – они должны были выполнять все требования грабителей. По одной «тревожной кнопке» располагалось под каждой из касс, и еще одна – под рабочим столом Алана. Он отвел назад правую ногу и занес пятку над кнопкой, готовясь нажать ее, но тут услышал, как мужской голос произнес:

– Мы знаем, что ты тут сейчас одна. Мы видели, как менеджер ушел.

Где он слышал этот голос раньше – эту занятную и уродливую смесь кокни и саффолкского наречия? Алан был уверен, что слышал, к тому же недавно. Это был очень запоминающийся акцент – сочетание растянутых гласных с невнятными или выпадающими согласными было необычным. Он слышал это здесь, в банке? Или во время поездки по магазинам? Потом смысл слов дошел до Алана, и он отвел ногу от кнопки. Они думают, что он уехал, – должно быть, видели, как он садится в машину. Алан мог сейчас нажать кнопку, и они не имели бы ни малейшего понятия, что он это сделал, а кроме того, если он будет вести себя по-умному, то сможет сберечь банку три тысячи фунтов. А может быть, и все имеющиеся в отделении деньги – если только вспомнит, кому принадлежит этот странный голос.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации