Текст книги "Клуб разбитых сердец"

Глава 7

Едва переступив порог роскошно обставленной приемной Арнольда Уотерфорда, Глори почувствовала себя не в своей тарелке и так и не смогла избавиться от этого ощущения. Хотя никто из уже находившихся там женщин не обратил на нее внимания, по крайней мере сначала, она была уверена, что в душе они подсмеиваются, как это ей хватило наглости обратиться к такому знаменитому адвокату. Потому с таким трудом и скрыла она удивление, когда выяснилось, что приглашение Дженис пообедать вместе распространяется и на нее.

Именно это удивление, а также природное любопытство заставили ее присоединиться к компании. Но к тому времени, как они добрались до места назначения – это было побитое временем здание из мрамора и гранита в двух кварталах от адвокатской конторы, – Глори уже спрашивала себя, а что, собственно, ей здесь нужно. Впрочем, даже и сейчас можно было бы найти какой-нибудь предлог и удалиться, если бы не всегдашнее упрямство.

– Упряма, как косоглазый мул, – говаривала в таких случаях бабка, которая перебралась в Калифорнию из Арканзаса в годы Великой депрессии.

– Тупица чертова, – подхватывала мать, и если Глори не отскакивала вовремя, то для убедительности следовала увесистая оплеуха.

Именно упрямство позволило Глори вопреки всем обстоятельствам поступить в престижную, почти на уровне колледжа, школу, чем она втайне гордилась. Будь у нее в голове такая же труха, как у сестер, она до сих пор глотала бы дерьмо, которым ее потчевал Бадди. Но вместе с тем из того же самого упрямства Глори заставила Бадди жениться, когда выяснилось, что она беременна.

Не то чтобы он потерял к ней интерес, когда она сказала ему, что ждет ребенка, – как бешеный, набрасывался, едва случай подворачивался. Но это не мешало ему уговаривать ее сделать аборт, а когда Глори заявила, что ни за что не станет убийцей собственного ребенка, попытался было заставить подписать договор с одним из тех учреждений, что находят для нежеланных младенцев приемных родителей.

Ко всему прочему он непрестанно пилил ее, что надо же, мол, быть такой идиоткой, чтобы не предохраняться, а когда она говорила, что ребенка делают двое и что можно было бы пользоваться презервативом, он только плечами пожимал – О таких вещах должны думать девушки. Однажды она взорвалась и пригрозила судом, который докажет, что отец – он.

Скандал мог получиться изрядный, поскольку в контракте, который Бадди подписал со спортивным клубом, был специальный пункт, касающийся нравственности, так что в конце концов Бадди пришлось сдаться и жениться на ней.

– Короче, во всей этой чертовой истории она виновата ничуть не меньше, чем он. Впрочем, теперь это прошлогодний снег. Ребенок родился мертвым, а Глори получила урок. В следующий раз, когда всерьез придется иметь дело с мужчиной, головой будет думать, а не задницей.

Ну а пока она ни за что не позволит этой компании чопорных дам вывести ее из себя. Глори с удовольствием припомнила, как быстро поставила секретаршу на место. Да, это ей тоже дано от рождения. Славненькая – так отзывался о ней один из учителей. Двуличная – так говорили в семье, может, потому, что она уже давно оставила всякие попытки быть славной с домашними.

Но посторонних она всегда могла очаровать, если хотела.

Собственно, доказала это Глори еще в школе, когда ее избрали самой популярной ученицей второго года обучения. Избрали, между прочим, те же мальчишки и девчонки, что всего год назад так безжалостно потешались над ней. Только сама Глори знала, чего стоит постоянно улыбаться, шутить и прикидываться, будто не слышишь и не видишь, как издеваются над твоим костюмом, рыжими волосами и манерой говорить.

И уж коль скоро она приняла это приглашение на обед, надо пройти этот путь до конца. А там, чем черт не шутит, может, и польза какая-нибудь будет.

Вслед за другими Глори прошла через тяжелую дверь со скромной медной табличкой «Университетский клуб»; дверь была такая старая, что вся ее лакированная поверхность покрылась паутиной крохотных трещинок. Оглядывая гигантский полуосвещенный вестибюль, Глори вновь испытала сильное желание повернуться и уйти.

Снаружи университетский клуб ничем не отличался от тысячи других подобных ему зданий, построенных еще до землетрясения, обыкновенный камень, разве что мрамора много да и в состоянии не лучшем пребывает. Но изнутри, ничего не скажешь, настоящий класс. Да, «класс» – самое точное слово.

Пусть медные ручки потерты, а коричневая кожа на диванах и стульях поцарапана, но выцветшие ковры – настоящий Восток, а картины маслом, развешанные на стенах, старинные, как в музее Де Янга.

Столики в ресторане, примыкавшем прямо к вестибюлю, были покрыты белоснежными, из чистого льна, скатертями, приборы из серебра с орнаментом, в вазах свежие цветы, а на пожилых официантах гладко отутюженные сюртуки: все в точности подпадает под определение «Класс». Именно – с большой буквы.

Когда-нибудь у Глори самой все это будет, потому она так внимательно и разглядывала всех этих дам. Ту, что звали Ариэль, с длинными развевающимися волосами, в помятом и слишком свободном платье, Глори сразу отвергла. Ничего особенного, тринадцать на дюжину. Но что касается блондинки – Шанель, как там ее – Боже мой, чего бы только Глори не дала, чтобы выглядеть так же!

Две оставшиеся, Дженис и Стефани, особо сильного впечатления на нее не произвели. По дороге они вспоминали какой-то концерт, на котором оказались вместе, не то чтобы отсекая тем самым остальных, но и не приглашая к беседе.

Правда, Дженис, жена профессора, тоже выглядела стильно, хотя и иначе, чем Шанель. Интересно, сколько могут стоить эти юбка-шотландка и вязаный берет? Ну и, наконец, Стефани. Пожалуй, из всех она самая миловидная, но прическа – точь-в-точь, как в студенческом ежегоднике издания 1970 года, а костюм, как у матроны. Вот именно. Как у матроны – точное слово.

Удивительно, что Шанель выказывает такое расположение к Ариэль. Еще по дороге к столику стало очевидно, как ей хочется разговорить ее и как трудно это ей дается. Пусть спросит у Глори, она сразу же сказала бы, что ничего и не получится, разве не видно, что с бедняжкой что-то не так – то ли она в прострации, то ли транквилизаторов наглоталась.

Подошел официант, на вид не менее старинный, чем само здание. Глори вслед за Шанель заказала салат, но в отличие от нее попросила приправу. Может, еда эта и благородная, и утонченная, и какая хотите, но без майонеза или какой-нибудь еще приправы на вкус – просто дерьмо.

Глори так и подпрыгнула от удивления, когда Шанель, оставив тщетные попытки вывести из полусонного состояния Ариэль повернулась к ней:

– Как видите, я слежу за калориями.

– Вижу и не понимаю, к чему вам это, – откликнулась Глори. – Полнота вам вроде не грозит. Что до меня, то все то, что попадает в рот, прямиком откладывается в бедрах. Боюсь, к сорока я буду похожа на бочонок.

– Отчего бы вам не заняться упражнениями? – вступила в разговор профессорская жена. – От сладкого я отказаться не могу, вот и приходится ходить в гимнастический зал три раза в неделю. Я подсчитала: если освободиться от пятисот калорий, можно смело есть на ужин десерт.

Не зная, надо ли расхохотаться, либо лучше оставаться серьезной, Глори ограничилась улыбкой.

– Мне нравится ваше имя, оно такое необычное, – продолжала Дженис. – Мое меня никогда не вдохновляло, неподходящее какое-то. «Дженис» ассоциируется с оборочками да бантиками, а все это я ненавижу. – Дженис замолчала на полуслове, подошел официант с заказанной ею бутылкой шабли.

Глори бросила на нее подозрительный взгляд. Да что, черт возьми, происходит с этой женщиной? Замечание насчет оборок в высшей степени неуместно: у Ариэль вокруг шеи и запястий больше оборок, чем у жабы бородавок. А сейчас у этой бедняги вид такой, будто ей хочется залезть под стол.

– Ну а мне мое имя вовсе не по душе, – сухо заметила Глори. – Морнинг Глори Брауни – бред какой-то. Не иначе моей старушке добрая бутылка понадобилась, чтобы додуматься до такого.

– А я своим именем довольна. Моя мать работала у Шанель. – Поймав непонимающий взгляд Глори, она пояснила:

– Ну знаете, Коко Шанель, модельерша. По-моему, в этом имени что-то есть.

– А меня назвали в честь тетки, – сказала Стефани. – Она удачно вышла замуж, и мои родители решили, что, может, тетушка завещает наследство тезке… – Стефани умолкла и покачала головой. – Что это я разболталась, ведь я никому, даже Дэвиду, этого раньше не говорила.

К удивлению Глори, глаза ее заблестели, хоть голос оставался совершенно ровным. Она изо всех сил принялась тереть веки, но все равно слезинки скатывались одна за другой.

– Извините, – хрипло сказала она. – Наверное, я выгляжу полной идиоткой.

– Ну и что? – отрывисто бросила Шанель. – Все равно мы тут друг друга совершенно не знаем, как говорится, синдром случайного попутчика. На мой взгляд, это куда лучше, чем утомлять долгими воспоминаниями друзей.

– Совершенно верно, – кивнула Дженис. – Нам всем бывает нужно время от времени излить душу кому-нибудь постороннему. Наверное, поэтому так популярны сделались группы доверия.

Она замолчала, словно ожидая ответной реплики, затем продолжила:

– Знаете, вот что Мне только что пришло в голову. Мы ведь все в одной лодке, верно? И нам всем не терпится покончить со старой жизнью. Так почему бы нам не…

– Полагаю, вы хотели предложить, чтобы все мы объединились и образовали группу поддержки, так? – спросила Шанель. – Действительно, смелая идея. Кажется, такие группы обычно возглавляет психолог или опытный консультант. А что нам мешает, – она снова остановилась взглядом на Ариэль, – время от времени встречаться за обедом? Терять-то нечего.

– Вы хотите сказать, встречаться и рассказывать друг другу, отчего не задалась семейная жизнь? – У Стефани собрались морщины на лбу. – Нет, это не для меня. Слишком тяжело.

По всему ее телу пробежала дрожь; она зябко поежилась, словно в зале было слишком холодно. Что-то ее гнетет, подумала Глори, искоса поглядывая на соседку. Совсем, наверное, до края дошла, вон как дрожит при одной мысли о том, что вслух придется рассказывать.

Ну а она сама? Неужели ей и впрямь хочется докладывать этим дамам, что Бадди ее поколачивал? Пожалуй, для такой рафинированной публики это будет слишком. С другой стороны, как еще сблизиться с дамами, подобными Шанель? Если ей и впрямь нужен образец, то другого шанса может и не представиться.

– Что вы, собственно, имеете в виду? – Шанель повернулась к Дженис.

– Ну, можно было бы встречаться здесь, скажем, раз в месяц, – возбужденно заговорила Дженис, и Глори вновь насторожилась. – Уверена, что мне удастся заполучить для наших свиданий солярий. Это славная комнатка, и такая уединенная.

– Раз в месяц мне, наверное, подходит, – сказала Стефани. – Правда, мне придется поискать работу, и не знаю пока, сколько дней в неделю я буду занята и в какие часы.

Шанель смерила ее долгим взглядом:

– Надо полагать, вам известны законы этого штата.

Я слышала, как вы говорили Дженис, что ваш муж – специалист по гражданскому праву. Надеюсь, вы не позволите ему облапошить вас.

– От Дэвида мне нужны только алименты, – напряженно проговорила Стефани.

Шанель поджала губы, словно ей было нанесено личное оскорбление. Не дав ей ответить, Ариэль спросила:

– А сколько у вас детей, Стефани?

– Двое мальчиков. Им по четырнадцать, они близнецы.

Мы… то есть я очень горжусь ими.

– Счастливая вы, – робко улыбнулась Ариэль.

– В этом смысле – да. – Под глазами у Стефани залегли глубокие тени. Что-то ее по-настоящему гложет, снова подумала Глори. Интересно, что именно? Может, хоть муж у нее юрист и все такое, ее тоже поколачивают дома?

Стараясь отвлечься от Стефани, которая, казалось, в любой момент готова разрыдаться, Глори повернулась к Шанель:

– Вы вроде говорили, что это у вас не первый развод, так что все, наверное, знаете… ну, как бы это сказать, про законы и так далее.

– Знаю достаточно, чтобы не дать мужу так легко сорваться с крючка. – Шанель все еще не отводила взгляда от Стефани. – Отец потратил кучу денег, чтобы я могла избавиться от первого мужа. Сейчас все будет по-другому. С протянутой рукой я больше не пойду. – Она весело улыбнулась Ариэль. – И вы тоже, коль скоро ваш адвокат Арнольд Уотерфорд.

Ариэль не ответила на ее улыбку, продолжала сидеть, не отрывая взгляда от наполовину осушенного бокала.

– Я мало что знаю о мистере Уотерфорде, мы всего лишь пару раз разговаривали по телефону. Его рекомендовал мне кузен. А развода, собственно, хочу не я, а Алекс.

– О, извините, ради Бога, – вполне искренне, казалось, сказала Шанель. Она перегнулась через стол и погладила Ариэль по плечу – жест абсолютно не в стиле этой женщины.

Что же все-таки ей надо? – подумала Глори. Чего она так привязалась к Ариэль?

– Все вышло так внезапно, – почти беззвучно прошептала Ариэль. – А я ведь так старалась, чтобы все было хорошо. Поэтому меня прямо как обухом по голове ударило, когда Алекс потребовал развода.

– А в чем дело, он хоть объяснил? – спросила Дженис.

– Он просто сказал, что я ему надоела. Ну и еще… еще он сказал, что я слишком много пью, но это не правда. Верно, перед едой я выпиваю стакан вина, но я вовсе не алкоголичка.

– Слушайте, Ариэль, не стоит затевать с ним свару, – заявила Шанель. – Если он хочет развода, дайте ему развод.

Но уж возьмите с него по полной программе – дом, мебель…

– Дом и мебель – мои. – Ариэль провела платком по ресницам. А платочек-то классный, отметила Глори, сплошные кружева. Ясно, что стиркой Ариэль занимается не сама.

Вероятно, она куда богаче, чем можно судить по этому мешковатому платью. Глори быстро оценила взглядом часики, камею и кольцо, которые Ариэль вертела на пальце. Все по высшему разряду – настоящее золото, а в бриллианте не меньше двух каратов. Так откуда же эта нелепая одежда?

– Вы ведь вроде живете в районе набережной, в этом большом тюдоровском доме с газоном у входа? – спросила Шанель. – Кажется, и Лэйрд живет где-то рядом?

– Да, в самом начале улицы. Но вижу я его редко, только когда он с собакой прогуливается. Мне хотелось бы пригласить его, но Алекс… – Ариэль умолкла.

– Он не любит его?

– Лэйрд как-то сказал ему что-то обидное, а Алекс таких вещей не забывает.

– Ну что ж, после развода никто не мешает вам возобновить отношения с братом.

– Да мы никогда особенно близки и не были, он ведь много старше меня. Когда мы с адвокатом познакомились, я была с Алексом, а Лэйрд там оказался случайно.

– Ясно. – Шанель постучала пальцами по столу. Видно было, что слова Ариэль ее не порадовали.

Принесли заказ, и Глори, которая сегодня даже не позавтракала, набросилась на салат и быстро прикончила его, явно не наевшись. Лишь намазывая маслом второй кусок хлеба, она заметила, что все остальные еще и половины не съели. Чтобы скрыть неловкость, она порылась в сумочке в поисках салфетки.

– «Тамз»? – предложила Дженис.

– Нет, лучше «Клинекс». От горячего кофе у меня прямо течет из носа.

Дженис протянула ей пачку салфеток.

– Знаете, нам тут всем, кажется, не по себе, развод все-таки, а вас, похоже, это ничуть не задевает.

– Ну, о вас тоже не скажешь, что вы слишком переживаете. Между прочим, проблема-то у вас в чем?

– Проблема?

– Ну да, с мужем. Пари держать готова, что тут все дело в компании. Ну, я имею в виду, что вокруг профессоров, знаменитых спортсменов и эстрадников всегда вьется куча девиц.

Меня такие вещи жутко раздражали, когда Бадди играл в бейсбол. Представить себе невозможно, на что они только не шли, лишь бы привлечь его внимание. Впрочем, что я рассказываю – вы ведь и сами не хуже моего знаете, как это бывает.

– Да нет, Джейк… – Дженис слегка запнулась. – Джейк никогда в этом смысле не поощрял своих студенток.

Даже наоборот, специально приводил их домой, чтобы познакомить со мной.

– А может, это у него такая тактика, – ухмыльнулась Шанель.

Как Глори и ожидала, Дженис стала на защиту мужа:

– Джейк совсем не бабник. Он, ну как бы вам сказать, ему нравится быть с людьми. Так что не в этом дело.

– А в чем же? – Глори уже начал наскучивать этот разговор.

– Да сама еще толком не пойму, – напряженно сказала Дженис. – Вот увидимся следующий раз, тогда, может, соберусь с мыслями, и мы потолкуем на эту тему.

– Точно. В следующий раз, – отрубила Глори.

– Почему бы нам не условиться о свиданиях, ну, скажем, по первым субботам каждого месяца? – предложила Дженис, и, вытащив из сумки календарик, быстро пролистала его. – Ближайшая встреча – третьего октября. А если Стефани к тому времени найдет работу и ей в этот день будет неудобно, можно договориться на какой-нибудь другой. А уж я позабочусь, чтобы нашли комнату, где нам никто не помешает. Идет? Вы как, Глори?

Глори заколебалась. И с чего это Дженис надумала исповедоваться друг другу, если сама всячески уходит от разговора о собственных проблемах? Вообще-то говоря, вся эта затея может оказаться ужасным занудством, но с другой стороны, неплохая возможность примазаться к сливкам. И если она хочет – а, видит Бог, она хочет! – переменить свой образ, то такое начало именно то, что ей нужно.

– Ладно, можете рассчитывать на меня, – решившись, Сказала она.

– Ну что ж, попробуем, – протянула Шанель и повернулась к Ариэль:

– А вы как?

Ариэль погрузилась в такое долгое молчание, что Глори подумала: она вообще никогда рта не раскроет.

– Хорошо. Буду.

– Ну а вы, Стефани? – настаивала Шанель.

– Право, не знаю. Не подумайте, я очень ценю ваше внимание, просто не уверена, что от всех этих разговоров нам будет лучше. Может, только разбередим свои раны.

– Это как же понять? – нахмурилась Шанель.

– Ну, я хочу сказать, как бы хуже не стало.

– Да что терять-то? – вступила в разговор Дженис. – Ведь совершенно не обязательно говорить о том, о чем не хочешь. А так мне кажется, пообщаться с теми, кто оказался в такой же шкуре, что и ты, совсем неплохо.

В конце концов Стефани уступила, хотя Глори и сомневалась, что она действительно появится в следующий раз Ладно, это ее дело. Шанель и Дженис – вот кто в первую очередь интересует Глори. Для начала ей хотелось спросить Дженис, где она купила эту шотландку. Ничего особенного, но цвет, вернее, сочетание цветов удивительное. И как вообще ей удается держать себя в такой форме? Прическа. – волосок к волоску, маникюр – безупречный, на сапожках – ни пылинки.

Глори вдруг живо вспомнилось: мать в обычной своей широкой холщовой юбке, волосы обесцвечены – думает, что так она выглядит моложе, а на самом деле – вид, как у стареющей шлюхи.

– Эй, посмотрите-ка туда, – раздался веселый голос Шанель.

Глори проследила за ее взглядом: за угловым столиком сидела юная пара. Они держались за руки, глаза у девушки так и сияли радостью и надеждой.

– Может, надо ее предупредить: «Смотри, малышка, пожалеешь», – пробормотала Шанель.

Обменявшись понимающими взглядами, все, не исключая даже Ариэль и Стефани, рассмеялись. Да нет, эти совместные обеды будут не такими уж скучными, подумалось Глори. Не то чтобы ей нужна была группа поддержки, но навар от таких встреч получить можно. Разве не нужно ей хоть какой-никакой глянец на себя навести? Вот Шанель, а возможно, и Дженис и послужат подходящим образцом.

Глава 8

Было уже около шести, когда Дженис подъехала к большому зданию в стиле времен королевы Анны в профессорском городке. Поскольку вечером выезжать никуда не предстояло, она собралась поставить свою развалюху в гараж, рассчитанный на две машины, но прямо на подъездной дорожке, загораживая путь, стоял спортивный автомобиль Джейка. Выходя, Дженис посмотрела на дом с каким-то удивительным равнодушием, не перебирая, как обычно, в уме перечня необходимых доделок и переделок.

В нынешнем ее настроении о таких бытовых вещах, как термиты в погребе, прогнившие ступеньки на внутренней лестнице, летучие мыши на чердаке, как-то не думалось. Точно, выбрать новую тему для докторской было нелегко, да и вообще, перед тем как подать рукопись профессору Йолански на предварительный просмотр, предстоит еще уйма работы. Однако на сей раз у Дженис было какое-то интуитивное ощущение, что она на верном пути…

Доктор Дженис Мурхаус. Звучит, подумала она.

Заглянув по привычке в почтовый ящик, Дженис обнаружила в нем кучу счетов, уведомлений, а также массу всяких дурацких рекламных листков. Внезапно она почувствовала раздражение. Если бы не она, ящик постоянно был бы забит.

Джейку даже в голову не приходит поднять крышку, взять почту и отнести ее в дом, не говоря уж о том, чтобы просмотреть. Однажды, вернувшись домой после трехдневного отсутствия, – она ездила в Кармел на семинар по информатике, – Дженис обнаружила, что на полу под ящиком лежит куча конвертов и бандеролей, а записка от почтальона гласила, что класть почту больше некуда.

Джейк только отмахнулся, заметив, что с изобретением телефона почта утратила свое значение; мысль, конечно, глубокая, но совершенно абсурдная, ибо разве не по почте приходят напоминания о неоплаченных счетах, разного рода уведомления, чеки и прочее?

Дженис улыбнулась, вспомнив, что, когда она высказала это нехитрое соображение, Джейку пришлось сдаться. Случай редчайший, ибо обычно Джейк, когда они в чем-то расходились, со своим острым и быстрым умом мгновенно загонял ее в угол.

Дженис вошла в пропахший плесенью холл, бросила почту на журнальный столик с мраморной столешницей и быстро прошла в глубь дома. Еще не дойдя до кухни, она поняла по донесшемуся до нее женскому голосу, что у них гости. Вот проклятие, значит, ей не удастся сразу же поделиться с Джейком новостями.

Войдя в кухню, Джейка она не обнаружила; у плиты, взбалтывая в миске яйца, стояла одна из студенток Джейка со второго курса, высокая, стройная, с копной каштановых волос, загорелая, будто она не из Сан-Франциско, а с юга Калифорнии.

– Эй, малыш, как насчет того, чтобы добавить в омлет консервированных грибов? – Голос Джейка донесся из глубины большой кладовки, наличие которой и заставляло, в частности, его так любить этот дом. – И может, что-нибудь еще?

У Дженис тут в заначке есть ветчина в банке. Все всегда должно быть наготове – вот ее лозунг. Если что случится, нам все нипочем. Даже землетрясение не застанет врасплох мою практичную женушку…

Выйдя из кладовки и увидев Дженис па пороге, Джейк поперхнулся, и на мгновение во взгляде его мелькнуло некоторое замешательство; впрочем, тут же губы его растянулись в улыбке, при этом уголки их каким-то образом и поднимались, и опускались одновременно, что всегда приводило Дженис на память Питера Пэна.

– А, это ты, дорогая. Привет! Я пригласил Терри перекусить с нами, но потом увидел твою записку…

– Записку?

– Ну да, на доске. Там говорится, что ты куда-то уходишь, так что мне придется приготовить что-то самому.

– Не что-то, а обед. А я собиралась пообедать с Арнольдом Уотерфордом.

– Ничего там про обед не говорилось. А что касается меня, ты же знаешь, я обедал сегодня с Макинтайром в факультетском клубе.

– Первый раз слышу. Должно быть, ты забыл предупредить меня.

– Ну как же так… Ладно, не важно. Терри сжалилась надо мной и вызвалась приготовить омлет. Я сказал ей, что терпеть не могу возиться на кухне.

– Может, добавить еще два яйца, миссис Мурхаус, – неуверенно предложила Терри.

– Можете называть меня Дженис. Ладно, сама справлюсь. Идите-ка лучше к Джейку да о делах поговорите. Я позову, когда все будет готово, – приветливо откликнулась Дженис.

Терри вопросительно посмотрела на Джейка. Ее мягкие детские губы слегка раздвинулись. Либо у бедняжки воспалены аденоиды, либо мы имеем дело с безнадежным случаем идолопоклонства, раздраженно подумала Дженис; а если она проглотит еще пару порций омлета, эти джинсы расползутся по швам, так что будет видна ее нежная попка…

Оставшись одна, Дженис приготовила салат и вытащила из холодильника замороженные котлеты. Сунув их в духовку, она нарезала бекон и отправила его в микроволновку, затем добавила еще два яйца в миску, с которой возилась Терри, и вылила все на сковородку с длинной ручкой, специально для омлетов. Дождавшись, пока яйца слегка, но не до конца, поджарятся, Дженис добавила сыра и консервированных грибов и, когда сыр расплавился, умело перебросила омлет на подогретое блюдо. К тому времени поджарились и котлеты. Дженис поставила приборы на кухонный стол из мореного дуба.

Если накрыть в столовой, Джейка не оторвать от стола, будет смеяться, болтать, всякие любезности говорить, а сегодня вечером ей хотелось бы остаться наедине с ним.

Должно быть, Дженис не удалось скрыть нетерпение, так что Терри быстро ушла. Подбросив ее до общежития, Джейк вернулся хмурый.

– Тебе не кажется, что ты была с Терри немного неприветлива? Она думает, что не понравилась тебе.

– Не понравилась? С чего бы это? Ножки – класс, и все при нас, вот что такое наша милая Терри. Просто мне нужно с тобой кое о чем поговорить…

– Слушай, со студентами надо обращаться бережнее, в этом возрасте люди такие ранимые.

– Да нормально я с ней себя вела, впрочем, как и всегда с твоими подопечными. – Дженис не ожидала от мужа такой резкости. – И поскольку я развлекаю и готовлю на них несколько раз в месяц, не понимаю, чем ты недоволен.

– Можно быть более чуткой, – возразил Джейк.

– Чуткой? Да чего ты от меня еще хочешь? Я кормлю их, слушаю всякую чушь, что же мне мать им заменить, что ли?

– Ив этом ничего дурного не было бы. Видит Бог, ты же сама все время стонешь, что у тебя ребенка нет.

Дженис словно в самое сердце кольнуло. Она отвернулась и принялась чистить плиту.

– Впредь я постараюсь быть пообщительнее, – напряженно сказала Дженис. – А вообще-то, как известно, по линии чуткости в семье у нас монополист ты.

– Прости. – Джейк подошел к ней сзади и повернул к себе. – Ладно, оставим это. Вернемся лучше к началу. Ты вроде хотела поговорить со мной. О чем? Это как-нибудь связано с твоим старичком адвокатом?

– Никакой Арнольд не старичок, ему немногим больше пятидесяти. Кстати, пообедать нам так и не удалось. Он попал в аварию, ничего страшного, но пришлось отменить все свидания, в том числе и наш обед. И вышло так, что пообедала я с четырьмя его клиентками.

– Четверо разведенок? Ничего себе. И о чем же они говорили – о своих бывших супругах?

– Ну как тебе сказать? О чем обычно женщины болтают за столом – о том, о сем. Конечно, всякие подтексты были.

Всем им несладко приходится.

– Ты хочешь сказать, что среди них не нашлось ни одной барракуды, готовой ободрать мужа как липку?

– Пожалуй, одна – ее зовут Шанель Деверю – подходит под это определение, впрочем, не уверена.

– Деверю? Она что, имеет какое-нибудь отношение к Жаку Деверю?

– Жена.

Джейк присвистнул.

– Старые деньги. Деверю-дед построил несколько аудиторий в Стэнфорде, и стипендии есть его имени. Ну и какова же жена внука?

– Элегантна, но, похоже, за обаянием и классной одеждой скрывается характер твердый, как сталь. Впрочем, дама занятная. Она там к одной из нас все подкатывалась, старалась расшевелить.

– Только старалась? И не вышло?

– Видишь ли, эта женщина была вроде как в совершенной прострации. Выяснилось, что это не она, а муж хочет развода.

– Да, ну и денек у тебя выдался. И как это ты угодила в такую ловушку?

– Ты ничего не понял. Это я все придумала, – самодовольно заявила Дженис.

– Это еще зачем?

– В ожидании Арнольда мы разговорились, и мне неожиданно пришла в голову идея. Я никак не найду тему для диссертации и актуальную, и незаезженную. А что может быть актуальнее, чем исследование того воздействия, которое оказывает на женщин развод, ну, скажем, в течение первого года?

То есть как они приспосабливаются к необходимости возвращения на работу, к роли матери-одиночки, к новым свиданиям, ну и так далее.

Дженис выжидательно посмотрела на Джейка, но тот погрузился в долгое молчание.

– Знаешь, малышка, не хотелось бы быть пессимистом, но, по-моему, лучше подумать о чем-нибудь другом. Прежде всего не слишком ли узок круг – всего четыре женщины?

Далее, о разводах писали уж бог знает сколько. И наконец, что можно доказать, пообщавшись с этими женщинами в течение всего пары часов? А дальше? Как только выяснится, что тебе от них нужно, они либо сразу замкнутся в своей скорлупе, либо начнут оправдываться, и это смажет картину.

– Ну, с этой проблемой я уже справилась. Мы организовали группу поддержки и будем встречаться раз в месяц, а может, и два, если удастся уговорить их. А там одно начнет цепляться за другое. Не просто четыре женщины будут толковать – в прошедшем времени – о своих разводах, я сама буду жить этими разводами и всем тем, что за ними последует, а там…

Подняв руку, Джейк остановил ее. Как редко, подумала Дженис, удается хоть фразу закончить, когда разговариваешь с ним.

– Не хотел бы обескураживать тебя, дорогая, но мне кажется, ты только зря потратишь время. Тема уж больно затасканная.

– Но в Америке распадается каждый второй брак, – заметила Дженис, стараясь сохранить спокойствие.

– Допустим, и все равно, боюсь, ты рискуешь пережить очередное разочарование. Не пойму, Дженис, зачем вообще ты так стремишься написать эту диссертацию? Что она тебе даст, кроме степени?

– Преподавательскую работу в колледже. Личное удовлетворение. Доказательство того, что я не сдалась после пары неудач. Может быть, мне самой нужна уверенность, что я справлюсь, – добавила Дженис, стиснув зубы.

– Ну что ж, если уж ты так настроилась… Только имей в виду, мимо Йолански тебе все равно не пройти. А ведь это третий заход. Я бы на твоем месте крепко подумал, прежде чем снова идти к нему.

– А я уже ходила.

– Ты говорила с Йолански? – У Джейка сузились глаза.

– Сегодня во второй половине дня. Потому так поздно и вернулась. Тема ему понравилась, и он меня, можно сказать, благословил. Пока, разумеется, все это неофициально, но он задал мне кучу вопросов и кое-что присоветовал. Может, теперь, когда он собрался на пенсию, строгости в нем стало поменьше, а может…

– Так ты даже не дала себе труда обдумать все как следует?

– Знаешь, меня всю так и распирало от нетерпения, ждать мочи не было. И как выяснилось, все получилось как нельзя лучше. Иолански был явно польщен, что я обратилась к нему за советом с самого начала.

– Не стоит переоценивать его энтузиазм. Да и сама не слишком увлекайся.

– Что ты, собственно, имеешь в виду?

– А то, что не надо торопиться. Вспомни, как это было в последний раз.

– Я не отступлюсь, Джейк, – упрямо сказала Дженис. – К тому же мне просто интересно.

– Как ты можешь поручиться, что их ответы на твои вопросы не будут продиктованы инстинктом самозащиты?