Текст книги "Сражение обезьяны с крабом"

Рюноскэ Акутагава
Сражение обезьяны с крабом

В конце концов крабу удалось отомстить обезьяне, отнявшей у него рисовый колобок. С помощью ступки, осы и яйца он убил ненавистного врага. Теперь можно уже не говорить об этом. Но как сложилась судьба краба и его товарищей после смерти обезьяны – об этом нужно рассказать. Ведь в сказке совсем не говорится об этом.

Да и не только не говорится, а сказка даже представляет все дело так, будто краб в норе, ступка в углу полки на кухне, оса в своем гнезде под карнизом, яйцо в ящике с рисовой шелухой зажили мирно и спокойно.

А это неправда. После того, как они отомстили обезьяне, все они были арестованы полицией и посажены в тюрьму. И после судебного разбирательства главного преступника – краба приговорили к смертной казни, а его сообщников – ступку, осу и яйцо – к пожизненной каторге. Читатель, знакомый только со сказкой, возможно, поставит под сомнение, что именно так сложились их судьбы. Но это факт. Не подлежащий ни малейшему сомнению факт.

Краб, по его собственным словам, обменял рисовый колобок на хурму. Обезьяна же не только дала ему зеленую хурму вместо спелой, но и, желая нанести крабу увечье, с силой швырнула в него этой хурмой. Однако краб и обезьяна не обменивались никакими расписками. И если даже не принимать этого во внимание, ведь договорились они об обмене рисового колобка на хурму и спелость хурмы особо не оговаривалась. В конце концов, хоть в краба и попала зеленая хурма, было ли это злым умыслом со стороны обезьяны, – доказательств недостаточно. И даже некая знаменитость, велеречивый адвокат, выступавший в защиту краба, не смог придумать ничего, кроме как апеллировать к состраданию судей. Рассказывали, что этот адвокат, с сочувственным видом вытирая крабу его пузырьки-слезы, говорил ему: «Смирись!» Но никто не мог определить, что означало это «смирись», – то ли смириться с тем, что ему был вынесен смертный приговор, то ли смириться с тем, что адвокат взял с него огромные деньги.

И среди тех, кто выражал общественное мнение в прессе, тоже не нашлось почти никого, кто бы сочувствовал крабу. То, что краб убил обезьяну, – не что иное, как личная месть. Притом ведь он мстил обезьяне только потому, что ему было непереносимо, что обезьяна нажилась за его счет вследствие его собственного невежества и опрометчивости, не так ли? Тот, кто творит такую месть в нашем мире, где сильный побеждает, а слабый гибнет, если не глупец, то сумасшедший. И критических замечаний такого рода было немало. Вот, например, некий барон, глава коммерческого совета, наряду с заключениями вроде вышеизложенного пришел также к выводу, что убийство крабом обезьяны в какой-то мере пропитано духом модных нынче «опасных мыслей»[1]1
  Так в период 1917—1930 гг. правая пресса именовала прогрессивные идеи.


[Закрыть]. И, может быть, поэтому, после того как месть краба свершилась, барон, по слухам, стал содержать, кроме наемного громилы, еще и десять бульдогов.

Кроме того, месть краба не снискала одобрения и среди так называемых интеллигентных людей. Некий университетский профессор, рассуждая с точки зрения логики, заявил, что убийство обезьяны краб совершил во имя мести, а месть добром не назовешь. Затем некий лидер социалистов сказал, что краб глубоко почитал частную собственность, будь то хурма или рисовый колобок, и поэтому и ступка, и оса, и яйцо также, видимо, были носителями реакционных идей, и если оказывали крабу поддержку, то, возможно, как члены кокусуйкай[2]2
  Влиятельная шовинистическая организация (1919—1945, полное название «Дайнихон кокусуйкай»), провозгласившая крайне реакционную программу.


[Закрыть]. Затем глава некоей буддистской секты сказал, что крабу, наверно, не было свойственно чувство буддистского милосердия, а если бы это чувство было ему ведомо, то, хотя в него и бросили незрелой хурмой, он не питал бы ненависти к поступку обезьяны, а, наоборот, сострадал бы ей. «Хотел бы я, чтобы краб хоть раз послушал мою проповедь», – сказал он. Затем… в общем, в каждой области были свои выдающиеся люди, высказывавшиеся по этому поводу, и все они высказались против мести краба. Лишь один, некий член парламента, пьяница и к тому же поэт, принял сторону краба. Он заявил, что месть краба соответствует духу бусидо. Однако эти старомодные аргументы уже пропускались мимо ушей. Более того, газеты сплетничали, что этот член парламента затаил злобу на обезьян с тех пор, как несколько лет назад, в зоопарке, одна из них помочилась на него.

Читатель, знакомый только со сказкой, наверно, прольет слезу сочувствия над печальной судьбой краба. Но его смерть – закономерна, скорбеть по этому поводу – значит проявлять женскую или детскую чувствительность. Все решили, что гибель краба справедлива. И действительно, рассказывают, что после исполнения приговора судья, прокурор, адвокат, тюремщик, палач и тюремный священник проспали беспробудно сорок восемь часов. Кроме того, говорят, что все они видели во сне врата рая. По их рассказам, рай – что-то вроде универсального магазина, похожего на замок феодальных времен.

Что случилось с семьей краба после его смерти, об этом я тоже хочу немного рассказать. Жена его стала проституткой. Толкнула ее на это нужда или ее природная склонность – до сих пор еще не выяснено. Старший сын после смерти отца, выражаясь газетным языком, «неожиданно переменился к лучшему». Сейчас он, кажется, служит не то агентом, не то еще кем-то у биржевого маклера. Этот краб как-то затащил к себе в нору раненого товарища, чтобы съесть мясо своего сородича. Это тот самый краб, которого Кропоткин в книге «О взаимопомощи»[3]3
  Полное название книги Кропоткина «Mutual aid, a Factor of Evolution» («Взаимопомощь, фактор эволюции»); пример с крабами, приведенный в этой книге, не имеет ничего общего с японской сказкой.


[Закрыть] привел как пример того, что даже крабы заботятся о сородичах. Второй сын стал писателем. И, естественно, поскольку он писатель, то ничем иным, кроме женщин, не увлекается. И со сдержанной иронией доказывает на примере жизни его папы-краба, что добро есть лишь иное название зла. А младший сын, поскольку он был дураком, пожелал остаться просто крабом. Вот однажды полз он боком и видит: лежит рисовый колобок. А рисовые колобки были его любимым лакомством. Большой клешней он поднял добычу. Тут обезьяна, сидевшая на ветке большой хурмы и искавшая вшей… Вряд ли есть надобность продолжать. Как бы там ни было, но если уж краб станет сражаться с обезьяной, то единственный непреложный факт – это что он неизбежно будет убит во имя родины. Обращаюсь к вам, мои читатели! Ведь и вы в большинстве своем крабы!

Март 1923 г.

Речь идет о японской народной сказке, пользующейся в Японии всеобщей известностью. Один из ее вариантов имеется в сборнике «Японские сказки», М. 1956 («Месть краба»).