Текст книги "Прежде чем я усну"

Автор книги: С. Дж. Уотсон
Жанр: Триллеры, Боевики
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Слышать это от него почему-то особенно тяжело.
– Выходит, все это правда?
– Боюсь, что да. Мужчина, с которым вы живете, Бен, действительно ваш муж. Вы вместе много лет. Вы поженились задолго до начала вашей болезни. – (Я киваю.) – Ну что, идемте?
Я не возражаю. Мы входим в парк. Дорожка идет вдоль ограды, неподалеку детская площадка – рядом с павильоном, откуда вереницей появляются люди с подносами. Мы подходим ближе, доктор Нэш идет за напитками, а я сажусь за один из облупленных пластиковых столиков.
Доктор возвращается с двумя бумажными стаканчиками с кофе: мне черный, себе с молоком. Он кладет в свой стаканчик сахар из сахарницы на столе, но мне не предлагает, и именно это сильнее всего остального убеждает меня: мы уже встречались. Он смотрит на меня и спрашивает, откуда у меня синяк на лбу.
– Что?.. – начинаю я, но вспоминаю: да, утром в зеркале я видела синяк; как видно, тональный крем его не скрыл. – Что? А-а, не помню. Так, ерунда. Он не болит. – (Доктор молчит, помешивая кофе.) – Вы говорили, с тех пор, как это случилось, за мной ухаживал Бен?
– Да, хотя не все время. Поначалу ваше состояние было настолько нестабильным, что вы нуждались в круглосуточном наблюдении. Бен забрал вас относительно недавно, только когда наступило улучшение и стало понятно, что он может ухаживать за вами самостоятельно.
Ага, значит, мое теперешнее состояние – это «улучшение». Я даже рада, что не помню то время, когда все было плохо.
– Наверное, он меня действительно очень любит, – говорю я, обращаясь скорее к себе, чем к доктору.
Он кивает. Оба молчим, потягивая кофе.
– Да, должно быть, очень.
Я улыбаюсь и опускаю глаза: вижу свои руки, сжавшие стаканчик с кофе, золотое кольцо на безымянном пальце, короткие ногти, скромно скрещенные ноги. Я не узнаю собственного тела.
– А почему мой муж не знает о наших встречах?
Нэш вздыхает и закрывает глаза.
– Буду откровенен, – он стискивает руки и наклоняется ко мне, – я сам попросил вас не говорить Бену, что мы встречаемся.
Меня молнией пронзает страх. И все же этот человек внушает мне доверие.
– Продолжайте, – прошу я.
Так хочется верить, что он в силах мне помочь.
– Дело в том, что к вам с Беном периодически обращались специалисты: врачи, психиатры, психологи, предлагая свою помощь. Но Бен упорно не хотел никого к вам подпускать. У него была ясная позиция: вы уже проходили курс интенсивной терапии, по мнению Бена не принесшей никаких результатов, кроме страданий. Вполне естественно, что он хотел оградить вас, а заодно и себя от новой боли.
Так, похоже, он не хочет слишком меня обнадеживать.
– Значит, вы убедили меня встретиться с вами втайне от него?
– Да. Сначала я обратился к Бену. Мы говорили по телефону. Я даже просил его о встрече, чтобы объяснить, что я могу сделать, но он мне отказал. Поэтому я связался с вами напрямую.
Меня снова охватил внезапный жуткий страх.
– Каким образом?
Он уткнулся взглядом в свой кофе:
– Я ждал у вашего дома. Подождал, когда вы выйдете из дому, и представился.
– И что? Я так сразу согласилась?
– Не сразу, нет. Мне пришлось постараться, чтобы убедить вас, что мне можно доверять. Я предложил, чтобы мы встретились только один раз, для единственного сеанса. И что самое главное – втайне от Бена. Я сказал, что объясню, почему мне так важно встретиться с вами и что я собираюсь вам предложить.
– И я согласилась…
Он быстро взглянул на меня:
– Да. Я сказал вам, что после нашей первой встречи вы можете решить – без всяких угрызений совести – рассказать Бену об этом или нет, но если вы решите не рассказывать, то я позвоню, чтобы убедиться, что вы помните о наших встречах.
– И я решила не рассказывать.
– Да. Вот именно. Вы говорили, что хотите дождаться каких-то результатов, прежде чем открыться ему. Вам казалось, так будет лучше.
– Ну и как?
– Что?
– Есть ли результаты?
Он делает очередной глоток кофе, ставит стаканчик на стол:
– Да, по-моему, явные. Хотя оценить их, строго говоря, довольно трудно. Но похоже, за последнее время к вам вернулся целый пласт воспоминаний, причем многое вы вспомнили впервые, насколько нам известно. И некоторые вещи вы помните четче по сравнению с недавним прошлым. К примеру, теперь вы нередко просыпаетесь, помня, что вы замужем. А еще… – Он замолкает.
– Что?
– Полагаю, вы ощущаете, что становитесь независимой.
– Независимой?
– Да. Вы больше не полагаетесь во всем на Бена или на меня, как было раньше.
Ага, вот в чем дело. Вот что он имеет в виду, говоря о результатах. Независимость. Может, он просто имеет в виду, что я могу сходить в магазин или в библиотеку без сопровождения, хотя в данный момент я бы не стала это утверждать. В любом случае лично я не считаю, что мне есть чем похвастаться перед мужем. Что там говорить, если, проснувшись, я даже не всегда помню, что он мой муж.
– И все?
– Это важное ощущение, – говорит доктор Нэш. – Не стоит его недооценивать, Кристин.
Я не отвечаю. Отпиваю еще кофе, оглядываюсь вокруг. Кафе почти опустело. Доносятся голоса из кухни, иногда шум воды, вскипающей в кофейнике, гомон детей вдалеке. Как трудно поверить, что парк находится так близко от моего дома, а я, хоть убей, не помню, чтобы когда-то здесь была.
– Вы сказали, мы встречаемся несколько недель. Чем именно мы занимаемся?
– Вы помните что-нибудь о предыдущих сеансах? Хотя бы немного?
– Нет, – отвечаю я. – Ничего. Я искренне считаю, что вижу вас впервые в жизни.
– Извините, что спросил, – смущается он. – Как я говорил, у вас бывают вспышки воспоминаний. Похоже, в какие-то дни вы помните больше, чем в другие.
– Я не понимаю. Выходит, я абсолютно не помню, чтобы мы с вами встречались, не помню, что случилось вчера, позавчера, в прошлом году. Но я способна воспроизвести события далекого прошлого. Из детства. Я помню мать. Помню университет, правда немного. Я не понимаю, каким образом могли сохраниться эти воспоминания, если все остальное стерлось?
Пока я говорила, доктор несколько раз кивнул. Я уверена, он уже это слышал. Возможно, этот вопрос я задаю ему каждую неделю. Возможно, мы каждый раз ведем примерно одинаковый разговор.
– Память – капризная штука, – объясняет доктор. – У нас есть краткосрочная память, которая может удерживать информацию в течение минуты или около того. Но есть и долгосрочная память, которая хранит огромные объемы информации, причем, по-видимому, неограниченное время. Нам известно, что эти две функции памяти контролируются разными частями мозга, между которыми существует нейронная связь. Есть еще одна часть мозга, которая превращает краткие, преходящие воспоминания в долгосрочные, чтобы вызвать их много позже.
Он говорит быстро и гладко, ясно, что сел на своего конька. Наверное, когда-то и я была такой. Уверенной в себе.
– Есть два основных типа амнезии. В первом случае, как правило, пострадавший не может вспомнить прошлые события, причем чаще всего почти стираются события самого недавнего прошлого. Например, человек, попавший в аварию, не помнит ни само происшествие, ни события последних дней и недель, но прекрасно помнит все, что происходило, скажем, за полгода до этого.
Я киваю: понятно.
– А во втором случае?
– Это бывает реже, – отвечает он. – Иногда отмечается неспособность трансформировать краткосрочные воспоминания в долгосрочные. Люди с этой патологией живут только «в данный момент»; они могут удерживать в памяти лишь недавние события, и то на короткое время.
Он замолкает, видимо ожидая моего ответа. Будто бы нам заранее выданы четкие реплики и этот диалог разыгрывается регулярно.
– А у меня что, оба типа? – спрашиваю я. – И потеря памяти, и неспособность формировать новые воспоминания?
Доктор прокашлялся.
– Да, как ни печально. Это нетривиальный случай, но вполне допустимый. Но у вас необычен сам «рисунок» амнезии. Похоже, вы не сохранили никаких устойчивых воспоминаний о вашей жизни, кроме детства; при этом вы способны сохранять новые воспоминания совершенно оригинальным образом. Вот если бы я вышел из комнаты и вернулся через две минуты, большинство пациентов с антероградной амнезией вообще бы не помнили, что мы встречались, тем более только что. А вы, похоже, способны удерживать в памяти крупные временны́е отрезки – вплоть до суток, а потом они стираются. Это совсем не типично. Честно говоря, это необъяснимо с точки зрения наших представлений об устройстве памяти. Получается, что вы без труда превращаете краткосрочные воспоминания в долгосрочные. И я не понимаю, почему они не сохраняются.
Да, видно, я веду беспорядочную жизнь, но все же имеющую видимость порядка, раз произвожу независимое впечатление. Повезло мне, похоже.
– Но почему? – спрашиваю я. – Что со мной случилось?
Он молчит. В кафе совсем тихо. Воздух кажется застывшим и липким. Когда доктор начинает говорить, его голос эхом отдается от стен.
– Расстройство памяти может быть вызвано многими причинами. Как долгое, так и кратковременное. Болезнь, травма, наркотики. Конкретные причины расстройства могут быть разными, в зависимости от того, какая часть мозга повреждена.
– Да-да, – перебиваю я. – Но что произошло со мной?
Он пристально смотрит на меня:
– А что рассказал вам Бен?
Я вспоминаю наш разговор дома. Несчастный случай. Вот что он сказал.
– Да в общем, ничего. То есть ничего конкретного. Сказал, что это был несчастный случай.
– Да. – Доктор тянется за портфелем, который поставил под стол. – Ваша амнезия вызвана травмой. Это правда, хотя и отчасти. – Он открывает портфель и достает блокнот; сначала я думаю, что он хочет проверить свои записи, но тут он протягивает блокнот мне. – Держите. Я хочу отдать его вам. Здесь изложена вся история. Лучше, чем в моем пересказе. Подробно говорится о причине вашего состояния. Но не только.
Я беру блокнот. Коричневый, в кожаной обложке, опоясан резинкой. Я снимаю ее и открываю страницу наугад. Бумага плотная, почти незаметно линованная, убористо исписанные страницы с красными полями.
– И что это? – спрашиваю я.
– Ваш дневник. Вы ведете его уже несколько недель.
Я потрясена.
– Дневник?
Интересно, почему он находится у него?
– Да. Конспект того, чем мы занимались в последние недели. Это я попросил вас вести его. Мы провели большую работу, пытаясь выяснить точный механизм работы вашей памяти. Я подумал, вам пригодится, если он будет у вас под рукой.
Я смотрю на блокнот:
– Так это написала я?!
– Да. Я предложил, чтобы вы записывали все, что захотите. Это практиковали многие люди с потерей памяти, но, как правило, без особого успеха, ведь период запоминания у них довольно краток. Но поскольку вы способны помнить многое и в течение целого дня, я подумал: что, если вы будете записывать разные события? Вдруг это поможет вам, так сказать, протянуть ниточку памяти из одного дня в другой? Кроме того, я считаю память своего рода мышцей, которую можно укрепить тренировкой.
– А вы читали дневник в течение этого времени? – спрашиваю я.
– Нет. Вы писали его для себя.
– Но как… – Я спохватываюсь и задаю другой вопрос: – А кто напоминает мне, чтобы я писала, Бен?
Доктор Нэш мотает головой:
– Я предложил вам вести его тайно. Вы прячете его у себя дома. А я звоню вам и говорю, где он лежит.
– Ежедневно?
– Да, как правило.
– А что Бен?
– Бен не читал дневника, – после некоторого молчания говорит он.
Интересно, что такого я записываю в дневник, чего не должен знать мой муж? Что за тайны у меня от него? Тайны, неведомые мне самой.
– Но вы-то читали? – спрашиваю я.
– Вы передали его мне несколько дней назад. И сказали, что я должен его прочитать. Что время пришло.
Смотрю на дневник. Вот это да, дневник! Вот она, связь с прошлым, хотя бы и с недавним.
– Значит, вы его прочли?
– Да, – отвечает доктор. – Практически. Во всяком случае, все самое важное. – Он замолкает, смотрит в сторону, чешет затылок; ему явно неловко.
Интересно, правду ли он сказал мне о содержании дневника?
– Я только хочу подчеркнуть, – говорит он, допивая кофе, – что вы сами дали мне дневник. Я вас не принуждал.
Я киваю и молча пью кофе, рассеянно листая блокнот. На внутренней стороне обложки вижу список дат.
– А это что? – спрашиваю я.
– Дни, в которые мы встречались. И те, которые наметили на будущее. Мы назначаем их по ходу работы. Я звоню и напоминаю вам, чтобы вы заглянули в дневник.
Я вспомнила о желтой бумажке, которую нашла утром между страницами другого блокнота.
– А сегодня?
– Сегодня ваш дневник был у меня. Поэтому мы написали записку.
Я снова киваю и пролистываю дневник до конца. Убористый, незнакомый мне почерк заполняет страницу за страницей. Кропотливая, многодневная работа.
Думаю о том, как же я находила на это время, но затем вспоминаю висящую у нас на кухне доску. Ответ очевиден: у меня просто нет других занятий.
Я кладу дневник на стол. В кафе заходит парень в джинсах и футболке, мельком смотрит на нас, потом заказывает кофе и садится за столик с газетой. Больше он на меня не обращает внимания, и я, двадцатилетняя, немного огорчаюсь. Словно я стала невидимкой.
– Ну что, пойдем? – говорю я.
Мы идем обратно тем же путем. Небо нахмурилось, в воздухе паутиной висит туман. Почва под ногами немного пружинит, как будто идешь по зыбучим пескам. На детской площадке медленно вращается пустая карусель.
– Мы ведь обычно не здесь встречаемся? – спрашиваю я. – Не в этом кафе?
– Нет. Обычно мы встречаемся у меня в офисе. Выполняем упражнения, проходим тесты.
– Почему же сегодня мы здесь?
– Я просто хотел вернуть вам дневник. Меня беспокоит, что вы его лишились.
– Он что, так важен для меня?
– Полагаю, да.
Мы переходим дорогу и направляемся обратно к нашему с Беном дому. Вот и машина доктора Нэша перед входом; окна спальни выходят на крошечный садик и короткую тропинку с аккуратными клумбами. Мне по-прежнему не верится, что я здесь живу.
– Хотите зайти? – предлагаю я. – Еще по кофе?
– Нет-нет, – качает он головой, – благодарю вас. Мне пора идти, у нас с Джули планы на вечер.
Но он не уходит, стоит и смотрит на меня. У него короткая стрижка с аккуратным пробором, вертикальные полоски на рубашке сочетаются с горизонтальными на пуловере. Только сейчас я понимаю, что он всего на несколько лет старше меня – той, двадцатилетней.
– Джули – это ваша жена?
Он улыбается, качает головой:
– Нет, она моя девушка. Вообще-то, невеста. Мы помолвлены – все время забываю.
Я тоже улыбаюсь. Вот они, детали, которые я якобы должна помнить. «Мелочи». Наверное, именно такие вещи я записываю в дневник, такие маленькие «крючки», на которых и держится вся жизнь.
– Поздравляю, – говорю, и он благодарит.
У меня такое чувство, что я должна задать еще какие-то вопросы, проявить интерес. Но не вижу смысла. Все равно то, что он расскажет мне сейчас, я забуду к завтрашнему утру. У меня есть только сегодня.
– Мне нужно домой, – говорю я. – На выходные мы уезжаем на побережье. Мне нужно собираться…
Доктор улыбается:
– До свидания, Кристин. – Он хочет уйти, но оборачивается. – В дневнике записаны номера моих телефонов. В самом начале. Позвоните мне, если захотите встретиться. Для продолжения занятий, конечно. Хорошо?
– Если? – спрашиваю я и вспоминаю, что по дневнику до конца года рассыпаны карандашные заметки о назначенных сеансах. – Разве у нас не запланированы встречи?
– Вы все поймете, когда прочтете дневник, – отвечает он. – Поверьте.
– Хорошо. – Я почему-то верю ему и радуюсь этому. Радуюсь, что могу доверять не только мужу.
– Все будет, как вы захотите, Кристин. Звоните в любое время.
– Я позвоню, – говорю я.
Он машет мне на прощание, садится в машину, смотрит вполоборота, разворачиваясь, выруливает на дорогу – и как не бывало.
Варю себе кофе и иду с чашкой в гостиную. Снаружи слышатся то чей-то свист, то грохот дрели, то взрывы звонкого смеха, но, когда я усаживаюсь в кресло, все превращается в слабый гул; лучи солнца робко пробиваются сквозь тюль, я чувствую их тепло на руках, на животе. Я вынимаю из сумки дневник.
Мне страшно. Я ведь не знаю, что там обнаружу. Сколько сюрпризов, возможно неприятных. Или загадок. На кофейном столике лежит альбом. Тоже с летописью моего прошлого, но по версии Бена. Интересно, прошлое в дневнике – иное? Открываю.
Первая страница не разлинована. В центре черной ручкой я написала свое имя. Кристин Лукас. Странно, что я не добавила ниже: «Личное!» или «Руки прочь!».
Но все-таки есть еще одна надпись. Неожиданная. Пугающая. Самое страшное открытие этого дня. Под моим именем крупными синими буквами записано:
НЕ ДОВЕРЯЙ БЕНУ!
Но делать нечего – я переворачиваю первую страницу.
И начинаю читать свою историю.
Часть вторая
Дневник Кристин Лукас
Пятница, 9 ноября
Меня зовут Кристин Лукас. Мне сорок семь лет. У меня амнезия. Я сижу здесь, в незнакомой постели, и описываю свою жизнь; на мне шелковая ночнушка, которую мужчина, сообщивший, что он Бен, мой муж (кстати, сейчас он пошел вниз), подарил мне на 46-й день рождения. В спальне тихо, единственный источник света – лампа на прикроватном столике, приглушенный оранжевый ореол. Я словно парю в воздухе, лежа в облаке света.
Дверь спальни закрыта. Я пишу для себя. Тайком. По вдохам-выдохам дивана я слышу, как мой муж в гостиной приподнимается, тянется вперед, покашливает, воспитанно прикрывая рот. Я спрячу дневник, когда он поднимется. Суну под кровать или под подушку. Не хочу, чтобы он прочитал мои записи. И не хочу объяснять, откуда я его взяла.
Я смотрю на часы на тумбочке. Уже почти одиннадцать. Надо торопиться. Наверное, совсем скоро я услышу, что Бен выключил телевизор, потом заскрипит пол и погаснет свет. Заглянет ли он на кухню, чтобы съесть сэндвич или выпить стакан воды? Или сразу пойдет в спальню? Понятия не имею. Я не знаю его привычек. Я своих-то не знаю.
Дело в том, что у меня нет памяти. Если верить Бену и доктору, с которым я познакомилась днем, как только я усну, мой мозг сотрет все, что я сегодня узнала и сделала. Я проснусь завтра в том же состоянии, что сегодня утром. В уверенности, что я юная девушка. И впереди у меня вся жизнь с ее потрясающими возможностями.
А потом снова обнаружу, что это не так. Ведь все возможности уже использованы. Полжизни позади.
Доктора зовут Нэш. Он позвонил мне утром, посадил в машину и отвез к себе в офис. На его вопрос я ответила, что впервые его вижу; он улыбнулся – без всякой иронии – и открыл лэптоп на своем столе.
Он показал мне фильм. Точнее, видеоролик. Мы с ним сидели в тех же креслах, только были одеты по-другому. В ролике доктор Нэш дал мне карандаш и попросил нарисовать на бумаге разные фигуры, но глядя в зеркало, то есть чтобы все отображалось наоборот. Видно было, что мне трудно дается это задание, но сейчас меня интересовало не это, я неотрывно смотрела на свои огрубевшие руки и обручальное кольцо на пальце. Вот я закончила, и доктор явно чем-то доволен.
– Вы быстро схватываете, – произнес он: мол, где-то в самой глубине моего сознания хранятся результаты наших занятий, хотя сами занятия я не помню. – Это означает, что ваша долгосрочная память все-таки функционирует, – продолжил он.
Я улыбнулась ему, но как-то растерянно. Ролик закончился.
Доктор Нэш закрыл лэптоп. Он сказал, что мы встречаемся несколько недель и что у меня серьезное нарушение, как он выразился, «эпизодической памяти». Он объяснил, что́ это означает: я не запоминаю событий и подробностей своей биографии. Как правило, причина этого – неврологические расстройства. Структурные или биохимические. А возможно, гормональный дисбаланс. У меня редчайший случай, причем, по всей видимости, в особо сложной форме. Я спросила, что значит «особо сложной», и он сказал, что бывают дни, когда я не помню ничего, кроме событий раннего детства. Я вспомнила сегодняшнее утро, когда проснулась без всяких «взрослых» воспоминаний.
– Как часто? – спросила я.
Его молчание было красноречивее слов.
Очень.
Доктор продолжал: есть методики лечения персистирующей амнезии – медикаментозный и с помощью гипноза, но они все уже были испробованы.
– Но вам невероятно повезло, Кристин, – сказал он и объяснил, чем мой случай так разительно отличается от прочих. – Ваш набор симптомов не говорит о том, что вы утратили память навсегда. Вы можете помнить события в течение нескольких часов, пока не заснете. Вы даже можете вздремнуть – это не нарушает работы памяти. Пока не наступит глубокий сон. Это крайне необычно. Как правило, пациенты с потерей памяти не удерживают воспоминания дольше нескольких секунд.
– И?..
Он толкнул ко мне по столу коричневую записную книжку.
– Думаю, для вас будет очень полезно записывать что-то по ходу лечения: ваши ощущения, любые впечатления, воспоминания, которые вдруг всплывают. В этой книжке.
Я потянулась и взяла ее в руки. Новенькая, ни единой записи.
И это все лечение? – подумала я. Вести дневник? Я хочу помнить, а не только записывать.
Он словно прочел мои мысли:
– Кроме того, я надеюсь, что сам процесс записывания может вызвать новые воспоминания. Эффект накопления.
Я раздумывала. А собственно, какой у меня выбор? Вести дневник или оставить все как есть.
– Хорошо. Я согласна.
– Отлично. Вот я записал на обложке свои телефоны. Звоните, если понадобится помощь.
Я сказала «да» и взяла у него записную книжку, а он после паузы продолжил:
– Мы с вами здорово продвинулись в том, что касается воспоминаний о детстве. В основном мы рассматривали фотографии. – Я промолчала, и он достал из своей папки какой-то снимок. – Сегодня я хочу показать вам еще одну. Узнаете?
На фотографии дом. Сначала он мне кажется абсолютно незнакомым, но, когда я замечаю, что верхняя ступень выщерблена, меня как будто озаряет. Это дом, в котором я провела свое детство, тот самый дом, в котором, как мне показалось, я проснулась сегодня утром. Дом выглядел немного другим, нереальным, что ли, но все же это был он. У меня перехватило дыхание.
– Я жила здесь в детстве, – сказала я.
Доктор кивнул и объяснил, что мои воспоминания о ранних годах не повреждены. И попросил описать дом изнутри.
Я рассказала все, что смогла вспомнить: с порога попадаешь прямо в гостиную, в глубине небольшая столовая, гостей, как правило, вели по дорожке, что отделяла наш участок от соседского, сразу на кухню в задней части дома.
– А что еще? Что было наверху?
– Две спальни, – ответила я. – Одна сразу у лестницы, другая чуть дальше. В ванную и туалет, они в глубине дома, был проход через кухню. Раньше они находились в отдельном помещении, которое позже присоединили к главному дому, построив проход с кирпичными стенами и крышей из листового пластика.
– Дальше?
Я не понимала, чего он ждет.
– Не знаю…
Тогда он спросил, помню ли я какие-нибудь детали.
И я вспомнила.
– У мамы в кладовой стояла банка с надписью «Сахар», – начала я, – в ней она хранила деньги. Банка стояла на верхней полке, рядом с джемами. Она сама их делала. Мы собирали ягоды в лесу, куда ездили на машине. Куда точно, не помню. Мы втроем заходили далеко в лес и собирали чернику. Корзины, десятки корзин. А потом дома мама делала из ягод джем.
– Отлично, – сказал доктор, кивая. – Прекрасно! – Он что-то записывал в свой блокнот. – А что скажете об этих?
Он показал мне еще две фотографии. На одной была женщина, в которой я сразу узнала свою мать. А на второй была я. И я стала рассказывать доктору все подряд. Когда я замолчала, он забрал у меня снимки.
– Очень хорошо. Сегодня вы вспомнили о вашем детстве гораздо больше, чем обычно. Думаю, это из-за фотографий. – Он помолчал. – В следующий раз я покажу вам новые.
Я согласилась. Интересно, откуда у него эти снимки, и вообще, сколько он знает обо мне того, чего не знаю я!
– Можно, я возьму себе эту? – спросила я. – Ту, где мой старый дом?
– Конечно! – улыбнулся он и передал мне фотографию.
Я вложила ее между страницами дневника.
Доктор отвез меня домой. Он уже объяснил, что Бен не знает о наших встречах. Но по дороге добавил, что я должна хорошенько подумать, рассказать ли мужу о дневнике.
– Вам может стать перед ним неловко, – сказал он. – И вы уже не захотите записывать определенные вещи. На мой взгляд, очень важно, что сейчас вы записываете все, что приходит вам в голову. Кроме того, Бену может не понравиться, что вы решили продолжить лечение. – Он помолчал. – Возможно, вам лучше не показывать ему дневник.
– Но как я вспомню, что надо вести дневник? – спросила я, и тут меня осенило: – Вы мне напомните?
– Да, – ответил он и добавил: – Тогда вы должны сказать мне, где будете его прятать.
Мы уже подъехали к дому. Только сейчас я вдруг осознала, что это моя собственная машина.
– В шкафу, – сказала я. – Я буду держать его в глубине шкафа.
– Хорошо. Но обязательно напишите что-нибудь сегодня, прежде чем лечь спать. Иначе завтра утром это будет просто записная книжка, которая ни о чем вам не говорит.
Я ответила, что понимаю, так и сделаю, и вышла из машины.
– Удачи, Кристин! – пожелал доктор мне вслед.
Я в постели. Жду мужа. Разглядываю фотографию дома, в котором выросла. Он кажется таким спокойным, таким нормальным. И таким знакомым. Как я попала оттуда вот сюда? Что произошло? Какая у меня биография?
Бьют часы в гостиной. Полночь. Бен поднимается по лестнице. Сейчас я спрячу дневник в обувную коробку, которую поставлю на нижнюю полку шкафа, как пообещала доктору Нэшу. И продолжу писать завтра. Если он позвонит.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?