Текст книги "Валентайн"
Автор книги: С. Сомтоу
Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Вечность.
Она открыла банку и твердо взяла лягушку левой рукой. Поднесла ее к губам и поцеловала семь раз, с каждым разом вбирая в себя силу для путешествия в черный лес. Прошептав имя Бога, с натренированной точностью вонзила булавку лягушке в мозг. Крови почти не было. Она протолкнула булавку глубже. Когда острие нашло нужную точку, лягушка ритмично задергалась. Она подняла ее над головой, заглянула ей в глаза и прошептала:
– Слушай меня, ты, чей дар призывать рогатого змея, ты, чей дар есть детородная сила небес. Земля взывает к тебе – земля, твоя мать и возлюбленная. – Она трижды плюнула на голову лягушки, размазала слюну языком и, задержав дыхание, медленно засунула животное себе во влагалище.
– Войди в пещеру, дракон. Войди во чрево, что дала тебе жизнь, и возродись!
Лягушка билась у нее внутри. Боль и восторг наслаждения. Она содрогалась, когда ее чрево пило жизнь животного. Она раскачивалась в ритме судорожного умирания. Она закрыла глаза. Теперь они стали единой жизнью, единой силой. Она видела, как раскрылся портал темноты, чувствовала черный ветер на своей обнаженной коже. Слышала шелест сухих мертвых листьев. Тьма обернула ее, словно бархатный саван. Она была очень холодной, тьма.
Вечность!
– Иди ко мне... иди ко мне, дитя мое, – проговорила она. – Это будет труднейший путь для них для всех. Я пролила кровь, дабы призвать тебя, мой возлюбленный, мой сын.
В мире духов она прошла к дереву, на котором распятый мальчик грезил в полусне, – к самому старому дереву в вечном лесу, а в мире красок и форм Симона Арлета облачалась в безвкусный кричащий плащ колдуньи на телешоу, содрогаясь в беспрестанном оргазме вместе с предсмертными судорогами лягушки.
* * *
• ищущие видений •
– Пока что, – сказала Петра, – это просто нелепое шоу. Мне кажется, что повальное увлечение Тимми Валентайном... ну, есть в этом что-то нездоровое, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Болезнь в нашем обществе или что-нибудь вроде того. Как ты думаешь, стоит об этом писать? Я имею в виду в журнал.
После того как Петра спасла Брайена из фойе и увела его в зал, они посмотрели на выступления уже нескольких самых, наверное, идиотических из гостей Великого Дэйва: в частности, женщины, которая утверждала, что видела статуи Тимми Валентайна на фотографиях с острова Пасхи, с Гималаев и с Луны, и двенадцатилетних школьниц из неформального фан-клуба Тимми по поводу "Клейдесдальского[44]44
Клейдесдаль – порода лошадей-тяжеловозов. Здесь, наверное, имеется в виду оценка по внешности.
[Закрыть] коэффициента" каждого из кандидатов.
– А как тебе тот археолог, или антрополог, или кто он там был? Ну, который доказывал, что о Валентайне записано в исторических документах и что его изображения появляются на протяжении веков в изобразительном и прикладном искусстве? – спросил Брайен. – Что-то было в тех слайдах... зловещее, ты не находишь? – И особенно если ты знаешь, что знал Брайен. Если ты был в лабиринте на чердаке дома-замка на Голливудских холмах, стоял с заостренным колом в руке и смотрел на молоденькую девчонку, оплетенную водорослями, в стеклянном гробу с морской водой... если ты был в горящем особняке в Айдахо и видел вампиров, корчащихся в пламени... да. В словах этого доктора Леви что-то все-таки было. От полотна Караваджо просто веяло жутью. Глядя в глаза затемненного ангела, даже на бледном рентгеновском снимке, Брайен что-то такое почувствовал. Мурашки по коже. Дрожь страха.
– Да очередной малахольный с больной фантазией, – сказала Петра, хотя ей самой показалось, что ее голос звучит как-то нервно. – Хотя говорить он умеет, надо отдать ему должное. Люди с ученой степенью, тем более профессора, обладают некоей аурой исключительности, и ты невольно относишься к ним с почтением, так что им, как правило, сходит с рук почти любой откровенный бред.
Брайен не знал, насколько он может ей доверять. Что она сделает, если сказать ей всю правду? Вовсе не исключено, что она рассмеется ему в лицо. Он сказал:
– А я не уверен, что это бред.
– Правда? – сказала Петра. – Но опять же ты знаешь что-то такое, чего я не знаю.
– Наверное.
Брайен взглянул на сцену. Они с Петрой сидели в огороженной секции, выделенной для прессы. Зал был полон. Туристы за несколько дней занимали очередь за бесплатными билетами на запись шоу. Аудитория Тимми Валентайна, похоже, ни капельки не постарела. Старшие школьники в ярких нарядах, чуть ли не светящихся неоном. Некоторые – даже с родителями. Яппи и повзрослевшие Гиджет[45]45
Главная героиня одноименного фильма «Гиджет» – романтической ленты для подростков про любовь, море, солнце и серфинг.
[Закрыть]. Панки, которым претили сахарно-сладкие мелодии Тимми, но которых привлекали его некрофилические тексты. На балконе сидели избранные. Элита. Брайену показалось, что он разглядел Ширли Маклейн, Принца, Стивена Кинга и даже вроде бы Вуди Алена – хотя в последнее верилось с очень большим трудом. Потолок в зале – в тему Леннона – был расписан психоделическими узорами: радугами, закрученными вокруг гигантских грибов, каковые грибы представляли собой высокотехнологичные осветительные приборы. В центре росписи красовалась мандала в виде креста из четырех желтых субмарин. На носу каждой лодки – голова одного из четверки «Битлов».
– Пошловато, – заметил Брайен, имея в виду потолочную роспись. – О Господи, это действительно Уильям Берроуз, – добавил он, заметив в проходе костлявую фигуру.
– Не уводи разговор в сторону, – нахмурилась Петра. – Так что ты там знаешь?
– Ты все равно мне не поверишь.
– Ты удивишься, если узнаешь, во что я способна поверить. В выходные я была у Симоны Арлета. Я прошла сквозь огонь. – Она откинулась на кресле и достала из сумки очки. Брайен подумал, что она очень даже привлекательная женщина. Не по-голливудски, но все-таки привлекательная. Она была моложе него. Лет тридцать шесть – тридцать семь. Еще не «изношенная», но уже на грани. В ней было что-то печальное, даже когда она улыбалась. Сейчас в ней не было ничего от той живой, дерзкой и бойкой женщины, какой он ее помнил. Должно быть, она действительно сильно переменилась после смерти сына.
Джейсон – худенький невысокий мальчик. С остекленевшим, безжизненным взглядом. Вполне вероятно, что он сидел на риталине. Или вообще на какой-нибудь наркоте. Брайен видел его всего раз или два, и мальчик не произвел на него впечатления – вообще никакого, ни хорошего, ни плохого. Очень милый, как ребятишки из телерекламы. Большие глаза, светлые волосы, длинные с одной стороны головы и почти выбритые с другой. Ему бы понравилось сегодняшнее представление; в те пару раз, когда Брайен его видел, тот неизменно слушал Тим-ми Валентайна в своем плейере.
– Может, устроим себе поздний ужин? Ты как, не против? Я тут поблизости знаю один очень хороший тайский ресторанчик, который открыт до пяти утра. А то одних бутербродиков явно будет маловато. – Брайен отвернулся. Он уже привык получать отказы.
– Звучит заманчиво, Брайен, – сказала Петра. – А теперь – тихо. Появляется королева медиумов.
Брайен вдруг преисполнился непоколебимой уверенности, что эту ночь они проведут вместе. «Господи, будем надеяться, что у нее», – подумал он. Он не убирал свое логово уже, наверное, полгода. Она улыбнулась ему, и эта улыбка обещала новое начало. Для Брайена, чья жизнь закончилась семь лет назад – сгорела в огне вместе с тем маленьким городочком в горах; засыпана снегом, – сама идея начала казалась странной и чуждой. Он даже не знал, получится у него или нет снова зажить настоящей жизнью.
Петра переменилась. После смерти сына она стала совершенно другим человеком – глубоким, серьезным. Способным на прочные и душевные отношения. Это пугало его и радовало. И возбуждало.
* * *
• иллюзии •
– Ну что ж, пришло время встречать последнего – и, наверное, самого знаменитого – из членов жюри конкурса двойников Тимми Валентайна. Позвольте напомнить, что победитель получит не только денежный приз – десять тысяч долларов, но и главную роль в фильме кинокомпании «Stupendous Pictures» «Валентайн», эпической феерии с бюджетом пятьдесят миллионов долларов, которую будет снимать лауреат премии «Оскар» за лучшую режиссуру – это была комедия «Глухой в Венеции», безусловный хит прошлого года – великолепный Джонатан Бэр.
[Бэр крупным планом – легкий поклон. АПЛОДИСМЕНТЫ.]
– Итак, леди и джентльмены, последний из членов жюри – Королева Медиумов и Сверхъестественных Феноменов – человек, проникающий в тонкие сферы, – автор бестселлера «2001 год – 10 горестных предсказаний» – женщина, которая утверждает, что она ежедневно общается на астральном уровне с Клеопатрой, Наполеоном, Элвисом и – сюрприз для вас, дорогие друзья – с Тимми Валентайном! – Симона Арлета.
[МУЗЫКА: ГНЕТУЩАЯ МРАЧНАЯ ГОТИКА, переходящая в ТЕМУ ИЗ «ИЗГОНЯЮЩЕГО ДЬЯВОЛА»]
– Мне уже жутко, друзья мои!
[БУРНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ. СИМОНА АРЛЕТА ПОЯВЛЯЕТСЯ НА СЦЕНЕ]
– Вы посмотрите на нее! Только посмотрите! Какой плащ! Какая прическа! Где вы купили такой плащ, Симона? Наверняка не в «Неймане-Маркусе».
[СМЕХ]
– Наверное, в каком-нибудь специализированном магазине для ведьм. Нет, правда?
[СМЕХ]
– Не надо смеяться, леди и джентльмены. А то Симона Арлета, которая превратила в жабу одну из зрительниц телешоу прямо в прямом эфире...
[УДИВЛЕННЫЕ ВЗДОХИ]
– Послушайте, Дэйв, вовсе незачем перечислять полный список моих достижений. Я обычная женщина. Каждый раз, когда я появляюсь у вас на шоу, вы меня представляете как какое-то чудо природы, которое выходит в эфир исключительно с целью совершить что-нибудь идиотское, но эффектное. Но то, что я делаю, это дар богов.
– Вы сказали «богов», Симона? Вы язычница?
– Просто у меня открытый и восприимчивый ум – очень открытый и восприимчивый.
– Как я понимаю, вы держите связь с потусторонним миром. Ченеллинг и все такое.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы перестали употреблять это слово по отношению к моей работе. Я стала медиумом задолго до того, как Ширли Маклейн занялась популяризацией Нью-Эйджа – в который я, кстати, не верю. Я просто делаю то, что я делаю, вот и все.
– И что вы сделаете сегодня?
– Я собираюсь стать Тимми Валентайном.
– И кто лучше самого Тимми сможет судить конкурс собственных двойников?!
– Очень правильное замечание, Дэйв.
– Сейчас мы уйдем на рекламу, но когда мы вернемся обратно в студию – долгожданный момент. Представление финалистов.
* * *
• рекламная пауза •
Когда началась реклама, он вышел из гримерной в сопровождении матери и агента. Только теперь ему удалось как следует рассмотреть остальных финалистов. Вместе с ним их было четверо. Среди них была одна девочка, но держалась она развязно, как мальчишка; и вообще она была очень похожа на мальчика – прямо не отличишь, разве что подождать годик-два, пока у нее не полезут сиськи. Если она победит, подумал Эйнджел, могу поспорить на что угодно, она с готовностью согласится, чтобы ей их отрезали на фиг или что-нибудь вроде того. Ради будущей карьеры – и хрен с ним, с полом, который ей дал Господь. Итак: сам Эйнджел, девочка и двое мальчишек. Один из Нью-Йорка – снобистского вида богатый еврейский мальчик, во всяком случае, он был похож именно на богатого еврейского мальчика. Второй скорее всего из местных; словечко «типа» проскальзывало в его речи чуть ли не через слово. Оба – вылитые Тимми Валентайны. В этом смысле Эйнджелу с ними тягаться не стоит. Но победу будут присуждать не по внешнему виду. Если нужно, эти киношники загримируют тебя под кого угодно.
Они собрались в маленькой комнате, откуда по отдельному коридору можно было пройти прямо на сцену. Резкий свет телепрожекторов, установленных в комнате, буквально слепил глаза; а коридорчик, где освещение было не слишком ярким, казался сумрачным, словно тоннель, что выводит из недр земли к свету солнца. Четверо финалистов не разговаривали друг с другом, а их агенты старались удерживать их подальше друг от друга, как борзых на поводке.
Эйнджел ни на кого не смотрел. Он попытался улыбнуться одному из ребят, мальчику из Нью-Йорка – рассудив, что он будет самым серьезным соперником. Мальчик не улыбнулся в ответ, но посмотрел на него так, словно хотел сказать: «Мы оба плещемся в одной луже, приятель, так что, наверное, лучше всего плыть по течению». Мальчик из Калифорнии и девочка просто смотрели в пол.
Он подумал про ту высокую ля-бемоль и пожалел, что не выбрал песню попроще.
В комнату ворвалась та блондинка с высокой прической и патологически радостным выражением на лице.
– Ладно, ребята! Все готовы к своему звездному часу? Давайте мы все сейчас улыбнемся... широко-широко улыбнемся...
[ВСПЫШКИ ФОТОКАМЕР]
Рекламные снимки.
Фотографы удалились, а блондинка радостно объявила:
– А теперь – жребий. – Жребий по давней традиции вытягивали из шляпы. Четыре бумажки с номерами от одного до четырех. Порядок выступления. – Только вы не толпитесь всем скопом. А ты не подглядывай, Мари, – сказала она девочке, которая смущенно потупилась и отступила. Очевидно, ей было неловко, что ее разоблачили как девчонку перед другими участниками. Должно быть, рыбак рыбака видит издалека. Потому что сам Эйнджел в жизни бы не догадался, что среди них есть девчонка, – если бы ему не сказали.
Эйнджелу повезло: он тянул жребий первым и вытянул четверку. То есть ему выступать последним. Самая лучшая из позиций. Теперь главное – не сорвать ту высокую ноту...
– Моему сыну досталось последнее место! – воскликнула мать, хотя ее никто не просил орать. – Это нормально, милый?
– Конечно!
Ну почему она никак не оставит его в покое?!
Габриэла приложила палец к губам, и мать смутилась, как девочка-школьница, получившая нагоняй от учителя.
Первого финалиста уже пригласили на сцену. Это был Ирвин Бернштейн из Нью-Йорка. Ирвин вздохнул:
– Надо мне изменить фамилию. В первую очередь. Ненавижу свою фамилию, говно на лопате. Вот у тебя классное имя: Эйнджел Тодд. Вот бы меня так звали.
– Удачи, – сказал ему Эйнджел. Его мать и мать Ирвина обменялись колючими взглядами.
Женщина-гример быстро напудрила ему лицо, и его чуть ли не за руку потащили навстречу слепящему свету на том конце коридора.
* * *
• ищущие видений •
Она закрыла глаза и увидела, как мальчик сходит с дерева.
Было холодно, и ее бил озноб, и она вцепилась в руку мужчины, как девочка-подросток, которая смотрит фильм ужасов.
На шее у мальчика багровеет полоска, и кровь сочится из ссохшихся глаз.
* * *
• колдунья •
Она стоит перед деревом и освобождает распятого мальчика. Тянет гвозди зубами. Ее чрево пульсирует силой, что истекает из умирающей лягушки.
Каким-то непостижимым образом свет солнца пробился сквозь непроницаемую листву. Она боится его. Он набрал силу. Стал слишком сильным. Как у него получилось? Может, она не одна, кто держит его в своей власти? Может, есть кто-то еще?
– Ты нужен мамочке, – шепчет она.
Она думает про себя: «Ты – бабочка, наколотая на иголку, я воткнула иголку тебе прямо в сердце, и только я смогу ее вынуть...»
Она заворачивает неумершего мальчика в свой черный плащ. Кровь стекает с его ладоней на сухие шуршащие листья. Она прижимает его к себе; теперь они напоминают пиету[46]46
Пиета (от итал. pieta – милосердие) – в изобразительном искусстве сцена оплакивания Христа Богоматерью.
[Закрыть] – нечестивую, непристойную. Наверху шелестят черные листья, ветви тихонько постукивают, как иссохшие кости.
За стенаниями мертвого ветра проступает пронзительный голос другого ветра – того, который светлее и ярче. Этого она и боялась. Иная сила вступила в действие – стихийная, неуправляемая, – и Симона отнюдь не была уверена, что она сможет ее контролировать. Какая сила на этой земле обладала достаточной мощью, чтобы смести барьеры между сном и реальностью, пронзить темноту, созданную Симоной, и воззвать к существу, которое она держала в плену?
– Не слушай их, сын мой, – сказала она, целуя сухие губы. – Это всего лишь тени. Кто может встать между нами? Мы здесь только вдвоем – в нашей замкнутой вечности.
"Надеюсь, мне удастся его удержать. Надеюсь, мне хватит силы. Помоги мне, Шанго. Помогите мне, древние силы. Помогите мне.
Кто еще призывает тебя, сын мой? Кто еще? Не слушай их, оставайся со мной, у меня в объятиях, пусть мой звездный плащ укроет твое израненное тело, как небеса укрывают землю, слушай мамочку, которая ради тебя отдала свое тело предельной боли и наслаждению".
Лягушка дернулась у нее внутри, и по телу прошла дрожь восторга.
* * *
• память: 1598 •
Пятно мягкого света пронзает сумрак. Эрколино стоит наполовину в тени, наполовину на свету. На плечах у него – фальшивые крылья. Он не видит лица художника. Только быстрые движения кисти. На дальней стене пляшут тени. Облупившаяся штукатурка. В винной бутылке плавает таракан.
Иногда в тишине слышен шепот сера Караваджо. Любовь моя, моя смерть. Мальчику интересно, что имеет в виду художник. Караваджо ему не позволит взглянуть на картину. Мальчик стоит на границе света и тени. Он не чувствует холода, потому что он сам – источник холода. Разгар лета, и жаркие ветры дуют от Ости, и над сточной канавой прямо за окном стоит тяжелая вонь. Но в комнате – прохладно. Мальчик застыл в мраморной неподвижности. Перья на крыльях слегка колыхаются и подрагивают, но сам он стоит как статуя. Он даже не дышит. В воздухе пахнет прогорклой сладостью. На его гладкой, как жемчуг, коже выступила роса. Его глаза – непорочные и бесчувственные.
Тень от кисти лихорадочно дергается на стене. Любовь моя, моя смерть – что это значит?
– Знаешь, почему я не отражаюсь в зеркалах? – спрашивает Эрколино Серафини.
– Нет. Скажи мне, – отвечает художник из-за холста.
– Потому что я сам – зеркало. Сам по себе я – ничто. Когда ты на меня смотришь, ты видишь только себя, свою темную половину, ту часть себя, которую ты предпочел бы не видеть.
– Это все философия, – говорит сер Караваджо, – не говори мне про философию. Мне хватает и этих мудил кардиналов. Философия – прислужница содомии. – Он стряхивает кисть. Хватает бутылку и осушает ее на четверть одним глотком, с тараканом и всем прочим.
Мальчик даже не дышит.
* * *
• ангел •
Не могу даже вздохнуть потому что уже почти пора и я обязательно запорю эту чертову ля-бемоль запорю я знаю и тогда я уже никогда не вернусь обратно в Париж штат Кентукки ну и хрен с ним с Парижем не больно-то и хотелось туда возвращаться это ад блядский ад как они меня достают эти тетки то так причешут то этак складочки на плаще расправляют я просто Кен кукла Кен да анатомически корректный Кен и мне надо выиграть этот конкурс чтобы блядь хоть раз в жизни стать первым но эта девчонка на экране у нее классно выходит она хорошо двигается и она никогда не слажает на этой ля-бемоль и у нее никогда не будет волос на яйцах и ее голос никогда не сломается ведь у нее нет яиц и никогда не будет и она выбрала песню где нет этой чертовой ля-бемоль я не стал осторожничать как остальные я просто хотел доказать им всем что я это могу и вот теперь я точно срежусь но им всем плевать им всем на меня наплевать для них я никто просто талон на обед.
Хорошо. Приму я их идиотскую таблетку. Но только одну и такую... нормальную. Мне вовсе не хочется засыпать на сцене, и представляться гиперактивным кретином мне тоже не хочется. Вроде бы синенькая – нормальная. Выпью ее на глазах этой тетки-продюсера. Может быть, это поддержит мой голливудский имидж. Без толку. Без. Толку. (Надеюсь, я не обосрусь со страху.) Она и глазом не моргнула. Даже попросила служителя, чтобы принес мне водички из холодильника.
В конце коридора – свет. По всему коридору тянутся телеэкраны. Ряды и ряды экранов. Ее лицо крупным планом. Она смотрит прямо на меня, размноженная в пятьдесят копий, и улыбается победной улыбкой. Вылитая Тимми Валентайн, один в один, мне до сих пор непонятно, как он умудрялся так выглядеть – как парень и как девчонка одновременно, может быть, у него тоже не было никаких яиц. Тимми, Тимми. Может быть, если открыть свой разум он войдет у меня и я стану им как эта ведьма-бабулька собирается впустить его в себя она такая огромная жирная что мальчик весом в сто десять фунтов легко поместится у нее внутри а потом выскочит вот он я.
Вот, похоже, таблетка подействовала. Я спокоен. Спокоен. Синие таблетки всегда переносят меня в ущелье Вопль Висельника где я буду совсем один в той пещере где темно тихо всегда прохладно и пахнет как от пиздюльки Беки Слейк я знаю у нас с ней один раз было и у нее там полно волос целый лес хотя ей всего двенадцать, и, и, и, и...
По коридору из телеэкранов. Сосредоточься. Девочки медленно блекнут в кадре. Радужная заставка. И вот уже камера смотрит на членов жюри на одном конце сцены. Камера перемещается с одного лица на другое. Вот эта ведьма-бабулька. Она что-то записывает у себя в блокноте. Наверное, оценку. Сосредоточься. Дыши. Ровно. Дыши. Дыши. Как говорила училка музыки. Дыши. Как говорила Беки Слейк. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Не напрягайся лучший день в твоей жизни, когда ты прикоснулся к мягкой и темной штучке такой красивый как у меня давай жми на кнопку это как в лифте белый мальчик увезет тебя высоко-высоко дыши не возбуждайся так сильно а то ничего не получится давай жми на кнопку Эйнджел ты такой красивый как ангел Эйнджел. Мне с тобой замечательно. Ты, потому что, еще слишком юный, чтобы спустить. Выход из коридора – как выход из пещеры. Господи, этот свет режет глаза. Мне больно.
Наш последний финалист – мальчик из Парижа, штат Кентукки – двенадцатилетний Эйнджел Тодд – добро пожаловать на конкурс двойников Тимми Валентайна, Эйнджел – в прямом эфире из Леннон-Аудиториум, Юниверсал-Сити, Калифорния – расскажи нам о себе, Эйнджел.
– Да особо рассказывать нечего, сэр. Я простой среднестатистический семиклассник из центральных штатов.
[АПЛОДИСМЕНТЫ]
– А вот если ты выиграешь в нашем конкурсе – у тебя будут деньги, слава, интересные предложения от кинокомпаний... и что ты со всем этим будешь делать?
– Я сделаю так, чтобы у мамы было все то, чего она заслуживает...
[БУРНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ]
...словно тебя рвут на части дикие львы. Посмотри на жюри. Улыбнись им, посмотри в глаза. Установи контакт. Габриэла из-за кулис делает мне знак – мол, ну давай зрителям это нравится может быть их уже всех тошнит от калифорнийского идиотизма и от нью-йоркского идиотизма не говоря уже про идиотизм с переодеванием девочек в мальчиков они пришли сюда на представление и я еще не успел сосредоточиться как освещение меняется и рок-группа играет вступление только это не группа а синтезаторы и вот уже первые ноты звучат, филигранное плетение музыки в ожидании первой перкуссии и первых слов песни которая заполнит пустоту...
[АПЛОДИСМЕНТЫ]
Наверное, я им нравлюсь. Господи, я никого не вижу, потому что весь свет направлен на меня. Я вдруг остался совсем один, даже члены жюри – просто три тени на сцене, движущиеся осколки тьмы. Хотя нет, эта ведьма-бабулька сидит посередине, и я вижу ее глаза, только глаза, как в мультфильме, глаза дикого зверя, плывущие в черном ничто, почему-то мне страшно, эти глаза... но я открываю рот, и ноты льются свободно и плавно, вдох-выдох, вдох-выдох, как учила училка музыки, вдох-выдох, вдох, мне кажется, что я вообще не здесь, что я плыву где-то под потолком и смотрю вниз на зал, вон там Петра Шилох, сидит рядом с мужчиной, которого я не знаю, и он наблюдает за мной, очень внимательно, пристально, вспоминает о чем-то, чего я не знаю, и ноты льются потом, и мне надо только удерживаться на поверхности, скользить по волнам мелодии. Дыши. Дыши. Дыши. Главное – дыши ровно без сбоев положи руку сюда где тепло дай я сама жми на кнопку смотри ощущение полета вверх как на лифте девочка посмотри мне в глаза я тебе нравлюсь? Или ты думал что у нас все устроено по-другому не как у белых девочек ты что раньше не видел черную пизденку? Могу поспорить тебе хочется сунуть туда твою штуку правда? Давай здесь темно и никто не узнает что мы были здесь мы совсем одни в Вопле Висельника только мы ты и я и никто никогда не узнает. Но дай мне хотя бы четвертак. Двадцать пять центов и ты улетишь высоко-высоко из пещеры из леса до самых небес. Слушай Беки, единственную черную девочку в классе. Дай я сама расстегну тебе молнию. Я знаю ты собираешься в Голливуд чтобы стать знаменитым и я хочу быть у тебя самой первой я хочу чтобы ты запомнил меня на всю жизнь когда станешь звездой. Смотри я его достала он готов улететь высоко-высоко как песня. Дыши. Дыши. Ля-бемоль притаилась за углом, как безумный детоубийца-маньяк с шоколадкой в руке. Не думай о ней. Не думай. Дыши. Что происходит с этой бабулькой-ведьмой? Ее глаза горят. Дыши. Дыши. Наши пути обязательно пересекутся на Вампирском дорожном Узле дыши дыши на перекрестке, что пьет наши души дыши. Дай Беки с ним поиграться Беки сделает так что он встанет дыши дыши пройдет еще несколько лет и он у тебя станет весь волосатый и голос у тебя изменится станет грубым и девочки будут сходить по тебе с ума потому что ты такой красивый Эйнджел как ангел. Давай вставляй свою штуку могу поспорить ты никогда этого раньше не делал. Нет делал ну да конечно Я уже это делал делал ну и когда и с кем с кем ты это делал. Не скажу это секрет с кем с кем все погружается в темноту растворяется в темноте я в лесу я в пещере я выхожу не могу выйти дыши! Дыши! Ля-бемоль уже близко подкрадывается со спины дышит в затылок нет Беки я не могу не могу я обещал одному человеку ты что голубой? Я не могу потому что (иди спать, мой зайчик, иди к маме в постельку, иди к мамочке, мама устала, маме хочется, чтобы ты ее нежно потрогал за одно местечко, и) я не знал Беки что это то же самое я не знал ты с кем-то трахался и даже не знал что это такое?! Отпусти меня дай мне уйти дай мне выйти из леса дай мне дышать вот она ля-бемоль вырывается у меня изо рта и летит высоко-высоко из пещеры из черного леса до самого неба я чувствую как щекочется воздух звенит электричеством я чувствую зал они затаили дыхание Господи у меня получилось у меня получилось у меня получилось и, и, и...
Когда-нибудь ты придешь к Беки снова, ты слышишь? Когда станешь мужчиной.
Мать заставляла меня с ней трахаться.
Песня внезапно кончается.
[АПЛОДИСМЕНТЫ]
замирает последний аккорд.
[АПЛОДИСМЕНТЫ]
Я один посреди темноты в круге света – на гребне волны бешеных аплодисментов. Пятно света все расширяется и расширяется, и вот уже свет – повсюду.
Свет.
Свет.
Мы все. Четверо. Стоим в лучах света. На сцене включили большой вентилятор, и наши плащи развеваются на ветру, и мы танцуем под какую-то глупую музыку, трам-пам-пам, мы танцуем четверо маленьких Дракул наши плащи развеваются на ветру, а мы кружим и кружим и топаем ногами.
Члены жюри поднимаются с мест. Бабулька-ведьма смотрит мне прямо в глаза. Она вся мокрая от пота и дышит так тяжело – словно сейчас у нее внутри что-то взорвется. Мы должны танцевать, не обращая внимания на жюри. Я все думаю про Беки Слейк, потому что именно с ней я узнал, что это был секс, эта тайная вещь в темноте, тайная – потому что грязная. Именно с ней я понял, что не хочу становиться взрослым и смотреть людям в глаза и знать, что они тоже знают секрет. Лучше мне умереть маленьким. Мама дает тебе жизнь, а потом мама становится как вампир и пьет жизнь из тебя, и нельзя ничего сказать, потому что она подарила тебе эту жизнь. Вот она. Стоит рядом с Габриэлой. Обе бешено хлопают, подняв руки над головой, но за спиной у нее – чья-то тень. Мне кажется, это призрак Беки. Она такая же черная, непроницаемая. Она вроде бы не видна, но она всегда рядом, за каждой задвинутой занавеской, за дверью в ванную, под каждой кроватью – навсегда.
– И наш победитель – подождите минутку! – что-то у нас происходит загадочное! – Симона Арлета впадает в свой знаменитый транс! – похоже, нас сейчас посетит кто-то из обитателей потустороннего мира! – держите шляпы, леди и джентльмены – включите, пожалуйста, барабанную дробь – нет, лучше оркестр – крещендо! – по-моему, сейчас мы увидим явление духа!
О Боже, она выходит на середину. Это не предусмотрено сценарием. Операторы ошалело носятся туда-сюда, выбирая ракурс. Режиссер-постановщик вышел на сцену и отчаянно жестикулирует осветителям, чтобы те направляли свет на нее, и вот она уже – на середине сцены, и вся дрожит мелкой дрожью, ее глаза закатились, так что видны только одни белки, и она что-то мычит и стонет, и, и...
О Боже, ее разрывает надвое – на две продольные половинки! Мы уже не танцуем. Мы стоим в стороне и смотрим. Разделение началось с головы, как будто посередине лица раскрылась застежка-молния, показался череп, а потом он раскололся, и потекли мозги, кровь забрызгала прожекторы и объективы камер, лицо разлетелось ошметками, грудь раскрылась, за ней – живот, на пол упал комок внутренностей, осколки костей разлетелись в стороны, один из осколков чиркнул меня по щеке, и я закричал и хотел отступить, спрятаться за боковую кулису, но поскользнулся на луже крови и упал плашмя. И тут прямо передо мной приземлилась оторванная нога. Кровь брызнула мне в глаза. Забилась в ноздри. Я дышал кровью. Я дышу кровью. Никто не кричит. Все застыли на месте. Нет, это не может быть по-настоящему. Это – часть представления. Мы же все понимаем. Мы не станем паниковать, как идиоты. Лучше спокойно сидеть на месте, чтобы не выставить себя дураком.
Ее больше нет. Вместо нее – груда окровавленных частей тела. Руки тянутся, царапают воздух. Оторванная голова расколота на две части. Глаза вылезли из орбит и висят на ниточках нервов. Повсюду – алая дымка. Взвесь мелких капелек крови. Кровавый туман начинает сгущаться, и в его клубящемся мареве проступает фигура. Туман из крови загустевает человеческими очертаниями.
Это мальчик.
Очень тонкий и очень бледный. Глаза у него – огромные. Напоминают глаза оленя, которого вспугнули в лесу в охотничий сезон, на горной тропе где-нибудь в Вопле Висельника. На нем ничего не надето, он совсем голый и похож на те слайды, которые показывали чуть раньше, – слайды с древними произведениями искусства. Он весь собран и напряжен, как сжатая пружина. В нем чувствуется сила. Он берет плащ бабульки-ведьмы – который весь в звездах, и лунах, и каких-то непонятных значках – и укрывается им. Вентилятор по-прежнему включен, и плащ развевается на ветру, только на нем это смотрится по-настоящему, как будто это действительно ветер, а не поток воздуха от лопастей – на нем это смотрится так, как будто он только-только спустился с небес на грозовой туче, и горний ветер все еще дует ему в спину.
Он не улыбается. Он очень серьезно смотрит по сторонам, как будто он только проснулся от долгого-долгого сна. Он такой бледный, что, кажется, сделан из мрамора – как те мраморные ангелы, охраняющие покой мертвых на Форест-Лоун. Я даже не знаю, по-настоящему это все или нет – может быть, это сон. Может быть, я проиграл конкурс и убежал от всех, провалился в некую страну-фантазию у себя в голове.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?