Текст книги "Законные интересы налогоплательщиков: реализация, обеспечение, защита"

Поэтому перед юридической наукой стоит задача в определении оптимальной точки равновесия между частными и публичными интересами, их взаимном учете. Задача эта, по справедливому замечанию А. В. Демина, является «краеугольным камнем» всего налогово-правового регулирования²⁴¹.

Ранее мы указывали, что фактические интересы налогоплательщика в зависимости от установок их носителя могут иметь разную направленность и по этой причине вступать в непримиримое противоречие с требованиями закона. Очевидная неправомерная нацеленность едва ли затруднит правоприменителя в их разоблачении. Такого рода интересы находятся в отношении контрадикторности (противоречии) с публичными интересами и подавляются силой действия последних; законными они не являются, полностью отрицаются и защите не подлежат. Интерес, не признанный законным, не может иметь пределов и допускаться к «взвешиванию»; предварительно он должен через правовую легитимацию приобрести законный статус.

Когда же мы говорим о законном интересе, то имеем в виду, что фактический интерес уже прошел тест на приемлемость; собственно, поэтому он и называется законным: интересу была дана правовая оценка, и притязание признано (законодателем, правоприменителем) допустимым. Публичный интерес, в свою очередь, всегда законный. Поэтому объектом нашего внимания являются юридически признанные правомерные интересы, которым противостоят также правомерные, но обратно направленные интересы. Причем эти интересы относительно равнозначны – во всяком случае, ни один из них на старте очевидно не превалирует над другим. Выбор необходимо сделать между допускаемым и незапрещенным. Этот выбор или решение a priori является непростым в силу его неоднозначности. Коллизия, лежащая в основе спора, носит объективный характер, то есть не связана с дефектами правотворчества или ошибочным правоприменением. В основе сталкивающихся интересов находятся нормы, не противоречащие между собой; исчерпывающие друг друга альтернативные варианты не находятся в отношении взаимоисключения, а разрешение спора на основе формальных критериев не представляется возможным. В отношении такой категории споров, исключающей механическое правоприменение, известный американский правовед Рональд Дворкин (Ronald Myles Dworkin, 1931–2013) ввел в оборот термин hard cases (сложные дела)²⁴². Их особенностью является более широкий концептуальный анализ и специальный способ разрешения. «В конечном счете, – указывает Аарон Барак, – в трудных делах выбор судьи определяется его судейской философией, которая есть продукт его опыта и его мировоззрения»²⁴³.

Любой частный интерес не абсолютен и поэтому может подвергаться оправданному лимитированию. Это тем более возможно, если такое ограничение принесет существенную пользу обществу и будет перевешивать объективную значимость частного интереса. Но в таком случае частный интерес, оказавшийся в правомерном сужении, а точнее сказать, потери (возможные лишения) с этой стороны, должны стать предметом внимания (заботы) органа публичной власти. Кроме того, и сами ограничения обязательно должны отвечать требованиям справедливости, адекватности, пропорциональности, соразмерности²⁴⁴.

Логика термина «баланс» предполагает некое весовое равенство, устойчивое состояние, отношение эквивалентности между измеряемыми интересами (ценностями). Поэтому приоретизация одного интереса при их взвешивании не должна сводить ценность другого к нулю. Если правоприменитель или законодатель отдают предпочтение только противоположному (скажем публичному) интересу без какой-то разумной компенсации коллидирующему интересу, то это уже не балансирование, а умаление или даже подавление частного интереса, поскольку природа такого ограничения затрагивает само существо законного интереса, приводит к утрате его содержание и фактически исключает возможность реализации. Соответственно, нет оснований говорить о каком-то балансе, гармонизации интересов. Напротив, все внимание балансера после определения веса каждой ценности (интереса) должно быть уделено «пострадавшему» интересу или вопросу: как, за счет каких «пряников» возможно уравновесить разнонаправленный, менее весомый интерес? И чем меньше вес интереса, тем больше придется «довешивать», добиваясь более точного соответствия равновесию, чтобы каждый из интересов получил максимально возможную степень удовлетворения.

Например, усиление фискального прессинга (рост налоговой ставки, отмена налоговой льготы, введение нового налога, любое ухудшение положения налогоплательщика) должно сопровождаться (быть сбалансировано) предоставлением дополнительной защитительной возможности налогоплательщику в ослаблении этого прессинга путем оспаривания, установления повышенного стандарта доказывания для налогового органа, требования большей гибкости (любое фискальное решение не должно быть произвольным, а должно иметь экономическое обоснование) и т. п. Возможность привлечения к ответственности налогоплательщика должна сопровождаться аналогичной возможностью привлечения должностного лица налогового органа, неправомерно привлекшего налогоплательщика к ответственности и тех должностных лиц, которые в административном порядке не отменили исходное незаконное решение.

Так, Конституционный Суд РФ в 2017 г. признал конституционной возможность взыскания с налогоплательщика денежных средств, полученных им вследствие неправомерно (ошибочно) предоставленного по решению налогового органа имущественного налогового вычета по налогу на доходы физических лиц, в порядке возврата неосновательного обогащения в случае, если эта мера оказывается единственно возможным способом защиты фискальных интересов государства при отсутствии в законодательстве о налогах и сборах специального регулирования порядка возврата неправомерно (ошибочно) предоставленного имущественного налогового вычета²⁴⁵.

Данная фискальная возможность, по одну чашу весов, должна быть чем-то сбалансирована по другую сторону, поскольку в этой другой чаше располагаются такие ценности, как правомерные ожидания налогоплательщика, стабильность и определенность публичных правоотношений, доверие к действиям государства. В рассматриваемом деле Конституционный Суд РФ баланс увидел, во-первых, в темпоральном обусловливании возможности применения неблагоприятных последствий: период взыскания должен быть, по возможности, оптимально ограниченным; во-вторых, в невозможности применение в отношении налогоплательщика иных правовых последствий (пени, штрафы).

Но достигается ли таким образом баланс интересов? Налогоплательщик не получает никакой компенсаций за нарушение его законных ожиданий. Ожидания законны в том смысле, что в основе приобретения налоговой выгоды лежит решение налогового органа – официально-властный акт уполномоченного публично-правового субъекта, в отношении которого действует презумпция законности. И суд отмечает эту презумпцию, равно как и сформированные решением органа публичной власти ожидания налогоплательщика в законности оснований получения соответствующих денежных средств и возможности беспрепятственного их использования (притом что их размер в данном случае может выступать существенным источником материальной основы жизни и деятельности конкретного лица). Вот только ожидания эти остались совсем без внимания и защиты суда. Суд констатировал, со ссылкой на постановление Европейского Суда по правам человека²⁴⁶, право органов власти на исправление ошибок, даже вызванных их собственной небрежностью. И ничего лучшего не придумал, как забрать у налогоплательщика обратно в бюджет ошибочно предоставленное.

Но если ошибка произошла из-за небрежности государства, почему бы государству не разделить эту ответственность?

В трудовых отношениях заработная плата, излишне выплаченная работнику при неправильном применении трудового законодательства или иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права, не может быть с него взыскана, за исключением некоторых случаев (ч. 4 ст. 137 ТК РФ). Почему же работодатель в сходных условиях находится в менее защищенном положении, чем государство? Этот же вопрос можно сформулировать и так: почему государство находится в более привилегированном положении, чем частный субъект?

Когда Конституционный Суд РФ в 1999 г. признавал правовое основание взыскания санкций с налогоплательщика неконституционным (положения пп. «а», абз. 1 пп. «б» п. 1 ст. 13 Закона РФ от 27.12.1991 «Об основах налоговой системы в Российской Федерации» и п. 8 ст. 7 Закона РСФСР от 21.03.1991 «О Государственной налоговой службе РСФСР»)²⁴⁷, вопрос о возврате непропорционально взысканного тоже не стоял.

Таким образом, нельзя сказать, что суд проявил какую-то заботу в отношении законных ожиданий налогоплательщика. В качестве компенсации налогоплательщику было предложено довольствоваться тем, что к нему не будут применяться меры принуждения, притом что в действиях налогоплательщика и так отсутствовали признаки противоправности. Неудивительно в этой связи, почему данное постановление вызвало столь много критики от научного сообщества.

В основе балансирования лежит отказ от линейного (удовлетворить / отказать) разрешения спора (в пользу одного из конфликтующих субъектов, без учета второго интереса). Данное свойство балансирования Е. С. Аничкина, Ю. А. Рудт назвали комплементарностью²⁴⁸ (взаимодополнение друг друга до единого целого). Государство в такой модели выступает правообязанной стороной, т. е. стороной, одновременно обеспечивающей оба интереса: частный и публичный. Именно органы публичной власти обязаны «найти оптимальное соотношение этих интересов при реализации своих функций и полномочий»²⁴⁹.

Американские ученые Алек Стоун Свит (Alec Stone Sweet) и Джуд Мэтьюз (Jude Matthews) отмечают, что сам переход к балансированию интересов уже дает ясно понять, что: а) каждая сторона ссылается на конституционно законную норму или ценность; b) суд априори одинаково высоко ценит каждый из этих интересов; с) определение того, какая ценность имеет преимущественную силу в том или ином конкретном случае, не является механическим мероприятием, а представляет собой сложную судебную задачу, связанную со сложными политическими соображениями; и d) будущие дела, затрагивающие одни и те же два юридических интереса друг против друга, вполне могут решаться по-разному в зависимости от фактов²⁵⁰.

Равновесие зависит от разных параметров ограничений, в том числе от степени ограничения (глубины вмешательства в частный интерес), интенсивности (временное ограничение или постоянное) и его объема (ограничение, приближающее к сущностному ядру интереса или находящееся на «его периферии, краях»), от вероятности наступления (угроза ограничения или уже свершившийся факт).

Все тот же О. У. Холмс приводит пример, в котором власти в общественных интересах могут ограничивать высоту строящихся зданий в городе без какой-либо компенсации собственникам, тем самым в определенной степени сокращая объем права собственности. Но если власти попытаются ограничить высоту настолько, чтобы сделать обычную строительную площадку совершенно бесполезной, интерес собственников будет преобладать над общественными интересами, и власти не могут установить такой лимит без компенсации²⁵¹.

Баланс интересов – это всегда поиск компромисса, приемлемых уступок на основе их сочетания и взаимообусловленности, а не подчинения одного интереса другому, признанному приоритетным. Баланс не может быть в чью-то пользу.

К. И. Амирбеков в равновесии как правовом явлении выделил три составляющие: баланс в правонаделении и правоограничении субъектов права; баланс в дозволенном и должном в сфере поведения этих субъектов в общественных отношениях; судебный контроль в восстановлении равновесия в случае малейшего отклонения от него как в первой, так и во второй сферах²⁵².

И публичный, и частный интересы состоят в отношении бинарности, устанавливая взаимные пределы реализации в налоговых отношениях. Судья Конституционного Суда РФ Г. А. Гаджиев в Особом мнении к Постановление от 02.12.2013 № 26-П, со ссылкой на позицию ЕСПЧ, отметил, что «баланс можно считать справедливым, когда ни одной из ценностей не отдается безусловный приоритет, а действие одного принципа (ценности, права) создает имманентные пределы для другого принципа (права или конституционной ценности)»²⁵³.

Соответственно, итогом балансирования должен выступить такой результат согласования публичного и частного интересов, при котором ни один из них не отрицается и не в состоянии вытеснить другой: оба признаются и реализуются, в том числе притязаемый (отстаиваемый) интерес. Ценность или значимость каждого из них не ставится под сомнение. Речь может вестись лишь о пропорции, т. е. о разном объеме их воплощения или степени удовлетворения, насколько это юридически возможно. Увеличение объема одного интереса приводит к уменьшению объема противоположного интереса, и наоборот. Баланс в таком случае достигается за счет компенсационного или иного механизма, который добавляет «веса» интересу с меньшей величиной. Компенсация может иметь разное проявление, в том числе и нематериальное. Само же противоречие, лежащее в основе конфликта, может вовсе сохраняться и не устраняться в процессе разрешения.

Одна из проблем отечественного правоведения, с которой приходится сталкиваться на практике, – это отсутствие понятных правовых механизмов или форм согласования антиномичных интересов.

Термин «баланс интересов» достаточно часто используется в практике Конституционного Суда РФ и рассматривается им: как принцип права²⁵⁴, обязанность федерального законодателя²⁵⁵, конституционная ценность²⁵⁶, необходимость²⁵⁷; требование, вытекающее из принципов и положений Конституции²⁵⁸. Обеспечение «справедливого», «необходимого», «надлежащего» баланса публичных и частных интересов является одним из основных юридически значимых критериев правомерности нормативных актов не только в практике Конституционного суда РФ, но и в практике ЕСПЧ при оценке обоснованности внутригосударственных правоприменительных решений²⁵⁹.

Баланс интересов является критерием в приоритизации положений Конституции РФ над международными правовыми нормами²⁶⁰. Предлагается даже в целях обеспечения общеобязательности закрепить принцип баланса публичных и частных интересов в действующем законодательстве²⁶¹.

Однако в чем именно состоит баланс интересов, как он достигается, какие алгоритмы правоприменителем задействованы – эти вопросы не всегда полностью раскрываются. На отсутствие каких-либо правил определения оптимального соотношения публичного и частного интереса в российском законодательстве и судебной практике сетуют О. Ю. Кравченко²⁶², О. Ю. Бакаева с Н. А. Погодиной, что, по выражению последних, «подчеркивает сложность и многоаспектность исследуемого вопроса»²⁶³.

А. А. Даньков²⁶⁴, В. А. Мальцев²⁶⁵ отмечают неисследованность наукой непротиворечивых критериев баланса публичного и частного интересов. По признанию Д. И. Дедова, определить приоритетные интересы достаточно сложно; правоприменитель еще не овладел в достаточной степени навыками определения приоритета интересов²⁶⁶.

Конституционный Суд РФ в обоснование своих правовых позиций по тому или иному вопросу применяет известные только ему инструменты и алгоритмы балансирования, полагаясь больше на интуицию и собственные представления о должном. Неразработанность методологии оценки и взвешивания интересов не только не дает четких ориентиров правоприменителю, но и не добавляет судебным актам легитимности и открытости, нередко вызывает недопонимание в профессиональной научной среде и острые споры со скептическими и даже саркастическими замечаниями в отношении приведенных Судом аргументов²⁶⁷.

Все это ставит перед юриспруденцией интересов как научным направлением задачу по формированию полноценной методологии измерения и балансирования релевантных интересов, объясняющую получение того или иного правового результата.

Методологической основой искомого равновесия является метод взвешивания или балансирования (balancing), который нашел широкое применение в Соединенных Штатах Америки (опираясь на работы Холмса, Кардозо, Паунда и др.), и так называемый тест на пропорциональность (proportionality test), имеющий европейские корни из публичного права Германии и воспринятый практикой ЕСПЧ.

На текущий момент времени идея пропорциональности проникла далеко за пределы общеевропейского правового пространства в страны с разными правовыми системами: Южной Америки, Африки, Австралии, Новой Зеландии, а также Северной Америки²⁶⁸.

Имея различную историю происхождения и опираясь на разные правовые школы, решая диаметрально противоположные функции, «две правовые концепции <…> сблизились настолько, что сейчас кажется естественным обсуждать их в едином контексте; как две стороны одной медали»²⁶⁹, поскольку очевидно, что они выстраиваются на одной идейной и логической основе.

И пропорциональность, и балансирование, несмотря на всю их важность и ссылки на них в судебных актах, являются чем-то новым (terra incognita) для отечественного законодателя и правоприменителя²⁷⁰. Эти принципы никак не закреплены в отечественном законодательстве о налогах и сборах и лишь отчасти могут просматриваться в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ. Да и в научной, и учебной литературе налогового права не находится места для этих принципов²⁷¹.

Апологетами теории пропорциональности являются известные зарубежные ученые двадцатого века Н. Маккормик, Р. Алекси, Д. Битти, М. Кумм и др. В то же время, по свидетельству М. Коэн-Элия и И. Порат, правовая доктрина пропорциональности уже имела широкое применение прусскими административными судами в период между 1882 и 1914 годами²⁷².

Как ни парадоксально, но метод взвешивания появляется для оправдания ограничений прав человека, нашедших прочную законодательную основу. Сильная законная позиция частного интереса наделяла его иммунитетом от ограничений публичного толка и тем самым делала уязвимым общественно значимые интересы, которые в силу широты своего охвата неизбежно пересекаются с частными. При этом нормативно-правового инструментария преодоления абсолютного характера индивидуальных прав было недостаточно для избежания игнорирования публичного интереса.

Ретроспективно идея взвешивания состояла в сопоставлении правоприменителем конкурирующих интересов посредством интерпретации правовых норм; предоставление защиты частным интересам осуществляется только при необходимости, а не в каждом случае их ограничений.

Таким образом, в основе метода взвешивания лежит широкое судебное усмотрение, позволяющее учитывать различные метаюридические факторы, социальные, экономические, политические и иные значимые, по мнению суда, реалии для объективного обоснования и справедливого решения. Активная судебная позиция, по сути, выступила противовесом экспансии субъективных прав и законных интересов. Преимуществом данного метода его сторонники называют мобильность, адаптивность, гибкость и эластичность. С другой стороны, широкая дискреция правоприменителя создает угрозу принципу законности путем размывания нормативных требований, превращения их в условно-обязательные или вовсе отнимает это качество, подменяя целесообразностью.

Судебный активизм (judicial activism), как антипод судебного формализма (judicial formalism), нашел немало противников, считающих процедуру взвешивания политизированной, а суд – новым сувереном. Г. А. Гаджиев по этому поводу отмечал: «<…> когда судьи заменяют баланс, найденный законодателем, собственными представлениями о том, чему отдать предпочтение – публичному интересу или частному, <…> они занимаются конституционной политикой, а не конституционно-правовым толкованием проверяемых на конституционность законов»²⁷³.

Г. А. Гаджиев решительно возражает против замены законодательного баланса ценностей судебным в пользу тех или иных интересов, поскольку фактическое позитивное нормотворчество Конституционного Суда РФ вступает в противоречие с принципом разделения властей, принципом народовластия и выходит за его компетенционные пределы; Суд должен проявлять определенную умеренность, конституционную сдержанность, а «зал суда» не должен являться «местом для политического волеизъявления»²⁷⁴.

Немецкий правовед Ю. Хабермас (J. Habermas) полагал, что «при коллизии все аргументы могут принять политический характер, что, в свою очередь, сведет на нет деонтологическое понимание правовых норм и принципов»; «взвешивание происходит или произвольно (arbitrarily), или нерационально (unreflectively)»; «опасность иррациональных постановлений возрастает в том случае, когда функциональные аргументы берут верх над нормативными»²⁷⁵.

Критический взгляд метода взвешивания можно найти и у американских судей (А. Скалиа, Х. Блэк, Э. Уоррена), не скрывавших свое разочарование в концепции взвешивания интересов. В некоторых решениях Верховного суда США прямо отвергается этот метод²⁷⁶.

Идея пропорциональности, напротив, заключается в гарантировании прав и законных интересов частных лиц от произвольного их административного ограничения в условиях их слабой законодательной поддержки; в проверке адекватности ограничительных мер ради достижения легитимной цели. Основной фокус внимания в пропорциональности уделяется рациональной связи между целью и средствами ее достижения. Концептуальная мысль пропорциональности состоит в том, что права человека не абсолютны и могут ограничиваться на законных основаниях, но и сами ограничения имеют пределы. В этом, по выражению А. Барака, заключается «двойная функция (dual function) пропорциональности»²⁷⁷.

В общем виде структура анализа пропорциональности включает в себя четыре последовательных этапа: 1) необходимо установить, действительно ли имело место ограничение индивидуальных прав властями, соответствует ли такое ограничение закону, является ли преследуемая цель легитимной (проверка законности или тест на легитимную цель вмешательства (legitimate aim); 2) проверяется пригодность или уместность (suitability) выбранного властями средства достижения поставленной цели, т. е. может ли планируемая цель в принципе достигаться с помощью таких мер, подходят ли они для этой цели; 3) исследуется возможность достижения желаемого результата другими, менее ограничительными или альтернативными способами, т. е. проверяется необходимость выбранного средства (necessity); 4) взвешиваются преимущества от достигнутой цели с «ущербом» вследствие ограничений индивидуальных прав, т. е. проверяется соразмерность или пропорциональность в узком смысле (stricto senso). Если же на предыдущем этапе находится пропорциональная альтернатива (proportionate alternative), то взвешивание проводится с учетом и в сравнении с пропорциональной альтернативой²⁷⁸.

Причем А. Барак отмечает, что сравнение должно происходить в предельных состояниях: максимальные выгоды против маржинального ущерба (marginal benefit vs marginal harm)²⁷⁹.

Идея максимизации разницы между выгодами и издержками пронизывает содержание всех этапов теста на пропорциональность: издержки становятся неоправданными, если фактические выгоды сводятся к нулю (критерий обоснованности или пригодности); если использование альтернативных средств уменьшает издержки (критерий необходимости), или когда совокупные издержки больше приобретаемых выгод (критерий соразмерности, или балансирование)²⁸⁰.

Тест следует проводить последовательно. Последовательность этапов теста означает, что необходимость каждого последующего этапа возникает только при положительном прохождении предыдущего. Отрицательный ответ на любом из этапов позволяет сделать вывод о непропорциональном ограничении прав налогоплательщика. Так, если на первом этапе выясняется, что преследуемая властями цель не является легитимной, то последующие шаги (исследование средств и балансирование) не осуществляются, то есть до реального взвешивания интересов дело может не дойти, поскольку дальнейший анализ не проводится.

Несмотря на всю простоту теста на пропорциональность, он может вызвать определенные затруднения на практике, в ходе самого процесса применения. Проблему осуществления (operation) теста выделяет профессор публичного права Умберто Бергман Авила (Humberto Bergmann Avila). Структура теста логична и понятна, сама процедура теста формализована, но по мере его реализации попутно возникают дополнительные вопросы: Что такое уместность? Что значит необходимые средства? Как сравнивать преимущества с ущербом? Поднимаемые вопросы находятся в неразрывной связи с содержательной частью теста и должны быть также прояснены, чтобы пропорциональность парадоксальным образом не служила произволу, хотя и задумывалась для борьбы с ним²⁸¹.

Перечень тестовых вопросов выстроен от «более очевидной несоразмерности к менее явной»²⁸², поэтому так важно придерживаться этой последовательности. С другой стороны, в отечественной практике конституционного судопроизводства имеют место случаи скрытого взвешивания конфликтующих публичных и частных интересов еще (уже) на стадии проверки допустимости конституционной жалобы, поскольку проверке подвергается не только формальный, но и содержательный критерий допустимости. Такая правоприменительная модель вызывает резкую критику в юридическом сообществе, поскольку позволяет суду во внесудебной процедуре (без заслушивания сторон, свидетелей, экспертов, специалистов) делать выводы²⁸³. По мнению А. В. Должикова, этот подход обосновывается процессуальной экономией, однако, как сам ученый справедливо отмечает, «он деструктивен, поскольку позволяет фактически не рассматривать конституционно-правовую проблему по существу, решая ее процессуальными способами»²⁸⁴.

Для того чтобы взвесить какую-либо величину (в нашем случае интерес), должно соблюдаться правило измеримости: величина должна быть измерима (количественно/качественно). Поэтому одной из проблем взвешивания интересов является формализация данного процесса. Закономерно в этой связи возникают физические образы массы, веса, силы и т. п.

У знания системная природа. Именно поэтому достаточно часто предпринимаются попытки объяснить правовые явления через системные связи с другими науками: философии, социологии, экономики. При этом нередко задействуется и методология точных наук (математическое моделирование, структурно-функциональный анализ). Еще немецкие юристы времен Фридриха Карла фон Савиньи сравнивали правоведение с химией и заимствовали понятия из естественных наук для иллюстрации логики права²⁸⁵. Полезность математических методов в юриспруденции отмечают многие авторы²⁸⁶. Неслучайно эпоху нового права называют «математическим правом, правом логики», с которым спорить так же сложно, как «сейчас маститому гроссмейстеру обыграть шахматную компьютерную машину»²⁸⁷.

Роберт Алекси является, пожалуй, одним из самых влиятельных современных ученых из разработчиков концептуальных основ структурной теории пропорциональности и балансирования интересов. В 2002 году он представил свою концепцию формулы веса в одноименном труде «The Weight Formula» как инструмент оценки одного из критериев теста пропорциональности.

Р. Алекси показал структуру баланса с помощь математической модели применительно к принципам, где принцип «P i», сравнивается с принципом «P j». Формула веса (W i, j) определяет соотношение в конкретном случае вес P i относительно коллидирующего принципа P j.

Для этого исчисления в отношении каждого принципа вводятся три переменные: I, W и R, где I – это ограничения или вмешательство (interference), W – абстрактный вес (abstract weight), R – степень достоверности эмпирического и нормативного предположения или коэффициент надежности.

Р. Алекси придает абстрактному весу ценности определенное числовое значение. Он вводит так называемую трехклассную или триадическую шкалу (triadic scale) вмешательства, а именно: легкая (light), умеренная (moderate) и серьезная (serious), при этом он отмечает, что «есть множество возможностей для уточнения шкалы»²⁸⁸. Например, обозначив каждый класс шкалы соответствующими буквами «l», «m», и «s», ее можно превратить в двойную триадную шкалу, которая работает с девятью этапами. Интенсивность вмешательства тогда может быть представлены следующим образом: (1) «ll», (2) «lm», (3) «ls», (4) «ml», (5) «mm», (6) «ms», (7) «sl», (8) «sm», (9) «ss»²⁸⁹, придав каждому уровню числовое выражение.

Формула веса (W i, j) представляет собой деление (частное) P i на Pj, где (P i = W i*I i*R i; P i = W j *I j *R j). Если результат от соотношения (деления) больше единицы, то это означает, что принцип «i» имеет больший вес, чем принцип «j», и, следовательно, должен преобладать над ним в данном конкретном случае, если результат меньше единицы, то принцип «j» имеет больший вес.

Перевес одного из принципов не означает недействительность второго, ровно как не означает установления исключений из него, – напротив, при других обстоятельствах взвешивание может дать противоположный результат, и второй принцип возьмет вверх над первым²⁹⁰. Если, однако, конкретный вес (W i, j) равен 1, то существует тупик. В этом случае Р. Алекси апеллирует к дискреционным полномочиям законодателя²⁹¹.

Р. Алекси выводит «закон равновесия»: «Чем больше степень неудовлетворенности одного принципа или ущерба ему, тем больше должна быть важность удовлетворения другого принципа»²⁹².

Интересным видится геометрический взгляд Д. Г. Шустрова на измерение абстрактного веса ценностей. Опираясь на многомерный подход к конструированию системы ценностей известного германского исследователя ценностей Н. Гартмана²⁹³ и труды А. Барака²⁹⁴, он предложил матрицу ценностей в аксиологической системе координат, где ось абсцисс иллюстрирует значение силы ценности (ее места в горизонтальной иерархии ценностей), а ось ординат – значение высоты (ее места в вертикальной иерархии ценностей)²⁹⁵. Если исходить из этих соображений и ст. 2 Конституции РФ, то высшая ценность занимает правый верхний угол в этом измерении; абсолютные права являются более значимыми (сильнее) по сравнению с относительными правами и поэтому стоят выше в горизонтальной иерархии ценностей, поскольку обладают большей гарантированностью, защитой – их нельзя ограничить, согласно ч. 3 ст. 55 и ч. 1 ст. 56 Конституции РФ.

Такой подход интересен тем, что позволяет определять приоритет или значимость ценностей, находящихся на одном уровне (высоте), относительно друг друга.