Текст книги "Влюбленный лэрд"

Глава 5

Как нельзя лучше ему подходила… библиотека. Тишина, как и сами книги, нисколько не привлекала Дугала.

Как это ни удивительно, но меньше всего Лахлан ожидал там встретить Лану Даунрей. Забравшись с ногами в большое кресло, она читала какую-то книгу. Но еще удивительнее было увидеть в ее руке кинжал. Заметив его, она вся напряглась, невольно сжав рукоятку кинжала. Лахлану стало горько и обидно, он вызывал у нее опасения или даже страх, а ему совсем не хотелось, чтобы она его боялась.

Было в этой девушке что-то трогательное и волнующее, нечто такое, что пробуждало в нем новые, свежие чувства.

Несомненно, она ему нравилась, возможно, его влекла к ней страсть, но что бы это ни было, он намеренно гасил в себе подобные чувства. В его положении они не имели смысла. Но, кроме страсти, им двигало любопытство. Кем она была… для него? Почему переходила из одного сна в другой? Почему она появилась в его жизни именно сейчас? Можно сказать, почти перед его кончиной?

Это казалось несправедливым. Если бы они встретились раньше, то, возможно, его жизнь сложилась бы иначе. Ему понравилась мысль об их общем будущем.

Ночь. Свидание. Поцелуй. А дальше…

Черт, что за нелепые фантазии?!

Выбросив глупости из головы, Лахлан сосредоточился на том, что сейчас его волновало больше всего. Лана говорила, что знакома с его умершей матерью.

Раньше он счел бы ее помешанной, ненормальной, той, самым подходящим местом для кого является больница для душевнобольных. Но теперь, после того как его самого стали мучить ночные кошмары, Лахлан не знал, как быть.

Ему хотелось о многом расспросить мать, прошлое хранило тайны, которые всю жизнь не давали ему покоя. Мысль, что наконец-то он сможет все узнать, взволновала Лахлана. Помимо того, Лана Даунрей могла ему помочь разобраться и в другом не менее важном деле, раз уж она была способна общаться с духами, а в это Лахлан уже как-то незаметно для себя поверил. Как знать, возможно, она сумеет поговорить с теми привидениями, которые навещают его почти каждую ночь? И, что еще более важно, не удастся ли ей отогнать их прочь?

Как было бы хорошо немного передохнуть от кошмаров и насладиться душевным спокойствием хотя бы теперь, незадолго до предсказанной кончины…

Руководствуясь своими соображениями, Лахлан решил остаться в библиотеке. Не обращая внимания на ее недовольный вид, он вежливо поклонился и поздоровался:

– Мисс Даунрей.

– Ваша светлость.

Ее синие глаза потемнели, брови сдвинулись, по всему было видно, что она совсем не рада его вторжению. Однако Лахлан сделал вид, что ничего не замечает.

Лана опять принялась за чтение. Она не скрывала своей неприязни, и это больно задело Лахлана.

Ему совершенно ясно и абсолютно невежливо дали понять, что он здесь лишний. Следовало бы уйти, но Лахлан не мог так просто уступить. Во-первых, ему было интересно узнать, кто она на самом деле, несчастная сумасшедшая или наделенная удивительными способностями провидица. Во-вторых, к его удивлению, рядом с ней ему было так хорошо, так покойно, что никуда не хотелось уходить.

С делано равнодушным видом он сел в кресло неподалеку от нее. Она притворилась, что ей тоже как бы все равно. Однако и по ее лицу, и по тому, как бегали ее глаза по странице книги, было заметно, что его присутствие ее раздражает.

А ему было невыразимо приятно сидеть в тихой библиотеке и просто смотреть на ее милое, нежное лицо. И даже немного забавно было наблюдать за тем, как она тщетно пытается притвориться, что увлечена чтением. Ее непосредственность, искренность и свежесть чувств, а также полное отсутствие жеманства – все вместе взятое очень ему импонировало.

Она нисколько не походила на тихую, робкую мышку, каких было немало в Лондоне, напротив, в ней чувствовались твердость и сила воли, она могла быть яростной, смелой, готовой в любую минуту прийти на помощь своему избраннику. Английские леди не имели ни капли подобной смелости. Возможно, поэтому он так и не женился в Лондоне, а может быть, он действительно в глубине души был шотландцем…

– Ваша светлость, – прервал его размышления голос девушки.

Оставив чтение, она смотрела ему прямо в лицо, и это было чрезвычайно приятно.

– Да? – Голос Лахлана звучал по-светски учтиво и любезно, как это было принято в лондонских гостиных.

Однако его вежливый тон не понравился девушке. Она наморщила нос и довольно резко спросила:

– Вы что-нибудь хотите?

Да, он хотел. И не что-нибудь, а очень многого, и это уже не были ответы на вопросы, которые он только что собирался задать по поводу его матери.

Ему хотелось поцеловать ее в очаровательно вздернутый нос – это было бы восхитительно. А затем целовать ее дальше…

– Вы уставились на меня и довольно долго смотрите, не отводя глаз.

– Не отводя глаз? Прошу извинить меня. – Но в его голосе не было слышно никакого раскаяния.

– Хорошо. – Лана нахмурилась. – Тем не менее мне это очень мешает. Может, вы все-таки что-то хотите?

– А-а, да. Вы угадали.

Она удивленно выгнула бровь и замерла в ожидании, но Лахлан явно не торопился.

– Что именно? – резко бросила она.

Он открыл было рот и, сам не зная отчего, растерялся. Настал удобный момент, от него ждали объяснений, а он, к собственному удивлению, не мог никак собраться с мыслями. Возможно, его растерянность была вызвана серьезными опасениями услышать нечто такое, что ему могло не понравиться. Он не был трусом, но при мысли, что сейчас она скажет ему нелицеприятную правду, его взяла оторопь.

«Неужели она, то есть моя мать, покончила с собой, нисколько не думая обо мне? Неужели она меня не любила? Неужели она не хотела иметь детей?»

Решив немного потянуть время, то ли от малодушия, то ли от растерянности, он кашлянул и одернул вниз жилет.

– Прежде всего мне хотелось бы принести извинения за Дугала.

Лана покраснела от раздражения:

– Какой еще Дугал?

– Мой слуга. Он был с вами крайне невежлив.

– И это еще мягко сказано. – Ее пальцы сжали кинжал.

– Хочу вас заверить, я огорчен не меньше, чем вы.

По его лицу пробежала тень неудовольствия. Его действительно крайне разозлило поведение кузена, и эту злость он с трудом сдерживал. Лана внимательно посмотрела ему в лицо, и ее глаза слегка раскрылись – не от удивления ли?!

– Я посоветовала ему держаться от меня подальше.

– Очень хорошо вас понимаю. Если у вас возникнут осложнения, без колебаний обращайтесь ко мне.

В этот миг Лахлану больше всего на свете хотелось быть ее единственным защитником, к помощи которого она бы обращалась в случае опасности или какой-нибудь необходимости. Быть мужчиной, который оберегал бы ее…

Но тут ход его приятных мыслей прервал ее смех. Она звонко смеялась, что было очень обидно.

– Мисс Даунрей? – Он вопросительно посмотрел на нее.

– Если у меня возникнут осложнения, на которые вы намекаете, то я обязательно обращусь к вам…

Лахлан обрадовался и уже открыл было рот, чтобы поблагодарить, как она продолжила:

– …с вопросом, как вы собираетесь хоронить его тело.

О черт! Лахлан с открытым от удивления ртом смотрел на эту изящную хрупкую крошку с такими грациозными плавными движениями, в душе которой было столько ярости и жестокости.

– Хоронить… его тело? – пробормотал он.

– Но ведь он ваш кузен, не так ли?

– Да, верно.

– Как это ни печально, но тогда именно вам придется заняться его похоронами. – Глядя на его лицо, на котором сменяли друг друга недоверчивость и неуверенность, она решительно произнесла: – Кроме вас, некому.

– Мне… а-а… вы говорите… что убьете его, если он опять станет к вам приставать?

– Я зарежу его, как цыпленка.

Это было сказано нежным голосом и с ангельской улыбкой на лице, но в том, что она сдержит обещание, у Лахлана не было никаких сомнений.

Он отметил про себя, что надо будет предупредить Дугала. Хотя его кузен вызывал раздражение и порой даже приступы гнева, но как-то не хотелось, чтобы его зарезали, как цыпленка. Тогда возникнет столько осложнений, их надо будет улаживать, а ему это надо?

Несмотря на озабоченность, Лахлан вдруг, сам того не желая, улыбнулся. Как же он удивился, когда увидел похожую улыбку на губах Ланы!

– Здесь, в Шотландии, все иначе, – усмехнулся он.

– И как давно вы это поняли? – Она иронично приподняла брови.

– Нрав здешних женщин, как я погляжу, слишком горячий и даже жестокий.

– Точно так же, как и нрав их мужчин, – сухо заметила Лана. Ее взгляд упал на его галстук. – Но каким бы он ни был, никто здесь не будет так одеваться.

Последние слова она произнесла едва слышно, почти пробормотала их себе под нос, Лахлан разобрал их с трудом. Но нет, нет, он не ослышался.

Лахлан посмотрел вниз, на математическую строгость линий его галстука, и едва не поморщился.

– Мне самому не очень нравятся галстуки.

– Но почему тогда вы их носите?

Он пожал плечами:

– Я ведь герцог. Положение обязывает.

– Ну и что? Где ваша смелость?! Зачем идти на поводу у всех? – удивилась Лана.

Лахлан инстинктивно отодвинулся назад, его поразила ее энергия и страстная убежденность. Внезапно ему захотелось выглядеть в ее глазах именно так, как должен выглядеть мужчина согласно ее представлениям.

– И как же, по вашему мнению, должен одеваться мужчина?

Лана окинула внимательным взглядом его широкоплечую стройную фигуру:

– Думаю, килт вам будет очень к лицу.

В ее голосе прозвучало столько искренней убежденности, столько веры в него, что ему ужасно захотелось изменить свой облик, чтобы ей понравиться. Он должен оправдать ее надежды. От одной мысли, для чего он все это делает, его бросило в жар.

Боже, он столько лет учился сдерживать свои чувства! И в конце концов он научился над ними властвовать. Но сейчас, забыв обо всем, он сгорал от желания схватить ее, обнять, прижать к себе и целовать, целовать, целовать.

Но тут его взгляд упал на кинжал в ее руке.

Нет, спешить тут не следовало.

– Когда-нибудь я впервые его надену, хотя бы для того, чтобы угодить вам.

– Неужели вы никогда не носили килт? – искренне удивилась Лана.

– Нет, не носил. – Лахлан откашлялся. – По правде говоря, в лондонских гостиных на все шотландское смотрят косо.

Ему было стыдно признаваться, что любой второстепенный английский баронет чувствует себя по положению выше шотландского герцога.

– Боже, вы говорите, как англичанин! – Девушка поморщилась, словно услышав что-то неприличное.

– В делах, как и в политике, крайне важно выглядеть подобающим образом.

Лахлан немало поработал над созданием соответствующего образа; несколько лет постигал то, каким должен быть настоящий английский лорд. К сожалению, теперь, когда он добился неплохих результатов, он почему-то был не очень рад своим успехам.

– Да, – задумчиво протянула Лана, с сожалением поглядывая на него. – Это действительно крайне важно.

– Вы так на меня смотрите, как будто я одет как чучело.

Лана тихо рассмеялась:

– Выглядеть надлежащим образом в Лондоне и здесь, в Шотландии, – это две разные вещи.

– Хм, в таком случае я не прочь сменить наряд, – тоже усмехнулся он. Было ли это разумно с его стороны? Скорее всего, не очень.

– Тогда вам надо надеть килт. И улыбаться почаще, а также… гм… снять галстук. Он очень туго затянут.

Что верно, то верно. Слишком туго. Слишком неудобно. Лахлан едва мог повернуть голову, но он к этому привык.

Тяжело вздохнув, Лана отвела взгляд в сторону.

– Жаль, все-таки очень жаль.

– Что вам жаль? – нахмурился он.

– Жаль, что шотландский герцог больше не выглядит настоящим шотландцем.

Ее слова задели его за живое. Он сам не раз об этом думал, но, как было справедливо замечено, положение обязывает.

– Я такой, какой есть.

Хорошо это или плохо, но тут ничего нельзя поделать.

Однако ее страстный ответ поколебал его уверенность:

– Ваша светлость, прежде всего вы шотландец. Как бы вы ни старались выглядеть настоящим англичанином, как бы ни старались забыть о своих корнях…

– Я не забываю о них.

– Важнее всего то, что в ваших жилах течет шотландская кровь, ваше сердце навечно осталось в горах Шотландии.

Ее страстная, пылкая горячность завораживала. Да, она была дикаркой, неукротимой и безудержной.

Лахлану стало любопытно, была ли она столь же страстной и в других своих проявлениях.

– Притворяйтесь англичанином, если вам так нравится…

– Мне не…

– Откажитесь от того, что принадлежит вам по праву рождения, если вам так нравится, – перебила она его.

– Я ни от чего не отказываюсь.

Как же она была хороша в этот миг! Пылкая, насмешливая, дерзкая. Как ни странно, но эта маленькая стычка взволновала Лахлана. Ему вдруг стало легко и весело.

– Но, по правде говоря, – она откинулась назад и ласково ему улыбнулась, – ваша матушка желала вам лучшей доли. Ей хотелось, чтобы вы стали тем, кем должны быть по праву рождения.

При одном упоминании о его матери Лахлан замер.

И опять ему стало больно.

Однако это была прекрасная возможность, которой глупо было бы не воспользоваться.

– Вы говорите… что моя мать?..

Наклонив голову, Лана выжидательно смотрела на него:

– Да?

– Вы говорите, что встречались с ней?

– Да, встречалась.

– С ее душой? – Надо было все прояснить.

– Да, с ее душой, – вздохнула она.

– И часто вы говорите с умершими?

В ответ Лана то ли хмыкнула, то ли фыркнула, а затем осторожно и тихо произнесла:

– Каждый день.

Он внимательно посмотрел ей в лицо, словно спрашивая, в своем ли она уме.

Прочитав в его глазах вопрос, девушка слегка смутилась.

– Вы считаете меня странной?

Он отметил легкую дрожь ее подбородка, а также смешанную со страхом неуверенность в ее голосе. Столь резкая перемена – вместо горячей, смелой девушки перед ним теперь сидела смущенная и напуганная – поразила его. Как вдруг его осенило. Если она действительно обладала столь удивительными способностями, то понятно, как к ней относились люди. Видимо, ее боялись и обижали, давая ей разные прозвища.

Нет, он не повторит их ошибки. Он не один из них. Он не такой.

Разве нормально было видеть призраков? А Лахлан их видел. Но рядом с Ланой он чувствовал себя тоже по меньшей мере странно. И как же все-таки это приятно, когда тебя переполняет ощущение удивительной близости с кем-то! А именно с ней.

Лахлан кашлянул, пытаясь подыскать какие-нибудь теплые, сердечные слова, но, как назло, ничего кроме обычных, дежурных фраз ему в голову не приходило.

– Нет, не считаю. Вы совсем не странная.

Лана положила ладонь поверх его руки. От ее прикосновения по его телу волной пробежала сладкая дрожь, но еще приятнее было услышать ее слова:

– Спасибо, ваша светлость.

Просто и сердечно. В ее взволнованном голосе прозвучало нечто большее, чем простая любезность. От одной мысли, как много ей пришлось перенести обид и, наверное, оскорблений от разных людей, ему стало не по себе. Он представил всю степень людской неприязни, ту стену отчуждения, которой она была окружена всю жизнь, и ему стало ужасно больно за нее. Лахлан глубоко сочувствовал Лане, потому что сам всю жизнь ощущал нечто подобное – обособленность от внешнего мира. Он понимал, как порой бывает холодно, неуютно и одиноко.

– Спасибо, – повторила Лана. – Вы не представляете, как мне было приятно услышать это от вас! – Наклонившись к нему, она с горечью прошептала: – Многие меня боятся.

Он сочувственно закивал головой.

– Некоторые за глаза называют меня ведьмой.

Возмутительно! Это задело его за живое.

– Что? Да как они смеют?!

– Они считают, что я заключила договор с самим дьяволом. – Она передернула плечами.

– Неужели? – Он лукаво и добродушно улыбнулся, как бы желая смягчить горечь ее признания.

Лана нисколько не походила на ведьму. В ней он видел один свет. Ну и шипы тоже, как у всякой женщины.

– Конечно, нет, – запальчиво возразила она, кокетливо посмотрев на него.

– А хоть бы и да, – шутливо отозвался Лахлан. – Я такой же, как и вы, я тоже вижу привидения. Одно точно, а иногда даже два.

– Неужели видите? – Лана удивленно заморгала.

– Мой замок буквально населен привидениями.

– О-о, мне захотелось его посетить!

У Лахлана едва дух не захватило от внезапного прилива радости. Воображение тут же нарисовало ряд картин, одна восхитительнее другой – она в его спальне, на его постели, – он замер от охватившего его наслаждения.

Невозможно было понять, откуда возникло столь страстное желание. Да, он хотел ее как мужчина. Но под этим желанием скрывалось нечто большее, чем сиюминутное вожделение. Душевная пустота, тяга к человеческому теплу и жажда взаимопонимания – вот что прежде всего влекло его к ней.

Думать об этом было не столько приятно, сколько больно и грустно. Разве такое возможно?

Нет. Никогда. И все из-за проклятия.

Опомнившись, он спрятал свои переживания под светской улыбкой и снова вернулся к интересовавшему его предмету.

– Мисс Даунрей, а как давно вы обнаружили у себя столь удивительные способности?

– Не очень давно. Когда я была девочкой, я провалилась зимой сквозь лед в озеро. – Она зябко поежилась. – Как видите, я не утонула, но так как было ужасно холодно, я простудилась и сильно заболела. Я была при смерти, и мне казалось, что я слышу ангельское пение. А когда очнулась, то увидела перед собой мою мать. Она стояла рядом с моей постелью.

– Вашу мать?

– Дело в том, что она умерла, когда мне было всего три года. Она успокоила меня, сказав, что я поправлюсь, что все будет хорошо. И с тех пор… – Лана запнулась и, широко разведя руки, словно пытаясь охватить ими все вокруг себя, закончила: – Вижу призраков везде и повсюду.

Лахлан кивнул, не зная как ему быть – верить или нет.

– М-да, в Шотландии полным-полно привидений.

Она презрительно фыркнула:

– Вы даже не представляете, как их много!

– Ваша способность весьма полезна.

– Да как вам сказать. Иногда она кажется проклятием.

– Ах вот как… – Наступил удобный момент для того, чтобы начать разговор о проклятии. – А сейчас в этой комнате есть какие-нибудь призраки?

Лана энергично закивала, при этом лежащие на ее плечах длинные золотистые локоны закачались.

– Как всегда, здесь Дермид.

– Дермид? Кто это?

– Дядя Даннета. Его убили, – несколько небрежно проговорила Лана. Ее тон поразил Лахлана.

– А вы… знаете, кто его убил?

Она крепко сжала губы и утвердительно кивнула, как бы давая понять, что имя убийцы она ни за что не назовет.

– Он ужасно неприятный тип, – еле слышно прошептала Лана. – Каким он был, таким и остался.

– Он издает… неприятный шум?

– Вот именно. Но я не обращаю на него внимания. И тогда он понемногу исчезает.

– Исчезает? – оживился Лахлан.

– Да. – Лана опять кивнула. – Если не подпитывать их своей энергией, то без вашей энергии они исчезают.

– Ясно. А кто-нибудь еще здесь есть? – поинтересовался Лахлан на всякий случай, втайне думая о матери, но не надеясь на положительный ответ.

– Да, есть. Ваша мать.

Какое совпадение, настоящая удача!

Выражение лица Ланы стало мягким и нежным.

– Она всегда возле вас, когда вы думаете о ней.

Ласковый голос девушки заглушил в Лахлане волну возмущения, поднимавшуюся в его душе всякий раз при мысли о матери, и согрел его сердце. Он как-то сразу смягчился, подобрел.

– Она очень гордится вами, Лахлан.

Она назвала его по имени, что было не совсем прилично, но сейчас ему было наплевать на приличия, более того, ему захотелось, чтобы она и впредь звала его только так.

Но прежде всего его ошеломило то, что она сказала.

– Гордится? Мной?

Невероятно, женщина, бессердечно бросившая его, когда он был совсем маленьким, оказывается, им гордится?!

– Она гордится вами, тем, кем вы стали. – Вдруг она опять очаровательно наморщила нос и взмахом руки указала на его галстук. – Хотя она не в восторге от того, как вы одеваетесь.

– Не в восторге? – Удивление Лахлана выросло еще на несколько градусов.

Наклонившись к нему, Лана доверительно прошептала:

– Ей хочется узнать, как будет смотреться на вас килт. Вашему отцу килт был очень к лицу.

Гм, гм, странно, дух отца, навещавший его по ночам, не носил килта. Но разве мог быть у призраков строго установленный стиль одежды? Хотя в любом случае цепи считались необходимым атрибутом.

Наклонив голову вбок, Лана весело улыбнулась. Удивительно, но за ее внешней необузданной горячностью пряталась другая женщина, которая была не прочь пококетничать.

– Она была бы рада опять услышать в вашей речи броуг.

– Броуг?

Лахлан совершенно растерялся. Вот те раз, ведь он столько лет и столько усилий потратил на то, чтобы стереть из своей речи все следы шотландского акцента! Приятнее и намного спокойнее жить, когда над тобой перестают смеяться и дразнить, как было в Итоне.

– Если хотите, то я могу немного поучить вас.

– Поучить… меня?

– Ну да. Пока вы здесь, я смогу дать вам несколько полезных советов. Вам станет ближе наш образ мыслей и действий и, самое главное, вы поймете, почему мы, шотландцы, именно такие. Поработаем над вашим акцентом. Подберем нужный гардероб.

Выражение ее лица опять стало строгим.

– Нам придется много времени проводить вместе. Но и работы у нас просто непочатый край.

Лахлан раскрыл рот от удивления. Прежде всего, он страшно обрадовался, что теперь будет так много времени проводить вместе с Ланой Даунрей. Во-вторых, она, будучи сама маленькой дикаркой, делала ему заманчивое предложение тоже стать, пусть и на время, дикарем. К собственному удивлению, в глубине души ему ужасно хотелось попробовать, уравновешенность и холодность английского стиля поведения изрядно ему надоели.

– Ну что ж, я обдумаю ваше соблазнительное предложение. – А затем гораздо живее продолжил: – Благодарю вас, мисс Даунрей.

Лана широко улыбнулась. Ее улыбка и расслабленная поза – она уже не сжимала кинжал, он исчез в складках платья – очень его обнадежили.

Она была права – им обоим было над чем поработать.

В итоге, как знать, возможно, они станут друзьями.

Но что-то в душе Лахлана вдруг этому воспротивилось. Лукавить перед собой не хотелось, не о дружбе он мечтал и не к дружбе стремился.

К сожалению, на большее рассчитывать не приходилось.

Как странно, они сидели вдвоем с герцогом в библиотеке и дружески беседовали. К ее удивлению, он не походил на накрахмаленного высокомерного английского аристократа, более того, ее необычные способности не оттолкнули его, а напротив, заинтересовали.

Какое же это огромное облегчение – найти такое понимание! Как приятно, что интуиция ее не подвела, кроме того, он ей нравился, что было еще приятнее. Сердечный, добрый, все понимающий и очень симпатичный. Теперь, после столь неожиданного сближения, Лана вдруг поняла, что от нее зависит очень многое, и она не только могла помочь ему, ей и самой этого очень хотелось. Она буквально рвалась в бой.

Хотя настоящая причина их сближения была ей пока не ясна – высшие силы хранили молчание, – на этот счет у нее имелись свои соображения. Лана была убеждена, что ей предназначена далеко не пассивная роль, что она может оказать на герцога влияние, чтобы он изменил свое решение – освободить земли от мелких арендаторов. Как это осуществить, она пока не знала, но ясно представляла себе всю трудность задачи – вынудить могущественного умного человека поступить вопреки его же собственной воле. Однако на этот счет у нее уже возникли кое-какие идеи. Они явно испытывали друг к друг симпатию, кроме того, можно было сыграть на вере герцога в существование призраков. Лана видела все выгоды и преимущества подхода именно с этой стороны.

Вместе с тем она с горечью сознавала, что внезапное появление в ее жизни Лахлана никак не связано с ее тайными и так долго лелеянными надеждами, свойственными любой девушке. Если им и суждено было осуществиться, то уж точно не с ним.

Что за пустые мечтания?! Усилием воли она отбросила их прочь. В жизни чудес не бывает.

Он герцог.

А кто она? Девушка без титула и состояния. Далеко не красавица.

А ему как герцогу, наверное, хочется…

– Мисс Даунрей?

Его приятный вкрадчивый голос прервал ход ее тревожных размышлений.

– Да?

– Мне хотелось бы расспросить вас подробнее о вашем чудесном даре. Вы не против?

– Конечно, нет. Спрашивайте. – Лана обрадовалась проявленному им интересу. Это отвлекло ее от грустных размышлений.

– Когда вы общаетесь с призраками… вы… разговариваете с ними в буквальном смысле?

– О нет. Никаких слов мы не произносим. Одни лишь мысли и чувства. Иногда видения.

– Видения?

– Ну да.

Объяснить на словах то, как это происходило на самом деле, было бы трудно, но ее краткий ответ, похоже, герцога полностью удовлетворил. Он глубоко задумался, по его взволнованному лицу было видно, что он борется с самим собой, стесняясь спросить ее о чем-то важном.

Положив ладонь на его руку – от ее прикосновения он вздрогнул, – Лана ласково по ней похлопала.

– Ваша светлость, ну что же вы?

Он взглянул на нее. В его синих бездонных глазах, в которых можно было утонуть, было столько затаенной невысказанной скорби, что ей стало его жалко.

Он молча смотрел и смотрел на нее, его волнение явно нарастало, было заметно, что еще немного, и оно прорвется наружу. Только не надо было этому мешать.

Чуткая Лана терпеливо ждала. Ободренный ее молчанием, Лахлан, наконец, решился.

– Если бы я задал вопрос моей матери, вы смогли бы передать мне ее ответ?

Она не знала, почему это так для него важно. Но то, что это было важно, было понятно без всяких слов.

– Если она захочет ответить, – тихо заметила Лана.

– А-а, – разочарованно протянул Лахлан и сразу как-то сник.

– Ваша светлость, – поспешила ободрить его девушка, – не стоит так расстраиваться, сперва надо спросить. Как знать, может, вам она ответит.

Он упорно молчал, и она решила подхлестнуть его вопросом:

– Так о чем вы хотели ее спросить?

Набравшись храбрости, Лахлан очень тихо, так, что она едва расслышала, прошептал:

– Мне бы хотелось узнать, почему… она меня бросила.

Вдруг что-то больно и сильно кольнуло Лану в сердце – это так резко, испустив фонтан бледно-лиловых искр, отреагировала на вопрос Лахлана мерцающая Лилиас.

Она была настолько сильно возмущена, что ее обычное спокойное, мягкое, голубое сияние сменилось на темно-красное, рубиновое.

– Бросила, ваша светлость?

– Почему она покончила жизнь самоубийством?

Его вопрос в сознании Ланы отразился многократным, постепенно затухающим эхом. Ее зрение затуманилось, в глазах все потемнело. Она уже не видела вокруг себя стен библиотеки, она перешагнула в иной мир.

Лана попала в темное, сырое помещение. В нос бил густой запах морской воды. Гул от падавших с потолка капель эхом отражался от каменных стен. Рядом с ней был Уильям, ее любимый. Высокий, темноволосый, красивый. Он был явно чем-то встревожен, глаза его были прищурены, он настороженно смотрел на мужчин, силуэты которых закрывали просвет прохода. Двое из них были здоровенные малые, а третий ростом с мальчика. Она знала их всех. Она доверяла им.

Теперь же от них исходила явная опасность. Ее сердце тревожно забилось, предчувствуя беду. Ею завладел липкий страх.

Один из негодяев поднял руку, в ней был пистолет. Уильям бросился вперед, закрывая ее своим телом. Раздался выстрел. Уильям согнулся и рухнул на землю.

Она упала на колени рядом с ним, прижимая к себе его обмякшее тело, пытаясь его спасти и с ужасом понимая, что это, увы, невозможно. Убийцы подошли совсем близко. Ее положение было безнадежным.

Она подняла глаза и увидела почти приставленный к ее груди пистолет. Грубый, злой голос торжествующе произнес последние в ее жизни слова:

– Ваша светлость, вы тоже умрете.

– Мисс Даунрей?

Чья-то теплая рука освободила ее от наваждения. Лана открыла глаза. Боже, какое ужасное видение! Еще миг, и она почти полностью пришла в себя. Никаких сомнений в том, что так погибла Лилиас, у нее не было.

Несчастная Лилиас! Господи, благослови ее душу!

– Мисс Даунрей, что с вами?

Она переплела пальцы лежавших на коленях рук, затем, пытаясь как можно быстрее унять волнение, опустила глаза.

– Со мной все хорошо, ваша светлость. Только… – Она запнулась, затем, вскинув голову, посмотрела на него. Лахлан напряженно ждал, что она скажет дальше. Он явно верил ей, и это ее очень обрадовало. – Только я не верю, что ваша мать покончила жизнь самоубийством.

Он отпрянул чуть назад, вопросительно глядя на нее своими чудесными синими глазами:

– Не верите? Странно. Но ведь она бросилась вниз с крепостной стены.

Лана недоверчиво покачала головой:

– Нет, нет. Она погибла в каком-то сыром подвале или подземелье.

Лахлан совершенно растерялся:

– Но мне сказали, что ее вещи – ожерелье и шаль – нашли на камнях под стенами замка. И еще, мой управляющий Маккинни своими глазами видел, как она прыгнула вниз.

Снова в сердце Ланы горячей волной отозвались боль и гнев Лилиас. У нее не было никаких сомнений, герцогу сообщили заведомую ложь, но для чего?

– Никакое это не самоубийство, ваша светлость. Вашу мать убили. И вместе с ней вашего отца.

В голове Лахлана царил сумбур. Прожить всю жизнь в полной уверенности, что его отец, сойдя с ума, бросился со стен замка в море, а следом за ним и его слабовольная мать, и вдруг узнать, что все было не так!

Лахлан еще мог понять, почему такой безрассудный поступок совершил отец. Старинное проклятие и страх перед неизбежным сумасшествием преследовали и его самого, он не раз подумывал о самоубийстве. Но самоубийство матери нельзя было ни понять, ни простить. Ее смерть угнетала душу и отравляла сознание. Мать бросила его, совсем маленького.

Как же он мучился и страдал из-за этого! Ее смерть наложила отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Мир в его глазах выглядел холодным, бездушным и жестоким.

Теперь же картина мира вдруг изменилась. Все вокруг опять становилось на свои места.

Ни отец, ни мать не совершили смертного греха – самоубийства. Ни он, ни она не бросили своего ребенка на произвол судьбы.

Никто из них не хотел умирать.

Следует отдать должное Лане, пока он размышлял над услышанным, она терпеливо ждала. Лахлану надо было прийти в себя и многое переосмыслить, а это требовало времени. Такое трудно было уложить в сознании.

Не потому, что этому мешали сомнения, а потому, что его захлестнула огромная радость.

Это было внезапное прозрение, почти откровение, – все и в нем и вокруг сразу изменилось.

– Я… гм-м… большое вам спасибо, мисс Даунрей, но сейчас мне надо… – Он запнулся, затем встал, машинально одернул жилет, поправил галстук и кивком указал в сторону дверей. – Мне надо побыть одному.

Она поднялась следом за ним:

– Конечно, конечно, я вас понимаю. Увидимся позже, ваша светлость. Если у вас возникнут еще вопросы… насчет вашей матери, то спрашивайте, не стесняйтесь.

Лахлан отвесил учтивый поклон и, не говоря ни слова, быстро вышел из библиотеки.

«Я вас понимаю», – вертелась в его голове одна и та же фраза.

Это были не пустые, произнесенные лишь из вежливости слова, в этом у него не было никаких сомнений.