Текст книги "Рука доктора Фу Манчи"

Сакс Ромер
Рука доктора Фу Манчи

ГЛАВА I
ПУТЕШЕСТВЕННИК С ТИБЕТА

– Кто там? – резко спросил я.

Я повернулся и посмотрел через комнату. Окно было широко открыто, когда я вошел, и легкая пелена тумана висела в помещении, заволакивая свет накрытой абажуром лампы. Я напряженно смотрел на закрытую дверь, каждую секунду ожидая увидеть, как поворачивается дверная ручка. Но ничего подобного не случилось.

– Кто там? – громко повторил я. Потом пересек комнату и распахнул дверь настежь.

В длинном коридоре, освещенном единственной унылой лампочкой в дальнем конце, плавал тот же желтый туман, столь характерный для Лондона в ноябре. Но ничто не шевелилось ни справа, ни слева от меня. Строительные работы в отеле «Нью-Лувр» еще не закончились, и этот широкий протяженный коридор, несмотря на облицованные мрамором стены, казался неуютным и мрачным; его роскошь не грела душу.

Закрыв дверь, я вернулся в комнату и пять или более минут стоял, прислушиваясь, не повторится ли уже привлекший мое внимание таинственный звук: будто что-то волокли по полу под размеренное постукивание. Усилия мои успехом не увенчались. При входе я закрыл окно, дабы преградить доступ в номер желтому туману, но подсознательно продолжал ощущать его обволакивающее присутствие. Сейчас вокруг стояла такая тишина, какую я знавал в пустынях, но не мог представить себе в окутанном туманом Лондоне, в сердце великой столицы, между шумным, оживленным Стрэндом, с одной стороны, и живущей своей беспокойной жизнью рекой – с другой.

Проще всего было предположить, что мне все почудилось, поскольку нервы мои находились не в лучшем состоянии после поспешного возвращения из Каира – из Каира, где я оставил столько любовно взлелеянных надежд. Я вернулся к распаковке своего дорожного сундука, но через некоторое время новый донесшийся из коридора звук заставил меня резко выпрямиться.

Кто-то быстрыми шагами приблизился к моему номеру, потом раздался стук в дверь.

На сей раз я не стал спрашивать, но прыжком пересек комнату и распахнул дверь. Передо мной стоял Найланд Смит в тяжелом дорожном пальто с поднятым воротником и опущенной на глаза шляпе.

– Наконец-то! – воскликнул я, в то время как друг мой переступил порог и быстро закрыл за собой дверь.

Бросив шляпу на диван и скинув пальто, Смит вытащил трубку и принялся нервно набивать ее.

– Итак, – произнес я, стоя среди извлеченного из сундука хлама и внимательно наблюдая за товарищем, – в чем дело на сей раз?

Найланд Смит зажег трубку и небрежно бросил обгорелую спичку себе под ноги.

– Бог его знает, в чем дело на сей раз, Петри, – ответил он. – До сих пор мы с вами вели не слишком спокойную жизнь. Об этом позаботился доктор Фу Манчи. Но если верить тому, что сказал мне сегодня шеф, впереди нас ожидают гораздо более странные и загадочные приключения.

Онемев от изумления, я уставился на него.

– Это почти невероятно, – проговорил я. – Ужас и Страх не могут иметь значения более темного, нежели данное им доктором Фу Манчи. Фу Манчи мертв – так чего же нам бояться?

– Нам следует бояться Си Фана! – ответил Смит, с размаху опускаясь на диван.

Я продолжал смотреть на друга непонимающе.

– Си Фана…

– Я всегда знал – да и вы тоже, – прервал меня Смит в своей решительной манере, – что Фу Манчи, несмотря на свою гениальность, тем не менее являлся лишь исполнителем воли другой личности или других личностей. Он не являлся главой той организации, которая занимается массовыми убийствами с целью нарушить равновесие мировых сил. Мне даже известно имя одного мандарина и члена Высочайшего Ордена Белого Павлина, под чьим непосредственным началом действовал доктор Фу Манчи. Об имени же человека, стоящего во главе организации, я никогда не осмеливался даже гадать.

Смит умолк и сидел, угрюмо сжав трубку в зубах. Я смотрел на друга почти бессмысленным взглядом.

– Очевидно, вы должны многое рассказать мне, – произнес я с принужденным спокойствием.

Я пододвинул кресло к дивану и собрался сесть.

– Пожалуй, вам стоит закрыть дверь на защелку, – резко заметил мой друг.

Я понимающе кивнул, пересек комнату и задвинул маленькую никелированную щеколду.

– Итак, – начал Смит, когда я уселся, – история сия обрывочна и со множеством пробелов. Давайте посмотрим, что нам известно. Похоже, причиной моего (и, следовательно, вашего) срочного отзыва из Египта в Лондон – депешу вручили мне в Суэцком порту, на полпути в Рангун – послужило прибытие сюда сэра Грегори Хэйла, бывшего атташе Британии в Пекине.

– Совершенно верно.

– Далее, инструкцией мне вменялось остановиться в отеле «Нью-Лувр». Поэтому вы прибыли сюда и сняли здесь номер, пока я ходил с докладом к шефу. Петри, нас ждет еще более странное задание, нежели те, какие нам приходилось выполнять прежде. Во-первых, сэр Грегори Хэйл находится здесь…

– Здесь?

– В отеле «Нью-Лувр». По дороге сюда я установил, не прибегая к прямым вопросам, конечно, что он занимает номер, подобный вашему, и, по случайному совпадению, на этом же этаже.

– Его отчет для Управления по делам Индии, независимо от содержания, должен был произвести сенсацию.

– Он не сдавал отчет в управление.

– Как?! Не сдавал отчет?

– Он не появлялся вообще ни в каком управлении и не принимал у себя никаких представителей государственной службы. В отдельном номере этого отеля он играет в Робинзона Крузо уже почти две недели – то есть со времени своего прибытия в Лондон.

Полагаю, мое растущее замешательство было совершенно очевидным, поскольку Смит издал характерный для него короткий мальчишеский смешок.

– О! Я же предупредил, что это странное дело! – воскликнул он.

– Этот Хэйл что, сумасшедший?

Веселость разом покинула Найланда Смита, и внезапно он стал суров и мрачен.

– Или сумасшедший, Петри, глубоко и безнадежно сумасшедший, или спаситель Британской империи… а, возможно, и всей западной цивилизации. Слушайте. Грегори Хэйл, с которым я немного знаком и который относится ко мне с уважением, почитая меня единственным человеком в Европе, достойным его доверия, оставил свой пост в Пекине некоторое время назад и отправился в частную экспедицию к монгольской границе с нескрываемым намерением посетить одно место в пустыне Гоби. Перейдя монгольскую границу, сэр Хэйл исчез на шесть месяцев, чтобы спустя означенное время появиться в Лондоне самым неожиданным и драматическим образом. Он скрывается в отеле, отказываясь принимать любых посетителей и лишь уведомив высоких должностных лиц о своем прибытии по телефону. Он потребовал, чтобы на встречу с ним прислали меня, и, несмотря на эксцентричность поведения бывшего атташе, столь велика вера шефа в глубокую осведомленность его о делах Дальнего Востока, что – пожалуйста! – я тут как тут.

Найланд внезапно смолк и настороженно выпрямился. Затем…

– Вы слышали что-нибудь. Петри? – отрывисто спросил он.

– Какой-то странный стук? – уточнил я, тоже напрягая слух.

Смит быстро кивнул головой.

Некоторое время мы оба прислушивались: Смит – слегка наклонив голову вперед и сжав в руке трубку, я – устремив взгляд на запертую дверь. Легкая туманная дымка по-прежнему висела в воздухе, и один раз мне почудился слабый шорох в погруженной во мрак спальне за спиной. Смит кивком велел мне оглянуться, и несколько мгновений мы с другом пристально всматривались в темный дверной проем. Но ничто больше не нарушало тишину.

– Вы рассказали мне не много и не мало, Смит. – По непонятной причине я заговорил приглушенным голосом. – Кто или что такое Си Фан, о существовании которого вы упомянули вскользь?

Найланд Смит мрачно улыбнулся.

– Возможно, это подлинная и до сих пор не разрешенная загадка Тибета, Петри, – ответил он. – Тайна, скрытая от мира под покровом ламаизма. – Смит резко поднялся на ноги и бросил взгляд на извлеченный из кармана клочок бумаги. – Номер «14-А». Пойдемте! Нельзя терять ни минуты. Следует уведомить о нашем присутствии сэра Грегори – человека, который осмелился приподнять сей таинственный покров.

ГЛАВА II
ХРОМОЙ ЧЕЛОВЕК

– Заприте дверь! – многозначительно сказал Смит, когда мы вышли в коридор.

Я так и сделал и повернулся, готовый следовать за другом, когда услышал какое-то истерическое бормотание, и следующая дверь на противоположной стороне коридора внезапно распахнулась. Из нее буквально вылетел человек, лицо которого казалось смертельно бледным в тусклом свете единственной лампочки. Бросив взгляд через плечо, человек неверной походкой направился к нам.

– Боже мой! Я больше не в силах выносить это! – пролепетал он и, бросившись к шедшему впереди Смиту, судорожно вцепился ему в руку, словно умоляя о помощи. – Идите, взгляните на него, сэр! Ради всего святого! Он умирает, и он сошел с ума. Никогда прежде не осмеливался я нарушить его приказ, но сейчас я вынужден… просто вынужден!

– Возьмите себя в руки! – вскричал я, хватая человека за плечи. Не отпуская Найланда Смита, он повернул ко мне мертвенно-бледное лицо – Кто вы такой и что у вас стряслось?

– Я Битон, слуга сэра Грегори Хэйла.

Смит сильно вздрогнул, и его худое загорелое лицо заметно побледнело.

– Вперед, Петри! – скомандовал он. – Там творится что-то неладное!

Отшвырнув Битона в сторону, он ринулся в открытую дверь, на которой я успел мельком увидеть номер «14-А», когда бросился вслед за другом. Мы оказались в апартаментах, почти в точности похожих на наши комнаты. В пустой гостиной царил страшный беспорядок, а из большой спальни доносились ужасные хриплые звуки, не поддающиеся никакому описанию. На мгновение мы замерли на пороге в нерешительности, страшась очутиться лицом к лицу с неизвестным кошмаром, а затем почти одновременно шагнули в спальню…

Из двух ламп там горела лишь одна – та, что висела над кроватью. А на кровати корчился в муках невероятно тощий человек. По свободно висящему на изможденном теле тропическому костюму из легкой ткани можно было судить – если подобное свидетельство вообще требовалось, – насколько сильно оно усохло по сравнению с обычным размером. По меньшей мере десятидневная борода подчеркивала страшную худобу лица со впалыми щеками и заострившимися скулами. Человек лежал на спине, невнятно мыча и судорожно вцепившись костлявыми пальцами в губы, и глаза его буквально вылезали из орбит.

Смит шагнул вперед пристально вгляделся в изможденное лицо и вдруг отшатнулся с приглушенным вскриком.

– Боже мой! Неужели это Хэйл? – пробормотал он. – Что это значит? Что это значит?

Я подбежал к кровати с другой стороны и, взяв судорожно извивающегося человека под мышки, приподнял его и положил ему под спину подушку. Он продолжал невнятно лепетать что-то, жутко ворочая глазами из стороны в сторону, потом постепенно затих, и во взгляде его смутно забрезжило сознание. Через некоторое время взгляд его перестал метаться и устремился на Найланда Смита, который, склонившись над постелью, напряженно смотрел на сэра Грегори (ибо сие жалкое полумертвое существо являлось не кем иным, как сэром Грегори).

– Стакан воды, – приказал я слуге сэра Хэйла, который стоял в дверном проеме, трясясь от ужаса всем телом.

Пролив значительное количество воды на ковер, Битон наконец сумел передать мне стакан. Хэйл, ни на миг не сводивший взгляд со Смита, сделал маленький глоток и оттолкнул мою руку прочь. Когда я повернулся, чтобы поставить стакан на журнальный столик, несчастный возобновил невнятное бормотание, теперь указывая пальцем себе на рот.

– Он потерял дар речи! – прошептал Смит.

– Это случилось с ним десять минут назад, джентльмены, – дрожащим голосом сказал Битон. – Он заснул на полу в гостиной, и я перенес его в спальню. Проснулся сэр Грегори уже в таком состоянии.

Человек на кровати прервал свой невразумительный лепет и, судорожно дыша, начал делать быстрые нервные движения руками.

– Он хочет написать что-то, – тихо произнес Смит. – Быстро! Поддержите его.

Мой друг поспешно вынул из кармана записную книжку, раскрыл ее на чистой странице перед человеком, чьи минуты были уже сочтены, и вложил карандаш в трясущуюся правую руку умирающего.

Неверной, слабеющей рукой сэр Грегори принялся писать, в то время как я поддерживал его. Смит взглянул на меня, вопросительно вскинув брови, но я мог лишь отрицательно покачать головой.

Лампа над кроватью раскачивалась, словно на сильном сквозняке. Я вспомнил, что она так же раскачивалась, когда мы вошли в спальню. До нашего появления здесь в комнатах не было тумана, но теперь густые желтые клубы вплывали в приоткрытую дверь из холодного темного коридора. Царящую в номере тишину нарушало лишь частое дыхание умирающего человека и сдавленные рыдания Битона. Сэр Грегори Хэйл успел нацарапать на листе шесть неровных строчек, потом тело его бессильно обвисло в моих руках. Я бережно положил умершего на подушку и осторожно вынул записную книжку из судорожно сжатых пальцев. Почти касаясь друг друга головами, мы со Смитом склонились над страницей и с большим трудом прочитали следующее:

«Берегите мой дневник… Граница Тибета… Ключ к Индии. Остерегайтесь… хромого человека. Желтые… поднимаются. Следите за Тибетом… Си Фан…»

Где-то в отдалении (я не понял, выше этажом или ниже) раздался слабый звук: казалось, будто некий предмет волокли по полу под приглушенное размеренное постукивание: тук-тук-тук…

ГЛАВА III
«САКЬЯ МУНИ»

Слабый звук замер вдали, и вновь наступила тишина. Мы со Смитом пристально смотрели друг на друга через постель. Легкие облачка тумана вплывали в спальню из гостиной. Битон вцепился в спинку кровати, и она затряслась в такт частым содроганиям его тела. Больше ничто не нарушало мертвое молчание – и, насколько я помню, никакой, даже самый слабый шорох не сопровождал появление смуглого человека.

Однако, сколь бы бесшумно ни прокрался он в номер, все мы, очевидно, что-то почувствовали, ибо разом отвели глаза от обтянутого кожей скелета на постели и уставились в гостиную, из которой тянулись в спальню струи тумана.

Ближе всех к двери находился Битон, но он не устремился к ней, а напротив, со сдавленным вскриком отшатнулся назад и съежился у спинки кровати. Первым сорвался с места Смит, за ним бросился я и по пятам друга вбежал в неубранную гостиную. Входная дверь была закрыта, но не заперта.

Туманная дымка висела в воздухе, неярко светила накрытая шелковым японским абажуром лампа, и представшая моему взору картина в первый момент показалась мне плодом разгоряченного воображения. Я увидел – или мне привиделось – следующее.

Из-за стоящей возле двери высокой ширмы, словно материализовавшийся сгусток плотного тумана, стремительно выскользнула стройная гибкая фигура в свободном балахоне. Я успел заметить иссиня-черные волосы, выбивающиеся из-под маленькой шапочки, точеные черты оливкового лица и огромные сияющие глаза. Затем, без малейшего звука, дверь открылась и закрылась – и привидение исчезло.

– Вы видели его, Петри? Видели? – вскричал Смит. В три прыжка он пересек комнату, отшвырнул ширму в сторону и, рывком распахнув дверь, ринулся в затянутый желтой дымкой коридор, но тут же споткнулся и с болезненным вскриком растянулся на мраморном полу. Охваченный тревогой, я бросился к другу, но Найланд с кривой усмешкой поднял на меня глаза и принялся яростно растирать левую лодыжку.

– Дурацкий прием, Петри, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Но тем не менее эффективный.

И он указал пальцем на предмет, послуживший причиной его падения. На полу, прямо у двери под номером «14-А», стоял маленький металлический сундучок – медный ящик, очевидно, значительного веса.

– Он за ним и приходил, сэр! За ним! Вы успели помешать ему!

Битон стоял между нами, устремив полный ужаса взгляд блестящих глаз на металлический ящик.

– Что вы сказали? – отрывисто спросил Смит, поворачиваясь к нему.

– Именно этот сундук сэр Грегори привез с собой в Англию, – лихорадочно заговорил Битон. – Именно его сторожил он последние две недели день и ночь, скрючившись над ним с заряженным пистолетом. И это стоило хозяину жизни. Несчастный не знал покоя ни днем, ни ночью с тех пор, как у него появился этот сундук.

Смит с металлическим ящиком в руках уже вернулся в комнату, и я последовал за ним. Битон торопливо продолжал:

– За последние несколько недель мистер Грегори ни разу не заснул больше, чем на час. Со дня нашего прибытия в Лондон он не перекинулся словом ни с одной живой душой – только лежал здесь ночами, опустив голову на этот сундук, или сидел целыми днями в гостиной, не спуская с него глаз.

«Битон! – порой кричал он посреди ночи. – Битон! Ты слышишь шаги этой проклятой женщины?» – И хотя мне уже действительно начали мерещиться разные звуки, полагаю, причиной этому явилось постоянное нервное напряжение и ничего больше.

Кроме того, хозяин постоянно прислушивался, не приближается ли к нашему номеру некий «хромой человек». Пять-шесть раз в течение ночи он будил меня и заставлял прислушиваться вместе с ним. «Вот он идет, Битон! – шептал сэр Грегори, припав ухом к двери. – Слышишь, как он волочит ноги по полу?»

Одному Богу ведомо, как мне удалось выдержать все это, ибо я не знал ни минуты покоя со времени нашего отъезда из Китая. Я надеялся, что в Лондоне мы вздохнем спокойней, но на самом деле здесь все стало еще хуже.

К сэру Грегори приходили какие-то джентльмены, кажется, из Управления по делам Индии, но он отказался принять их. Сказал, что впустит в номер только мистера Найланда Смита. Он ни разу не лег в постель до сегодняшнего вечера. Но, поскольку хозяин ни ел толком, ни спал в последнее время и какая-то тайная мука медленно убивала его, незадолго до вашего появления здесь он потерял сознание, и я перенес его в спальню и уложил на кровать. И теперь сэр Грегори мертв… Мертв!

Битон прислонился к каминной полке, закрыл лицо руками, и плечи его судорожно затряслись. Очевидно, он очень любил хозяина, и приступ слабости у физически сильного мужчины показался мне зрелищем, достойным сострадания. Смит положил руку на плечо Битона.

– Вы прошли через крайне тяжелое испытание, – сказал он. – И выполнили свой долг с честью. Но силы, над которыми вы не властны, одержали верх на сей раз. Я – Найланд Смит.

Слуга резко обернулся, и на лице его выразилось явное облегчение.

– Поэтому, – продолжал мой друг, – все желания вашего хозяина, которые можно выполнить, будут выполнены теперь. Положитесь на меня. А сейчас пройдите в свою спальню и отдохните немного, пока мы не позовем вас.

– Спасибо, сэр. И слава Богу, что вы здесь, – невнятно проговорил Битон и, прижав руку ко лбу, послушно направился в меньшую спальню и скрылся за дверью.

– А теперь, Петри, – отрывисто сказал Смит, оглядывая засыпанный хламом пол, – поскольку я уполномочен заниматься этим делом, а вы имеете медицинское образование, то по меньшей мере следующие полчаса мы с вами можем посвятить сугубо частному расследованию сего загадочного случая. Предлагаю вам тщательно осмотреть тело в поисках любых свидетельств, которые помогли бы точно установить причину смерти. А я тем временем произведу здесь обыск.

Я кивнул и, ни слова не говоря, направился в спальню. Никаких вещей покойного в ней не было. Последнее обстоятельство подтверждало заявление Битона о том, что хозяин не пользовался этой комнатой. Я склонился над телом Хэйла.

Когда бы не странные симптомы, непосредственно предшествующие смерти (то есть паралич отвечающих за артикуляцию мускулов), я бы приписал смерть Хэйла полному истощению организма. И ничего, противоречащего данной версии, в ходе тщательного осмотра тела не обнаружилось. Не имея возможности провести более основательную экспертизу, я уже собирался вернуться к Смиту, который рылся в разбросанных по гостиной вещах, когда сделал вдруг неожиданное открытие.

В складках измятого постельного белья я увидел несколько лепестков какого-то цветка – три из них по-прежнему крепились к обломанному тонкому стебельку.

Я машинально собрал лепестки в ладонь и некоторое время разглядывал их, прежде чем в полной мере осознал загадочность их появления в спальне. Помятый цветок, который я ориентировочно отнес к какому-то виду Curcas, или целебного ореха, был свежим, следовательно, не мог находиться в комнате много часов. Кто внес его сюда и каким образом? И, кроме того, что могло означать его присутствие здесь?

– Смит! – позвал я и направился к двери, держа таинственные лепестки на раскрытой ладони. – Посмотрите, что я нашел в спальне!

Найланд Смит, который в это время исследовал содержимое положенного на стул портфеля, повернулся, и взгляд его упал на лепестки и крохотный обломок стебля в моей руке.

Кажется, никогда прежде не доводилось мне видеть столь резкой смены выражений на лице человека. Даже в неверном освещении гостиной я заметил смертельную бледность, покрывшую лицо друга, и металлический блеск, появившийся в его глазах. Он произнес спокойным, но хриплым голосом:

– Положите все это… туда, на стол… или куда угодно.

Я повиновался без возражений, ибо что-то в его поведении заставило похолодеть мое сердце.

– Это вы сломали стебелек?

– Нет, я нашел его в таком виде.

– Вы нюхали лепестки?

Я отрицательно покачал головой. Тогда, не сводя с меня глубоких серых глаз, имевших в высшей степени странное выражение, Найланд Смит сказал уму непостижимую вещь.

– Произнесите медленно и четко слова «Сакья Муни», – велел он.

Я уставился на друга, едва веря своим ушам.

– Но…

– Вы не ослышались! – рявкнул он. – Делайте, что вам говорят!

– Сакья Муни, – произнес я, удивляясь все больше. Смит невесело рассмеялся.

– Ступайте в ванную и тщательно вымойте руки, – последовал очередной приказ. – Смените воду в раковине по меньшей мере три раза.

Не сомневаясь более в полной серьезности друга, я повернулся, готовый следовать всем его указаниям, а Смит в это время громко позвал: «Битон!»

Слуга, трясущийся и бледный, появился из спальни как раз в тот момент, когда я открывал дверь ванной. Я тщательно мыл руки и слушал, как Смит допрашивает Битона.

– Сегодня в номер вносили какие-нибудь цветы?

– Цветы, сэр? Конечно нет. И вообще в номер не вносили ничего, кроме того, что внес сюда я сразу по приезде с Востока.

– Вы уверены в этом?

– Абсолютно.

– Кто же приносил вам еду?

– Загляните в мою комнату, сэр: имеющихся там консервов нам хватило бы еще на несколько недель. Сэр Грегори послал меня купить все это в первый же день после прибытия в Лондон. До сегодняшнего вечера никто не выходил из номера и не входил в него.

Когда я вернулся из ванной, Найланд Смит стоял посреди гостиной, в явном замешательстве дергая себя за мочку левого уха. Он обернулся ко мне.

– Для меня одного это немного чересчур, – сказал Найланд. – Окажите любезность, свяжитесь по телефону с инспектором Веймаутом. Кроме того, буду вам признателен, если вы попросите владельца отеля, мистера Самаркана, немедленно подняться сюда.

Я шагнул к двери.

– И ни слова о наших подозрениях мистеру Самаркану, – добавил Найланд. – Ни слова о медном сундуке.

Я ушел уже довольно далеко по коридору, прежде чем вспомнил об обстоятельстве, которое сэкономило бы мне время. В каждом номере отеля был телефон. Не расположенный лишать себя возможности поразмыслить несколько лишних минут, я не стал вызывать лифт и спустился вниз по широкой мраморной лестнице.

Какое странное приключение ожидало нас впереди? Что находилось в медном сундуке, который день и ночь охранял сэр Грегори? Что-то каким-то образом связанное с Тибетом, что покойный называл «ключом к Индии» и за чем охотился зловещий «хромой человек»?

Кто такой этот хромой? Что такое Си Фан? Наконец, каким способом мог цветок, на который с таким нескрываемым ужасом смотрел мой друг, попасть в спальню Хэйла и почему Смит велел мне произнести слова «Сакья Муни»?

Так, без определенного порядка и цели бежали мои мысли – и, как это часто бывает, ноги мои последовали их примеру. Поэтому, очнувшись, я обнаружил, что вместо того, чтобы выйти в вестибюль отеля, я повернул не в ту сторону и теперь очутился в совершенно незнакомой мне части здания.

Длинный коридор, облицованный неизбежным белым мрамором, уходил вдаль за моей спиной. Я стоял перед аркой, занавешенной тяжелыми шторами. Раздраженно отодвинув штору, я обнаружил за ней застекленную дверь, открыл ее и увидел дворик, тускло освещенный и наполненный терпким, похожим на запах ладана ароматом.

Я сделал было шаг вперед, но тут же замер на месте. До слуха моего донесся уже знакомый звук. Из-за второй занавешенной шторами двери, находившейся рядом справа от меня, послышались приглушенное постукивание и одновременно шум, словно производимый неким предметом, который тащили волоком по полу.

«Хромой человек!» – отчетливо прозвучало в моем мозгу.

Я прыгнул к двери, взялся за занавес… и тут навстречу мне шагнула женщина, загораживая мне дорогу!

Никакого представления, даже смутного, не осталось у меня от ее костюма. Я запомнил только зеленую шелковую шаль, расшитую белыми птицами, наброшенную на плечи и голову женщины таким образом, что нижняя половина ее лица оставалась закрытой. Зловещий взгляд огромных темных глаз буквально приковал меня к месту.

В глазах этих горел гнев – но не он так сильно поразил меня, а то обстоятельство, что глаза женщины показались мне как будто знакомыми.

Несколько мгновений мы стояли неподвижно, глядя друг на друга, потом…

– Вы уходить, – сказала женщина и раскинула руки в стороны, загораживая дверной проем.

У нее был хрипловатый голос. Дикарские браслеты и побрякушки из дешевого серебра восточных базаров украшали ее обнаженные руки цвета слоновой кости. Очевидно, она была полукровкой евразийского происхождения.

Я заколебался. Постукивание и шорох прекратились. Но присутствие здесь этой гротескной фигуры в восточном одеянии только увеличило мое желание пройти за дверь. Я пристально смотрел в черные глаза – они не мигая смотрели на меня.

– Вы уходить, пожалуйста, – повторила женщина, поднимая правую руку и указывая на дверь, через которую я вошел. – Это есть частный номер. Что вы делать здесь?

Слова ее, хоть и произнесенные на ломаном английском, напомнили мне о том, что, вне всяких сомнений, я незаконно вторгся в чужие владения. И какое право имею я врываться в чужой номер?

– Там находится один человек, которого мне нужно увидеть, – сказал я, понимая, насколько ничтожны мои шансы на успех.

– Вы никого не видеть, – решительно отрезала женщина. – Вы уходить.

Она шагнула ко мне, продолжая указывать на дверь. Где же прежде встречал я взгляд этих великолепных горящих глаз?

Смутное, ускользающее воспоминание дразнило меня, и мне казалось, что, открои женщина лицо, я мгновенно узнаю ее. Поэтому я продолжал в нерешительности стоять на месте. Она же тем временем бросила короткий взгляд через плечо и вдруг резко отступила назад и исчезла за дверью, предварительно сердитым жестом задернув занавеси.

Я услышал ее удаляющиеся шаги, затем в отдалении хлопнула дверь. Если в задачу женщины входило прикрыть чье-то медленное отступление, то она успешно ее выполнила.

Осознав, насколько жалкое зрелище являл я собой в этой ситуации, я пошел восвояси.

Каким образом удалось мне добраться наконец до главной лестницы, я не могу сказать, поскольку перед мысленным взором моим неотступно стояло прикрытое зеленой шалью лицо с огромными темными глазами. Где и когда видел я этот взгляд? Но тщетно искал я ответа на этот вопрос.

Передав по телефону просьбу Смита в Скотланд-Ярд, я разыскал мистера Самаркана, в прошлом – хозяина известной гостиницы в Каире, а ныне – владельца самого нового и роскошного отеля в Лондоне. Мистер Самаркан – дородный господин с седой эспаньолкой – имел манеры придворного и улыбку истинного грека.

Я сообщил ему самое необходимое и не более того и попросил подняться в номер «14-А», не привлекая к себе особого внимания. Я никак не намекнул в разговоре на подозрительные обстоятельства смерти сэра Хэйла, но мистер Самаркан выразил глубокое (и профессиональное) сожаление по поводу того, что столь выдающийся общественный деятель (хоть и невыгодный постоялец) выбрал в качестве места для печального завершения своей карьеры «Нью-Лувр» на самой заре его истории.

– Кстати, – спросил я, – у вас сейчас гостят какие-нибудь друзья с Востока?

Мистер Самаркан поднял густые брови.

– Нет, месье, – уверенно ответил он.

– И никакой леди с Востока? – настаивал я.

Мистер Самаркан медленно покачал головой.

– Возможно, месье видел одну из айя?11
  Айя – служанка-туземка.


[Закрыть] В настоящее время в «Нью-Лувре» проживает несколько англо-индийских семей.

– Айя? Вполне вероятно. Но все же…