Текст книги "Смертельная игра"

Глава 5
Что называется, прийти в ярость

Два дня проходит, не принося никаких новостей. Откровенно скажу, я разочарован. Это большая редкость, чтобы следствие, которым руководит знаменитый Сан-Антонио (позвольте мне позолотить пилюлю, расходы я оплачиваю), топталось на месте. Старик корчит такую рожу, от вида которой всем крокодилам Нила приснились бы кошмары.

Утром третьего дня, как сказано в Евангелии, в ту минуту, когда я заваливаю в Бульдог-хаус, курьер Бомбар смущенно говорит мне: “Вас ждет патрон”.

Если Старик меня ждет, это значит, что он готов дать разнос. А когда он не в духе, лучше не дать ему перевести дух.

Прыгаю в гидравлический лифт. Я бы быстрее поднялся на цирлах, бикоз аппарат не очень торопится, но когда садишься в лифт на эшафот, скорее испытываешь желание поднять паруса в сторону прекрасной американки. (Христофор для дам.) – А! Вот и вы, комиссар!

Черт возьми! Это еще серьезнее, чем я себе представлял. Когда Старик одаривает меня моим званием, это значит, что он готов его у меня отобрать.

Он стоит против отопительной батареи – это его любимое положение строго по стойке смирно. Ну совсем как гренадер, готовый получить дюжину зарядов в брюхо. Стиль: гвардия умирает, но не сдается!

– Да, шеф, – храбрюсь, – вот и я.

Вы знаете, что я обладаю всеми достоинствами, сверх того достаточным количеством недостатков, одни милее других. Единственное, я не особенно терпелив, и, когда кто-то хочет разыграть меня, важничая с видом важной персоны, даже если речь идет о моем рахитичном начальнике, как говорит Берю, я готов послать его к монахам.

– Вы пообещали мне скорую развязку, – брызгает слюной Старик…

Мой нос прохладней, чем ляжки служанки, взгляд неподвижен, я жду продолжения.

– А я не вижу результата, – с горечью заключает король клейких папильоток.

Дорогуша воображает себя мадам Бовари.

– Патрон, я…

Лишь только я принимаюсь возражать, он начинает перебивать.

– Вы что? – гремит он. – Вы позволяете у себя под носом угробить девушку, за которой я поручил вам следить… И вы неспособны разыскать убийц! Каждое утро представитель американского посольства звонит мне, чтобы справиться, как идет следствие, потому что эти господа имеют большой зуб на погасшую фройляйн Грету и ее банду, уверяю вас.

– Сожалею, патрон, но мы приняли все необходимые меры, чтобы добиться результата. Наши люди осмотрели все отели и гаражи в Париже, чтобы составить список людей, имеющих “мерседес-190”. Мы тщательным образом изучили распорядок дня этих персон. Ни один из них не мог быть замешан в покушении в поезде. В то же время фоторобот человека, который дернул стоп-кран, был разослан по всей Франции и за границу ничего! Как будто он испарился! Авто тоже… Все, что я могу сделать, это подать в отставку.

– А! Ну да.

Скажу вам как безработный безработному, номер с отставкой – это блеф. Как только босс начинает слишком бузить, я ему тресь в лоб отставкой – и он тут же смягчается. Подумаешь, сегодня остался в дураках я, завтра – кто-то другой. Но он не собирается заголяться для порки, а взнуздывает боевого осла и прыгает в седло.

– Вы находите, что сейчас подходящее время, чтобы говорить такие вещи, Сан-Антонио? Отставка! Прекрасное решение, браво, это легко!

Он набрасывается на меня, как старая непробиваемая дева на брачное объявление, берет меня за лацкан, пропускает средний палец в прорезь для моих будущих наград и говорит:

– Как вы могли это сказать, мой бедный друг?

Но вот. Я опять становлюсь его “бедным другом”.

– Стало быть, вы не читаете газеты?

– Нет, а что?

Он ухает, как сова.

– Так, так, – добавляет чертов Мефистофель. – Теперь я понимаю, почему вы так спокойны.

Он оставляет мой лацкан, чтобы сгрести целую кипу сегодняшней прессы со стола.

– Читайте!

– На какой странице, шеф?

– О, конечно же, на первой. Наши дела всегда под номером “один”, к черту скупость!

Я таращусь на первую попавшуюся газетенку. Заголовок на три колонки ошпаривает мои мозги. Я чувствую, как серые клетки слипаются в паюсную икру.

«НОЧЬ КОШМАРОВ В ПРИГОРОДЕ ПАРИЖА.»

«ВЗРЫВ БОМБЫ НА ВИЛЛЕ ПОСЛА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ В ПЕК.»

Старый дед злобно ликует, уверяю вас. Мой дурацкий вид его восхищает.

– Мой дорогой, – бросает это жвачное животное, – вам бы следовало читать газеты перед тем, как идти на службу, полицейский вашего ранга обязан быть в курсе последних событий.

Если бы я не был так ошарашен, то, ставлю не важно что против не известно чего, заставил бы его выпить содержимое чернильницы, чтобы придать ему цветовой выразительности.

– Читайте, читайте! – приглашает дорогой мой человек. Я повинуюсь не для того, чтобы повиноваться, а лишь потому, что боюсь лопнуть от любопытства, если сейчас же не удовлетворю его.

"Крупное покушение взволновало…” и т, д. Вкратце, бомбы замедленного действия были заложены теми, кого бойкие писаки называют “преступные руки”, на крыше резиденции посла. Нанесен серьезный материальный ущерб. К счастью, обошлось без оплакивания жертв… Но психологический эффект, как в стране, так и за рубежом… Вы сечете речугу?

Предварительное расследование повергает моих коллег из УБТ в глубокую печаль, так как им не удалось откопать ни одной улики.

Известно только, что взрывные устройства были установлены под крышей.

Министром внутренних дел и его портным определяются размеры необходимых мер безопасности, чтобы обеспечить впредь, как это называется, ну это самое… Ну, надлежащее ля-ля! Щелкопер, который родил этот опус, ухитрился обойтись одними прилагательными, изобразив их к тому же прописными буквами. Я тщательно складываю газету вчетверо.

– Ну и как? – сардонически бросает Старик.

– Почему вы думаете, что это покушение связано с моим расследованием? – холодно спрашиваю я, сдерживаясь, чтобы не плюнуть ему в физиономию.

– Потому что оно и взрывы, которые фигурируют в жизнеописании Греты Конрад, похожи, как близнецы.

– Грета была убита, господин директор, очевидно, теми, кто был не согласен с ее.., хм!., стилем работы! Следовательно, ошибочно делать вывод о том что убийцы продолжают ее грязную работенку Он приводит довод, самый неожиданный из всех, которые можно ожидать от такого изящного, наманикюренного, образованного, солидного и решительного мсье – Я это чувствую! – говорит он Просто и ненавязчиво Он чувствует этот одержимый из Пюридора Понимаете? Он это чувствует А я думаю, что он просто себя плохо чувствует – И вы хотите, чтобы я занялся этим делом?

– Да, но неофициальным путем, ФБР не хочет расследования, и было бы нелюбезно не помочь им. Должен вам все же сказать, мой дорогой друг.

Постойте! Я снова продвигаюсь по службе, ребята На этот раз я уже “дорогой друг” Надо, чтобы я еще ему врезал, и тогда через час мы будем называть друг друга “милый"

– Должен вам признаться, что меня не огорчит, если вы обставите их на финише.

Престиж Как всегда – мелкое тщеславие, позолота, лавры1 За кусок ленты, фотографию в “Франс Суар” или чтобы прочитать свое имя на кубке из дутого серебра, люди способны на все и, что еще хуже, все равно на что!

Боже мой! Кто же им наконец растолкует, что идеал не в этом, что не это есть цель жизни!

Надо же наконец, чтобы они получили инструкцию к пользованию этой игрушкой которая зовется жизнью веками они потрошат ее, так и не сумев воспользоваться надлежащим образом.

На протяжении всего нашего проклятого пути встречается кто-нибудь, кто долдонит “Встань и иди!” И мы, вечные Лазари, повинуемся Бедный Лазарь, он, наверное, был сыт по горло, когда нарушили его вечный покой, чтобы возвратить банде кретинов.

Он был смирен в своем саване, беспечен, как баптист, если можно так выразиться И вот его извлекают из холстин! Встань и иди! В этом грустном мире есть только один закон вперед! Да здравствуют сапожники!

Левой! Левой!

Оркестр играет марш! И вперед, шагом-арш! Они еще не смекнули, что земля круглая и что, шагая неизбежно возвращаешься к исходной точке Если только вернешься! А это так трудно, что, когда туда возвращаешься, никак не удается вывернуться чтобы действительно вернуться! Левой! Левой! И душа поет! Все же в конце концов каким было последнее слово? Лазарь! Дословно! Говорят о его воскрешении но ни когда о его смерти, о второй смерти, о настоящей, королевской и триумфальной, по всем законам химии, окончательной Потом его имя сочеталось с вокзалом, но с рогами остались другие, другие, но не господин Святой Лазарь, которому удалось сделать пересадку на поезд в вечность.

– Вы понимаете, что я хочу сказать? – с нажимом говорит Старик Я покидаю свои грезы Звиняйте, господа, раз в год у меня большая стирка С острова Утопия мир кажется чище – Я все прекрасно понимаю, шеф – Итак, перед вами чистое поле для деятельности, Сан-Антонио Чистое! Что я вам говорил!

– Прекрасно – Но помните, что я могу ошибаться – 0! – недоверчиво говорю я Он хмурит брови, морщит лоб и поглаживает свое блестящее место – Мне нужен результат, Сан-Антонио – Вы его получите! – обещаю я И мысленно спрашиваю себя, если я звездану этим бронзовым пресспапье по его скорлупе, зажжется ли в ней божья искра

Глава 6
Что называется, взять быка за рога

Я покидаю КП Старого, а в голове у меня одна мысль срочно созвать Пино и Берюрье для трехстороннего совещания в верхах Видите ли, порой я бываю груб с моими дорогими друзьями и потчую их многочисленными именами опущенными в словаре литературного языка, но это всего лишь внешняя манера С вашим покорным слугой нужно быть немного садовником чтобы уметь смотреть в корень На самом деле я отношусь к ним с большой нежностью и часто говорю себе, что без них сыщицкое дело не стало бы таким, какое оно есть В трудных случаях я всегда советуюсь с ними Под ледяным щитом мозгового шара у них два червивых орешка, но, несмотря на то, что они мыслят на коротких волнах, их умением не следует пренебрегать Хорошо при случае упростить дискуссию.

Я нахожу моих шельмецов в кабинете, предоставленном в их распоряжение благосклонной администрацией. Обычно кабинеты предназначаются для труда более или менее интеллектуального. Однако обитель указанного дуэта дает приют далеко не умственным занятиям.

Так, когда я переступаю порог, Толстый занимается тем, что подбивает подметку одного из своих мокасин, а Пино укладывает на соль корнишоны таким образом, чтобы они “пустили сок” перед тем, как их отправить в уксус.

Он любит корнишоны, считает, что они придают жизни пикантность. Я разделяю эту точку зрения. Роль тыквенных растений в современном обществе до сих пор не получила достаточного освещения.

– Ты чем-то расстроен? – замечает преподобный Пинюш и рассеянно кладет мятый бычок на рассыпанную соль.

– Есть причины, мы крупно поговорили со Стариком. Берю перестает терзать дырявую подошву. Он обливается потом. Чтобы предупредить обезвоживание организма, достает из стола кило красненького и принимается исполнять номер “Спускайтесь, вас ждут”.

Я сажусь верхом на последний целый стул, стоящий в середине комнаты, специально для задержанных. В самом деле, обратите внимание, на этом стуле надо быть очень сдержанным, так как у него не хватает спинки и можно кувыркнуться на пол, хотя это личное дело каждого.

– Все это надо обсудить, – говорю я… – Если вы, мсье, соблаговолите прервать на минуту ваши занятия…

Берю соглашается. Он бросает свой башмак на землю и кладет на письменный стол разутую ногу, от которой поднимается пар, как от свежевспаханной земли. Пино тоже проникся серьезностью и торжественностью момента. Он пытается закурить корнишон, но когда это ему не удается, обнаруживает свою ошибку и в темпе заменяет огурчик табачным изделием.

– Тебя слушают! – уведомляет он.

– Вы видели утренние газеты?

Они признают это.

– Читали о взрывах бомб?

– Иес, – говорит Берю, который восхищается Уинстоном Черчиллем.

– А то, – бросает Пино, будто экономит каждую букву.

– Мсье с горы считает, что удар нанесен бандой Греты. А так как до сих пор ничего не известно о них, он валит ответственность на нас.

Соображаете?

Берю надвинул обросшую мхом шляпу на свой бычий лоб.

Он как будто загипнотизирован ногтем цвета южной ночи, который торчит из носка.

– Может, он и прав, – мрачно формулирует он, вытаскивает из кармана омерзительный платок, которым трубочист не решился бы заткнуть щель дымохода, аккуратно разворачивает его и извлекает маленькую сардельку, которую и принимается жевать, держа большим и указательным пальцами, как это принято при дворе английской королевы.

– Почему ты говоришь, что он прав? – спрашиваю я.

– Минуточку! – поправляет это жеманное существо. – Он напрасно валит ответственность на нас, но он прав, что связывает эти взрывы с теми, которые не заржавели за Гретой.

– Это интересно, объясни!

– Эта Грета занималась штатниками в Европе. Она собиралась поддерживать режим камеры внутреннего сгорания, так? Ну и вот, это продолжает…

– Ты забываешь, ее шлепнули на наших глазах…

– Ну и что?

Этот довод, как бы примитивен он ни был, меня озадачивает.

– Как ну и что, – ворчу я, – когда с кем-то разделываются таким образом, это значит, по крайней мере, что на него имеют зуб.

– Ну и что? – настаивает Берю, выплевывая на три метра веревочку от сардельки.

– Я предполагаю, что Грету убили, чтобы прикрыть всю эту лавочку.

Если бы Старому не звонили каждое утро из посольства, чтобы узнать, как идет расследование, я бы подумал, что эти люди из ФБР пустили Грету под откос!

– Постой, – бросает Толстый, – постой, я должен покумекать. – Все, я готов. Слушай сюда, маленькая головенка: штатники, может, и телефонят боссу для того, чтобы замести собственное дерьмо. Делая вид, что тормошат из-за расследования, они сбивают нас с толку!

– Ты думаешь, они бы взяли на себя такой труд?

– Нет, конечно, – соглашается Берю. Он выдергивает вставную челюсть, чистит ее и, снова расставив стулья в своей столовой, продолжает:

– Почему ты вообразил себе, будто эту секс-бомбу разрядили, чтобы она больше нигде не взрывала? А может, как раз наоборот, ее лишили праздника жизни, потому что ОНА решила выйти из игры? Тогда это меняет всю историю, помнишь, как в той египетской басне, когда Клио патриоту показывает свой беспечный нос.

Я ликую.

– Берюрье, милый мой, если бы хоть раз ты в этом году умылся, я бы тебя расцеловал за эти слова!

Действительно, это меняет всю историю. В зависимости от мотива убийства, дело можно рассматривать с двух противоположных точек зрения.

Пино покашливает Он завидует поздравлениям, которые заслужил его напарник. Он тоже любит лавры победителя.

– Нечему особенно радоваться, – брюзжит он. – Нет, это потрясающе, предприняв такие поиски, мы не нашли ни типа с поезда, ни “Мерседеса"

Он противно, по козлиному, смеется.

– Я, послушайте меня, я когда-то знавал одну Мерседес. Она танцевала в “Сфинксе” Это была не женщина – ураган: когда я в первый раз поднялся к ней, она мне устроила такой скандал…

– Короче, – испускает звук Берю, который хочет вернуть себе инициативу, – если мы желаем подвести итог, то надо сказать следующее, или это службы штатников шлепнули Грету, и тогда, естественно, расследование будет безрезультатным, или удар нанесен бандой Греты – и все мы шляпы, как это утверждает Старик!

– Вот замечательно сформулированное уравнение с двумя неизвестными, – говорю я – Только могу тебя заверить в одном, Толстый: штатники не подкладывали бомбу своему послу! Из этого следует, что банда Греты реально существует.

– Ты прав, – соглашается Жиртрест, – значит, ошибки нет, просто все мы ж…

Сделав это заявление, носящее отпечаток самоуничижения, он возвращается к оставленной туфле.

– Замкнутый круг, – вздыхаю я. – Эти типы с поезда как будто растворились во мраке. И все же они где-то есть!

Берю высасывает остаток литровки, кокетливыми движениями вытирает губы рукавом куртки и объявляет, что не может врубиться, где здесь собака зарыта; для ее праха это большая удача.

Именно в эту минуту Пино поднимает личную гвардию. Мой милый пластинчатожаберный бросает в бой все свои серые клетки. Он такой старый Пиноккио. Последнее ура, последнее тик-так, последнее чуть-чуть!

– Тоньо! Ты наводишь меня на кое-какие мысли, говоря, что они где-то есть.

– Мне нравится равновесие твоей фразы, продолжай!

– Твой “Мерседес” и твоего приятеля искали в Париже, искали в провинции Их искали за границей…

Он останавливается, как старый кошак, у которого закружилась голова на краю водосточного желоба.

– Кончай!

– Он даже не знает, чем закончит, – ухмыляется отвратительный Берю. Ты что, не видишь, что он поплыл.

Пино артачится. Он пылко и красноречиво заявляет, что за ним есть кое-какое прошлое! И что, если кое-кого и зовут Берюрье, он не может себе позволить насмехаться над таким достойным человеком, карьера которого…

– О! Заткнись! – грохочу я. – К чему клонишь, Пино?

– Я клоню к одному очень важному факту, тому, на который ты не обратил внимания, Сан-А! Перед происшествием в поезде ты видел, что “Мерседес” подавал сигналы фарами…

– Ну, дальше?

– По-твоему, это был сигнал разделаться с малышкой?

– Без сомнения!

– Хорошо, я предложу тебе только одно возражение, комиссар из большой деревни: а если бы девушка не встала в этот самый момент, а?

Представь, что она продолжала бы сидеть напротив и слушать твою белиберду, – как бы они смогли вышвырнуть ее из поезда?

Я смотрю на Берю, Берю смотрит на меня, мы смотрим на Пино. Пино смотрит на свои пожелтевшие от никотина ногти. Торжественная минута молчания.

– Пинюш, – проговариваю я, – ты, как всегда, на высоте!

– Подожди, я продолжаю…

Артист не устал. Он работает под куполом без страховки.

– Ты говоришь, что девушка не видела сигналов?

– Нет, она видела сигналы. Потому что надо знать правила грамматики.

– И ты еще хочешь, чтобы мы серьезно это обсуждали, – сетует кавалер родной речи.

– Прошу тебя, извини, продолжай.

– Если девушка поднялась по сигналу, это значит, что она его ждала?

– Да.

– Но она не ожидала того, что с ней случилось?

– Нет!

– Значит, ее убедили в том, что произойдет что-то другое?

– Возможно.

– И были определенные причины для того, чтобы это что-то произошло именно в этом месте, а не в другом?

– Ты увлекаешь меня все больше и больше, Пино. Преподобный открывает ящик и выдирает из него дорожную карту. Он раскладывает ее на своих корнишонах.

– Подойдите! – говорит он нам.

Мы покорно становимся у него по бокам Пинюш явно заслуживает того, чтобы вставить его в раму, клянусь вам! Если бы вы его видели красные опаленные огнем окурков усы, слезящиеся глаза слишком длинный нос и жалкий Да, если бы вы его видели вы бы склонили головы перед пятьюдесятью годами честной и верной службы – В первый раз, когда я стал размышлять над этой проблемой заводит он – А, так ты уже думал над этим?

– Естественно Это мой профессиональный долг Итак, когда я в первый раз занялся этой дилеммой, то сначала подумал что покушение было совершено в этой точке пути потому что дорога идет вдоль железки, что позволило нападавшим смыться на машине – Хорошо придумано Его указательный палец, узловатый и короткий, скользит по черным извилинам пути Париж – Ренн – Но, посмотрите, здесь нет недостатка в местах, где автострада и железная дорога идут совсем рядом Тогда почему именно здесь, а не где-нибудь в другом месте, скажете вы?

– Действительно, мы скажем тебе это, Пино – А я отвечу потому что, после того как дело сделано, авто должно развернуться другим бортом и вернуться на базу И чем большее расстояние оно должно проехать, тем больше риск быть замеченным – Ты на правильном пути дружище – подбадриваю я, – давай, мы следуем за тобой в соседнем вагоне – Вывод. КП этих мерзавцев находится недалеко от места нападения!

Вот к чему я клонил с самого начала искали повсюду, но только не рядом с местом происшествия! Почему? Потому что какая-то деревенщина вбила себе в башку что авто развернулось в сторону Парижа Только вот в сторону Парижа не значит Париж!

Он садится, опустошенный удовлетворенный, лучезарный, благородный Это настоящий Бернар Палисси это Пастер, это Эйнштейн это сгусток всех тех, кто однажды нашел то, что искал, с помощью или без помощи Сан-Антонио из Падуи Пино оставил свое послание Он может умереть, имя его останется высеченное на мраморе нашей памяти! Можно складывать шатер шапито его полушарий! К его могильному камню будут приносить охапки гвоздик!

– Мои верные – говорю я им – подайте сюда свои пересохшие глотки, чтобы я мог промочить их мюскаде этого года Вы заслужили это!

Я цепляю карту славного хрыча, чтобы изучить на свежую голову подозреваемый район Мой вещун шепчет мне, что Пино прав Чтобы найти человека с седыми волосами в поношенной куртке и подстриженных штанах (Берю dixit), так же, как и “Мерседес”, надо их искать там, где они находятся.

Это ведь так просто, надо приложить ума