Текст книги "Нет дыма без огня"

Внутри забегаловка показалась ей не лучше, чем снаружи. Табачный дым застилал потолок и редкие источники света. Одуряющий запах пива соперничал с оглушительным ревом музыкального автомата. Несколько пар толкались на тесной танцевальной площадке. Длинный бар занимал стену целиком, а столики располагались по темным углам.

Все головы как по команде повернулись к дверям, когда они вошли. Женщины разглядывали Кея; мужчины нацелились на Лауру. Чувствуя на себе изучающие взгляды, она прошла за ним к столику.

– Вы пьете пиво?

Она опять услышала в его голосе вызов. Еще одна проверка.

– С жареной грудинкой? А как же!

Кей заложил два пальца в рот и пронзительно свистнул.

– Эй, Бобби, два пива!

– Чтоб мне провалиться на этом самом месте! – пробасил хозяин. – Два пива для пропащего Кея Такетта!

Кей сел напротив Лауры и отодвинул в сторону прибор с приправами.

– Сначала спасаем жизнь ребенку, а потом пьем со мной пиво, и все в один день. А вы тоже умеете жить на всю катушку, док!

Он не ждал ответа, да она и не успела бы подобрать нужных слов: круглый толстяк в белом переднике, запятнанном соусом и другими продуктами, уже появился у их стола, держа в одной руке за горлышко две бутылки с пивом. Другой рукой он приятельски хлопнул Кея по спине.

– Давненько я тебя не видел. – Он поставил бутылки на стол.

Лаура успела поймать свою, прежде чем та перевернулась. Бобби не заметил промаха. Он продолжал приветствовать Кея.

– Слышал, ты только что вернулся от арабов. Там, говорят, если посмотришь на их баб хоть краешком глаза, тебе тут же оторвут морковку. Это правда? Интересно, как ты-то, шельмец, там выжил? Я ждал, когда же ты меня навестишь, задница.

– Чудесное у тебя местечко, Бобби. Вижу, ты по-прежнему процветаешь.

– Точно. Если людям хочется есть, пить и совокупляться, они знают, где можно получить все три удовольствия сразу. Как говорится, полное обслуживание. Вот моя философия. А это кто? – Он ткнул пальцем в сторону Лауры.

Кей представил ее Бобби. Тот не стал скрывать своего удивления.

– Так вы и есть та самая темная лошадка. Ну и ну, Кей.

Он осмотрел ее вполне откровенно, что было предпочтительнее взглядов исподтишка, которые бросали на нее все остальные.

– Говорят, вы уже устроились. На месте старого дока Паттона. Верно?

– Верно. – Лаура улыбнулась, заметив рубцы от ожогов у него над бровями и у линии волос.

– Чудеса, да и только. – Он переводил взгляд с Кея на Лауру и обратно. – Кто бы мог подумать, что вы подружитесь.

– А мы вовсе и не подружились, – ответил Кей. – Просто так случилось, что мы вместе проголодались и зашли к тебе. Так что – будешь нас обслуживать или будешь трепаться целый вечер?

Жареный Бобби добродушно усмехнулся.

– Сейчас все подам. Мне бы только подзаработать. Что вы хотите?

– Два раза грудинку. Мне без подливки.

– Я подам подливку отдельно, и вы сами решите. Еще пару пива?

– Подашь вместе с грудинкой.

– Очень надеюсь скоро приболеть, – объявил Бобби, подмигивая Лауре. Он покачал головой, удивляясь неожиданностям, которые преподносит жизнь, и вразвалку вернулся за стойку.

Кей сделал несколько больших глотков пива. Лаура отпивала понемногу и не торопясь.

– Вы поднимались в воздух прошлой ночью?

Он перестал пить, но держал горлышко бутылки у рта.

– А что?

Лаура отвела взгляд от его губ.

– Просто любопытствую.

– Вы угадали, я летал прошлой ночью. На «Пайпер каб». Знаете, что это такое?

Она отрицательно покачала головой, хотя теперь в общем имела об этом некоторое представление.

– Удобная штука, если хотите немного покататься. А все-таки почему вас это интересует?

Лаура не решалась признаться, что после их ссоры на школьной стоянке она, чтобы несколько остудить свой пыл, поехала за город и видела, как сумасшедший, но весьма опытный летчик играл со смертью.

– Я вспомнила о вашей ноге, – пояснила она. – Вы ее бережете при ходьбе. Значит, вам трудно летать.

– Она еще побаливает. Но я не могу не летать, иначе сойду с ума.

– Выходит, такой перерыв для вас редкость?

– Летать – моя профессия. Я работаю по контрактам. Соглашаюсь на любое предложение, если оно интересное.

– Это ваш критерий? Любая работа, если она интересная?

– И если за нее хорошо платят, – добавил он с усмешкой. – Я не нанимаюсь за гроши.

– Вы можете выбирать себе клиентов?

– Почти всегда. Некоторые настоящие миллионеры. У них отличные современные машины, естественно, очень дорогие. Они даже оговаривают в контракте, сколько часов пилот может лететь без сна и через сколько часов после выпивки способен вновь сесть за штурвал. Они требуют от вас все документы, предусмотренные Федеральным авиационным управлением. Но встречаются и другие, с никудышными самолетами. Иногда не знаешь, как садиться на этой развалине в пункте назначения. А что касается требований к пилоту, то им достаточно, чтобы он видел хотя бы одним глазом.

– И вы летали и при таких условиях?

– Именно «при таких условиях» я заработал кучу денег.

Выслушав все это, Лаура про себя решила, что как раз деньги его интересовали меньше всего.

– Вы любите летать, правда?

– Это у меня на втором месте после секса. Иногда даже лучше секса, не надо разводить антимонии, к тому же самолеты не обладают даром речи.

Она не поддалась на провокацию.

А Кей продолжал:

– Там, наверху, все так ясно. Никакая чепуха не туманит мозги. – Он прищурился, будто в поисках подходящего слова. – В небесах все просто и понятно.

– Что-то сомнительно.

– Пилотирование – это от бога, – произнес он, резко тряхнув головой. – Вы или рождены пилотом, или нет. Вы чувствуете машину нутром, а не умом. Вы или плохой летчик, или хороший, середины нет. Один просчет, и вам крышка. Нет, тут все просто. Никаких раздумий и никаких сомнений. Сразу принимаешь решение, а там уж остается только уповать на всевышнего.

– Разве сегодня все было просто? – напомнила она.

– Для меня да. Я не участвовал в спасении ребенка, а только пилотировал вертолет. Это все, что от меня требовалось. Дело привычное.

Лаура не поверила, что он остался равнодушным к событиям. Кей не хотел признаваться, насколько дорога ему стала жизнь Летти Леонард.

Жареный Бобби принес пиво и грудинку. На каждом блюде, помимо аппетитного куска мяса, лежали горка жареного картофеля, капустный салат под майонезом, половина сладкого лука, два куска белого хлеба и красный перец размером с маленький банан. Кей тут же впился в него зубами. От одного только запаха перца у Лауры из глаз потекли слезы, и она отодвинула его в сторону. Что же касалось грудинки, то тут Кей ее не обманул, она оказалась необыкновенно вкусной. Мясо, которое много часов коптили над мескитовыми ветками, таяло во рту.

– Вы всегда мечтали стать пилотом? – спросила Лаура между двумя кусками грудинки.

– А вы всегда мечтали стать врачом?

– Да, конечно, и никем другим.

– А когда вы были маленькой и играли в доктора, – спросил он с лукавой улыбкой, – то у вас все происходило как по-настоящему?

– Именно так, – подтвердила Лаура, тоже улыбаясь. – Хотя и не совсем. Остальным быстро надоедало, они хотели играть в учителя, кинозвезду или манекенщицу. Ну а я хотела только лечить, ставить компрессы, мерить температуру. Я и уколы делала с помощью карандаша или вязальной спицы.

– Все как у больших.

– Мои родители очень надеялись, что когда я вырасту, то позабуду об этом увлечении. Я не оправдала их надежд.

– Они планировали для вас другую карьеру?

– Родители хотели, чтобы я ничего не делала, а встречалась с друзьями, ходила на обеды и ужины в рестораны и клубы, занималась благотворительностью. В этом нет ничего плохого. Для многих женщин в этом вся жизнь. Но не для меня.

– И что же, вас не понимали?

– Не могли понять.

Кей вопросительно поднял брови.

Лаура пояснила:

– Я – поздний ребенок. Можно сказать, неожиданный и неприятный сюрприз. Но раз уж я появилась на свет, родители решили примириться с этим и расписали всю мою дальнейшую жизнь до мелочей. Когда я не пошла по намеченному пути, они стали мне напоминать, какая я для них обуза. И в общем, намучились они со мной изрядно, – задумчиво добавила Лаура. – Как-то я держала свою подружку чуть ли не целый день «в реанимации», пока обеспокоенные родители не явились за ней. Они обнаружили ее у меня в спальне на кровати, где она дышала через соломинку для коктейля. Удивительно, как та не задохнулась. Еще одну девочку я обстригла почти наголо, готовила ее к операции на мозге.

Кей рассмеялся, вытирая рот салфеткой.

– А потом еще история с Молли.

– А с ней что вы сделали?

– Я ее разрезала.

Кей как раз отпил пива и при ее словах поперхнулся.

– Что, что вы сказали?

– Молли была охотничьей собакой рыжего окраса, принадлежавшей нашему соседу. Замечательная собака, и я с ней играла с тех самых пор, как научилась ходить. Молли заболела и…

– Вы ее прооперировали!

– Нет, она сдохла. Безутешный сосед не мог себя заставить похоронить ее в тот же день. Собаку завернули в пластик и оставили на ночь в гараже.

– Боже мой! И вы произвели вскрытие?!

– Во всяком случае, нечто подобное. Я уговорила подружку, которая утверждала, что мечтает стать медицинской сестрой, пробраться в гараж вместе со мной. Мы захватили с собой из кухни кое-какие режущие инструменты.

Кей смеялся, поглаживая подбородок.

– Мои знакомые девочки играли с Барби.

Оправдываясь, Лаура пояснила:

– Молли не могло уже быть больно, и я решила, что нет ничего плохого, если я ее вскрою и загляну внутрь. Я хотела узнать что-нибудь об анатомии, хотя и слова такого еще не знала в то время.

– И что же случилось?

– Как только я приступила, моя так называемая подружка подняла страшный крик. Хозяин Молли вызвал полицию. Полицейские прибыли на место происшествия одновременно с моими родителями, которые нас хватились. Они все ворвались в гараж, увидели эту страшную сцену, и начался настоящий ад. Родители, естественно, пришли в ужас и начали обвинять друг друга, вспоминая всю «плохую наследственность» в роду. Сосед объявил, что порывает с нами всякие отношения. Родители моей подружки посоветовали показать меня психиатру, иначе я стану настоящей угрозой для себя и окружающих. Родители с ними согласились. После многочисленных и продолжительных встреч с психиатром, стоивших кучу денег, врач объявил, что я совершенно нормальный одиннадцатилетний ребенок. Единственной моей странностью была одержимость во всем, что касалось человеческой анатомии, но с чисто медицинской точки зрения.

– Наверное, ваши отец и мать вздохнули с облегчением, когда узнали, что их дочь не чудовище.

– Не совсем так. Их по-прежнему тревожило мое странное, с их точки зрения, желание стать врачом. В какой-то мере они до сих пор не могут с этим примириться. – Лаура рассеянно провела пальцем дорожку по отпотевшей бутылке с пивом. – Мои родители весьма светские люди. Они дорожат внешними приличиями и недовольны, когда что-то нарушает размеренное течение их жизни. Я же не раз становилась таким нарушителем, начиная с появления на свет и кончая… – Лаура подняла глаза и встретилась с его глазами. – И кончая происшествием в доме Кларка. Как и вы, мистер Такетт, они попрекали меня не за супружескую измену, а только за то, что я сделала ее общественным достоянием.

В этот момент человеческое тело плюхнулось прямо на середину их стола.

9

Грязные тарелки с грохотом упали, а остатки пищи разлетелись по давно не мытым доскам пола. Бутылки пива также оказались на полу. Одна разбилась, другие откатились в сторону.

Под весом тела стол накренился на сорок пять градусов. Из носа упавшего текла кровь. Извергая ругательства, он поднялся на ноги и бросился на обидчика.

– Пора уходить. – Кей спокойно встал и взял Лауру под руку. – Нельзя, чтобы драка испортила ваше впечатление от первого посещения Жареного Бобби.

Лауру поразила внезапная вспышка насилия. Два молодых парня продолжали наносить друг другу яростные удары, и в один миг вокруг них образовалось кольцо поощрявших их зрителей.

– Они же могут убить друг друга! – воскликнула она в негодовании.

Когда Кей потянул ее к выходу, она стала упираться. Не обращая внимания на ее сопротивление, он упорно тащил Лауру и остановился только для того, чтобы протянуть Бобби двадцать долларов.

– Все, как всегда, на уровне. Спасибо.

– Само собой. Заходите еще вместе.

Бобби не спускал глаз с дерущихся. Драка постепенно превращалась в настоящее побоище. Парни изо всех сил лупили друг друга и при этом крыли противника самыми непристойными словами.

– Я не имею права уходить, – настаивала Лаура. – Им понадобится врачебная помощь. Я обязана ее оказать.

Кей обернулся и бросил на бойцов равнодушный взгляд, одновременно протолкнув Лауру через дверь.

– Уверяю вас, им не нужна ваша помощь. Особенно этим двоим. Такие не любят, чтобы кто-то совал нос в их семейные дела.

– Вы хотите сказать, что они родственники? – изумилась Лаура.

– Совершенно верно. – Кей и Лаура уже сидели в машине, выезжавшей со стоянки на дорогу. – Лем и Вонючка всегда были самыми лучшими друзьями. Пару лет назад Лем положил глаз на младшую сестренку Вонючки. Они стали встречаться. Вонючке это не понравилось, и он предупредил Лема, что если тот обрюхатит его сестру, то долго не заживется на этом свете. – Кей замолчал, обгоняя тяжелый грузовик.

Лаура нетерпеливо спросила:

– И что же дальше?

– Он ей все равно заделал, и Вонючка избил его до полусмерти.

– И с тех пор они враждуют?

– Нет, они по-прежнему лучшие друзья. Мисси, сестра Вонючки, прознала, что брат собирается прикончить Лема. Она их выследила, кажется, в баре «Под пальмой» и ввязалась в их драку. Поддала им по самым чувствительным местам. Когда туда вызвали шерифа, оба парня плакали горькими слезами, прикрывая руками эти самые места. Мисси объявила Лему, что он или женится на ней, или она его окончательно выхолостит, а Вонючке сказала, что, если ему это не по вкусу, пусть идет… ну, в общем, подальше. Мисси никогда не отличалась хорошими манерами. Короче, Лем и Мисси поженились, и все счастливы.

– Счастливы?! – поразилась Лаура. – А сегодня?

– Да ничего особенного. Так, безделица. Просто они выпускали пар. Сейчас они уже угощают друг друга выпивкой.

Лаура безнадежно покачала головой.

– Эта забегаловка. Эти люди. Я всегда считала преувеличением рассказы о Техасе.

Она смотрела через стекло на пейзаж, как если бы это была неведомая планета. Лаура никогда не посмела бы признаться Кею, что растерянна и подавлена. Сумеет ли она когда-нибудь привыкнуть к этой жизни? Или она обманывалась, рассчитывая, что сумеет? Временами Иден-Пасс казался ей непонятным, а случалось, и пугающим, словно совсем чужая страна.

– Здесь все по-другому, – призналась она неуверенно.

– Согласен. Во всяком случае, для вас. – Он показал на приближающиеся огни города. – У каждого жителя Иден-Пасс есть своя история. Я мог бы провести с вами всю ночь, и все равно мне не хватило бы времени, чтобы их пересказать.

Лаура быстро повернула голову и посмотрела на него. В его словах крылся явный намек. Она могла догадаться об этом по его пристальному взгляду.

Вкрадчивым тоном Кей добавил:

– Но мне кажется, док, что мы не проведем вместе ни одной ночи. А?

– Ни единой.

– Наверное, потому, что нас с вами ничто не связывает? Верно?

– Нас связывает только одно – Кларк.

При упоминании имени брата его страстный взгляд мгновенно потух. Выражение лица стало непроницаемым.

– Надо заметить, что у нас с ним было мало общего, разве только родители и один и тот же домашний адрес. Мы любили друг друга, более того, мы были друг другу симпатичны. Но Кларк подчинялся всем существующим правилам. А я их нарушал. Скрепя сердце я признавал умение брата выглядеть этаким идеальным парнем, а он, кажется, втайне завидовал тому, что я свободен от условностей. Трудно поверить, что мы с ним братья, такими мы были непохожими. – Он прошелся взглядом по ее фигуре. – И уж где у нас всегда были совсем разные вкусы, так это в том, что касалось женщин.

– Не думаю, что вы оба могли понравиться одной и той же женщине, – холодно заметила Лаура.

– Точно. Вопрос стоял так: или я, или он. К примеру, если бы Кларк вас пригласил сегодня пообедать, вы не имели бы счастья познакомиться с Жареным Бобби. Вы бы разрядились в пух и прах и отправились в какой-нибудь загородный клуб. Там бы вы вращались в высших сферах среди выскочек и столпов общества. Все они тем не менее такие же пьяницы, лжецы, обманщики и развратники, только прячут свои пороки лучше, чем клиенты Бобби. – Он склонил голову набок. – Если хорошенько подумать, то вам, наверное, самое место в таком клубе вместе с другими ханжами и лицемерами.

Лаура невозмутимо перенесла оскорбление.

– А теперь скажите мне, мистер Такетт, что вас так заедает?

Один раз сегодня она оговорилась и назвала его по имени. В самый тяжелый момент, когда надо было спасать Летти. Но больше она так не ошибется. Фамилии вернее. Это позволяло сохранять дистанцию.

Кей остановил «Линкольн» у ворот ее дома, чуть не наехав на разбросанные по гравию вещи Леонардов.

Положив руку на спинку сиденья, он повернулся к ней лицом.

– Меня заедает то, что всему свету вы известны как шлюха. Ваш собственный муж поймал вас за этим занятием. Но вы не желаете в этом сознаваться. Вы прикидываетесь совсем другой женщиной.

– Вы хотите, чтобы я носила на рукаве букву Ш?

– Думаю, это многих бы устроило. Меня в первую очередь.

– Как вы смеете меня судить? Вы обо мне ничего не знаете, а еще меньше вы знаете о моих отношениях с вашим братом. – Она распахнула дверь машины. – Сколько я вам должна за ваши услуги?

– Ничего.

– Я не желаю быть вам обязанной.

– Вы мне обязаны навсегда, – сказал он. – Из-за вас Кларк лишился всего, чем он дорожил. Его больше нет, он не может потребовать уплаты долга, но я его представитель. И могу вас заверить, что вам придется раскошелиться.

– Вот тут вы глубоко ошибаетесь, мистер Такетт. Это я держу все векселя, и платить по ним будете вы.

– Это как же?

Она с превосходством посмотрела на него.

– Вы отвезете меня на самолете в Монтесангре.

Дерзкая улыбка исчезла с его лица, и с минуту Кей непонимающе на нее смотрел. Затем приставил ладонь к уху:

– Ну-ка, повторите.

– Вы меня слышали.

– Слышать-то слышал, а вот поверить не могу.

– Придется.

Он недоумевал.

– А вы слыхали когда-нибудь слова «ни за что на свете»?

– Вы меня туда доставите, мистер Такетт, – повторила она твердо, выходя из машины. – Вот увидите.

– Как же, как же, док, – рассмеялся Кей, выводя «Линкольн» на улицу. Повернув, машина набрала скорость и скрылась из виду.

– Я тебя люблю.

– Я тебя тоже люблю.

Хэвер Уинстон и ее друг Таннер, тесно обнявшись, лежали на расстеленном на густой траве одеяле. Неподалеку волны озера лениво плескались у каменистого пляжа. Луна уже поднялась и отражалась в воде.

Даже в самые жаркие вечера с озера всегда дул прохладный ветерок, что было особенно приятно. В Иден-Пасс озеро считалось самым популярным местом свиданий. Все знали, что, если вы встречаетесь на озере, значит, у вас серьезные отношения.

И у молодых влюбленных действительно сложились самые серьезные отношения, длившиеся уже четыре месяца. А вышло это так. Хэвер встречалась с близким приятелем Таннера, но обнаружила, что у того интрижка с другой девушкой. Они расстались после громкого объяснения у химического кабинета в школе.

Таннер пришел к Хэвер домой, чтобы утешить ее. Он называл своего приятеля безмозглым болваном, громогласно удивляясь, как тот посмел не оценить такую девушку. Хэвер, присмотревшись внимательнее, решила, что Таннер куда красивей обманувшего ее подонка.

Выяснив, что и подруги считают Таннера достойным объектом, она придала их встречам совсем иной характер и осталась очень довольна таким ходом событий.

Хэвер всегда пользовалась большим успехом в школе, и Таннер пребывал на седьмом небе от счастья. Когда они целовались в первый раз, Хэвер повела себя довольно смело, пустив в ход язык, и весьма искусно. Таннер чуть не сошел с ума. Все ребята сходились на том, что у Хэвер потрясающая фигура, такая же, как у ее матери, а та считалась в Иден-Пасс самой зажигательной красоткой. В школьной мужской раздевалке много болтали о том, как далеко Таннер зашел в отношениях с Хэвер.

Таннер больше помалкивал в ответ на шутливые поддразнивания, так что многие решили, что он своего добился, но галантно оберегает репутацию Хэвер. Впрочем, более прозорливые утверждали, что он не видел, а тем более не трогал места, которые скрывает купальник Хэвер.

Что же касалось правды, то она находилась где-то посередине.

К примеру, сегодня вечером он расстегнул ей блузку и засунул руку внутрь лифчика. Девушка позволяла ему ласкать себя только выше талии. Ниже находилась запретная зона.

Однако они вот-вот должны были перейти границу. Нежное прикосновение его языка к ее соскам разжигало Хэвер до неведомых ранее пределов. Изнемогая от не совсем понятных, но бурных чувств, она скользнула рукой по застежке его шорт.

Он издал придушенный, хриплый крик.

– Пожалуйста, Хэвер.

Она с опаской положила ладонь на изрядную выпуклость, уже зная из рассказов подруг, что «это» становится большим и твердым. Ее удерживал от более решительных действий подспудный страх, и в то же время разбирало любопытство. Она даже испытывала желание. К тому же подруги сочтут ее странной, если Хэвер застрянет на этом этапе.

– Таннер, ты хочешь, чтобы я это сделала?

– О боже, – застонал он и принялся торопливо расстегивать «молнию».

Он засунул ее руку в свои трусы, и неожиданно она ощутила пульсирующую молодую плоть.

Таннер что-то невнятно бормотал, а она робко касалась непривычных форм. Теоретически Хэвер, конечно, знала, как этот устрашающий орган должен соединиться с ее телом, но практически ей это казалось недостижимым. И все-таки мысль о такой близости ее возбуждала. В воображении возникала череда эротических картин, усиленная воспоминаниями о некоторых недавно виденных любовных сценах в голливудских фильмах, которые Дарси запрещала ей смотреть.

Но тут он все испортил.

– Господи! – воскликнула она. – Что это… Таннер! Какая гадость!

– Ну, извини, извини меня, – тяжело дышал он. – Я не мог сдержаться. Хэвер…

Девушка вскочила на ноги и бегом бросилась к озеру, по пути застегивая лифчик и блузку. На покрытом галькой пляже она встала на колени и принялась болтать рукой в воде. Она чувствовала отвращение, вызванное не столько веществом, испачкавшим ей руку, сколько просто тем, что все вышло так по-детски, так вульгарно, так неромантично. Ничего похожего на красивые любовные сцены в кино.

Хэвер пошла по берегу, пока не добралась до рыболовного причала, а потом до самого конца пирса; она села на дощатый пол и стала смотреть на воду. Через несколько минут к ней присоединился Таннер. Он сел рядом.

Некоторое время он молчал. Когда же наконец заговорил, его голос прерывался от волнения:

– Прости меня, пожалуйста. Это ненарочно. Ты никому не скажешь?

Хэвер поняла, что он чувствует себя униженным, и пожалела о своей резкости, поскольку тоже была виновата. Она погладила его по волосам.

– Не переживай, Таннер. Просто я этого не ожидала и сказала лишнее.

– Нет, ты права. Действительно противно.

– Не преувеличивай. Забудем об этом. Конечно, я никому не скажу. Зачем ты так плохо обо мне думаешь. Забудь, и все.

– Не могу, Хэвер. Не могу, потому что… – Он замялся, словно собираясь с силами, потом выпалил: – Потому что, если бы мы с тобой с самого начала делали все, как положено, этого бы не случилось.

Хэвер снова перевела взгляд на лунную дорожку. Он никогда не признавался, что хочет довести все до конца. Она знала, что он хотел. Но одно дело знать, а другое слышать от него самого. Она почувствовала себя неуютно, потому что решение принимать придется ей.

– Прошу тебя, не сердись, – продолжал он. – Выслушай меня, пожалуйста. Я люблю тебя, Хэвер. Ты самая красивая, самая добрая, самая умная девушка из всех. Я хочу, ты можешь это понять, знать о тебе все-все. Хочу знать, как все у тебя внутри, – добавил он тихо.

Его слова приятно поразили ее. Она почувствовала ответное волнение в тайных уголках своего тела.

– Это сексуальный разговор, Таннер.

– Я не собираюсь морочить тебе голову. Я серьезно.

– Я тебе верю.

– Оглянись вокруг. – Он показал рукой на стоящие вдали автомобили. – Все этим занимаются.

– Я знаю.

– Так вот, как ты думаешь… А ты сама хочешь?

Хэвер посмотрела в его вопрошающие глаза. Хочет ли она? Очень может быть. Но не из страстной любви к нему. Она не могла себе представить, что проведет всю свою жизнь с сыном бакалейщика Таннером Хоскинсом; что у них будут дети и внуки; что они вместе состарятся. Но он очень симпатичный, и он ее обожает.

С некоторым колебанием она произнесла это «да».

Ободренный, юноша придвинулся ближе.

– И тебе нечего бояться СПИДа, потому что мы друг друга хорошо знаем. И я обязательно позабочусь, чтобы ты не забеременела.

Его откровенность тронула Хэвер, она взяла его руку и крепко сжала.

– Это меня не беспокоит. Я знаю, ты будешь осторожным.

– Так что же нам мешает? Твои родители?

Ее улыбка погасла.

– Папа, наверное, застрелил бы тебя на месте, если бы услыхал наши разговоры. А мама… – Она вздохнула. – Она считает, что мы давно уже этим занимаемся.

Именно в этом и крылась причина столь долгих колебаний Хэвер. Она не желала оправдывать подсознательных ожиданий Дарси.

Отношения с отцом складывались куда проще. Вся его жизнь заключалась в ней, Хэвер. Она – его гордость и радость, его единственная маленькая дочурка. Он, не задумываясь, отдал бы за нее свою жизнь. Хэвер верила, что он будет ее любить, несмотря ни на что.

Отношения с матерью не были столь определенными из-за ее вспыльчивости и непредсказуемости. Ее нелегко было любить. Если Фергус был постоянен, как восход и заход солнца, то Дарси изменчива, как погода.

Хэвер с раннего детства помнила о том, как Дарси одевала ее в нарядное платье и отправлялась с ней в центр города. Там она гуляла с дочерью по Техас-стрит, заходила с ней в магазины, останавливалась поболтать со знакомыми, и все для того, чтобы привлечь к хорошенькой Хэвер всеобщее внимание. Дарси любила ею хвалиться.

Но стоило им возвратиться домой, как нежные материнские чувства куда-то исчезали. Дарси больше не осыпала ее знаками внимания, как делала на глазах публики, а тут же начинала подготовку к следующему подобному выходу.

«Побольше играй гаммы, Хэвер. Иначе не видать тебе премии на конкурсе».

«Не горбись, Хэвер. Люди подумают, что у тебя нет гордости, если ты позволяешь себе сутулиться».

«Прекрати грызть ногти, Хэвер. Посмотри, в каком ужасном состоянии у тебя руки, к тому же это отвратительная привычка».

«Вымой лицо еще раз, Хэвер. При жирной коже могут появиться угри».

«Отработай прыжки, Хэвер. Будешь лениться, тебя не переизберут лидером группы поддержки на следующий год».

И хотя Дарси утверждала, что старается во имя того, чтобы дочь стала первой во всем, Хэвер подозревала, что мать больше печется о собственном благе. Она также подозревала, что в основе необыкновенной придирчивости Дарси лежит глубоко затаенное чувство зависти, переходящее в откровенную ревность. Хэвер не могла этого понять. Матери не должны ревновать своих дочерей. Что она сделала и в чем ее вина, если она вызвала такое противоестественное чувство?

По мере того как Хэвер взрослела, их ссоры становились все более частыми и ожесточенными. Дарси вообразила, что у Хэвер уже есть любовные связи. Поэтому она постоянно делала ей скрытые намеки и язвительные замечания.

«Как это нелепо», – с усмешкой подумала Хэвер.

Ее мать – именно она – на самом деле пренебрегала всеми правилами приличий и нарушала супружескую верность. Даже школьницам в городе была отлично известна ее репутация, хотя никто не смел заикнуться об этом Хэвер. Хэвер была слишком популярна, и ее побаивались задевать.

Но отдельные слухи все равно доходили. Трудно притворяться, что ничего не знаешь, особенно дома, когда мать становилась совершенно невыносимой. Бесчисленное множество раз Хэвер могла бросить в лицо Дарси последние сплетни, чтобы заткнуть ей рот. Но она ничего не могла, не желая хоть как-то огорчить отца. Она любила Фергуса.

Поэтому, когда Дарси ее отчитывала за отношения с Таннером и выспрашивала, как далеко они зашли, Хэвер терпела в угрюмом молчании.

Ей не в чем себя упрекнуть, они с Таннером только целовались да обнимались. Хэвер определенно унаследовала от Дарси сильную чувственность, но не хотела идти на поводу своих желаний. Больше всего она боялась заработать репутацию шлюхи: «Какова мать, такова и дочь». И потом, она не предаст любовь отца, как это охотно сделала ее мамочка.

Таннер молча сидел рядом, терпеливо ожидая, когда Хэвер заговорит.

– Знаешь, Таннер, я испытываю то же, что и ты, – сказала она. – Только, может быть, у меня больше терпения, – добавила она с мягкой улыбкой. – Я хочу принадлежать тебе, но…

– Когда? – хрипло спросил он.

– Когда для этого будет подходящее время и настроение. Хорошо? Пожалуйста, не дави на меня.

Он был явно разочарован, но смирился и, наклонившись, нежно ее поцеловал.

– Пожалуй, пора отвезти тебя домой. Твоя мать закатит скандал, если опоздаешь хоть на полминуты.

Они приехали вовремя. Но Дарси уже их поджидала у дверей и наградила Таннера злобным взглядом, а Хэвер лекцией, что порядочной девушке следует заботиться о своем добром имени.

– Доброе утро.

– Доброе утро.

Бови Кейто и Джейн Элен Такетт смотрели друг на друга через стол в тесном офисе при складском помещении. Бови с удивлением понял, что ее глаза находятся на одном уровне с его глазами. При первой встрече он и не заметил, что Джейн Элен почти одного с ним роста. Она выглядела такой изящной и даже хрупкой, стоя за массивным столом. Но при этом не могла скрыть, что нервничает и чувствует себя неловко, как порядочная женщина, случайно оказавшаяся в борделе.

И почему только подобное сравнение родилось у него в голове в присутствии настоящей леди? Словно опасаясь, что она прочтет его мысли, он заговорил:

– Жаль, меня не оказалось на месте, когда вы звонили в бар. Хэп, я хочу сказать, мистер Холлистер, передал мне, чтобы я пришел. Сейчас удобно?

– Да. Очень любезно со стороны мистера Холлистера, что он не забыл о моей просьбе.

– Он неплохо относится ко мне.

Джейн Элен показала Бови на металлический стул. Он осторожно сел на край, а она сначала аккуратно расправила блузку на спине и только потом плавно опустилась на стул с подлокотниками. Некоторые ее движения, как, например, вот это, исполнены бессознательной грации. А в другое время, например, когда она смотрела прямо на него, ее движения становились судорожными, как у новорожденного жеребенка. Бови не встречал никого с такими вконец истрепанными нервами. Сделай он хоть один резкий жест, она, пожалуй, упадет в обморок.