Текст книги "На пределе"

– Правильно.

Его рука крепче обхватила ее талию. Он притянул Шанталь к себе. Ее колени столкнулись с его коленями, но на пронзившую его боль он почти не обратил внимания: он ничего не видел, любуясь ее гладкой кожей.

– Но зачем, черт побери?

– Я же сказала. Все ради моста.

– Какого моста, мать твою?..

Она вывернулась из его объятия и одним сердитым взмахом головы перебросила волосы за спину.

– Я все объясню, когда вы окрепнете, возможно, утром.

Не отрывая от нее глаз, Скаут позволил ей уложить себя на подушки. Устроив его поудобнее, она убедилась, что вода в пределах его досягаемости, а москитная сетка надежно защищает ложе, и погасила лампу.

Он слышал шаги ее босых ног по деревянному полу, а потом увидел, как она выскользнула за дверь.

Скаут долго смотрел в темноту, но заснуть ему не удавалось. Он даже не сумел расслабиться. В голове все путалось, но сон не приходил.

Он ругал себя за мягкотелую уступчивость. Какого черта он позволяет всему этому продолжаться? Верно, она хитра, но ведь и он далеко не дурак. И есть люди, которые даже считают его довольно хитроумным.

Он крупнее ее, весит намного больше. Она, правда, рослая, выше, чем другие островитянки, но он помнил, что даже на высоких каблуках она едва доходила ему до подбородка… Да, у них обоих удачный рост – очень удобно целоваться, очень…

– Дьявол! – Он выругался, ворочаясь в темноте, едва разбавленной лунным светом из окна. Не стоит ему вспоминать об их поцелуе, или он оправдает мнение тех трех женщин, что сравнили его с маленьким дьяволом – тем божком с перманентной эрекцией. И потом, ему следует сосредоточиться на случившемся и обдумать ситуацию, в которую он попал.

Судя по всему, Шанталь Дюпон пользовалась в деревне большим авторитетом и неограниченной властью, но при этом он не заметил, чтобы у дверей дежурили вооруженные охранники. Интересно, трудно ли будет скрутить ее и заставить признаться, где спрятан джип, или принудить отвезти его на этом джипе на другую сторону острова? Кстати, куда подевался пистолет, из которого она его ранила? Пока он валяется в этой постели, которая больше подошла бы для лилипута, ему уж точно не найти ее пистолет.

При этой мысли он решительно откинул простыню и москитную сетку. Затем сел, однако на этот раз осторожно спустил ноги с кровати. И все равно левую ногу словно огнем ожгло.

Встав на одну ногу, а другую держа на весу, Скаут еще вспомнил, что он совершенно голый. Он дотянулся до висевшего полотенца и, завладев им, обернул его вокруг талии. Слишком солидно, но все же лучше, чем ничего.

Еще раньше он заметил в углу метлу. К ней он и запрыгал на правой ноге, хватаясь по пути за мебель, чтобы не упасть.

К тому времени, когда он добрался до метлы, на лбу у него выступил пот. Он дышал открытым ртом, будто пробежал пять километров в гору. Опираясь на метлу, он с этим импровизированным костылем направился к двери. Голова у него кружилась, и дверь оказалась несколько в стороне от того места, где, как он прикинул, она должна находиться.

В доме царила тишина, нарушаемая только ропотом океана. Стихия где-то совсем рядом. Скаут поискал на ощупь какие-нибудь выключатели, но, как он и ожидал, никаких признаков электричества не оказалось. Не было и телефона. Однако дом был хорошо обставлен, безукоризненно чист и полон красивых вещей. Повсюду книги, их стопки на столах, полках, даже на полу. Некоторые на французском, какая-то часть на английском.

Стараясь производить как можно меньше шума, он, превозмогая боль, с трудом прошел через просторную гостиную и направился по коридору мимо еще одной спальни, где постель была расстелена, но пуста, дошел до следующей большой комнаты, разделенной резной ширмой на спальню и кабинет.

На огромной кровати тоже никого не было. Шанталь сидела в кабинете. Тусклая керосиновая лампа слабо освещала помещение, и лицо Шанталь оставалось в тени. Женщина полулежала в кожаном кресле, положив ноги на угол заваленного бумагами письменного стола, на котором царил полный беспорядок. Она была в очках. На коленях у нее лежала книга.

Шанталь настолько углубилась в чтение, что не услышала его приближения. Ее темные волосы подобно плотному занавесу свисали со спинки кресла, и лишь несколько прядей обрамляли безукоризненное лицо. Она расстегнула и развязала рубашку – видимо, собиралась ее снять, но потом передумала.

При виде идеально округлых грудей, увенчанных сосками, словно созданными для мужских губ, Скаут ощутил пульсацию отнюдь не в больной ноге. Он попытался отогнать похотливые мысли, но когда заговорил, голос его прозвучал хрипло:

– Ты все объяснишь мне прямо сейчас.

Она вздрогнула. Ноги бухнулись на пол, и книга слетела с колен. Шанталь резко подняла голову. Сквозь толстые стекла очков она вглядывалась в полумрак, различила наконец размытые очертания его силуэта, и потребовалась несколько секунд да его сверлящий взгляд, пока она сообразила, что ее рубашка распахнута. Она поспешно запахнулась и сняла очки.

– Мистер Ритленд, каким образом…

– Кончай с этим «мистер Ритленд», а? Я же не официальное лицо и не гость в твоем доме. Я твой пленник. Ты видела меня голым, и я бы тоже не отказался полюбоваться тобой, особенно когда целовал тебя и массировал твой сосок. Так что мы вполне можем обращаться друг к другу по имени.

Он испытал какое-то извращенное удовольствие, заметив, как обидело Шанталь его заявление. Но одновременно он поразился собственному цинизму. Дома он никогда не посмел бы так разговаривать с женщиной… с любой женщиной. Он читал о мужчинах, дичавших в отрыве от цивилизации и привычного окружения, но от себя такого не ожидал. Тем более в такие короткие сроки. Хотя, конечно, его жестоко провоцировала именно эта женщина с потрясающими синими глазами, которая теперь с надеждой смотрит ему в лицо, словно ожидая извинений. Смущенный, он шумно выдохнул. Обиженное выражение ее лица заставляло его чувствовать себя дурным человеком.

– По меньшей мере хоть согласись, что у меня есть все основания, чтобы злиться и расстраиваться.

– Я согласна, – негромким голосом признала она. – Но, честное слово, я вовсе не хотела вас ранить. Мне очень жаль.

– Да ладно, дело уже сделано, так ведь? Ну что там насчет моста?

– Вы уверены, что хотите услышать мои объяснения именно сегодня?

– Абсолютно.

– Тогда садитесь, пожалуйста. – И, улыбнувшись, добавила: – Скаут.

Он с благодарностью опустился в стоявшее напротив кресло.

4

Даже при свете керосиновой лампы Шанталь заметила, как побелели его губы. Она знала, что он страдает от боли. В его ослабленном состоянии путь от спальни до кабинета равносилен долгому путешествию. Кожа у него приобрела серый оттенок, лоб покрылся испариной, пряди волос, упавшие на глаза, стали влажными и слиплись.

Но несмотря на слабость и мучения, он был полон решимости, и Шанталь сочла, что достаточно долго держала его в неведении. С чего же начать?

– Вы не помните, поскольку были без сознания, – заговорила она, – но когда мы добирались до деревни, нам с Андре пришлось нести вас по подвесному мосту над глубоким ущельем. Там настоящая пропасть, она разделяет нашу деревню и остальную часть острова. Мост в ужасном состоянии. Его требуется срочно заменить. Я затащила вас сюда, чтобы вы построили для нас новый мост.

Она следила, как он молча переваривает услышанное: выражение лица вроде бесстрастное, но искорка интереса мелькнула в его глазах, и она уловила это. Интерес в его глазах. Очень недурных. Светло-карих с золотом.

Она отвела взгляд и вдруг заметила, что он машинально массирует больное бедро.

– Болит?

Он оставил ногу в покое, скорчил недовольную мину и соврал:

– Нет.

– Я могу дать вам что-нибудь.

– Не выйдет, мисс Дюпон. Стоит тебе дать что-нибудь мне, как я теряю сознание на несколько часов.

– Может, таблетку аспирина?

– Давай рассказывай про мост, – нетерпеливо прервал он. – Насколько я понимаю, речь идет не о маленьком, коротком мосте.

Она небрежно взмахнула рукой, стараясь казаться спокойной.

– Какие-нибудь шестьдесят метров.

– Черт! – Он рассмеялся и покачал головой.

– Я рада, что вы находите это забавным, – съязвила Шанталь. – Уверяю вас, для нас этот мост – жизненная необходимость. Мой народ…

– Твой народ? – закричал он. – Да кто же ты такая, черт побери?

Посчитав этот вопрос резонным, она ответила:

– Шанталь Дюпон.

– Это я знаю. – Он снова машинально потер ногу, но, поймав ее взгляд, прекратил это занятие. – Ты что здесь, жрица? Ее величество королева? Миссионерка? Кто ты?

Этот вопрос вызвал у нее улыбку.

– Ничего такого королевского. Я здесь родилась, в этой деревне. – Протянув руку, она взяла со стола фотографию в серебряной рамке. – Мои родители.

Он с любопытством взглянул на фото: белый мужчина и полинезийка. Шанталь внимательно следила за его реакцией. Поставив фотографию на стол, он заметил:

– У тебя отцовские глаза. Но все остальное ты унаследовала от матери.

– Благодарю вас. Она была очень красивой.

– Была?

– Она умерла много лет назад. Я понимаю, вам любопытно, но из вежливости вы стесняетесь спросить.

Он смущенно заерзал в кресле, тем самым подтверждая ее правоту.

– Мой отец, – начала Шанталь, – доктор Джордж Дюпон, служил в военно-морских силах Франции. Его послали на этот остров как раз перед началом второй мировой войны. Как вы, вероятно, заметили, остров весьма привлекателен. После войны Франция оказалась в руинах, так что он вернулся сюда, чтобы заниматься научной работой, хотя здесь уже была американская территория. Он познакомился с моей матерью, Лили, полюбил ее, и они поженились.

– Судя по задумчивому выражению твоего лица, я полагаю, они жили счастливо, пока смерть не разлучила их.

– Мать приняла католичество. Но несмотря на это, когда она последовала за отцом во Францию, от нее шарахались. От них обоих. Дюпоны – старинный аристократический род. Неважно, что они потеряли большую часть своего состояния при нацистах. Все члены этой семьи по-прежнему считают себя элитой.

– Принять в свой клан полинезийку да еще в качестве члена семьи – об этом нельзя было даже подумать, так?

Шанталь опустила голову. Каждый раз, когда она рассказывала о своей красавице матери и о том, как страдала бедная женщина, сердце ее сжималось от жалости. Шанталь сама до известной степени сталкивалась с предрассудками, а ведь она лишь наполовину была тем, что вызывало неприязнь в случае с Лили, отталкивало от нее Дюпонов и всех старых друзей и коллег ее отца.

– Так вот, – продолжала Шанталь, прерывисто вздохнув, – они вернулись на остров. Отец продолжил здесь свою работу и ранее начатые исследования. Он построил этот дом и приложил все силы, чтобы сделать его по возможности удобным. Он научил местных жителей пользоваться некоторыми современными удобствами. В результате так вышло, что аборигены привыкли полагаться на него и стали от него зависеть.

– Он был для них вроде отца.

– Вот именно.

– А когда же появилась ты? Тебе ведь не так уж много…

– Многие годы после замужества моя мать никак не могла забеременеть, и это, как я потом узнала, сильно тревожило ее. Наконец это произошло. Она писала в дневнике, что дни беременности были самыми счастливыми в ее жизни. – Шанталь сдвинула брови. – Но она была уже в таком возрасте, что роды не могли пройти без осложнений. За ней не было надлежащего ухода во время беременности. А она проходила сложно. Мама так окончательно и не оправилась после родов, умерла, когда я была совсем маленькой. У меня очень смутные воспоминания о ней, я запомнила только улыбающееся лицо да еще французские колыбельные, которые она мне пела.

Они несколько минут помолчали. Шанталь погрузилась в горькие, но одновременно приятные воспоминания. Скаут прервал их, спросив:

– Почему твой отец не вернулся с тобой во Францию после смерти Лили?

– К тому времени остров стал для него домом, ближе, чем Париж. Он привык к местной размеренной и неторопливой жизни. Да и жители деревни нуждались в нем. Кроме того, – добавила она, – он не хотел оставить маму.

– Но он сделал все, чтобы ты уехала.

– С чего вы взяли? – с удивлением спросила Шанталь.

Скаут кивком указал на стену за ее спиной. Она проследила за его взглядом: на стене висели дипломы в рамках.

– Гордость отца, – сказала она, пожав плечами с истинно французской грациозностью, унаследованной от Джорджа Дюпона. – Я ходила в английскую школу на военной базе.

– Там-то ты и выучила язык как следует?

– Спасибо. Когда я окончила школу, меня отослали в колледж в Калифорнию.

– Отослали?

– Я сопротивлялась изо всех сил.

– Почему? Думается, тебе хотелось посмотреть мир.

Шанталь, искренне изумившись, склонила голову к плечу.

– Зачем? – Она развела руками. – Здесь настоящий рай. На уроках истории я узнала, что повсюду в мире идут ужасные войны, происходят восстания, царят насилие и рабство.

– Довольно логично, – мрачно согласился Скаут. – В таком случае, почему все же Штаты, а не Франция?

– У меня двойное гражданство. По какой-то одному ему понятной причине отец решил, что Америка подходит мне больше, чем Франция.

– Ну и как?

Шанталь улыбнулась и встала. Подошла к бару, налила в рюмку коньяку.

– Не желаете?

– Нет, спасибо. Я бросаю пить.

– Приехав в Штаты, я обнаружила, что там не так уж и плохо. Мне понравились чизбургеры, рок-музыка и фильмы. К своему удивлению, я полюбила модно одеваться. – Она согревала коньяк в ладонях, бессознательно наслаждаясь терпким ароматным напитком. – Разумеется, я не выглядела абсолютной невеждой в этом смысле, ведь я посещала школу на военной базе.

– Готов поспорить, моряки и солдаты крутились вокруг тебя, как трутни вокруг пчеломатки.

Шанталь отпила глоток коньяка. Внешне она оставалась спокойной, хотя слова Скаута вызвали у нее раздражение. Верно, ее часто приглашали на свидания, но она очень скоро поняла, к чему могут привести эти с виду невинные встречи. Мужчины, оторванные от дома и женского общества, считали ее легкой добычей. Так думали обо всех других девушках с острова. Ряд неприятных эпизодов, что заставили ее с недоверием относиться к белым мужчинам, она прекрасно помнила, и, как потом оказалось, для подобного недоверия были вполне веские основания.

Чтобы отвлечься от неприятных воспоминаний, Шанталь снова мысленно вернулась к Скауту, смотревшему на нее с нескрываемым любопытством.

– Чему вы удивляетесь? – спросила она.

– Большинство знакомых мне мужчин точно так же греют коньяк в ладонях. Ты научилась пить у отца?

Она отставила рюмку.

– И пить и всему остальному.

– Не понимаю…

– Что именно?

– То ты выглядишь такой умудренной опытом, то… – Он, похоже, никак не мог подобрать нужные слова. – Ты ведь долго пробыла в Штатах, отчего же вернулась сюда?

– Так мне захотелось.

– Не понравилась Калифорния?

– Очень понравилась. Меня многое связывает со Штатами.

– Тогда почему вернулась?

– Это мое дело.

– Отец попросил тебя вернуться?

– Он определенно был рад моему возвращению, – уклончиво ответила она, смущенная необходимостью обсуждать свою личную жизнь со Скаутом.

– Разве это не эгоизм с его стороны? Положим, он принял решение остаться здесь, но ведь у тебя-то была возможность заниматься медициной в Штатах, так что…

– Медициной?

На лицах обоих отразилось явное непонимание.

– Медициной, – повторил он, кивнув в сторону дипломов доктора Шанталь Луизы Дюпон. – Разве ты не пошла по стопам отца?

Она рассмеялась.

– Да, я пошла по стопам отца и стала доктором. Но не врачом. Я защитила диссертацию в области геологии.

Лицо Скаута стало мертвенно-белым.

– Геологии? – хрипло переспросил он, прищурившись и глядя на документы в рамках. Затем гневно сверкнул глазами и вскричал: – Геологии?

Он вскочил с кресла. Шанталь вскочила вслед за ним.

– Осторожнее…

– И ты оперировала меня, не будучи врачом? – заорал он.

– А вы предпочли бы, чтобы я оставила пулю у вас в ноге? Чтобы вы истекли кровью?

Он ткнул пальцем в повязку на бедре и снова заорал:

– Ты оперировала меня! Я ведь мог потерять ногу. Ты могла превратить меня в калеку на всю оставшуюся жизнь, – бушевал он. – Господи! Да ты чокнутая!

– Успокойтесь. Не такая уж серьезная была операция. Я видела, как отец делал куда более сложные операции, и успешно. Я знала, что следует делать, хотя раньше мне самой никогда не приходилось заниматься этим.

– Значит, и он такой же чокнутый.

– Он лечил антибиотиками, если они у него были, и делал все необходимое, чтобы спасти чью-то жизнь. Случалось, и оперировал. Он вправлял сломанные кости, удалял миндалины и аппендиксы, помогал при трудных родах. Когда ближайшая больница на другой стороне острова, волей-неволей научишься справляться и экспериментировать.

– Никто не имеет права экспериментировать над моей ногой, принцесса! – Он умолк, пытаясь отдышаться, грудь его часто вздымалась. – Где твой старик? Я хочу поговорить с ним. Хочу его видеть. Сегодня! – потребовал он. – У него, видать, тоже не все дома. Похоже, безумие у вас в крови. Но на данном этапе выбор у меня ограничен. Я рискну довериться ему. Говори, где он?

– Его здесь нет.

Скаут на одной ноге доскакал до нее и, схватив за плечи, слегка тряхнул.

– Где он?

– Он где-то там, в предгорье. До него не добраться. Но если бы он был здесь, когда я привезла вас с пулей в бедре, он сделал бы то же самое.

Скаут прошипел ругательство с таким неистовством, что лицо Шанталь потемнело.

– У меня не было бы никакой пули в бедре. Меня вообще не было бы здесь, если бы не ты. – Он убрал руки с ее плеч.

– Вам вредно так волноваться. – Она прекрасно понимала, что его ярость вызвана не столько услышанным, сколько болью, которая изнуряла его. – Давайте я помогу вам добраться до постели.

Не дожидаясь возражений, она обвила рукой его талию и положила его руку себе на плечи. Пытаясь подставить свое плечо ему под мышку, она приняла большую часть его веса на себя.

– Я и сам могу добраться до постели.

Шанталь взглянула ему в лицо. Бледные губы растянулись, обнажив сжатые зубы. Сильно выступающие скулы обтянуты кожей и покрыты потом. Он чересчур упрям и горд.

– Ну, разумеется, можете, – мягко уступила она, – но вам придется трудно, и не имеет смысла мучиться, если я могу вам помочь.

Он дышал со свистом, сквозь зубы.

– Нога дьявольски болит.

– Вам не следовало вставать.

– Ну, не мог же я просто так продолжать валяться в постели и позволять тебе дурачить меня.

Он невольно наступил на левую ногу и со стоном привалился к ней. Она обняла его покрепче. Рука Скаута свисала с ее плеча, и ладонь его покоилась на высокой груди Шанталь. В какой-то момент пальцы его коснулись ее соска, который мгновенно затвердел и ясно обозначился под блузкой.

И Шанталь, и Скаут, оторопев, замерли на секунду, оба смотрели в пол, будучи не в состоянии думать о чем-либо, дышать, двигаться. Шанталь даже зажмурилась, ожидая, когда схлынет это ощущение, эхом отозвавшееся в других частях тела. Под его ладонью кожа ее потеплела – она почти слышала биение собственного сердца.

Наконец она открыла глаза и двинулась было вперед, но он не шелохнулся. Взглянув на него, она поняла, что он смотрит куда-то в другой конец комнаты. Она проследила за его взглядом и увидела, что взор его прикован к пистолету, который она оставила на прикроватном столике отца.

– Не стоит попусту расходовать силы, – спокойно сказала она, прочитав его мысли. – Я не знала, что он заряжен, когда Андре принес его мне. Я пришла в такой ужас, когда ранила вас, что вынула все пули и выбросила их.

Со вздохом, означавшим поражение, Скаут снова тяжело повис на ней. Они молча дотащились до комнаты, которую он покинул час назад.

Она осторожно усадила его на край кровати и повернулась, чтобы зажечь лампу. Когда она снова взглянула на него, он разматывал повязку на бедре.

– Что это вы делаете? – воскликнула она.

– То, что и должен был сделать сразу же, как только пришел в себя, прочухавшись после твоих спиртных напитков. Откуда я знаю, что ты там натворила.

– Пожалуйста, не надо.

Шанталь попробовала помешать ему, но он оттолкнул ее руки и продолжал разматывать бинт, струйкой тянувшийся к полу.

Похоже, он удивился, увидев аккуратные стежки, соединявшие края раны. Шов был чистым – никаких признаков нагноения, хотя вокруг раны наблюдалась некоторая припухлость.

– Боюсь, у вас останется шрам, – мягко заметила она, – зато будет о чем поговорить.

Он искоса взглянул на нее и улыбнулся.

– Шрам я переживу, а вот гангрена – это было бы чересчур.

– Теперь, когда вы сорвали повязку, мне придется продезинфицировать рану и снова забинтовать. Не лучше ли вам лечь?

Он медленно поднял глаза и встретился с ней взглядом. Тепло, подобное ласкающим лучам тропического солнца, охватило ее, и ока почувствовала, как подгибаются колени под его взглядом.

И Шанталь, и ее отец получили роскошно оформленное приглашение на торжественное открытие курортного комплекса, однако она отправилась туда с определенной целью. Ей предстояло похитить инженера по имени Скаут Ритленд.

Правда, когда Андре незаметно показал ей этого человека, сердце ее на секунду остановилось и внизу живота что-то сжалось. Намеченная жертва оказалась настолько привлекательной, призывно сексуальной, что предстоящая задача из неприятной превратилась в легкую и желанную.

Несколько раз за вечер ей пришлось напоминать себе, что соблазняет она его не всерьез, что это всего лишь уловки и чтобы добиться того, что так необходимо для жителей ее деревни. Она обнаружила, что реагирует на поставленную цель как женщина, возжелавшая соблазнить самого красивого мужчину в зале, и сожалеет, что за удачным началом якобы невинного флирта не последует настоящего романа.

По собственному опыту она знала, что подобный роман может сопровождаться ужасными страданиями. Все это время после своей первой неудачи в Калифорнии она старалась избегать всяческих романов. Она будет и дальше поступать так же, хотя от одного взгляда Скаута Ритленда она слабела от желания и вспоминала, что как женщина она уже долгое время лишена многого.

Напустив на себя озабоченно-деловой вид, Шанталь отвела взгляд и заставила Скаута лечь на подушки. Он упорно продолжал смотреть на нее, но она, стараясь не встречаться с ним глазами, приступила к обработке раны антисептиком. Затем велела ему согнуть ногу в колене и ловко перебинтовала рану.

– Вам обязательно надо принять обезболивающее.

– И думать забудь об этом. Чтобы иметь дело с тобой, я должен обладать светлой головой, призвав на помощь все свои умственные способности.

– Тогда, может быть, коньяку?

Он вопросительно поднял брови.

– Чистого? Без всяких примесей?

Она хмуро взглянула на него и вышла из комнаты. Спустя минуту она вернулась с рюмкой коньяка. Скаут сделал первый глоток, закрыв глаза, проглотил коньяк и удовлетворенно выдохнул.

– У твоего старика дорогие привязанности, – заметил он, причмокнув губами.

Он машинально потер свой голый живот. Шанталь знала, что коньяк разливается сейчас приятным теплом. Пальцы Скаута бессознательно ерошили мягкие, курчавые и шелковистые волосы, покрывавшие его грудь и живот. Шанталь знала и то, что растительность на его теле именно шелковиста, ведь она обмывала его и даже иногда позволяла себе дотронуться до этих волос, хотя ей совершенно не следовало делать это.

Вспомнив о тех минутах, Шанталь разволновалась и продолжала разговор словно осипшим голосом:

– Каждое Рождество мы получаем ящик французского коньяка от коллеги моего отца, который так и остался его верным другом.

Стоя подле постели Скаута, она наблюдала, как он, не торопясь, пьет коньяк. Выпив последний глоток, он попытался кулаком взбить подушку, но поморщился от боли, причиняемой резкими движениями.

– Позвольте мне.

Шанталь просунула одну руку ему под затылок и приподняла его голову, а свободной рукой взбила подушку и перевернула ее на прохладную сторону. В этот момент она стояла наклонившись и никак не ожидала, что он потянется к ней лицом. Для начала и в порядке эксперимента Скаут потерся носом о ее грудь, а затем прижался лицом к вырезу ее блузки и вдруг поцеловал нежную упругую плоть.

Шанталь застонала и на какое-то мгновение прижала его голову к себе, но тут же отпустила и отступила на шаг. Похоже, Скаут удивился не меньше ее. Несколько неловких мгновений они смотрели друг на друга. Наконец он заговорил:

– Не понимаю… У меня странное ощущение, будто…

Не отдавая себе отчета в том, что делает, она облизнула губы и провела руками вдоль бедер.

– Когда мы сюда ехали, – прошептала она, – я держала вас, а ваша голова лежала у меня на коленях.

Он перевел взгляд ей на бедра, а затем снова посмотрел в ее широко расставленные синие глаза.

– Почему?

– Я боялась, что вы умрете. – Чтобы избавиться от возникшего напряжения и защититься от его завораживающего взгляда, Шанталь протянула руку к лампе и вывернула фитиль. – Спокойной ночи. – Она повернулась, чтобы уйти, но Скаут быстро схватил ее за руку.

– Шанталь?

Она неохотно повернулась к кровати.

– Я ведь там, на вечеринке, пошел за тобой потому, что нечем было заняться, как ты понимаешь.

– Да, я знаю.

– Ты понимаешь, чего я хотел?

– Да.

– И до сих пор хочу.

В лунном свете она могла различить, что полотенце, прикрывавшее его чресла, не спасает ситуацию: она видела, как он возбужден.

– Не надо, – сбивчиво дыша, взмолилась она.

– Слушай, Шанталь, эта твоя идея абсолютно бредовая.

– Только не для меня. И не для моего народа.

– Будь же разумной! Я не могу и не стану ошиваться здесь, чтобы построить этот проклятый мост.

– Станете.

Сердясь, он протяжно вздохнул.

– Ты же интеллигентная, образованная, вполне воспитанная женщина. Бог мой, да ты похожа на языческую богиню, ты женщина из грез и сновидений. Лучше попроси меня сделать что-то разумное, ну, например, улучшить породу местного племени, подарив тебе ребенка. Я с радостью соглашусь. Но этот мост – бред собачий. Ты и сама знаешь.

– Завтра, когда вы увидите его, вы будете думать иначе.

– Завтра я буду озабочен мыслями, как бы смыться отсюда и вернуться к цивилизации.

– Посмотрим. – В голосе ее послышалась таинственность. Она вырвала у него свою руку, поправила москитную сетку и вышла из полосы лунного света. – Спокойной ночи, Скаут. Вы будете спать очень крепко.

– Откуда, черт возьми, ты знаешь, как я буду спать? Ты не… – Он рывком сел. Она увидела, как он покачнулся и схватился одной рукой за голову, затем продолжительно выругался и снова упал на подушку. – Ты опять опоила меня, подмешала что-то в коньяк? Черт возьми! Когда же я научусь?..

– Мне очень жаль, но я не хочу, чтобы вы страдали без нужды.

– В таком случае странно, почему ты все же оперировала меня, а не выстрелила в голову?

– Не говорите ерунды. Вы слишком мне нужны, чтобы я могла поступить так безрассудно.

Его проклятия преследовали ее, пока она шла по тихому дому. Наконец он умолк: слабый наркотик, сделанный из растущих на острове ягод, возымел свое действие. Шанталь разделась и скользнула в постель. Обычно ее комната хорошо продувалась ветерком с океана. Так было и сегодня, но она никак не могла успокоиться, чувствуя каждый сантиметр своего разгоряченного тела под простыней.

Она потянулась и выгнула спину, безуспешно пытаясь расслабиться. Она старалась дышать медленно и ровно, сложила руки на груди, чтобы избавиться от беспокойных ощущений, но тем самым только сильнее почувствовала возбуждение. Стыдясь самое себя, она крепко сжала ноги, но лихорадочная пульсация внизу живота не проходила. Ничто не помогало – она не могла избавиться от симптомов этой внезапно поразившей ее болезни. Ни попытки считать овец, ни думы о мосте, ни молитвы не принесли ей избавления от воспоминаний о поцелуе Скаута. Ощущение от прикосновения к его коже, память о приятном щекотании его бороды, когда он прижался лицом к ее груди, не давали ей уснуть.