Текст книги "Новый рассвет"

Бэннер бесшумно приблизилась. Джейк услышал ее, лишь когда она подошла почти вплотную. Он резко повернулся. Бэннер вздрогнула, отскочила и схватилась рукой за сердце, словно пытаясь удержать его, не дать выскочить из груди. «Трясусь, как безмозглая дура», – обругала она себя.

– Мне… мне надо поговорить с тобой, Джейк.

Он соскользнул с изгороди и неуверенным движением сдернул шляпу. Затем, сознавая, что выглядит нелепо, водрузил ее на место да еще залихватски сдвинул на затылок. Нащупал плечами жердь, на которой только что сидел, и прислонился к забору, всей позой выражая безразличие. Знай Бэннер, что сердце у него колотится так же бешено, как у нее, она бы не волновалась. Но Джейк казался недоступным, полностью владеющим собой, холодным, отстраненным.

Она бросила взгляд на пастбище, куда он глядел минутой раньше. Силуэт ее четко вырисовывался на фоне темнеющего фиолетового неба. Теплый ветерок играл черными как смоль кудрями, то бросая их на щеки, то сдувая вновь.

Она облизнула губы. Джейк заметил это неосознанное движение – такое невинное, но все же возбуждающее – и зажмурился, пытаясь справиться с охватившим его желанием. Снова открыв глаза, он встретился взглядом с Бэннер – она наконец решилась повернуться к нему.

– Я хочу, чтоб ты был моим управляющим.

– Хочешь, чтоб я был…

Бэннер нетерпеливо махнула рукой.

– У меня нет выбора.

– Отчего же? Прикажи мне собрать пожитки и убраться – и ты никогда больше не увидишь меня.

– Ничего себе выбор! Родители решат, что мы поссорились. Догадаются, что у нас что-то неладно, иначе с чего бы это я отсылаю тебя, а не умоляю остаться, как бывало. И что получится? Ты уедешь, а мне объясняться с ними, – взволнованно проговорила она и быстро отвернулась.

Джейк прижался лбом к перекладине. Бэннер услышала позвякивание шпор, значит, он придвинулся ближе. Но она не только слышала Джейка, она спиной ощущала идущий от него жар. Сигару он бросил, но все равно от него пахло табаком, он насквозь пропитался этим запахом. И запахом кожи. От него пахло мужчиной. Она почувствовала пустоту внутри, а потом невыносимую тяжесть и теплоту между бедрами.

– Бэннер, – мягко спросил он, – ты в порядке?

Она подняла голову.

– Что ты имеешь в виду?

Отбросив притворство, он впился в нее глазами. Это было мучительно.

– Именно то, что сказал. Ты в порядке? Ты… я не сделал тебе больно?

Ей вдруг захотелось наказать его, наброситься на него, измолотить кулаками его грудь. Да, я истекала кровью, я безумно страдала после того, что ты сделал со мной, хотелось ей ответить. Но она не смогла. Потому что все было не так. Джейк не сделал ничего, кроме того, о чем она сама умоляла его. Она покачала головой и только тогда позволила себе отвести взгляд.

Бэннер почувствовала, что Джейк расслабился. Внешне это никак не проявилось, разве что держаться он стал чуть менее напряженно, как человек, задерживавший дыхание и наконец вздохнувший полной грудью.

– Бог мой, я с ума сходил от беспокойства. Я хотел спросить утром… но не было возможности.

Она молчала, и Джейк продолжал. Он безнадежно пытался убедить себя, что все нормально, хотел, чтобы она сказала ему: не стоит больше думать об этом. Он хотел услышать, что с ней все прекрасно, чудесно и она простила его.

– Я тебе говорил, будет больно.

– Я была готова к этому.

– Так все-таки было больно?

– Немножко.

– Мне следовало быть нежнее.

– Все нормально.

– Я не хотел сделать тебе больно.

– Пожалуйста, Джейк, – прошептала Бэннер и, опустив голову, зажала уши, только бы не слышать его слов. Но что толку – они запечатлелись в мозгу, их не заглушить.

Я не хотел сделать тебе больно. Я говорил, будет больно. О, боже милосердный…

Судорога прошла по ее телу. Еще и еще. Даже сейчас она вспоминала то мгновение сладостной боли, когда знала, что находится в полной его власти.

Джейк пристально смотрел на девушку, чувствуя свою беспомощность и злясь на себя. Она выглядела такой робкой и беззащитной. Ряд пуговиц сзади на блузке подчеркивал изящный изгиб спины. Ему хотелось приголубить, успокоить ее, но он не осмеливался.

Раньше он не стал бы задумываться – прикоснуться к Бэннер или нет. Он часто трогал ее, сжимал в медвежьих объятиях, а она визжала якобы от боли. Он дергал ее за выбившиеся из прически своенравные пряди волос. И разве не в самое утро свадьбы он шлепнул ее по заду? Теперь ничего подобного ему и в голову не пришло бы. Они сами лишили себя невинных забав.

– Я не хочу говорить об этом, – грубовато отрезала Бэннер, отнимая руки от ушей.

– Но мы должны поговорить. Мы не сможем видеться ежедневно, если что-то такое будет все время тяготить нас. Мы спятим через неделю.

Она сердито взглянула ему в лицо.

– Почему ты не подумал об этом раньше, Джейк? Почему ты поставил меня перед выбором? Почему ты просто не отказался от этого предложения и не уехал?

– Я пытался. Но не смог.

– Почему?

Куда делись стыд, смущение? Бэннер опять наступала. Все тело ее вибрировало от сдерживаемого гнева. И желание с новой силой охватило Джейка. Но как мог он желать ее? Ведь он все отдал бы, на что угодно пошел, лишь бы сделать бывшее небывшим. Как мог он вновь хотеть обнять это изящное тело, смять его, прижать к себе, еще раз ощутить вкус сладостных губ? Хотя бы только один раз.

Воспоминания не давали ему покоя, дразнили, как красная тряпка быка. Он знал теперь, как ее кудри, точно змейки, обвиваются вокруг пальцев, знал вкус ее кожи и каковы на ощупь мочки ее ушей. Против воли глаза его опускались к вздымавшейся от гнева груди Бэннер. Неужели его руки в самом деле скользили по ней или все это лишь плод его воображения?

Он снова перевел глаза на лицо девушки, на этот раз на ее губы. Он разжал их, терзал, насиловал своим языком. Невысокого полета шлюха – и та не позволила бы целовать себя так. Джейк ненавидел себя и удивлялся, почему Бэннер не остановила его. И все-таки мечтал вновь целовать ее, вновь пить нектар ее губ.

Джейк резко отвернулся, поставил локти на верхнюю перекладину изгороди, сцепил пальцы и постучал ногтями по зубам. Стало видно, как жестко очерчены его челюсти.

– Я чувствовал, что остаться – мой долг. Перед тобой.

– Долг передо мной? – поперхнулась Бэннер.

– Да. Долг. Так я могу заплатить за то, что отнял у тебя.

– Не надо мне твоих самопожертвований. Ты не взял ничего, кроме того, что я предложила.

Мускулы на его руках напряглись.

– Ты предложила, но я должен был дать тебе подзатыльник и отослать домой. – Джейк смерил Бэннер взглядом. – Я этого не сделал. И теперь должен проследить, чтоб дела на ранчо шли хорошо. Когда они наладятся, может, я уеду с чистой совестью.

– Я не нуждаюсь в твоей жалости!

Джейк повернулся, и Бэннер вспомнила, каким холодным светом способны загораться его глаза.

– Той ночью я не пожалел тебя, не так ли? Черт возьми, не из сострадания я сделал то, что сделал. – Джейк шагнул к Бэннер, схватил ее за плечи. – Я хотел тебя. Ясно и без оговорок, я хотел тебя. Ты задала мне трудную задачку. Настолько трудную, что я не справился с собой. Но если уж я сделал это, то почему не смог овладеть тобой спокойно, бережно, а не как последней…

Он не смог бы объяснить, что остановило поток его слов. Просто губы вдруг сомкнулись, а взгляд стал пустым. Бэннер смотрела на него снизу вверх. Глаза у нее были прозрачными, рот слегка приоткрыт. Совсем взрослое, женское, завораживающее лицо гипнотизировало его.

Мгновения свирепого соития связывали их невидимыми, но прочными, почти осязаемыми путами. Мгновения те нельзя похоронить в склепах памяти – слишком сильная была буря, встряхнувшая их души, – сродни оргазму, потрясшему тело Джейка.

Потом все прошло.

Бэннер первая отвела взгляд. Руки Джейка скользнули с ее плеч. Молчание тянулось бесконечно. Оба были смущены. Бэннер надеялась, что Джейк не догадывается, что она до сих пор страдает от чего-то неведомого, чего-то выше ее понимания. А Джейк беспокоился, как бы Бэннер не догадалась, что ему мучительно хочется вновь обладать ею.

– Почему ты остался?

– Мне нужна работа.

Теперь они говорили резко, почти грубо, не глядя друг на друга. Есть нечто, что должно быть сказано, выяснено прямо сейчас, иначе будет только хуже.

– Ковбоем ты всегда можешь наняться.

– Да, но это не жизнь. Не жизнь для человека в моем возрасте. Мне нужно это место, Бэннер.

– Понимаю. – Она в самом деле понимала. – Это единственная причина?

– Мне нужно быть ближе к Ма. – Джейк привел тот же неубедительный довод, что приводила ему Лидия. Но Ма действительно не молода. Кто знает, когда пробьет ее час?

– Понимаю.

– И все-таки я хочу, чтобы ты знала, – я сначала отказал Россу.

– Почему?

– Потому что. Я знал, каково тебе будет находиться рядом со мной после… после той ночи.

– Что же изменило твое решение?

– Упрямство Росса. Он не дал бы тебе того, чего ты хочешь. Мое согласие было обязательным условием.

– Мы оба знаем – возможно, я бы уломала его. – Теперь Бэннер смотрела Джейку прямо в глаза. Ей неприятно спрашивать, ей ненавистен этот вопрос, но она должна знать. – Почему ты остался?

Он честно встретил ее взгляд.

– Потому что Лидия попросила меня.

Бэннер молча кивнула, повернулась и побрела через луг к дому. Ладно, она спросила, он ответил.

Она удивилась, даже испугалась немного – такую боль причинил ей ответ Джейка.

6

– И это все?

Ванда Бернс, неряшливая по обыкновению, уперлась руками в бока и уставилась на своего новоиспеченного мужа. Она хищно исследовала содержимое ящиков, которые он притащил в их с отцом лачугу: платья, шляпки, перчатки были разбросаны среди едва прикрытых драных тюфяков.

– Все? – проворчал Грейди. – Тебе мало? Да ты не успеешь все сносить, как твое отродье появится на свет.

Он с отвращением взглянул на Ванду. Грязная, с обрюзгшим лицом, с распухшими руками и ногами, непристойно брюхатая, а он все еще не уверен, что ребенок его. Он представления не имел, зачем она заставила его накупить новых тряпок. Разве чтоб окончательно наложить на него лапу, доказать, что она настоящая миссис Грейди Шелдон.

– Мы с тобой скоро поедем в город, так мне охота нарядиться настоящей леди, – мечтательно протянула Ванда.

Грейди был уверен, что скорее умрет, чем появится с ней на людях, тем паче в городе, где перешептывания и пересуды следовали за ним по пятам.

Он только посмеялся, когда она потребовала обновок. Но зловещая ухмылка Догги, постукивавшего пальцем по стволу ружья, изменила его мнение. Пришлось пообещать принести кое-что из вещей, когда он в следующий раз придет в их домишко в чаще соснового леса. Увы, не только расстояние отделяло отца и дочь от цивилизованного мира.

Бернсы сделали из него идиота, и Грейди это, конечно, не нравилось. Следовало что-то предпринять. Но что? И когда?

– Недурные вещички, а, Ванда? – Догги шагнул в комнату, держа в руках двух мертвых белок. Хотя тушки еще кровоточили, он бросил их на непокрытый, грубо сколоченный стол. – Как муженек, ублажает тебя, дорогуша?

– Более-менее, папочка, – сердито отозвалась Ванда. – Но он все еще не хочет позволить мне переехать в город, в его роскошный дом.

Она скорчила Грейди недовольную гримасу. Он не переставал удивляться, как мог когда-то целовать эти раздутые губы.

В тот осенний вечер, когда он впервые увидел ее, она показалась ему довольно смазливой. Он приехал верхом, чтобы купить самогону, но Догги отлучился куда-то, и делами заправляла Ванда. Огромная луна низко висела над верхушками деревьев, воздух был свеж и прохладен. Только что выкупавшаяся в ближайшем ручье, Ванда была сравнительно чистой. Ее вытертое до ниток платье туго обтягивало влажную кожу, видно было, что под платьем на ней ничего нет. А она уж старалась вовсю, выставляя напоказ свое цветущее тело, виляла бедрами, вся извивалась.

И говорила шепотом, как будто у них уже завелся некий восхитительный секрет. Грейди приходилось стоять совсем близко, чтобы слышать ее, и наклонять голову, чтобы губы их были на одном уровне. Но усилия того стоили: каждое слово льстило его тщеславию.

Он такой высокий, крепкий.

Ей так нравятся его вьющиеся волосы.

Она притворилась, что ей не под силу поднять бочонок, и благодарно заворковала, когда Грейди поднял его на плечо, чтобы помочь ей.

Он свалял дурака. А виновата Бэннер. Это она распалила его. Не обещай ее невинные поцелуи столько страсти, его бы не потянуло отведать, каковы на вкус губы Ванды. А когда он поцеловал ее и почувствовал жаркую готовность ее тела, такого податливого, щедрого, гибкого, как у пантеры, ничто уже не могло остановить его.

Ощущение оказалось потрясающим. Ванда вопила от удовольствия. Она уверяла Грейди, что в постели ему нет равных, словом, выложила все, что ему необходимо было услышать. Будущий тесть Росс Коулмэн раздражал его. Грейди завидовал Коулмэну: тот затмевал его. Но он готов был заплатить эту цену за Бэннер и те выгоды, которые сулил брак с ней. Например, участок леса. Но все же гордость его страдала от каждого посещения Излучины. Никогда ему не сравняться с Россом ни в глазах общества, ни даже в глазах Бэннер.

Ванда Бернс вернула Грейди самоуважение, выкупила его, воспользовавшись своим телом, как звонкой монетой. После того раза он стал приезжать часто. Их встречи были разнузданны, страстны, неистовы. Ванда выматывала его. Но Грейди гордился, что способен удовлетворить женщину с таким сексуальным аппетитом.

Он поговорил кое с кем в городе. Он не закрывал глаз на репутацию Ванды. Наоборот, она гарантировала ему безопасность. Он черпал из того же источника, что и многие, – ведь мужчина имеет право на свою порцию наслаждения, даже если у жены месячные. Черт возьми, он не видел причины, почему бы ему не встречаться с Вандой после свадьбы с Бэннер.

О нет, Бэннер хороша, что и говорить. Она чертовски привлекательна и наверняка даст не меньше, чем обещает. Их супружеское ложе не останется холодным. Но Грейди был прагматиком, он не тешил себя иллюзиями, что не мешало ему лицемерно уверять Бэннер в своей любви. Бэннер – хорошая партия. Женитьба на ней поднимет его положение в обществе: ведь Коулмэны пользуются всеобщим уважением. Кроме того, имелись и дополнительные плюсы – она хорошенькая, ее любят в городе. Не говоря уж о собственности, которую давали за ней.

Бэннер делилась с Грейди своими мечтами о ранчо. Он знал все о лошадях и коровах, которых она намеревалась разводить, слушал, притворялся заинтересованным, разделяющим ее энтузиазм. Но, случалось, зевал до слез.

Потому что у него были другие планы относительно этой земли. Он разрешил бы жене держать нескольких лошадей, может, даже коров, чтоб не заскучала. Но ему участок нравился потому, что граничил с одним из самых густых лесов в штате. Грейди планировал построить там лесопилку. Тогда вместе с той, что в городе, у него будет две и он сможет продавать втрое больше дров.

Конечно, Бэннер он в свои замыслы не посвящал. Успеется, после медового месяца. Но медовый месяц не состоялся. И все из-за этой суки, что стоит сейчас перед ним с напыщенным видом под зонтиком, который он принес ей. Вытребовала-таки зонтик!

– Я объяснил, почему ты не можешь переехать в город. Дом назначен на продажу. Я объявил о продаже после нашей с Бэннер помолвки. Мы собирались переехать на ранчо.

Ванда презрительно рассмеялась.

– Никогда не забуду, какое было у нее лицо. Благонравная мисс Коулмэн. – Ванда принялась кривляться, изображая жеманную барышню. – Эдак вот выступала, задрав нос.

Гримасничала она забавно, Грейди даже испытывал от этого щекочущее нервы наслаждение. Ему давно казалось, что Коулмэны чересчур много воображают о себе и не мешало бы сбить с них спесь. Особенно Росс. Проклятый Росс, на свадьбе он выставил его дураком. Как смел он угрожать! Грейди никогда не забудет и не простит этого.

– Получили свое. Запомнят они день свадьбы, правда, миленький? – Ванда бочком подобралась к Грейди и провела рукой по ширинке его брюк. Он отпихнул ее. – Коулмэны запомнят Бернсов, правда, мой сладенький? Они и тот долговязый блондин, что тыкал в тебя пистолетом. – Лицо Грейди побагровело от негодования. Ванда хихикнула. – Как, ты говорил, его имя?

– Лэнгстон, Джейк Лэнгстон. – Грейди подошел к столу и, не обращая внимания на дохлых белок, поднес стоявший рядом кувшин к губам и отпил большой глоток обжигающего самогона Догги.

– Джейк Лэнгстон, – мечтательно повторила Ванда, щурясь и облизываясь. – М-м-м-м. Может, он и друг Коулмэнов, но я бы не прочь…

Догги резко перегнулся через стол и отвесил дочке оплеуху, голова ее мотнулась назад.

– Заткнись! Ты теперь замужняя и не смей болтать, как шлюха, а то я подпорчу тебе физиономию, нечем гордиться будет.

Ванда съежилась, утирая струившуюся из губы кровь.

– Ничего я такого не имела в виду, папуля.

– Я есть хочу, давай примемся за белок. Грейди, ты остаешься ужинать.

– Не могу, я…

– Остаешься, я сказал, – негромко повторил Догги, но в его скрипучем голосе было больше угрозы, чем в ином крике. Маленькие блестящие глазки под кустистыми бровями исступленно горели. Он злобно улыбнулся – изо рта потекла табачная жижа. Пододвинул Грейди кувшин. – Выпей еще и объясни мне, почему Ванда не может жить с тобой в городе.

Вконец расстроенный, Грейди тяжело опустился на расшатанный стул.

– Одна семья хочет купить у меня дом. Зачем Ванде переселяться туда, раз все равно скоро выезжать?

– Не продавай его! – распорядился Догги, жадно отпивая из кувшина и утирая рот грязной пятерней.

– Это непросто.

Догги со стуком поставил кувшин обратно на стол в липкую лужу застывшей крови. На полуразрушенном крыльце Ванда свежевала тушки. Потроха она швыряла своре злобно грызущихся шелудивых псов.

Грейди затошнило. Никакие силы ада не заставят его жить с этими подонками. У него не было выбора, его вынудили жениться. Священник стоял рядом, а пистолет Догги, выражаясь фигурально, а может, и буквально, щекотал ему спину. Ему пришлось обмануть их, пообещав переехать с Вандой в город. Больше отговорки не действовали.

Надо что-то предпринять. Так и с ума недолго сойти. Они ограбят его. Доведенный до крайности, Грейди готов был на самые отчаянные меры, только бы вырваться из капкана.

* * *

Решение было принято, и Бэннер взялась за его осуществление. Они с Лидией упаковали все необходимые, по их мнению, на первое время вещи. Ящик погрузили на повозку, чтобы переправить через реку.

– Что толку им так лежать? – размышляла вслух Бэннер, выбрасывая кучу любовно вышитых и сложенных наволочек и полотенец из сундука с приданым. – Лучше использовать их.

– Что ты теперь испытываешь к Грейди? – спросила Лидия. – Ты знаешь, его заставили жениться на той девице, Бернс. Об этом говорят в городе, Росс слышал, он вчера ездил туда.

Лидия сидела на полу и упаковывала надушенное лавандой белье в сундучок. Бэннер покрутила вышитый уголок наволочки.

– Ничего я не чувствую, мама. Странно, правда? А ведь думала, что люблю его. Полагаю, что-то осталось. Мне жаль, что его жизнь разрушена. Сперва я злилась, теперь же как-то пусто внутри, и только.

Бэннер вздохнула и потупилась. Лидия сжала ее руку.

– Ты поступаешь правильно. Твоей вины в случившемся нет, и ты не должна сдаваться. Я горжусь, что ты моя дочь.

– О мама! – Бэннер пристально взглянула в лицо матери. Неудивительно, что Лидию по-настоящему любят двое мужчин. Хоть она и не красива в классическом смысле слова. Красота ее особенная, ее собственная. Неповторимая, яркая, соблазнительная. Бэннер давно поняла, почему ей часто случалось видеть, что, когда мама проходит по двору, ковбои бросают работу и провожают ее глазами. Если б ей пришлось выбирать между матерью и рафинированными городскими дамами, она не колебалась бы ни минуты. Рядом с Лидией они казались бесцветными, безжизненными. Бэннер выбрала бы ту, перед которой всегда преклонялась. Она поцеловала мать в щеку. – Я тоже рада, что ты моя мама. Я всегда гордилась тобой.

Лидия фыркнула: так напыщенно и восторженно звучали их речи.

– Ну, хватит слюни пускать, кончим сперва работу.

Они усердно трудились весь день. Вечером Бэннер едва поднялась по лестнице и добрела до постели. Она была настолько вымотана, что сразу уснула и неотступные воспоминания не преследовали ее.

На следующее утро Бэннер проснулась посвежевшей и отдохнувшей. Росс, Лидия и Ли уже сидели в кухне. Она присоединилась к ним.

– Ну, надо полагать, это наше последнее утро вместе? – спросил Ли.

– Ли! – завопила Лидия. – Нельзя ли повеселее?

– Уж пожалуйста, – простонал Росс. – Она проревела полночи.

– А ты будто нет? – отпарировала Лидия.

Жена как раз проходила мимо, и Россу удалось шлепнуть ее.

– Ты в самом деле плакал, папа? – Бэннер улыбнулась отцу.

– Ты ведь моя принцесса?

– Разумеется.

Росс подмигнул.

– Ешь. Я велел к восьми всем собраться во дворе.

Часом позже Бэннер бросила прощальный взгляд на свою комнатку. Ей казалось, что она покидает живое существо. Но она не дала тоске по дому завладеть собой. Ей пора иметь собственный дом. Этого она хотела. Бэннер решительно спустилась вниз и вышла на улицу.

Ма сидела в повозке на ящиках с багажом и держала вожжи.

– Ты с нами, Ма! – обрадовалась Бэннер.

– Хм, – проворчала та. – Думаю, придется мне поехать проследить, чтоб вы не натворили чего.

– Ты часто будешь приезжать ко мне, правда?

– А ты приглашаешь?

– Конечно.

Ма улыбнулась.

– Приеду, коли так.

Из парадной двери торопливо вышла Лидия с корзиной в руках.

– Я уложила сандвичи. – Она тоже уселась в повозку.

Росс, Ли и Джейк гарцевали по двору. Их сопровождали трое работников Излучины. Росс представил ковбоев Джейку.

– Питер, Джим, Рэнди. Славные ребята. Я их сам для тебя выбрал. Парни, ваш новый управляющий, Джейк Лэнгстон. Уверен, вы его знаете.

Ковбои кивнули, Джейк коротко сказал:

– Рад, что мы будем работать вместе.

Росс назвал имена парней прошлым вечером, и Джейк выведал о них кое-что у Мики.

– Пит – старший, с седыми волосами. Не из болтливых. Однако работник хороший, крепок, как гвоздь. Поперек дороги у него лучше не становиться, но владеть собой он умеет. Джим – тот, у которого шрам на лице. Ему отхватило полрта, когда проволоку тянули, может, и так, но говорят и другое. Говорят, шрам от ножа – заработал в драке с одним метисом-команчем. Красавцем его, ясное дело, не назовешь, но вообще-то парень не злой. Классно бросает лассо. Рэнди – новичок, но проблем с ним вроде не возникало. Не прочь выпить, но не дурак – терпит до субботы, тогда уж надирается. Мошенничает в покер, но только смеется, когда поймают. Кстати, присматривай за ним, чтоб не шлялся вокруг Бэннер.

Джейк молча жевал соломинку, слушая брата, но при последних словах встрепенулся, светлые брови нахмурились.

– Это почему?

– Говорят, он тот еще кобель.

Джейк подумал с минуту.

– О чем ты?

Мике не хотелось плохо отзываться о человеке, который считался его другом, но от Джейка так просто не отвяжешься.

– Ну?

Мика прикусил нижнюю губу.

– Пожалуй, правду говорят, – неохотно ответил он. – Рэнди в городе знают. Он все время зубы скалит. Ну и с бабами у него проблем нет, понимаешь, о чем я?

– Да. – Джейк медленно поднялся, выплюнул соломинку.

Сейчас из-под широких полей черной шляпы он внимательно изучал своих работников и решил, что выглядят они неплохо. Только бы в будни работали, а там пусть напиваются по субботам, устраивают поножовщины с метисами, ему без разницы. Но от Бэннер им лучше держаться подальше.

– Готовы? – крикнул Росс.

Отъезжающие хором ответили «да», и он направил лошадь к воротам.

Ли последовал за ним. Ма прищелкнула языком и слегка хлестнула запряженных в повозку лошадей. Бэннер подошла к Ласточке. Резвая кобылка была привязана к столбу у крыльца. Джейк знал о присутствии девушки, но ни разу еще не взглянул на нее. Теперь она повернулась спиной, и он доставил себе это удовольствие. Утреннее солнце отражалось в ее волосах, как в темном зеркале, но вскоре Бэннер прикрыла их шляпой с плоскими полями. На ней была черная юбка до колен, очень узкая вверху и расширяющаяся книзу, и резко контрастирующая с ней белая рубашка. Юбку украшал пояс из черной кожи, отделанный серебром. Росс привез его из Мехико, куда ездил несколько лет назад покупать лошадей. Джейк вспомнил, что Бэннер хвасталась этим поясом в один из его приездов в Излучину. Он туго стягивал ее талию и подчеркивал изгиб бедер. Черные ботинки для верховой езды из гладкой мягкой кожи облегали красивой формы икры.

Бэннер поставила левую ногу в стремя, дотянулась до передней луки седла. Мелькнуло округлое, обтянутое юбкой колено, затем, как ее учили, поерзала в седле, усаживаясь поудобнее. Будь посадка ее не столь безупречна, может, груди вырисовывались бы не так соблазнительно. Сердце Джейка выскакивало из груди, ладони взмокли, поясницу ломило. Нет, не в посадке дело. Ему ли не знать, какая у нее грудь, высокая, полная…

– Проклятие, – прошептал он и, дернув вожжи, развернул Бурана. Буран почти столкнулся с лошадью Рэнди. Ковбой наклонился вперед и остекленевшими глазами, как Джейк минуту назад, смотрел за Бэннер.

– Ну, чего рот разинул? – угрожающе окликнул его Джейк. Ясно было, ему лучше не перечить.

– Н-ничего, ничего, Джейк, сэр.

– Тогда поехали. Вы трое понадобитесь мне, чтобы перевести лошадей через реку.

Рэнди коснулся шляпы и, пришпорив коня, догнал остальных. Бэннер осадила Ласточку рядом с Джейком.

– Смотри, лошадь Рэнди точно черт за хвост дернул. Что с ним стряслось?

– Тебе что, больше надеть нечего? – сердито осведомился Джейк.

Бэннер в замешательстве поглядела на него.

– О чем ты?

– Переоделась бы. Ну, одежки, тряпки, что на тебе, сменила бы, – нетерпеливо пояснил он.

Девушка смущенно оглядела себя, не понимая, в чем дело. Джейк и сам не уверен был, что понимает, и от этого разозлился еще сильней.

– Дьявол! Ничего не соображаешь. Хоть одно усвой, прямо сейчас. Мне лишних хлопот не нужно, я не хочу, чтоб мужики передрались. У меня и так дел невпроворот, не хватало еще драки разнимать. Держись подальше от них.

Глаза Бэннер сердито сверкнули.

– Вот от тебя я точно постараюсь держаться подальше.

Она ударила Ласточку ногой, кобыла отскочила в сторону, копыта зацокали по гальке. Но Бэннер не выехала в ворота, а перескочила через изгородь.

– Испорченная девчонка, – проворчал Джейк, сжимая в зубах сигару, кривя губы и хмурясь.

Он пришпорил Бурана и присоединился к каравану.

– Кажется, все, – подытожила Ма, складывая посудное полотенце и аккуратно вешая его на сушилку.

Глаза Джейка блуждали по кухне.

– Замечательно. Уверен, Бэннер благодарна тебе за помощь.

– Я начала готовить ужин. – Ма кивнула на блестящую черную металлическую плиту в углу.

– Пахнет хорошо.

Ма проницательно оглядела своего первенца. На самом деле он ничего вокруг не замечал, его просто привлек запах бобов и ветчины. Что-то у него на уме. Она-то знает: когда Джейк не в себе, то начинает ерзать, суетиться, как будто у него заноза внутри сидит. Сейчас вот теребит перчатку.

Мальчишкой он, бывало, бродил вокруг нее, пока не привлечет к себе внимания. А уж тогда ей стоило лишь подтолкнуть его немного – и он выкладывал, что стряслось. Чаще всего ему надо было исповедаться в только что совершенном грешке.

Но один случай Ма запомнила особенно хорошо. Джейк вернулся из второй своей поездки в Канзас и приехал домой навестить ее. После ужина он замешкался за столом. Она поняла намек и, под разными предлогами выслав всех из комнаты, осталась наедине с сыном.

Она расспрашивала его о ковбойской жизни. Он что-то бессвязно бормотал в ответ. Наконец она прямо спросила:

– Ты сделал что-то, чего должен стыдиться?

И, встретившись с ним глазами, она поняла, что Бубба ее вырос. Он – мужчина и несет тяжелую ношу на своих плечах.

– Я сделал то, что необходимо было сделать, Ма.

Она прижала его к груди, и он заплакал, как ребенок. Она так и не спросила его, что было «необходимо». Лучше не знать. Но она оплакивала мальчугана, который превратился в мужчину и чье взросление оказалось столь болезненным.

И вот теперь то же самое. У него вид отчаявшегося человека. Он, верно, хочет с ней о чем-то поговорить, и ему нелегко заставить себя начать разговор.

Конечно, Ма знала, что Джейк любит Лидию Коулмэн. И страдала вместе с ним. Она полагала, что Лидия тоже знает. Женщины много лет поверяли друг другу тайны и сокровенные мысли, только эта тема никогда не обсуждалась. Как будто они боялись, что стоит хоть раз коснуться ее – и отношения между ними перестанут быть прежними. Боялись не зря.

Джейк поднял глаза от перчатки. Ма налила ему кофе, но Джейк не притронулся к нему.

– Я остаюсь здесь, а ты ничего не сказала об этом.

Ма опустилась на стул с другой стороны стола, наискось от Джейка.

– Ты не спрашивал.

– Теперь спрашиваю.

Ма глубоко вздохнула, ее внушительный бюст заколыхался.

– Я рада, что ты здесь прочно осядешь. Чего хорошего каждый день, ложась спать, гадать – где ты. Я знаю, это эгоизм, но мне хотелось бы, чтоб все вы всегда были рядом.

Он печально улыбнулся.

– Ты многих потеряла.

Она поморщилась.

– Не одной мне пришлось схоронить мужа и детей.

Джейк отбросил в сторону перчатку и принялся возить по столу кружку с кофе, будто чертил какой-то бесконечный узор. Ма знала, что разговор еще не окончен. Что бы ни мучило сына, он еще не высказался.

– Ты думаешь, что-нибудь из этого выйдет путное, из нашей с Бэннер совместной работы?

Насторожившаяся Ма ловила каждое слово – так стальной капкан захлопывается за попавшимся на приманку зверем. Бэннер? Возможно ли это? Она незаметно, но внимательно изучала Джейка. Он корчился на стуле, будто ему муравей в штаны заполз. Все симптомы налицо. Да, она угадала. Что-то имеющее отношение к Бэннер.

Девочка во многом похожа на мать. Привлекательна той здоровой красотой, мимо которой мужчины не могут пройти. Но Джейк и Бэннер? Вряд ли. Хотя разница в возрасте… семнадцать, восемнадцать лет. Он всегда обходился с ней как с младшей сестренкой. Однако чего не случается. Странные вещи творятся на свете.

– Думаю, да, – тут же отозвалась она. – Но не обольщайся, хлопот с ней будет много. – Ма, кряхтя, поднялась помешать кипевшие на плите бобы. – Девчонку баловали всей семьей, включая меня. Она получила щелчок, первый настоящий щелчок в жизни. Мне не особо по душе тот парень, Шелдон. Если меня спросят, я скажу: все к лучшему. Ей не вредно усвоить – не все в жизни зависит от желаний мисс Бэннер Коулмэн, мир не для ее услаждения создан. Может, я слишком резка, но ты знаешь, я люблю девчушку как дочь. Но она своевольна и упряма. Она – как готовый взорваться бочонок с порохом. И мужу ее либо сокрушаться до конца дней своих, что поджег запал, либо же… чертовски хорошо ему будет. Это уж какой мужчина попадется.