Текст книги "Строгановы. Самые богатые в России"

Знакомой дорогой Аникий с Иваном въехали в лес. Все случилось очень быстро. Перед телегой со скрипом упало дерево, Иван что есть силы натянул поводья, чтобы животное не переломало ноги, потом что-то тяжелое опустилось ему на голову, и лес сразу потемнел, стал расплывчатым, и он потерял сознание. Где-то через час его растолкал раненый в руку Аникий.

Оказалось, нападавших было двое, Ивана оглушили дубиной по голове, а он успел увернуться и свалиться с телеги. Голова нестерпимо гудела, и парень не сразу пришел в себя. Открыв глаза и осмотревшись, он увидел два тела, распростертых не земле, и Аникия, у которого правый рукав рубахи заливало кровью.

– Что случилось? – спросил Иван, приподнимаясь. – Слова с гулом отзывались в голове.

– На нас напали, – просто ответил Аникий. – Тебе дали по голове, а мне пришлось защищать деньги.

– Как же ты с ними справился? – изумился Иван, глядя на двух дюжих разбойников.

– Руками, – в голосе Аникия зазвенел такой металл, что его другу стало страшно. – Никому не позволено брать то, что принадлежит мне! – Он тихо покачнулся и стал медленно оседать по стволу сосны. Рана была серьезная.

Но даже это не смогло остановить упрямого Аникия, превозмогая боль, лежа на тряской телеге, он ехал обратно домой. Ехал потому как надо, потому что так решил, и ничто не могло его в этом остановить.

Тела разбойников они похоронили, не дав зверям на растерзание. Правил лошадьми Иван, а ранений Аникий лежал на ароматном сене в телеге, частенько впадая в полузабытье. Он то видел себя вместе с Лизаветой в большом богатом доме, то на варнице, где он уже сам не подкидывает поленья, а только смотрит за тем, чтобы все шло путем, то в царских палатах говорил о чем-то…

Тетка Марфа горячилась не на шутку, да видано ли такое дело, что Лизку сосватали, за скоро свадьба, а муж собрался сватовство расстроить и выдать ее за другого! Они хотели породниться с богатым человеком, а он кого надумал в мужья племяннице выбрать? Нет, не даст она своего благословения! Марфа, уселась на скамье, щеки ее пылали. Она готовилась высказать мужу еще сто доводов, почему не дат согласия, когда в дверь постучали.

В избу в сопровождении Андрея Никифорова вошел Аникий. Гости поклонились хозяевам, осенили себя крестным знамением, повернувшись к красному углу.

– Мир сему дому, – вымолвил Андрей.

Марфа испытующе посмотрела на вошедших, но поперек мужу и слова не сказала.

– Благодарим, – ответил Севастьян, – с чем пожаловали?

– Знаем мы, что у вас товар есть в доме, что уже сговорен, да не куплен, – начал Андрей, – наш купец решил товар ваш перекупить, если на то будет ваше разрешение.

– А много ли денег у купца, коли он на такое решился? – спросил лизаветин дядька.

– Это кому как, – ответствовал Андрей, – кому много, а кому еще и не достаточно. Ты прими наши подарки и посуди, что за человек наш купец.

На следующий день бабы у деревенского колодца не могли наговориться. Одна толковала, что Аникий подарил Марфе шубу соболью, Севастьяну – коня, другая вторила, что принес он в дом столовый прибор заморский, из серебра весь, а третья богом клялась, что знает – обещал Аникий дом новый Севастьяну поставить, каменный. Кто бы что не говорил, а по осени выдали Лизавету замуж за Аникия. И не было в тот день людей счастливее них.

Глава 6
Строгановы при Иване Грозном

Солепромышленник Аника Строганов – это имя звучало не только в Сольвычегодске, Пермском крае, но и в Москве. Сам царь, Иван Грозный жаловал знатного купца. Все сбылось, о чем мечтал когда-то молодой сирота: богатство, почет, уважение, полная власть в необъятных сибирских просторах. Он словно был создан для того, чтобы владеть огромной вотчиной, больше по размерам, чем среднее европейское государство. Он не жаловал богатых одежд, но в сундуках его было столько золота, скольким бы не похвастал самый зажиточный московский боярин. Соль-матушка, вот главная кормилица!

За несколькими варницами в Вычегодске были построены еще и еще, драгоценный минерал перевозили уже не обозами и караванами, а отправляли по воде. Аникия стали именовать по батюшке, говорили о нем более чем почтительно. Имея купеческую жилку, недюжинный ум, упорство, он с прибылью для себя скупил все соляные промыслы, без зазрения совести разорив конкурентов, но этого оказалось мало! Деньга шла рекой, и удачливый солепромышленник решил, что нужно расширять свои владения. Русская земля кончалась – дальше царствовали мансийские князьки, чуть что бравшиеся за оружие.

Аника Федорович мудро решил не воевать с местными племенами, а выменивать и выкупать у них пушнину, так завязалась торговля. Соболей и белку меняли в огромных количествах, и солепромышленник стал главным поставщиком пушнины в Москву.

Увеличивающийся год от года денежный оборот требовал новых вложений, Аникий быстрыми темпами строит городок Каргор, а позже и небольшую крепость Кергедан в пятнадцати верстах от старого города, которую позже назовут Орел-городок.

Трех сыновей и дочь родила Лизавета мужу. Умная женщина была во всем опорой супругу, где словом, а где делом помогавшая в сложных делах. Сыновья сызмальства учились торговому ремеслу, вникали в процесс солеварения. Мудрый Аникий отправлял их самих на варницы, чтобы те прочувствовали каково это – варить соль, чтобы понимали ее ценность. Семен, Максим и Яков выросли под стать отцу – такие же крепкие, сметливые, оборотистые. Жесткой рукой правил глава семейства, только так можно было добиться того, чего он так искренне желал. Дым из его варниц валил денно и нощно, работы не прекращались и в выходные дни, зная, что это за труд, варив соль сам, Аникий требовал такой же отдачи и от других. Соль разъедала кожу на руках, у многих болели глаза, но работа на варницах в то время была для населения единственной возможностью заработать денег.

Орел-городок стал родовой усадьбой Строгановых. Построен он был по задумке самого Аникия. В центре разместилась высокая белокаменная церковь с колокольней. Каменные хоромы с сараями, клетями, баней и хлевами высились рядом. Сама усадьба была обнесена прочной деревянной стеной в тридцать сажен высотой, построенной в виде срубов, которые были покрыты глиной большей прочности. Владеть подобной крепостью не разрешалась даже особо приближенным к царю родовитым боярам, а вот для купца Строганова царь Иван Грозный сделал особое исключение.

Вотчину нужно было защищать, но везти пушки из центра России было накладно. Аникий Федорович испросил разрешения у царя на разработку металла в окрестностях своих земель и строительство металлургического производства. И добро было получено! На работу были приглашены самые искусные мастера. И вот уже в Орле-городке отливают пушки и куют стволы для пищалей. Городу стали не страшны набеги местных племен, отпор были готовы дать вооруженные наемные войны.

Частым гостем стал Аникий Строганов в царских палатах. Грозный видел в купце умного дельца, который при возможности ссудит и казну деньгами, и привезет из-за моря гагачий пух, и доставит соболей, чтобы по до льстить английского посла, и будет грозно стоять на защите своих земель в Приуралье. За несколько лет Аникий превратился в державную фигуру, такую, что даже разбойники его боялись. Случилось так, что Строганов отправил в Москву пятьдесят тысяч рублей, везли деньги по реке, корабль хорошо охранялся и на борт попросился купец Дмитриев, который по торговым делам добирался в столицу, с собой он вез десять тысяч золотых. В то время разбойничал на реке Чусовая известный всем атаман Василий Кривой.

Прознав про богатый куш, налетели на лодку разбойники, кого захватили в плен, кого убили, а главное похитили деньги и Строганова и Дмитриева. Через день сундуки с со Строгановским золотом стояли у порога его дома в Орле, рядом лежала записка, писанная с великими ошибками, мол, не имеем мы прав нашего Аникия-батюшку обижать, посему возвращаем взятое по ошибке. Все, до последнего рубля вернули разбойники! Но только Строганову, Дмитриевские 10 тысяч золотых так и остались у них, на что купец неимоверно обиделся и писал царю жалобную челобитную.

Жестким в разговорах и расчетливым делах стал Аникий, он мог многим пожертвовать, если знал, что впоследствии его ждут знатные барыши. И вот что удивительно – осталось в его душе место для Бога. Аникий на собственные деньги строил церкви и монастыри, переписывал церковные книги, украшал иконы богатыми окладами.

К слову об иконах. Аникий Федорович с большим почтением относился к иконописцам. Он безоговорочно жертвовал средства на то, чтобы в Сольвычегодске появилась своя школа иконописи. Сюда приехали лучшие новгородские и московские мастера, здесь зародилось необыкновенное явление, которое потом назвали «строгановской школой живописи».

– Да, батюшка, Аникий Федорович, – говорил старый благообразный седой мастер-иконописец Никита, – как и обещали, будут к Успению готовы иконы для нового монастыря.

Аникий стоял в мастерской. Здесь он ощущал себя совсем по-иному. Не важным, деловитым солепромышленником, с громким голосом и тяжелым кулаком, а восемнадцатилетним парнем, который любил сидеть на берегу Усолки, любуясь ее неспешным течением. Необыкновенный запах красок, дерева, необыкновенная тишина словно вырывали душу из жесткого кокона, заставляя становиться лучше, спокойнее, добрее.

С уже готовых, но еще не освященных икон, на Аникия смотрели Спаситель, Богородица, угодник Николай.

– Я тебе конечно не указ, любил говаривать Аникий мастеру, но ты посмотри, какое благолепие кругом, ведь и деревья, и трава, и вода, все это Создатель смог придумать, так отчего ж рядом с ним на иконе этого нет? Постарайся, прошу тебя, чтобы все как в жизни было.

И усердный иконописец добавлял ажурные завитки для воды, прописывал тонкие травинки и пушистые облака. Фигуры ангелов и святых были прописаны необычайно искусно, лица изумляли миниатюрностью работы, одежда расписывалась с миниатюрной точностью, чтобы в складках одежды, в полутонах читалось движение. Обычно святых располагали на фоне необыкновенно красивых тонковыписанных пейзажей, где каждый листик дышал живостью.

– Значит, точно все к Успению будет готово? – еще раз спросил Аникий.

– Не изволь сомневаться, нежели мы не понимаем?! С Божьей помощью все будет сделано. – Заверил мастер-иконописец.

Глава 7
Семен, Максим и Яков Строгановы и завоевание земель

Аникий Федорович Строганов прожил долгую и богатую событиями жизнь. После смерти Лизаветы он несколько лет вдовствовал, а потом женился повторно. Софья была на много его моложе. Родила она Аникию Федоровичу дочь, которую тот любил больше жизни. Баловал, конечно, то и требовал от нее послушания беспрекословного. Правда то или нет, но ходит в тех местах предание, что собственноручно скинул он ее с обрывистого холма в воду, в наказание за то, что ослушалась батюшки и тайно бежала с пришлым казаком. Молодых поймали, а Строганов в диком запале скинул своенравную дочь в реку. Правда то или нет никто уже не скажет. Только на старости лет ушел Аникий Федорович в монастырь и постригся в монахи – то ли грехи свои замаливал, то ли с Богом хотел поговорить в конце жизни – не ведомо.

Аникий с сыновьями и их семьями все вместе жили в одном доме и после его смерти сыновья совместно стали управлять таким огромным производством. Так же вместе жили в фамильном доме в Орле-городке. Воспитанные отцом в почитании церкви так же жертвовали на храмы, перепись церковных книг и создание икон.

Южные границы владений постоянно подвергались нападениям местных племен ногайцев, и братья решили строить у реки Сылтва укрепленный острожек, это уже был пятый по счету форпост. А чуть позже в Зауралье была основана слобода на реке Тахчей. Братья полагали, что это поможет и в разведке новых месторождений соли, и в необходимой обороне при набегах местных племен. Но надеждам братьев не суждено было сбыться: восстание черемисов смело слободку, потом к восставшим присоединились племена остяков и башкир, и вся эта орда докатилась аж до давно казалось бы укрепленных и неприступных Канкора и Кергедана. Хан Кучум, возглавлявший восстание, радовался не долго.

Иван Грозный повелел лично братьям Строгановым брать сколько угодно людей, чтобы освободить земли. Было собрано ополчение, а братья по собственной инициативе набрали более тысячи казаков, вооруженных пищалями. Уверенность в победе была настолько велика, что еще до начала похода они запросили у царя грамоту на присоединение всей завоеванной земли. И Грозный опять не отказал, заочно он разрешил построить крепости на Тоболе, Иртыше и Оби. Прошло время и стало понятно, что самостоятельно братья Строгановы не покорят Сибирь. Виной тому стали и дележ отцова наследства – промыслы, земли, богатства раздели братья промеж собой, что не самым лучшим образом сказалось на мощи всего торгового дома. Истек и двадцатилетний срок милости государя невзыскания налогов со Строгановских деревень. Казне нужны были деньги на войну. Золотыми ручейками утекало богатство из когда-то сильных мощных Строгановских владений, закрывались соляные варницы.

Что касается казаков, так общаться с вольнонаемными лихими войнами братьям Строгановым приходилось не раз. Почему выбор пал именно на Ермака Тимофеевича точно сейчас никто не скажет, но известно одно – в момент выступления его отряда из Орла-городка атаману было уже пятьдесят лет, он имел хороший военный опыт после Ливонской войны. Братья Строгановы оплатили полностью снаряжение для казаков, а цель была одна – усмирить бунтующие племена и завладеть таким неприступным Уралом.

Ермак Тимофеевич был лицом широк, бороду носил окладистую, плечами силен, голосом грозен. Вольного казачьего атамана боялись все от Волги до Хвалынского моря.

– Атаман, – громко крикнул, слезая с лошади Яков Кольцо, – у тебя гости!

– Кто такие? – Ермак поднялся.

– Говорят люди Строгановых.

– Веди их ко мне.

Перед грозным казаком предстали трое плечистых парней.

– Мы к тебе, Ермак Тимофеевич с ласковой грамотой от братьев Строгановых, что живут в Приуралье, слышал наверно о таких?

– Как не слыхать?! – кивнул атаман. Он взял протянутую грамоту и начал читать. Послы стояли молча, с пристальным вниманием наблюдая за выражением его лица.

– Значит, они предлагают мне оставить разбой и поступить к ним на службу честную, стать войнами царя Белого?

– Все как есть написано, – кивком головы подтвердил один из послов. – Предлагают тебе и твоим сотоварищам пойти походом против хана Кучума. Ты – воин доблестный, в ратном деле нет тебе равных, а солепромышленники обязуются снарядить твоих людей пищалями да мушкетами. А за дела твои будут платить тебе золотом.

Ермак обвел взглядом собравшихся послушать новости казаков, зачитал часть грамоты:

– Имеем крепости и земли, но мало дружины; идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства. Ну что Никита Пан, Яков Михайлов скажете? – спросил он друзей.

– Я так думаю, друже, отчего б нам в Сибирь прогуляться не съездить? – усмехнулся в усы Никита Пан. – Засиделись мы на Волге, простору маловато.

– Так тому и быть, – удовлетворенно кивнул головой Ермак. – Передайте Строгановым, что через месяц обещаюсь быть у них. Пусть готовятся встречать!

И застучали топоры у Яика. Принялись казаки строить себе струги, на которых по реке планировали добраться до Строгановских владений. Казацкую ладью делали в основном из липы. Вначале выбиралось большое дерево, стоящее недалеко от воды, его рубили, чтобы изготовить колоду, основу для струга. Потом к ней прибивали длинные доски по нескольку с каждой стороны. Обычный струг был метров десяти в длину и три в ширину, по середине ладьи ставили мачту, но пользовались ей редко, в основном предпочитая грести веслами. Вмещал такой струг до двадцати человек. Выстроив 25 таких судов, Ермак отправился на Большой Иргиз, а оттуда – на Волгу. Дальше казацкий путь лежал на Каму, затем на Чусовую.

Как раз вовремя подоспело войско Ермака – татары перевалили через уральский хребет и принялись нещадно разорять пермские деревни.

С хлебом-солью встречали Строгановы казаков. Еще бы, помощь бывалых военных людей нужна была как воздух! Ермак сошел со струга в блестящих доспехах, поклонился по русскому обычаю, отведал хлеба-соли.

– Милости просим, – вымолвил Максим Строганов, – ждем тебя, чтобы оказал ты нам помощь великую и ратным делом показал, кто хозяин этой земле.

Вотчины Максима после разделения отцова промысла находились на границах с татарами и страдали больше всего от набегов.

– И вам здравствуйте, – отвечал казак. – Размещайте на постой моих казаков, а нам с вами разговор держать надобно.

Долго решали атаман и Строгановы, как лучше подступиться к делу. Обещали братья дать Ермаку в помощь и своих людей, и оружие.

– Надобны и пушки, и пищали, и порох, свинец, – говорил Ермак, прикидывая масштабы будущей военной кампании. – За то, что людишек даете, спасибо. С Божьей помощью одолеем мы супротивников.

На снаряжение отряда Ермака Тимофеевича потратили Строгановы двадцать тысяч рублей. Таких денег не было даже и в царской казне – понимали братья, что если не помогут им казаки отстоять земли, то придет конец богатству, заложенному их отцом.

Поход разбили на два этапа, в начале поднялись казаки на стругах вверх по реке Чусовой, по ее притоку, реке Серебряной до сибирского волока, который разделял реки Каму и Обь, потом перетащили ладьи в реку Жаровлю. На все это ушло пять месяцев. Здесь у реки было принято решение остаться зимовать, чтобы весной выступить в путь. Высылал Ермак разведчиков, чтобы вызнать легкий путь по реке Нейва, но отряд его был разбит и в марте 1582 года атаман вместе с войском выплыли в реку Тура. Были жестокие бои и на самой Туре, и в устье Тавды. Но хоть и превосходил противник численностью, да вооружен был хуже казаков.

Терпел хан Кучум жестокие потери. Строгановские пушки и пищали нещадно громили врага. В бешенстве приказал хан мурзе Маметкулу выступить против Ермака с большим войском, но и оно было разбито. Решающее сражение произошло на Чувашевом мысу, когда хан Кучум оставил Засеку, защищавшую главный город его ханства Сибирь и бежал в Ишимские степи. Татары в спешном порядке бежали из Сибири.

Под развевающимся знаменем, на котором сражались лев и единорог, торжественно въехал Ермак Тимофеевич в покинутый город двадцать шестого октября 1582 года, и уже через четыре дня великому завоевателю Сибири явились первые послы, ханты с реки Демьянка, они привезли в подарок пушнину и дали «шерть» – присягу, что отныне их народ будет платить дань русскому царю, а казак Ермак Тимофеевич будет их защищать от татар. За первым посольством потянулись и другие. Местные народы полностью признали власть Ермака и русского царя, который даже не подозревал, что для него покорили богатый сибирский край.

Как только был взят город Сибирь, Ермак отправил к Строгановым гонцов, послом же к царю выдвинулся друг и соратник Иван Кольцо. Естественно Грозный не гневался, что без его разрешения были завоеваны северные земли. Еще бы! К его владениям присоединили такую огромную территорию!

Грозный наградил казаков, дал им подкрепление. Особым подарком, что передал он с послами, были две кольчуги для Ермака Тимофеевича, одна из которых принадлежала князю Петру Шуйскому. Подарок этот атаман оценил, и, как рассказывали его сподвижники, носил обе кольчуги, одну поверх другой денно и нощно.

Глава 8
Строгановы при Петре I

Он был самим известным и богатым человеком на Руси, строил корабли и дарил их царю Петру, владел землей, большей в два раза, чем Голландия в те времена, был пресвященным человеком, но мог и приказать избить батогами любого, ослушавшегося его. Словом, Григорий Дмитриевич Строганов был фигурой незаурядной.

А началось все с того, что, будучи одним из потомков Аникия Строганова, унаследовал он от прадеда волевой характер, купеческую смекалку и хозяйскую прижимистость. Больше всего переживал Григорий о том, что земли предков раздроблены на мелкие вотчины и родня его кое-как управляется с богатым дедовым наследством. Солеварни приходили в упадок, работы велись из рук вон плохо. Хитростью, обманом, когда и просто выкупом, но сумел-таки Строганов собрать воедино под свое начало все исконные Строгановские владения, причем родственников он особо и не жалел.

Владел он землей, равной по размерам среднему европейскому государству, на десяти миллионах гектаров стояли двадцать городков и острогов, двести деревень, и это только в Пермском крае, а еще были земли в Сольвычегодске, Устюге, Нижнем Новогороде и Москве. Григорий Дмитриевич был человек незаурядного ума, чувствовалась в нем какая-то внутренняя сила, мощь. Каким-то седьмым чувством понял он, что это за человек царь Петр, и всячески помогал государю и советом, и деньгами. Первая такая помощь была оказана еще до вступления царя на престол, когда требовалось расплатиться со стрельцами, а казна была пуста, и именно Строганов выдала тогда им жалование от имени Петра. И турецкая, и Северные войны не обошлись без помощи Строганова, за свой счет он построил и передал государю четыре хорошо вооруженных фрегата, естественно, снискав тем самым его любовь и уважение.

Корабли были особой любовью Петра, в них он видел будущее своей страны, понимал, что они проложат дороги для развития России.

– Государь! – в палату к Петру вошел друг и помощник Нарышкин. – У меня к тебе письмо от Строганова.

– Читай, – приказал Петр, не отрываясь от бумаг.

– Нижайше прошу прибыть ко мне на ассамблею 20 августа после третьих склянок, – огласил приглашение Нарышкин, отметив в уме недюжинную хитрость Строганова, как это он смог так написать письмо. – Действо состояться на корабле «Святая Мария».

Царь Петр поднял глаза, улыбнулся.

– Нет, ну хорош, чертяка, а! – воскликнул он. – Знает, Строганов, чем меня подкупить!

На «Святой Марии» все было готово приезду царя, полы отдраены до блеска, корабельные пушки отливали металлом. Григорий Дмитриевич в новом камзоле, в напудренном парике, выбритый по последней моде в ожидании стоял на палубе. Гости тихо переговаривались. И вот застучали конские копыта по мостовой, у причала показалась карета с царским вензелем. Царь Петр сам открыл дверь и вышел из кареты. Он был быстр в движениях, во всем его естестве было какое-то желание сделать намного больше, чем он хотел, чем вообще возможно человеку.

Григорий Дмитриевич взял у быстро появившегося лакея поднос со стеклянным фужером, в котором плескалось янтарное вино.

– Здравствуй, батюшка Петр Алексеевич! – с поклоном произнес он. – Рад я, что ты не забыл холопа твоего и почтил сию веселую ассамблею своим визитом.

Царь выпил чарку, усмехнулся.

– Ну, показывай свой корабль! – промолвил он.

«Святой Марии» было чем гордиться – она была сделана из лучшего леса лучшими корабельными мастерами. Это было красивое, надежное судно, которое по достоинству оценил царь.

– Ну а теперь к столу! – позвал хозяин Петра, когда осмотр корабля был окончен.

Царь развернулся и увидел, что накрыт обед был на обычной бочке. Он вскинул брови:

– По-походному угощаешь? Что ж, сие мне угодно…

Когда обед был закончен, Строганов с поклоном произнес:

– Батюшка Петр Александрович, не потчую я своего господина и благодетеля вполовину, и прошу смотреть на бочку как часть угощения…

– Это ж что ж ты такое удумал, – усмехнулся царь. Он быстро снял с бочки крышку. Придворные ахнули. Бочка была полна золота.

Вот так Строганов умел дарить подарки. Он пользовался безраздельным вниманием и доверием царя. А тот пожаловал ему новые земельные наделы на Урале, причем, в вечное пользование. Петр Первый не отказал Строганову и стал крестным его второго сына.

Это был большой хозяйственник, умевший находить язык и с вельможами, и с лихоимцами. Частенько он был скор на расправу, но исключительно по делу. После казни сибирского губернатора князя Гагарина за взятки царь Петр предложил эту должность Григорию Дмитриевичу. Он справедливо полагал, что громадное богатство Строганова станет порукой тому, что солепромышленник будет вести все дела честно. Но тот отклонил такое лестное приглашение, сославшись на то, что не сможет в полной мере отдаться государевой службе и управлять собственными наделами.

Григорий Дмитриевич стал первым из строгановского семейства, кто решил переехать жить поближе к столице. Причин сему было несколько – удобство в управлении наделами, близость к Москве, куда солепромышленник постоянно наведывался. Новой резиденцией семейства Строгановых стало село Гордеевка на Волге, близ Нижнего Новгорода. Красивый каменный господский дом с каменными же надворными постройками, необыкновенно изящная церковь Смоленской Богоматери в Гордеевке были выстроены достаточно быстро. На деяния Строганова смотрели и дивились, насколько богат он, ведь даже губернаторский дом был срублен из дерева.

Но и этого оказалось мало. Строганов строит себе дом уже в самом Нижнем Новгороде, причем, это был не просто жилой дом, а огромное подворье с каменными палатами, амбарами, и складами на берегу Волги. Он лично контролировал погрузку соли на стуги и отправку их на продажу. Рядом с подворьем Строганов заложил удивительную Рождественскую церковь. Расписывал ее крепостной художник Степан Нарыков. Церковь совместила в себе и новизну инженерного дела и художественные изыски резчиков по камню. По повелению Строганова на церковной колокольне был установлен флюгер, а куранты с необыкновенным музыкальным боем отмечали фазы Луны и времена года.

– Слышь-ка, Иван, – промолвил рыбак Севастьян своему брату. Они сидели в лодочке, холодный утренний туман окутывал их мягкими руками. Солнце только-только вышло из-за горизонта и медленно поднималось над рекой.

– Чего, – отозвался тот.

– Сейчас к заутренней звонить начнут.

– И что? – Иван не был расположен к разговору. Зевая и зябко поеживаясь, он раскидывал сеть, чтобы спустя какое то время вытянуть запутавшихся в ней карасей и отнести на рынок.

– Так колокола на Рождественской церкви поставили, освятили, значит, и они скоро зазвенят.

И он был прав! Тягучий колокольный звон поплыл над рекой, над городом. Это были какие-то удивительные звуки, заставлявшие забыть о работе, насущных проблемах, просто на секунду остановиться, оглядеться, подумать…

Рыбаки перекрестились в сторону церкви и еще, какое-то время сидели молча.

– А моя Настасья вот что говорит, – вымолвил, наконец, Иван, – икона Спасу Вседержителю писана-то не по канонам…

– Это как?

– Да так, что ликом Спас походит на самого Григория Дмитрича… А в руках у того Спаса скипетр и держава царские.

– Вон оно что… – протянул Севастьян, – расстарался, видать, Степка Нарыков, не зря его хозяин в заграницы учиться отправлял…. Ну, хорош балакать, вытягивай невод!

А отзвук колоколов Рождественской церкви еще погулял над рекой и убежал, гонимый ветром, в поля. Но даже ветру не подвластно в один день облететь все поля, угодья и солеварни знатного солепромышленника Строганова.

Григорий Дмитрии тоже проснулся под звон колоколов, блаженно потянулся. Свежий воздух с реки наполнил все его тело необъяснимой энергией. Он уже знал, что в поварне готовится завтрак, варится кофий, томится в печке греча. Да, в таком смешении заморского и исконно русского и был Строганов.

После завтрака пред ним возник управляющий и начал доклад: столько то пудов соли сварено в Сольвычегодске, столько то в пермском крае… А потом началось то, о чем так не любил говорить приказчик.

– В Кашире, на реке Оке, на заставе три груженых стуга остановлены и кормщики и сопровождающие груз отведены в острог, и будут они там, батюшка, пока не будет оброк заплачен, в десять золотых рублев, – вымолвил приказчик, глядя на Строганова. Тот молчал, только синяя жилка на виске да, мерное постукивание пальцем по дубовому столу говорили о том, что хозяин нервничает. – А в Белеве и того хуже, – продолжил приказчик. – Воевода самовольно перегородил реку толстым канатом и не пропускает суда далее, пока дань не выплатим.

Строганов с силой обрушил на стол кулак, словно и тот был виновен в лихом мздоимстве местных воевод и губернаторов. И так ведь по всей Руси-матушке! Везде! И сколько бы не писал он царю Петру Алексеевичу, сколько бы не договаривался – все одно и то же! А время идет, и товар не должен простаивать!

– Значит так, в Кашире пусть откупятся, – повелел он, вставая. – А в Белев сам поеду, поговорю с воеводой по-свойски! – Скажи, чтоб приготовили мне мой стуг, да поживее, после обеда отправимся.

Приказчик кивнул и быстро удалился. В мыслях он уже не завидовал Белевскому воеводе, ибо, что касается торговых дел, Григорий Дмитрии был невероятно крут.

В тысяча семьсот третьем году «именитый человек» Строганов переселяется в Москву. Он уже успел овдоветь и жениться второй раз. Мария Яковлевна была намного моложе супруга. Но умом ему нисколько не уступала. Уж неизвестно за что Строганов ее и выбрал: то ли за красоту и молодость, то ли за кроткий нрав и житейскую хватку. Мария Яковлевна пользовалась большим расположением как императора, так и императрицы, была вхожа во дворец и получила титул первой «статс-дамы». Она родила Строганову трех сыновей, которые полностью оправдали ожидания отца – были такими же способными к наукам и с деловой хваткой.

Мария Яковлевна успевала многое – и погостить у мужа во владениях, с великой охотой вдаваясь в подробности хозяйствования и солеварения, и быть хорошей хозяйкой, всегда держать накрытый стол для гостей, а еще контролировать ход строительства усадьбы в Кузьминках.

Григорий Дмитриевич то ли под влиянием жены, то ли под бременем протекших лет стал более терпим и внимателен к своему дворовому люду. Его дом был открыт не токмо друзьям его, но и всякого чина людям. После одной из поездок по Пермскому краю с женой своей он писал в наказе: «А всякие платежи с крестьян наших сбирать с великим рассмотрительством: на ком мочно все вдруг взять, и на тех всякие платежи имать что доведется, а кои скудные и заплатить вдруг нечем, и вам бы с них поборы имать в год и в два, а не вдруг, смотря по их исправе, чтоб крестьянам нашим от того тягости и разорения не было, понеже ныне стали великие государевы подати. Также смотреть накрепко, чтобы им ни от чего обид и тягости не было, и в обиду их и разорение никому не давать и во всем оберегать».

Он с великим усердием собирал старинные церковные книги и иконы, создал необыкновенный церковный хор, на его деньги строились и расписывались храмы. Вообще же он был весьма набожным человеком, поддерживающим начинания Петра, но имевшим свое мнение и нисколько не боявшимся его демонстрировать, даже в противовес царским указам. И когда согласно повелению государя по всей стране началась торговля табаком, Строганов не пустил торговцев к себе во владения, заявив, что табаком разрешено торговать только при кабаках, а у него таковых на земле нет.