Текст книги "Родимые пятна"
Автор книги: Сара Дюнан
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 2
В большинстве случаев приходится начинать с самого начала. Ничего эффектного или рискованного в том нет. Просто, разыскивая какую-либо пропажу, обычно узнаешь, что у всякого исчезновения есть свои причины.
В одном мисс Патрик была права: Кэролайн на телефонные звонки не отвечала. И не отзывалась на звонок в дверь. Жила она в большом, довольно обшарпанном доме на Килбурн-Хай-роуд, парадную дверь которого украшало не менее полудюжины звонков. Я позвонила кому-то из соседей. Женщина из цокольного этажа держалась вполне дружелюбно, но она жила здесь лишь три недели и с соседями до сих пор не знакома. На другие звонки никто не ответил. Я посмотрела на часы. Десять пятнадцать утра. Нет никакой нужды объяснять всем, что ты частный сыщик, но знание этого внутренне тебя поддерживает. Впрочем, жизненные обстоятельства в который раз одерживали победу над твоими намерениями. Те, что имели работу, уже работали. Остальные или находились в поисках ее, или нежились в постели, решив сегодня ничего не предпринимать.
Я вернулась в свою машину и какое-то время просто наблюдала. Вот появилась женщина, ведя за руку малыша и маневрируя на неровном тротуаре коляской, перегруженной покупками. Когда она попыталась съехать с тротуара и перейти улицу, коляска накренилась, и из багажной сетки выпал пакет с картофелем. Ребенок, едва научившийся ходить, радостно вскрикнул, потопал за одной из картофелин, поймал ее обеими руками и бросил в сторону коляски как военный трофей. Мужчина в дурацком бесформенном пиджаке торопливо прошел мимо, переступив через ребенка и картофелины, взор его был устремлен в неведомые дали, но пожилая женщина остановилась помочь, и вскоре вся троица была занята сбором и упаковкой рассыпанного. То, что огорчило мать, для дитяти и старушки оказалось развлечением. Вся операция заняла не более десяти минут. Другой мир. Я так увлеклась этой сценкой, что чуть не упустила из виду кудрявого молодого человека в черном пальто с кожаной папкой под мышкой, который вышел из дома и легко сбежал с лестницы. Он страшно торопился и явно не расположен был отвечать на вопросы какой-то Мэри, кузины Кэролайн Гамильтон, стремясь продолжить свой путь. Но когда оная Мэри представилась ему офицером полиции, он умудрился притормозить и не только сразу же сообщил мне, что он Питер Эплярд, изучающий искусство в колледже Голдсмита, но и согласился повнимательнее рассмотреть фотографию, которую я сунула ему под нос.
– Да, она жила здесь. Хотя фото паршивое. В жизни она гораздо лучше.
– Вы сказали– жила. Она что, больше не живет здесь?
– Нашли кого спрашивать! Могу сказать только, что последнее время не вижу ее.
– А сколько примерно?
– Ну, если не ошибаюсь, четыре-пять месяцев, может, чуть больше.
– Вы были знакомы с ней?
– Смеетесь? Здесь никто ни с кем не знаком. Просто соседи, вот и все.
– Так я права, полагая, что вы не знаете, куда она могла уехать?
– Да, вы правы на все сто. Ну что, я могу идти или вы намерены пригласить меня для допроса в участок?
Килбурн, очевидно, еще один яркий пример принятого в подобных районах вежливого равнодушия, подумала я, наблюдая его исчезновение за углом. Хорошо хоть, что кучерявый Питер на ходу бросил мне имя домовладельца, столь трудно произносимое, что и воспроизвести его здесь не берусь. Но хозяин дома вряд ли проявит особую вежливость, поскольку таких людей волнует лишь, вовремя ли жильцы платят, а до остального они просто не снисходят. Заплатил, а там хоть и не живи. В темных окнах квартиры Кэролайн, расположенной на втором этаже, не было никаких признаков жизни. Но решись я проникнуть через парадный подъезд, это наверняка возбудит среди обитателей дома ненужные пересуды. На дверях черного хода был автоматический, так называемый «американский» замок, и если мне особенно не повезет, вполне может сработать сигнализация. Нет, невозможно, разве что действовать отмычками… Но потребуется много времени и хлопот. Да и при свете дня всегда есть риск, что вас в любой момент схватят за руку. Я вернулась к машине. 12 часов 30 минут пополудни. Я потратила уже половину оплаченного мисс Патрик времени, но абсолютно ничего не узнала. Ничего такого, за что можно было бы зацепиться.
В наказание за позднее пробуждение я лишила себя нормального ланча. Просто, миновав Марбл-Арк, Парк-лейн и Викторию, переехала мост Челси и, углубившись в южные кварталы города, решила перехватить сэндвич в баре на Уолворт-роуд, благо он находился рядом с «Херувимом».
Примерно без десяти два в бар вошли три молодые женщины и парень, все в Айседориных шарфах[7]7
Айседора Дункан (1878—1927) —американская танцовщица, стремившаяся возродить утраченную традицию античного греческого танца. Носила длинные шарфы, один из которых, намотавшись на колесо автомобиля, послужил причиной ее гибели.
[Закрыть] и с хорошо развитыми икроножными мышцами. Они заказали салаты, йогурты и по чашке капуччино. Платил молодой человек. Они уселись за столик у окна, смеясь и хихикая, низко склоняясь друг к другу и то и дело взмахивая изящными ручками. Чудесно это, передохнуть от любимой работы. У меня даже голова закружилась от сладкого ощущения их успехов. А может, это лишь действие крепкого черного кофе? Успокоившись, я позволила себе присоединиться к милой компании.
– Простите… Они взглянули на меня, причем весьма дружелюбно. Но тогда они еще не знали, как сильно могу я их озадачить. – Простите, если я не ошибаюсь, вы все из труппы «Херувим»?
Ну вот, они уже и решили, что я чокнутая. Побирушка в дорогих, доставшихся по случаю обносках или просто девица, которая выросла такой дылдой, что куда там ей в танцорки, вот и живет с неистребимой завистью к тем, кому повезло больше. Девушка с длинными черными волосами, зачесанными наверх и искусно сплетенными в замысловатый французский узел, явно игравшая в этой группе роль доброй самаритянки[8]8
См. евангельскую притчу Иисуса Христа о милосердном самаритянине, оказавшем помощь ограбленному и израненному разбойниками путнику, мимо которого равнодушно проходили другие. (Лука, 10, 25—37).
[Закрыть], слегка улыбнулась.
– Труппа «Херувим»? Да, полагаю, вы можете называть нас и так.
– Я подруга Кэролайн Гамильтон. Она говорила мне, что работает здесь. Надеюсь, мне удастся с ней встретиться.
Тут наступила странная пауза: девушки ждали реакции молодого человека, хотя прямо на него ни одна из них не взглянула.
– Кэролайн Гамильтон? – вновь заговорила мисс Плетеный Пучочек. – Ну, она работала здесь, это правда, но больше ее с нами нет.
– Ох, что-нибудь случилось?
– Да она…– заговорила было девушка, но тотчас умолкла, будто кто-то пнул ее под столом ногою.
– Она ушла от нас месяцев примерно шесть назад, – вмешался в разговор красивый, похожий на фавна малый, длинным ресницам которого позавидовала бы любая красотка. – А где она теперь, мы не знаем.
– Ох, простите, а вы не знаете, почему она ушла?
– Нет, не знаю. Может, просто пресытилась нашими трупами? – сказал он, проказливо исказив слово «труппа». – Наверное, захотелось перемен. Видит Бог, рано или поздно это случается с каждым из нас.
И девушки рассмеялись, будто он и вправду сказал что-то страшно остроумное, хотя это было далеко не так. Но кто их, танцоров, поймет… Иной мир. Возможно, и Кэролайн Гамильтон находила его шутки смешными. Откуда мне знать? Я торчала возле них, чувствуя свою неуместность. Маргинал– вот то, что мы, частные детективы, собой представляем. Это позволяет нам сохранять нравственное чувство, когда все другие вокруг его теряют. Иногда это срабатывает, иногда – нет.
– Может, кто-нибудь из вас в состоянии помочь мне найти ее? Для меня это действительно очень важно.
Парень пожал плечами.
– Попробуйте расшевелить этих птичек. Но предупреждаю, они скверные девчонки. Когда речь идет о лишней работе, они сразу стараются улизнуть. И стоит смыться одной, за ней тотчас остальные.
Все они опять захихикали, так что мне не оставалось ничего другого, как только удалиться.
Но юмор, знаете ли, подчас просто защита от боли. Побывав в студии «Херувим», вы бы лучше поняли, почему моя первая фраза их так позабавила. Я, конечно, читала «Пенни», книжку Уэллс, или как бишь ее там звали, – и знала, что условия работы в танцевальных студиях напрочь лишены романтического ореола, но «Херувим» оказался еще более жуткой дырой, чем я ожидала. Никакая это не балетная труппа, а просто второразрядная школа танцев. Не удивительно, что они так грубо меня отшили. По пути к кабинету владелицы студии я заглянула в пару замочных скважин. Некоторые из юных женщин держались на пуантах весьма неуверенно, а остальные своими движениями напоминали скорее Джейн Фонду, нежели Марго Фонтейн. Когда я в конце концов умудрилась найти дверь с нужной надписью, то владелица кабинета повела себя так, что, по сравнению с ней, девушки и парень из кафе показались мне просто милыми болтунишками.
– Она была здесь, потом ее не стало.
– Что это значит?
– Это значит, что она появилась в январе, вела занятия с несколькими группами. Я ангажировала ее для ведения весенних и летних классов, но она подвела меня. Больше я о ней ничего не слышала.
Эта особа вытащила сигарету розовыми наманикюренными ногтями. Лак для ногтей был того же цвета, что и губная помада, и костюм. Даже ее белокурые волосы определенно отдавали чем-то розовым. Видно, кто-то недобрый сказал этой дурочке, что розовый цвет ей очень идет. Ох, люди подчас бывают так жестоки!
– И что было дальше?
– Я потеряла ее из виду. В апреле или мае, кажется…– Возникла пауза, я терпеливо ждала. – Да, точно, в мае, – наконец проговорила она, явно желая потерять из виду и меня.
Потрачено шесть часов, а я все еще без толку тычусь в разные стороны. Месяц туда, месяц сюда… Кэролайн Гамильтон семь месяцев назад исчезла из дома, исчезла с места работы, но мисс Патрик она писала еще шесть месяцев. Занятно.
– А вы не знаете, куда она подевалась? – спросила я, чувствуя себя утопающим, который хватается за проплывающую мимо соломинку.
– Не знаю, да и знать не хочу.
Интересно, в разговоре с мисс Патрик она была столь же учтива? Меня угнетала мысль о пятидесяти фунтах стерлингов, которые я до сих пор не отработала. Но я держалась, надеясь, что меня от этой особы не стошнит. Передала ей свою визитку.
– Сообщите мне, если она появится, хорошо? Это важно.
– «Ханна Вульф, частный детектив», – прочитала она. – Забавно. Вы совсем не похожи на сыщика.
– Да уж… Но это одно из условий нашей работы.
Она перевернула карточку, почувствовав продавленные отпечатки букв. Видели бы вы, как это ее покоробило. Да я и сама была огорчена, когда впервые ощутила этот дефект, вызванный дешевизной бумаги.
– Интересно, почему все так интересуются тем, куда она делась?
– Все? – переспросила я просто так, на всякий случай.
– Ну, не все… До вас тут еще кое-кто интересовался.
– Кто же? – спросила я, впрочем уже предугадывая ответ.
– Ну, одна почтенная леди спрашивала, не отправилась ли, мол, девушка в какое-нибудь путешествие. – Тут эта розовая дрянь рассмеялась. – Не буду ли я, мол, любезна ответить?
– И вы ответили ей?
– Естественно. Но сообщила не больше, чем вам. Она исчезла, а куда– я и понятия не имею. Да что случилось? Это в самом деле так важно?
Похоже, розовая особа насмотрелась фильмов, где у детективов денег гораздо больше, чем мозгов.
– Да нет, ничего особо важного… – ответила я с любезной улыбкой. – Если, конечно, вы не сообщили почтенной леди чего-нибудь более существенного.
Наступил ее черед улыбнуться, но несколько растерянно.
– А где в самом деле она может находиться?
– Ну, где-нибудь да и находится. Надеюсь только, что не в морге.
И она перестала улыбаться. Поверьте мне, всякую дуру можно заставить шевелить мозгами. Моя матушка могла бы гордиться мной. Когда я встала и направилась к дверям, то думала о том, что надо быть немного экономнее и не тратить оплаченное время на чужую глупость. Но все же надо попытаться хоть что-то из нее вытащить. На пороге я обернулась.
– Вот еще что. Кто тот парнишка с огромными ресницами? Он был в кафе с девушками и оплатил их ланч.
Кроме того, подумала я про себя, он большой остряк.
Она пожала плечами.
– Ведь это не я, а вы частный детектив, мисс… мисс…
Пока она заглядывала в мою визитку, дабы уточнить имя, я уже вышла.
На улице шел дождь. Кто-то спер с моей машины антенну, спасибо хоть стерео не тронули. Но я и без антенны умудрилась поймать третью программу и теперь вслушивалась в звуки музыки, не то Брамса, не то Бетховена, что немного скрасило послеполуденное время, посвященное слежке за подозреваемым, как назвал бы это Фрэнк. Я всегда пользовалась этим прекрасным термином, когда приходилось ждать. Но ожидание имеет и свои маленькие радости. На какой другой работе вам будут платить за то, что вы сидите и, слушая музыку, предаетесь приятным размышлениям, в то время как ваши глаза привычно следят за происходящим? Я вспомнила учительницу, обучавшую меня в юности искусству танца. А она, признаться, была отличным наставником, и если бы не обстоятельства, круто изменившие мою судьбу, после шести месяцев занятий с ней я непременно стала бы артисткой, лишь бы угодить ей. Где-то на чердаке родительского дома все еще хранились свидетельства моей одержимости– несколько ужасно безжизненных, нарочито манерных фотоснимков. Страшно подумать, сколь многие судьбы были искалечены из-за глупых девичьих фантазий. Представляю, какое впечатление произвела мисс Патрик на юную дочь фермера, отчаянно жаждавшую выбиться из серой действительности и достичь такого же изящества и величия. Я была настолько подавлена всеми этими размышлениями, что прослушала название симфонии, но главного не упустила: было уже 6.15 вечера, а Реснитчатый так и не появился. Похоже, после ланча на работу он не вернулся. Ну что ж, завтра, как говорила в «Унесенных ветром» особа намного более привлекательная, чем я, будет новый день.
Дождь припустил сильнее, и я поехала в северном направлении. Мне, признаться, доводилось в жизни чувствовать себя победительницей, но этого надо было уметь дождаться. Сначала всегда трудно, будто оказываешься в чужой стране, не зная ни ее языка, ни обычаев, так что требуется время для акклиматизации. Особенно если дело касалось исчезнувших людей. Кто бы они ни были, поначалу для вас это всего лишь плоды чужого воображения. Когда вы находите их, они всегда не похожи на то, как вы их себе представляли. Если я найду Кэролайн Гамильтон, она может оказаться похожей на всех вообще балетных девушек или, напротив, отличной от всех, свежей и оригинальной, но затиснутой в рамки общей участи.
Вернувшись домой, я написала отчет о своих действиях в этот день. Много времени это не заняло. В моем распоряжении оставался целый вечер. Если бы это был не Лондон, а Лос-Анджелес, Чикаго или даже Нью-Йорк, я, помотавшись днем по улицам, сидела бы теперь в одном из дюжины местечек, где частный сыщик может чувствовать себя как дома. Я представила, как сижу у стойки бара, помаленьку прихлебываю бурбон и обмениваюсь с барменом рецептами коктейлей или макаю французское жаркое в лужицу кетчупа, а чуть позже какая-нибудь официантка Кирсти доливает кофе в мою чашечку. Образы, конечно, не слишком возвышенные, но гораздо более яркие и убедительные, чем реально существующий китайский ресторанчик на Холловэй-роуд, торгующий блюдами навынос, где вам предлагают ростки фасоли с морскими водорослями, или местный паб, где женщина, пьющая в одиночестве после восьми часов вечера, смотрится, как клизма на витрине, и соответственно себя чувствует. Я подумала было, не позвонить ли своему прежнему дружку и не пригласить ли его выпить. Но прошло три месяца, это много. Расставшись, можно, конечно, время от времени что-то и повторить, но особой нужды в том я не испытывала. Сказать по правде, не так уж много осталось людей, с которыми мне хотелось бы водить компанию. К тому же в полумраке, без верхнего света, который озарял бы сальные следы пребывания мисс Эволюции, моя квартирка казалась почти уютной. Я приготовила себе немного спагетти с мясным соусом и открыла бутылку кьянти. Затем, прихватив пульт от телевизира, завалилась в постель и несколько минут смотрела фильм с Клинтом Иствудом, где мужики смертным боем молотили друг друга железными кулаками и при этом чувствовали себя как ни в чем не бывало. Единственный раз в жизни один сукин сын ударил меня в лицо, и я до сих пор помню оглушительную боль от сломанных костей, которая пронзительно отдалась во всех закоулках мозга. Я неделю не могла говорить, и при хорошем освещении на моем лице до сих пор видна вмятина от удара. А Клинт после столь зубодробительного и гибельного, по сути, мордобоя проснулся в постели с блондинистой куколкой, и на лице его не было ни единой царапины. Я заснула раздраженной, и мне снились плохие сны.
Глава 3
На следующий день я позавтракала в машине и к студии «Херувим» прикатила довольно рано. Всякий ребенок знает, что субботнее утро– это время, когда ученики танцевальных школ могут реально подзаработать. Трогательные девчушки в трико, с маленькими, но совсем по-взрослому выглядящими пучочками на гладко причесанных головках завязывают балетные туфельки, со всех сторон опекаемые заботливыми мамушками и бабушками. Все это вдруг живо напомнило мне детство. Правда, в памяти моей возникло совсем другое: толстый ребенок, чья улыбка терялась меж холмиков щек, плотное тельце, втиснутое в белое трико с оборочками, полные ножки, неуклюже толкущиеся под оборками. Интересно, кто-нибудь говорил мне об этом или я сама представляла себя таким медвежонком? Удивительно, насколько сильна в детях уверенность, что они вырастут и станут кем-то необыкновенным. Увы, все это проходит вместе с детством. Проходит и забывается.
Через час я поняла, что наш прекрасный молодой учитель танцев не появится. Когда последняя стайка детей покинула помещение, я вернулась в студию и прошла по коридору, заглядывая в пустые классы, и в конце концов обнаружила одну из девушек, сидевших вчера в кафе. Она стояла перед настенным зеркалом и делала наклоны, одной напряженно вытянутой ногой опершись о балетный станок. Причем, дыхание ее при столь тяжелом упражнении оставалось ровным. Но вот она выпрямилась и посмотрела в зеркало: долгий критический взгляд без намека на самолюбование. На шее и плечах у нее поблескивал пот. Через пару минут она вновь подняла прямую ногу и медленно, грациозно начала склонять свой торс, касаясь руками носка пуанта.
Я искренне посочувствовала ей, ибо знала, какая боль пронизывает при таких экзерсисах внутреннюю сторону бедра. Нетрудно понять, почему неутомимые труженики сцены столь часто бывают пассивны во время любовных свиданий. Но без всех этих мук на репетициях не будет блеска и легкости на сцене. Я со стуком закрыла дверь и не очень-то грациозно направилась к сей труженице.
– Вы что-то рано, – сказала она, не поднимая головы и не глядя на меня. – Следующий класс начнется не раньше двух.
В ее голосе мне послышался отзвук разочарования. Но хотя студия «Херувим» отнюдь не Королевская балетная школа, все же и здесь люди пытались чего-то добиться.
Наконец она развернулась, узнала меня и тотчас прекратила свои упражнения. Я пообещала ей быть краткой, дабы она поскорее могла вернуться к прерванной репетиции. Сработала, возможно, моя визитка или тот факт, что рядом не было Реснитчатого, готового предупредительным пинком повредить ей голень, но на сей раз она была разговорчивей.
Да, она знала Кэролайн Гамильтон. Но нет, сказать о ней может немного. За те несколько месяцев, что она провела в студии, Кэролайн всегда казалась ей нелюдимой. Приходила, проводила свои классы и уходила. Всегда держалась в стороне от остальных девушек, так что складывалось впечатление, будто она считает себя выше их. Это сделало ее объектом насмешек, тем более, что всем было известно: из предыдущей труппы ее уволили за потерю надлежащей формы. А ведь «Лефт фит фёрст»[9]9
«Left Feet First»– буквально: «С левой ноги» (англ.).
[Закрыть] довольно модная труппа, и оттуда еще можно было подняться, но Кэролайн, видимо, нездоровилось, вот они и решили избавиться от нее под благовидным, как им казалось, предлогом. Большинство девушек «Херувима» отдали бы глаз или зуб – если бы вы были танцоркой, то едва ли стали бы отдавать руку или ногу, – за ее талант и везение. Ей наверняка бы сочувствовали, не держи она себя столь высокомерно.
Хорошо, если она не особенно дружила с девушками, то как насчет мальчиков? Ну, когда все это происходило, то да, она вроде бы сблизилась со Скоттом (иными словами, с Реснитчатым, как про себя прозвала его частная сыщица). Но Скотти не был мужчиной ее жизни, если я понимаю, что она имеет в виду. Я спросила, где смогу найти его. Она рассмеялась и ответила, что он, скорее всего, гримируется. Ведь до поднятия занавеса осталось не больше полутора часов. В этом весь Скотт, готов часами сидеть перед зеркалом. Типичная добыча дьявола. Я вспомнила, как он пресек вчера всякие разговоры о Кэролайн… Девушка просила передать Скотту, что если он опоздает явиться на сцену, то они прикроют его. Она сказала еще что-то весьма ехидное, но я уже уходила. Обернувшись в дверях, я увидела, что она вновь стоит у станка, мышцы ее напряглись, взгляд сосредоточился на зеркальном отражении, и во всем этом проглядывало желание поскорее вырваться из «Херувима» и начать, наконец, долгий путь восхождения к славе.
Вернувшись в машину, я заглянула в свои записи. Скотт Рассел– адрес театра в Уэст-Энде. Из журнала, который я покупаю каждую неделю, дабы не пропустить хороший фильм, я знала, что по субботам идут и дневные спектакли. Минут сорок пять ушло на попытки припарковать машину, так что я пропустила большую часть первого акта «Кошек»[10]10
«Кошки» – мюзикл, поставленный в 1986 г. Ллойдом Вебером на свою музыку по книге Т.-С. Элиота (1888—1965) «Old possible books of practical cats» (1930); 12 лет шел на Бродвее.
[Закрыть], который, впрочем, вряд ли стал лучше со дня премьеры. Но это не имеет особого значения: ведь все кошки в темноте серые, особенно если смотреть с галерки. Проскользнув за кулисы, я поджидала его выхода со сцены. Он вышел одним из первых и явно был доволен проявляемым к нему вниманием. Жаль, что я не захватила свой блокнот для автографов. Впрочем, он тотчас узнал меня. Казалось даже, что заранее предчувствовал нашу новую встречу.
– Я ведь сказал вам, что ничего о ней не знаю.
– И все же мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
– Я занят.
– Так я подожду.
– Поймите же, я не знаю, кто вы, что…– Он стоял у стены коридора в окружении совсем зеленых девчушек, просивших у него автографы, и всем своим видом показывал, что здесь не время и не место для серьезного разговора, но я блокировала ему путь отступления. Он вздохнул и вымолвил; – Ну ладно.
Артистическая уборная, принадлежавшая ему и еще нескольким «кошкам», была тесна и пропитана тяжелым запахом тел, грима и лосьона после бритья. В свете голых настенных ламп глаза под удивительными ресницами казались просто налитыми кровью. Но это нисколько не портило его красоты, смотреть на него было одно удовольствие. Он сам, как видно, это осознавал. Когда я присела, его взгляд устремился над моей головой к зеркалу. Он привычным, весьма эффектным движением откинул прядь волос, что было вызвано не столько привычкой, сколько желанием покрасоваться. Кто знает, если бы я была так же красива, я бы, наверное, тоже позволяла себе подобные жесты. И по всему было видно, что это и вправду не того сорта мужчина, который способен насладиться общением со своими партнершами.
– С той минуты, как я вас увидел, мне стало ясно, что никакая вы не давнишняя ее подруга, – сказал он, возвращая мне мою визитку. – Так кто же оплачивает ваши старания?
– Августа Патрик, попечительница Кэролайн.
– Конечно, эта старая хрычовка! Кому же еще! А что случилось? Кэрри забыла вовремя послать ей свою ежемесячную открытку?
– Откуда вы знаете? Вы что, помогали ей писать их?
Он поднял брови.
– Ну, сущий, как я погляжу, Шерлок Холмс. Впрочем, я далек от мысли учить частного сыщика, как и где прищучивать и терзать возможных свидетелей, но если уж вы затеяли весь этот разговор, то, между нами говоря, стоило бы действовать малость погибче.
– Августа Патрик не слышала о ней почти два месяца. Она встревожена.
– Досадно.
– Она полагает, что друзья Кэролайн помогут найти ее.
– Точно. Она вот полагает, что у Кэролайн такие преданные друзья. Ну а вам не повезло, не так ли? Хвать-похвать, а никаких друзей и нет.
Главное в таких играх точно учуять момент, когда начинаешь проигрывать.
– Послушайте, Скотт, у меня идея. Может, мне выйти отсюда, потом вернуться и попробовать начать все сначала? Как вы считаете? Я войду, попрошу автограф, скажу вам, какой вы прекрасный танцор, мы поговорим о вашем блистательном будущем, посвятим несколько минут воспоминаниям о столь недалеком прошлом. – Я помолчала, заметив тень скорбной улыбки, пробежавшей по его лицу. А он в очередной раз посмотрел на себя в зеркало и сел, ожидая дальнейших моих рассуждений. – Я была возле дома Кэролайн. Никто из соседей не видел ее несколько месяцев. Не было у нее, насколько мне известно, и контактов с родителями, а ваше Розовое Видение– владелица «Херувима» – не опечалилось бы и в том случае, если бы девушка упала под поезд метро на Уоррен-стрит. Выходит, что вы единственный, кто перемолвился с ней более чем полудюжиной слов. Но для меня и это, как говорится, хлеб. Итак, вы хотите помочь мне?
Он достал из кармана пачку сигарет и не спеша закурил. Люди всегда производят какие-нибудь свои маленькие ритуалы перед тем, как начать говорить. Вообще это странно, лучшие танцовщики вряд ли позволяют себе курить, но допускаю, что Скотт и сам об этом догадывался.
– Может, ей просто не хочется, чтобы ее нашли. Такая мысль не приходила вам в голову?
– Приходила, вы правы. Он пожал плечами.
– Допустим, у нее так много развлечений, что она просто забыла вовремя написать старушке.
– Вы ведь и сами этому не верите.
– Послушайте, мне известно только одно: Кэролайн исчезла, не оставив обратного адреса.
– Но вы ведь знали ее?
– Да уж, мы немного потолклись рядом. Друзья по несчастью.
– Какого рода несчастье? Он рассмеялся.
– Вы же сами видели наш «Херувим». Никто бы не работал тут, если б имелось что-то получше.
– Я чего-то не понимаю… Мисс Патрик говорила, что Кэролайн довольна своей работой, что это то, чего она хотела.
– Да мало ли, что наговорит старуха! – Он выпустил тонкое колечко дыма. – Если она о чем и догадывалась, то вряд ли призналась бы вам в наличии у своей протеже… – он помолчал, – …ну, у нас это называется глиняные ноги.
– Вы хотите сказать, что Кэролайн не очень хорошая танцовщица?
– Нет. Она хорошая танцовщица. Но балет – работа жестокая.
– Может, у нее не было амбиций?
Я решила употребить слово, которое использовала мисс Патрик.
– Дорогуша, у нас всех есть амбиции, в противном случае мы просто не вылезали бы по утрам из постели. – Кажется, мой собеседник ждал, что я засмеюсь, как девочки из «Херувима», но я не засмеялась. – Так вот, знаю по собственному опыту, что люди, ступившие на эту стезю, должны быть тверды как гвозди. Подыхай, но на сцене летай, сияй и сверкай. И хотя Кэролайн была яркой звездочкой, но к тому времени, как мы встретились, она малость потускнела.
– И она отдавала себе в этом отчет?
– Да, увы. – Он посмотрел на меня холодными серыми глазами. – Поймите, что большинство из нас знает о себе все. – И вдруг он проказливо улыбнулся. – Вот я удачливый мальчик, не так ли? – И он выпустил еще одно колечко дыма. – Не важно, кто вы есть, важно, что вы о себе знаете.
Но я была слишком занята размышлениями о фразах на почтовых открытках, которые Кэролайн должна была регулярно изобретать, чтобы поддерживать в старой леди иллюзию благополучия. Это наверняка требовало усилий.
– А как насчет тех крупных балетных трупп, в которых она якобы работала? Я имею в виду Королевскую балетную школу и «Сити балет». Вы считаете, что мисс Патрик все это придумала?
Он посмотрел на меня с минуту, как бы решая, много ли можно мне поведать, затем покачал головой.
– Ну, подруга, я вижу, вы не слишком-то поверили старой деве. – Он пожал плечами. – Да нет, Кэролайн действительно работала в известных труппах, перенапрягая свои красивые конечности, дабы выделиться из кордебалета и стать прима-балериной, чего сама старая леди так и не добилась, хотя имела для того все данные. А вот бедняжка Кэролайн на этом пути просто переусердствовала. Слишком уж долго она оставалась на пуантах, вот лодыжки и начали подводить ее. Я не говорил, что в ней было что-то от напористой бой-бабы, нет? Но это так. Существует множество способов изуродовать собственное тело. Сначала, конечно, все выглядит благополучно. Но это быстро проходит, начинается время физиотерапии. А когда и оно кончается, подступает время операций. За спиной у вас шепчут: «Ах, жаль эту Гамильтон! Такая была многообещающая девушка». Когда вы встретитесь с Кэролайн, рассмотрите попристальнее ее щиколотки. Обратите внимание на маленькие белые шрамы на венах… – Он замолк. Я чувствовала, что приблизилась к чему-то такому, зачем и пришла сюда, но до сих пор не могла получить. Он фыркнул. – Балет! Как нам его любить? Я не балет вижу, милая вы моя, а состояние сухожилий. Да, вот именно, эту скромную ловушечку из паутинок, которые держат нас на пальцах ног. Или сшибают с них. А кто когда-нибудь слышал о балерине с приобретенным плоскостопием? Пятнадцать лет тренинга, репетиций, а потом: трах-бах, и ты летишь вниз, благодарим
вас, мисс, не звоните нам, мы сами вам позвоним. Она говорила, что ушла добровольно. Иные утверждали, что ее подтолкнули к этому. Но в любом случае это пакостное дело, хотя вы, может, и не поверите мне. Что ж ей оставалось, как только не поискать другой путь выживания?
Он проговорил это до такой степени безнадежно, что не оставалось сомнений: любой другой путь не сулил девушке никаких надежд на успех.
– Что, все действительно было так плохо? Он раздраженно тряхнул головой и не без издевки ответил:
– Вы в самом деле не понимаете, в чем суть? Плохо, не плохо… Она просто вовремя остановилась, и это ее выбор. Многие танцоры так делают. Для иных это единственный выход из музея классического балета: есть труппы поменьше, но там к тебе больше внимания, к тому же в них делают ставку на новую хореографию, ибо стремятся заполучить молодых и радикальных зрителей, наивно полагая, что искусство может переменить мир. А другие танцоры нередко хватаются за что попало, лишь бы продолжать танцевать, хоть и чуют, что тут нечего мечтать о славе. Как вы думаете, есть ли что-нибудь печальнее этого? Труппа «Лефт фит фёрст» не способна, конечно, передать грешного очарования севера, но какое-то время это было вполне сносное место, пока они все не доплясались до того, что начали спотыкаться на сцене. Если бы она захотела, то и до сих пор там скакала бы. Но не могла она больше по-обезьяньи трясти задницей. А оттуда спираль уже заворачивает вниз. Что и подтверждается ее пребыванием здесь, в «Херувиме».
И тут Скотт смущенно замолчал. Будто испугался, что высказывает и свои давнишние кровные обиды. Интересно, от чего в этой жизни скисла его собственная мечта? Он вновь подошел к зеркалу, думается, для успокоения. Затем обернулся ко мне.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?