Текст книги "Изобретение самих себя. Тайная жизнь мозга подростков"

3. Влиться в компанию

Что приходит вам на ум, когда вы вспоминаете собственную юность? Вероятно, это мысли о школе, праздниках, новых открытиях, экзаменах, вечеринках и романах. Для многих большинство событий юности связаны с друзьями и окружением. Это могут быть позитивные воспоминания: о крепкой дружбе, единении с другими людьми, совместных празднованиях и вечеринках. Это могут быть и негативные воспоминания о том, каково быть изгоем, объектом издевательств и насмешек, о расставании с парнем или девушкой. И хорошие, и плохие воспоминания юности связаны со сверстниками.

В подростковом возрасте друзья играют огромную роль. Данные исследований, проведенных десятки лет назад, которые подтверждаются и современными изысканиями, говорят о том, что в юности друзья важны для нас как ни в какой другой период жизни. Поэтому подросткам важно быть принятыми группой сверстников. Одним из многочисленных последствий этого является чрезмерная чувствительность подростков к мнению сверстников, которое, в свою очередь, существенно влияет и на склонность подростков к риску, и на принятие решений.

Стереотипный образ подростка включает в себя страсть к рискованному поведению и поиску новых ощущений: курению, наркотикам, алкоголю и безрассудному вождению. Конечно, не все подростки ведут себя подобным образом, однако есть свидетельства, что склонность к риску достигает в подростковом возрасте своего пика. Данный стереотип основан на более сложной картине. Чтобы понять подростковую склонность рисковать, важно задуматься над обстоятельствами, при которых они чаще всего подвергают себя риску. Обычно этого не происходит в одиночку; большинство подростков совершают рискованные поступки в компании друзей.

Влияние сверстников на склонность к риску было явно продемонстрировано в серии экспериментов, проведенных в середине 2000-х годов Лоуренсом Стейнбергом и его коллегами. Они разработали для испытуемых видеоигру – симулятор вождения под названием «По сигналу светофора»[35]35
  M. Gardner and L. Steinberg, ‘Peer influence on risk taking, risk preference, and risky decision making in adolescence and adulthood: an experimental study’, Developmental Psychology, vol. 41, no. 4, 2005, pp. 625-35.


[Закрыть]. В этой игре каждый участник вел машину по треку с целью доехать до финиша как можно быстрее. По пути часто попадались светофоры; и, если горел красный свет, нужно было принять решение: подождать, пока снова загорится зеленый, что стоило бы времени, или рискнуть и проехать на желтый. Иногда этот риск вознаграждался: свет оставался желтым, игрок успевал к финишу быстрее и зарабатывал больше очков. Но иногда свет менялся на красный; это приводило к аварии, и игрок терял очки.

Каждый испытуемый проходил игру по два раза: первый раз в одиночку, а второй в компании друзей того же возраста. В этом исследовании участвовали 306 человек, включая подростков (13–16 лет), молодых людей (17–24 лет) и взрослых (от 25 лет).

При прохождении игры в одиночку испытуемые всех возрастных групп рисковали примерно равное количество раз. На втором этапе эксперимента исследователь просил каждого участника привести в лабораторию пару друзей. Друзьям сказали, что они могут давать советы относительно того, ехать дальше или остановиться. Игроков проинструктировали, что они могут как следовать, так и не следовать совету сверстников, стоящих у них за спиной во время прохождения игры.

Итак, тот же участник играл в ту же самую игру на вождение – однако в результатах первого и второго раунда наблюдалась существенная разница. В присутствии друзей подростки рисковали почти в три раза, а молодые люди почти в два раза чаще, чем в одиночку. В группе взрослых присутствие сверстников не влияло на результат.

Из данного исследования можно сделать два важных вывода. Во-первых, оно демонстрирует, что в одиночку, находясь в оптимальных условиях отсутствия раздражителей, и подростки, и молодые люди, и взрослые склонны к риску приблизительно в равной степени. Это важное замечание, поскольку оно значит, что подростки, в противовес стереотипам, рискуют отнюдь не всегда. Во-вторых, оно обнаруживает, что критическим фактором, оказывающим влияние на рискованное поведение подростков и в некоторой степени молодых людей, является присутствие сверстников, которое не оказывает никакого влияния на взрослых старше 25 лет.

Уровень риска в задании «По сигналу светофора». Подростки, молодые люди и взрослые рискуют с приблизительно одинаковой частотой в одиночку; однако подростки и молодые люди рискуют намного чаще в присутствии друзей

Данный вывод, сделанный на основе лабораторных наблюдений, подтверждается фактами из реальной жизни, например статистикой страховых компаний. Если вы когда-нибудь попадали в аварию и обращались в страховую, вы знаете, что нужно сообщить точные обстоятельства, при которых произошла авария. То, чего вы, вероятно, не знаете – страховые компании заносят эти данные (без указания личной информации) в обширную базу. Накопленные сведение анализируются, чтобы понять, в каких обстоятельствах аварии происходят чаще всего.

По результатам анализа этих данных было сделано два ключевых вывода относительно молодых водителей. Во-первых, молодые люди 16–25 лет попадают в аварии чаще, чем люди от 26 лет и старше[36]36
  Insurance Institute for Highway Safety, Fatality facts: teenagers 2013 (Arlington, VA: Insurance Institute for Highway Safety, Highway Loss Data Institute, 2013), http://www.iihs.org/iihs/topics/t/teenagers/fatalityfacts/teenagers; http://www-nrd.nhtsa.dot.gov/Pubs/812021.pdf; L. Chen, S. P. Baker, E. R. Braver and G. Li, ‘Carrying passengers as a risk factor for crashes fatal to 16– and 17-year-old drivers’, Journal of the American Medical Association, vol. 283, no. 12, 2000, pp. 1578-82; Brake: The Road Safety Charity, Young drivers (2016), http://www.brake.org.uk/tooyoung-to-die/15-facts-a-resources/facts/488-young-drivers-the-hard-facts (see also http://www.brake.org.uk/assets/docs/dl_reports/DLreport6– Youngdrivers2011-full.pdf.


[Закрыть]. Поэтому для молодых водителей страховые ставки выше. Сегодня страховые компании предлагают особые акции для молодежи, условием которых является установка в машину «черного ящика», записывающего данные о средней скорости, разгоне и торможении; если водитель ездит аккуратно, ставка снижается[37]37
  E. Walsh and V. Barford, ‘The proliferation of the little black box’, BBC News, 31 Oct. 2012, http://www.bbc.co.uk/news/magazine-20143969.


[Закрыть]. Во-вторых, статистика говорит о том, что молодые люди с большей вероятностью попадают в аварию, если в машине есть пассажир. Для людей старше 26 лет это, напротив, является фактором в пользу безопасности: при наличии в машине пассажира они попадают в аварии с меньшей долей вероятности, чем в одиночку.

Каким же образом присутствие сверстников увеличивает для подростков шансы разбить машину? Одним из очевидных объяснений может быть то, что они больше отвлекаются на пассажиров, чем взрослые. Вероятно, подросткам сложнее сконцентрироваться на вождении в ходе разговора с попутчиком. Другой вариант – рискованное поведение, каким является быстрая езда, может восприниматься как признак крутизны и является результатом социального давления на подростков. Многие исследователи, включая меня и моих коллег Кейт Миллс и Энн-Лиз Годдингс, предполагают, что именно потребность принятия их сверстниками играет для подростков поворотную роль в принятии многих решений[38]38
  S.-J. Blakemore and K. L. Mills, ‘Is adolescence a sensitive period for socio-cultural processing?’, Annual Review of Psychology, vol. 65, 2014, pp. 187–207; K. L. Mills, A.-L. Goddings and S.-J. Blakemore, ‘Drama in the teenage brain’, Frontiers for Young Minds, vol. 2, no. 16, 2014, pp. 1–5.


[Закрыть].

Изучение важности сверстников для подростков имеет долгую историю. В серии исследований, опубликованных в 1990-х годах[39]39
  R. Larson and M. H. Richards, ‘Daily companionship in late childhood and early adolescence: changing developmental contexts’, Child Development, vol. 62, no. 2, 1991, pp. 284–300.


[Закрыть], ученые из США снабдили детей 9-15 лет пейджером, на который каждый день в случайно выбранное время сбрасывались вопросы, где и с кем они находятся и что делают; а также, что они при этом думают и чувствуют. Через несколько лет тех же детей протестировали снова. Исследователи проанализировали огромное количество данных из полученных сообщений и сравнили, как ответы различались в зависимости от возраста. Данное исследование обнаружило тенденцию среди американских подростков (особенно среди девушек) проводить все больше и больше времени с друзьями и меньше времени с родителями и другими членами семьи[40]40
  Там же.


[Закрыть].

Наблюдались также различия в зависимости от пола. Девочки-подростки сообщали, что проводят больше времени со сверстниками и меньше времени с родителями, чем в детстве, в то время как количество времени, проведенного в одиночестве, не особо изменилось. Подростки-мальчики сообщали, что проводят больше времени одни, примерно столько же времени с друзьями и меньше времени с родителями. Это интересное отличие; однако важно помнить, что это среднестатистические цифры, они показательны не для всех подростков. Кроме того, данный опрос проводился в 1991 году; если бы он проводился сегодня, результаты скорее всего были бы иными. Тогда еще не было социальных сетей, было меньше интерактивных видеоигр и намного меньше мобильных телефонов. Сегодня подростки проводят много времени, общаясь с друзьями в Интернете. К какой категории отнести это общение? Конечно, это социальное взаимодействие, но оно отличается от личного взаимодействия.

Многие более поздние исследования[41]41
  R. W. Larson and S. Verma, ‘How children and adolescents spend time across the world: work, play and developmental opportunities’, Psychological Bulletin, vol. 125, no. 6, 1999, pp. 701-36.


[Закрыть] обнаружили существенные культурные различия, например подростки из Японии, Южной Кореи и Индии проводили столько же времени с семьей, как и в детстве. Это подчеркивает, как важно учитывать влияние культуры, говоря о развитии подростков. Давление норм на подростков в разных странах различно: в одних подросткам разрешается вести себя определенным образом, а в других нет.

* * *

Дело не только в том, что подростки во многих западных странах желают проводить больше времени с друзьями, чем в младшем возрасте (и конечно, у них больше свободы, чем раньше, когда они были моложе). Особое значение имеет вес мнения сверстников в данный период жизни; для подростков мнение сверстников становится важнее, чем мнение членов семьи[42]42
  R. W. Larson, M. H. Richards, G. Moneta, G. Holmbeck and E. Duckett, ‘Changes in adolescents’ daily interactions with their families from ages 10 to 18: disengagement and transformation’. Developmental Psychology, vol. 32, no. 4, 1996, pp. 744-54, doi:10.1037/0012-1649.32.4.744.


[Закрыть].

Объяснение того, почему мнение сверстников становится более приоритетным, можно найти в исследовании, проведенном в конце 1980-х. В опросе на тему дружбы[43]43
  S. F. O’Brien and K. L. Bierman, ‘Conceptions and perceived influence of peer groups: interviews with preadolescents and adolescents’, Child Development, vol. 59, no. 5, 1988, pp. 1360-5.


[Закрыть] дети в возрасте 10–13 лет отвечали, что друзья составляют им компанию, обеспечивают мотивацию и поддержку, однако они не чувствовали, что принятие сверстников влияет на их самооценку – они были самодостаточны. Подростки же 13–17 лет отвечали, что оценка друзей влияет на их ощущение социальной и личной значимости.

По мере выхода из детства подростков начинает сильнее волновать, что о них думают друзья, и это влияет на их самооценку. Что же влияет на рост чувствительности к мнению и осуждению друзей? Для успешной жизни в будущем подросткам важно отделиться от родителей; но кроме этого по причинам, которые мы обсудим ниже в этой главе, им важно влиться в группу сверстников. Согласно нашей теории, мы с Кейт Миллс и Энн-Лиз Годдингс предположили, что подростки особенно озабочены страхом быть исключенными из группы сверстников[44]44
  Blakemore and Mills, ‘Is adolescence a sensitive period for socio-cultural processing?’.


[Закрыть]. В результате они становятся очень восприимчивы к тому, что о них думают друзья, чтобы учесть эту информацию при оценке самих себя и адаптироваться к нормам и правилам социальной группы, что увеличивает их шансы на принятие.

Несколько лет назад мы в сотрудничестве с Катрин Себастьян[45]45
  C. Sebastian et al., ‘Social brain development and the affective consequences of ostracism in adolescence’, Brain and Cognition, vol. 72, no. 1, 2010, pp. 134-45.


[Закрыть] провели исследование с целью изучить, насколько негативно сказывается на подростках социальная изоляция. Мы провели лабораторный эксперимент, в котором эффект социальной изоляции симулировался при помощи компьютерной игры под названием «Кибермяч». Она была разработана более двадцати лет назад Кипом Вильямсом из Университета Пердью в США[46]46
  K. D. Williams, ‘Social ostracism’, in R. M. Kowalski (ed.), Aversive interpersonal behaviors (New York: Plenum, 1997), pp. 133-70; K. D. Williams, ‘Ostracism’, Annual Review of Psychology, vol. 58, 2007, pp. 425-52.


[Закрыть]. Это онлайн-игра, в которой участники играют в мяч с двумя другими игроками, которых нет рядом, но они представлены рисованными иконками на экране. Когда начинается игра, один из двух «игроков» бросает испытуемому мяч. Испытуемый сам решает, кому вернуть мяч, кликнув на иконку этого игрока мышкой. Игрок с мячом либо возвращает мяч испытуемому, либо бросает его другому игроку. Это продолжается несколько минут.

Игра запрограммирована таким образом, что в определенных раундах, которые называются «принятием в игру», испытуемого включают в игру с мячом и пасуют ему мяч примерно треть всего времени. В раундах «исключение из игры» другие игроки в начале игры пасуют мяч испытуемому, а затем перестают это делать. До конца раунда «исключение из игры» двое других игроков пасуют мяч только друг другу, но не испытуемому.

Данная игра использовалась во многих различных экспериментах со взрослыми, и в результате было выявлено, что даже в короткой онлайн-игре после раундов «исключение» настроение испытуемого падает, а тревога возрастает. Нам не нравится, когда нас исключают, даже если речь идет о виртуальной игре в мяч с игроками, с которыми мы никогда не встретимся. Мы задались вопросом, каковы будут результаты игры в «Кибермяч» у подростков. Наша гипотеза заключалась в том, что их настроение и уровень тревоги будут более подвержены влиянию социальной изоляции, чем у взрослых.

Исследовались группы начала (11–13 лет) и середины подросткового возраста (14–16 лет), а также взрослые (22–47 лет). Испытуемым в нашей лондонской лаборатории сказали, что они играют в мяч с реальными людьми приблизительно их возраста, но это была всего лишь легенда. На самом деле мы сами запрограммировали игру таким образом, чтобы можно было с точностью контролировать происходящее; двое других игроков были виртуальными. Мы перепроверили, спросив волонтеров (поскольку это было важно для чистоты эксперимента): все они верили, что играют онлайн с реальными людьми.

В группе взрослых, после того как другие игроки исключили их из игры, настроение понизилось, а уровень тревоги повысился, как и в предшествующем исследовании Кипа Вильямса и его коллег. В группах начала и середины подросткового возраста изменения происходили по той же схеме, что и у взрослых. Однако по признанию младших и средних подростков, вследствие социальной изоляции уровень их настроения был существенно ниже, чем у взрослых. У подростков, находящихся в начале переходного возраста, после исключения из игры наблюдался более высокий уровень тревоги, чем у взрослых. Иными словами, подростки гиперчувствительны к социальной изоляции.

Данное исследование доказывает, что подростки особенно чувствительны к тому, насколько они вписываются в социальное окружение – в нашем случае к тому, включают ли их другие в игру. Такая же повышенная чувствительность наблюдалась и у подростков-грызунов. Если крысы подвергаются стрессу, включая социальный стресс (изоляция) в течение 20–30 дней, которые длится их «подростковый период», некоторые из последствий выражены сильнее и наблюдаются в течение более длительного времени, чем последствие стресса, полученного в другие жизненные периоды.

Например, помещение крыс в социальную изоляцию во время подросткового периода – когда они растут в одиночестве, не имея контактов с другими крысами, – повышает риск депрессии и связано с изменениями в префронтальной коре головного мозга во взрослом возрасте. Социальная изоляция воздействует на развитие мозга крыс в подростковый период больше, чем во взрослом возрасте[47]47
  M. P. Leussis and S. L. Andersen, ‘Is adolescence a sensitive period for depression? Behavioural and neuroanatomical findings from a social stress model’, Synapse, vol. 62, no. 1, 2008, pp. 22–30.


[Закрыть]. У самцов[48]48
  Большинство исследований на крысах проводились на самцах. Это объясняется тем, что гормональные изменения усложняют изучение самок животных. В результате не так много известно о мозге и поведении самок грызунов.


[Закрыть] крыс подросткового возраста, подверженных воздействию социальной нестабильности[49]49
  M. R. Green, B. Barnes and C. M. McCormick, ‘Social instability stress in adolescence increases anxiety and reduces social interactions in adulthood in male Long-Evans rats’, Developmental Psychobiology, vol. 55, no. 8, 2012, pp. 849-59.


[Закрыть] – каждый день их изолировали на час и подселяли нового соседа по клетке, – изменения проявлялись как в поведении, так и на гормональном уровне[50]50
  A. R. Burke, C. M. McCormick, S. M. Pellis and J. L. Lukkes, ‘Impact of adolescent social experiences on behavior and neural circuits implicated in mental illnesses’, Neuroscience and Biobehavioral Reviews, 2017, pii: S0149-7634(16)30050-1; doi: 10.1016/j. neubiorev.2017.01.018 (online publication ahead of print).


[Закрыть]. По сравнению с крысами, социальное окружение которых было стабильным в течение подросткового периода[51]51
  C. M. McCormick et al., ‘Deficits in male sexual behavior in adulthood after social instability stress in adolescence in rats’, Hormones and Behaviour, vol. 63, no. 1, 2013, pp. 5-12.


[Закрыть], они оказывались более тревожными и менее склонными к социальным взаимодействиям, достигая взрослости; кроме того, они демонстрировали ненормальное половое поведение. У крыс, подверженных социальной нестабильности, во взрослом возрасте наблюдался пониженный уровень тестостерона.

Данные этих исследований заставляют предположить, что для крыс (самцов) подверженность социальной изоляции и стрессовым социальным факторам в подростковый период имеет далеко идущие последствия в плане развития мозговых структур, гормонального уровня и поведения во взрослом возрасте. Можем ли мы наблюдать аналогичные последствия, изучая человека? Это весьма сложная исследовательская проблема, поскольку мы не можем намеренно поместить человеческих подростков в по-настоящему стрессовые социальные условия и отследить их реакции: ни один университетский комитет по этике этого не одобрит. Одно дело игра в «Кибермяч» и совсем другое – изолировать подростка на длительный период. Таким образом, вместо этого исследователи наблюдают за людьми, которые, как это ни печально, уже подверглись в ходе жизни жесткому воздействию социального стресса.

Результаты исследований показали, что в данных условиях, как и в случае с крысами, человеческие подростки во взрослой жизни страдают от последствий, отразившихся на их поведении. Подростки, растущие в крайне нестабильном социальном окружении[52]52
  T. Polihronakis, Information packet: mental health care issues of children and youth in foster care (New York: National Resource Center for Family-Centered Practice and Permanency Planning, 2008), http://www.hunter.cuny.edu/socwork/nrcfcpp/downloads/information_packets/Mental_Health.pdf.


[Закрыть] – например, сменяющие дома опекунов и детские дома и, возможно, сталкивающиеся с бытовым насилием и нестабильностью, – имеют тенденцию к худшему физическому и психологическому здоровью, чем те, чей социальный мир оставался относительно упорядоченным и стабильным. Последствия социальной нестабильности в подростковом возрасте – как у крыс, так и у людей – могут быть настолько вредоносными, что поведение и механизмы воздействия на окружающих, направленные на достижение принятия сверстниками, можно считать адаптивными. Иными словами, возможно, эволюционное преимущество заключается в том, чтобы в подростковом возрасте всеми силами стараться быть принятыми группой сверстников, дабы избежать социальной изоляции.

Это подводит меня к идее, как именно страх социального исключения влияет на многие принимаемые подростками решения. Один из вопросов, который частенько задают мне родители и учителя: «Почему разумные, образованные молодые люди, знающие о вреде для здоровья, скажем, сигарет, тем не менее начинают курить?» Некоторые сводят это к недопониманию истинного риска или к иллюзии собственной неуязвимости, но ни тому ни другому нет каких бы то ни было доказательств. Когда подростков просят в лабораторных условиях оценить негативные последствия рискованного поведения, они склонны иногда даже переоценивать риски[53]53
  V. Reyna and F. Farley, ‘Risk and rationality in adolescent decision making’, Psychological Science in the Public Interest, vol. 7, no. 1, 2006, pp. 1-44; D. Romer, V. F. Reyna and T. D. Satterthwaite, ‘Beyond stereotypes of adolescent risk taking: placing the adolescent brain in developmental context’, Developmental Cognitive Neuroscience, vol. 27, 2017, pp. 19–34.


[Закрыть]. Кроме того, нет свидетельств того, что подростки чувствуют себя неуязвимыми и не подверженными риску.

Чтобы понять, почему подростки рискуют, следует обратить внимание на контекст, в котором это происходит. Подростки с большей вероятностью, чем дети или взрослые, принимают рискованные решения, как говорится, сгоряча[54]54
  S.-J. Blakemore and T. W. Robbins, ‘Decision-making in the adolescent brain’, Nature Neuroscience, vol. 15, no. 9, 2012, pp. 1184-91.


[Закрыть], когда они с друзьями или когда эмоции зашкаливают.

* * *

Как-то летом я возвращалась на машине с семейного ужина из дома родителей в Оксфорде. Путь до моего дома – это тихие неасфальтированные проселочные дороги. Было около часа ночи, и я заметила, что по обочине идет девушка. Было темно, а следующая деревня находилась в нескольких километрах. Я остановилась и спросила, подвезти ли ее. Она приняла мое предложение и по дороге к дому ее родителей рассказала, что была на вечеринке в пабе в нескольких километрах отсюда. Она могла бы уйти с вечеринки вовремя, чтобы успеть на последний автобус до дома, но ей было так весело с друзьями, что она решила остаться, – классический пример решения, принятого сгоряча! Денег на такси у нее не было, ночные автобусы не ходили, а у телефона закончился заряд батареи, так что она не могла никому позвонить. Поэтому решила пройти среди ночи тринадцать километров до дома пешком.

При ясном свете дня легко судить других, но и я принимала похожие решения в ее годы (моей пассажирке было 18–19 лет). Проводя выходные во Франции, мы с друзьями-подростками постоянно ездили автостопом, днем и ночью, не задумываясь о возможных опасностях. Сейчас мне бы подобное и в голову не пришло.

Возможно, став взрослой, я начала, напротив, слишком избегать риска. Риск – это не обязательно плохо: таким образом можно получить новый опыт, узнать что-то, развить в себе определенные качества, повеселиться, в конце концов. Для развития и для самой жизни иногда необходимо рискнуть. Риск может быть полезен и в процессе обучения. Поднять руку, угадать ответ к тесту, выступить с докладом, участвовать в дискуссии – все это включает в себя элемент риска, и результатом могут стать новые знания и повышение уверенности в себе. Некоторые рискованные занятия, например остаться вечером в пабе с друзьями и пропустить последний автобус домой, как сделала моя пассажирка, могут принести принятие группой сверстников. Моя пассажирка провела больше времени с друзьями и добралась домой в безопасности – риск оказался оправдан.

Чтобы продемонстрировать, как социальные факторы влияют на принятие рискованных решений, мы с Кейт Миллс и Энн-Лиз Годдингс предложили «модель качелей»[55]55
  K. L. Mills, A.-L. Goddings and S.-J. Blakemore, ‘Drama in the teenage brain’, Frontiers for Young Minds, vol. 2, no. 16, 2014, pp. 1–5.


[Закрыть]. Каждый раз, принимая решение, мы взвешиваем потенциальные хорошие и плохие варианты. Например, есть явные причины не пользоваться мобильным телефоном за рулем: это противозаконно и может стать причиной аварии. Тем не менее некоторое количество социальных факторов с большей или меньшей долей вероятности может заставить нас воспользоваться телефоном, несмотря на то что мы знаем о негативных последствиях. Что подумали бы другие люди в машине или на улице по поводу того, что мы говорим по телефону? Но что, если у нас есть веские причины? Возможно, нам нужно предупредить, что мы опаздываем или поделиться захватывающими новостями. На подростков социальный фактор при принятии решений воздействует сильнее, чем на представителей других возрастных групп.

Каждый день мы принимаем мелкие, а иногда крупные решения; некоторые из них сопряжены с риском, а некоторые нет. При этом следует взвесить все «за» и «против». Другой пример помимо использования телефона за рулем – езда на высокой скорости. Представьте себе, что вы на работе и хотите успеть на ужин с семьей, но опаздываете. Превысите ли вы скорость, чтобы успеть домой вовремя? На принятие решения влияет несколько факторов: потенциальные преимущества езды на высокой скорости, такие как удовлетворение от того, что вы попадете домой в запланированное время, и ощущение удовольствия от процесса (некоторые любят быструю езду), а также потенциальные неудобства, такие как угроза попасть в аварию (вред для здоровья) или получить штраф (незаконность).

«Модель качелей» для принятия решений. Ясно, что разговаривать по телефону за рулем плохая идея. Однако некоторые люди принимают решение взять трубку из-за социального давления, предписывающего отвечать на звонки

Кроме этих «за» и «против» есть еще одна важная составляющая процесса принятия решения – социальный фактор. Членам вашей семьи будет приятно увидеть вас за ужином, а если вы опоздаете, это вызовет у них раздражение. Но что подумают ваши друзья, если вас остановят за превышение скорости? И перед коллегами может быть стыдно. А что, если в машине с вами двое друзей и они подначивают вас жать на газ? Возможно, вы захотите их впечатлить?

Естественно, окружающие влияют не только на подростков, но и на всех нас. В группе люди ведут себя иначе, чем в одиночестве. Социальная психология обратилась к изучению групп потому, что исследователи заинтересовались вопросом, почему воспитанные взрослые иногда ведут себя совершенно иначе, чем обычно, в толпе на футбольном матче (стереотип поведения футбольного болельщика). На исследование данного явления ушли десятилетия. Речь не только о футбольных фанатах, многие из нас иначе ведут себя в толпе, особенно когда включаются эмоции, вероятно, потому что мы чувствуем меньшую степень личной ответственности за собственное поведение, когда многие ведут себя точно так же[56]56
  Charles McKay, Extraordinary popular delusions and the madness of crowds (London: Richard Bentley, 1841).


[Закрыть].

Кроме того, люди по-разному выполняют задачи, требующие применения умственных способностей, когда за ними кто-то наблюдает и когда на них никто не смотрит. Это называется эффектом аудитории. Присутствие аудитории усложняет выполнение и без того сложных заданий, и люди справляются с ними хуже, чем если бы они были одни. Представьте, что вы паркуетесь задним ходом, пока кто-то в соседней машине ждет, когда вы освободите дорогу. Часто люди в данной ситуации чувствуют себя под большим давлением, хотя без посторонних глаз эта задача не казалась бы им столь сложной. Напротив, люди лучше справляются с простыми или доведенными до автоматизма задачами, когда на них смотрят, чем в одиночестве. В обоих случаях это может быть связано с повышенным уровнем стресса, который представляет собой присутствие аудитории: небольшой уровень стресса увеличивает производительность в работе над простыми заданиями, но двойной стресс при выполнении сложного задания в присутствии наблюдателя мешает его выполнению.

На каждого из нас влияют другие люди. Однако я утверждаю, что подростки особенно подвержены влиянию социальных факторов. С точки зрения «модели качелей» в процессе принятия решений социальный фактор для них является более весомым; процесс поиска решений больше управляется их потребностью в принятии сверстниками и желанием избежать социальной изоляции. Это значит, что в одних и тех же ситуациях они могут рискнуть, когда они с друзьями, и не станут рисковать в одиночку.

* * *

Возьмем, например, эксперименты с наркотиками. Представьте себе пятнадцатилетнюю девочку, которая хорошо учится в школе, у нее близкие отношения с семьей, одноклассники ее любят. Однажды субботним вечером она встречается в городе с группой друзей. Они все приняли экстази и предлагают ей. Она знает, что это опасно. Кроме того, она боится, что ее поймают и у нее будут неприятности, но, несмотря на все это, берет таблетку.

Даже если подростки осознают риск для здоровья от экспериментов с наркотиками, им нужно принимать во внимание и социальные риски: отказ от наркотиков, когда все друзья их принимают, то есть риск быть исключенным из социальной группы, потенциально может восприниматься как более высокий, чем риск от употребления наркотика[57]57
  S.-J. Blakemore, ‘Avoiding social risk in adolescence’, Current Directions in Psychological Science, in press.


[Закрыть]. Подростки могут быть особенно подвержены данному виду социального давления, потому что для них во всей остроте стоит проблема: как не оказаться изгоем.

Влияние сверстников не всегда приводит к рискованному поведению. На самом деле в некоторых ситуациях желание избежать отвержения сверстниками может привести подростка к тому, чтобы избегать риска. Учителя, с которыми я беседую, часто сетуют по поводу того, что умные и начитанные ученики не рискуют в классе. Та же самая девочка-подросток, которая принимает наркотик от друзей, не поднимет руку на уроке, чтобы ответить на вопрос, из-за страха выглядеть глупой (или слишком умной!) перед друзьями. В этом плане социальное давление может приводить к избеганию риска так же, как и к его принятию.

Важным, хотя и очевидным, предостережением является то, что в подростковом поведении наблюдаются выраженные индивидуальные черты. Многие подростки практически совсем не рискуют и не беспокоятся о том, что о них думают сверстники. О причинах этих индивидуальных различий и об их последствиях известно немного. Полезно ли подвергаться влиянию сверстников, чтобы вписаться в компанию? Делает ли это человека более успешным во взрослой жизни – в социальном плане, в профессиональном?

Есть некоторые интересные исследования, заставляющие предположить, что рискованное поведение в подростковом возрасте может коррелировать с определенной успешностью во взрослом возрасте. Одно из исследований, начавшихся в 1965 году, включало в себя оценку 1000 шведских детей в возрасте десяти лет, наблюдение продолжалось в течение тридцати лет. Те мужчины (но не женщины), кто в раннем возрасте нарушал правила, например поздно гулял без разрешения, списывал на экзамене, употреблял алкоголь или совершал мелкие кражи в магазине, впоследствии, во взрослом возрасте, осуществили карьеру предпринимателя[58]58
  M. Obschonka, H. Andersson, R. K. Silbereisen and M. Sverke, ‘Rule-breaking, crime, and entrepreneurship: a replication and extension study with 37-year longitudinal data’, Journal of Vocational Behaviour, vol. 83, no. 3, 2013, pp. 386-96.


[Закрыть]. Таким образом, возможно, у рискованного подросткового поведения есть свои адаптивные преимущества.

Несколько лет назад мы совместно с Лизой Кнолл, старшей научной сотрудницей моей лаборатории, разработали эксперимент для изучения социального влияния на восприятие риска[59]59
  L. Knoll et al., ‘Social influence on risk perception during adolescence’, Psychological Science, vol. 26, no. 5, 2015, pp. 583-92.


[Закрыть]. Мы получили разрешение провести его в лондонском Музее науки, где в комнате, примыкающей к одному из залов, были установлены три ноутбука. Лиза и ее команда, состоящая из нескольких студентов и практикантов, разбили лагерь в музее и в течение более чем трех недель проводили опрос добровольцев. За это время мы успели протестировать с помощью разработанного нами компьютерного задания более 660 посетителей в возрасте от 8 до 59 лет. Впечатляющее количество!

Суть задания состояла в том, что испытуемому демонстрировали несколько рискованных сюжетов, таких как переход улицы на красный свет, езда на велосипеде без шлема или прогулка по темному переулку. Участников просили оценить уровень риска в каждом из сюжетов. Для задания были отобраны сюжеты с малым и средним уровнем риска – критическим фактором является то, что оценка уровня риска очень субъективна: разные люди воспринимают одни и те же ситуации как рискованные в различной степени. Это было чрезвычайно важно, поскольку нас интересовало, изменится ли восприятие людьми риска, если сказать им, насколько рискованней другие люди находят ту или иную ситуацию: то есть нас интересовало влияние социального фактора на субъективное восприятие риска.

По итогам исследования мы сделали три важных вывода. Во-первых, восприятие риска, отраженное в первой оценке, различалось у разных возрастных групп. Дети в возрасте 8– 11 лет оценивали ситуацию как более рискованную, чем другие возрастные группы. Интересно, что не было доказательств того, что представители начала (12–14 лет) или середины (15–18 лет) подросткового возраста воспринимали ситуацию как менее рискованную, чем взрослые. Это свидетельствует о том, что подростки осознают риск и заставляет предположить, что они не считают себя неуязвимыми.

Вторым выводом было то, что во всех возрастных группах подтвердилось воздействие социального фактора. Он имел наибольшее влияние на детей и наименьшее на взрослых старше 26 лет. Но даже эта старшая группа изменила свою оценку риска таким образом, чтобы она больше совпадала с оценкой других людей. Это достоверно свидетельствует о том, что на нас влияет мнение других людей.

Третий вывод был для нас наиболее интересным. В эксперименте участникам сказали, что все оценки риска, данные другими людьми, были сделаны либо взрослыми, принимавшими участие в исследовании, либо подростками (что на самом деле было лишь легендой). Таким образом, мы могли увидеть, насколько влияет на участников мнение взрослых или подростков. Как показано на приведенном ниже графике, на детей (8-11 лет) и взрослых (19–59 лет) больше влияло мнение взрослых относительно риска, тогда как на представителей начала подросткового возраста (12–14 лет) больше влияло мнение подростков. На группу находящихся в середине подросткового возраста (15–18 лет) мнение взрослых и подростков относительно риска влияло приблизительно одинаково (небольшое расхождение, показанное на графике, не являлось статистически значимым), что заставляет предположить, что это переходная стадия в развитии.

Влияние социального фактора на восприятие риска

Недавно нам удалось воспроизвести это явление в совершенно новом исследовании, включавшем в себя разнородную выборку из 590 испытуемых от 8 до 59 лет[60]60
  L. J. Knoll, J. T. Leung, L. Foulkes and S.-J. Blakemore, ‘Age-related differences in social influence on risk perception depend on the direction of influence’, Journal of Adolescence, vol. 60, 2017, pp. 53–63.


[Закрыть]. В науке крайне важно, чтобы исследуемое явление поддавалось воспроизведению. Результаты обоих исследований говорят в поддержку того, что начало подросткового возраста является поворотной фазой, в ходе которой авторитеты и опыт старших ставятся под сомнение, а мнение других подростков ценится выше, чем мнение взрослых. Кроме того, они заставляют предположить, что направленная на молодых социальная реклама, вместо того чтобы фокусироваться на риске таких опасных занятий, как курение, чрезмерное употребление алкоголя и эксперименты с наркотиками, должна обратить внимание на социальные нормы и влияние сверстников. Для подростков очень важно, что думают о них друзья и ровесники.