Текст книги "Поцелуй сумрака"

9

Я долго бродила по ярмарке в одиночестве. Скорее рак на горе свистнет, чем я пойду на бейсбол. В конце концов я решила вернуться на конкурс консервированных продуктов и поискать Хэтти. По дороге мне попался небольшой шатер, внутри которого проходила выставка мелких животных. Раздвинув полы, я прошла в теплое пыльное помещение.

Меня поприветствовали ряды проволочных клеток. Мимо нескончаемой очередью проходили люди, останавливаясь полюбоваться кроликами с лоснящейся шерсткой и курами с блестящими перьями. Гуси возмущенно галдели, явно недовольные, что судья заставлял их расхаживать по выставочной арене. Я приподняла подол юбки, чтобы не запачкаться, и пошла вперед, бормоча извинения направо и налево. В шатре царил хаос из звуков, запахов и суетливых людей. В моем нынешнем состоянии позора и замешательства все это было как-то слишком.

Я почти вышла из шатра, как вдруг услышала голос Лайлы в толпе:

– Взгляните, мисс Мэйв.

Я резко остановилась, отошла назад и увидела свою сестру, идущую рука об руку с красивой учительницей. Волосы Лайлы были заплетены в замысловатую косу, сиявшую медью за ее спиной. На ней было кружевное платье цвета весенних листьев, и каким-то чудом ее широкий белый воротник до сих пор оставался незамаранным. Мисс Мэйв нагнулась, чтобы понаблюдать за пушистым ягненком. Зверек поднял круглый нос, и Лайла почесала его за ушками.

Они так мило смотрелись. Светловолосая женщина, ягненок, счастливая девочка, наслаждающаяся первой поездкой на ярмарку. Мою грудь пронзила ревность, за которой последовало горькое чувство вины.

Я должна радоваться, что Лайла так счастлива. Новая тревога, что, возможно, я слишком эгоистична, раз хочу забрать сестру обратно в Нью-Йорк, бередила мою душу, как ноготь рану.

Я скрылась в толпе, так как не была готова взглянуть правде в лицо – что, быть может, отныне я лишняя в новой жизни сестры.

После нескольких минут беспокойных блужданий я заметила крупный силуэт Большого Тома, пробирающегося через группу людей.

– Я искал тебя, – сказал он, подойдя ближе. Тут я увидела Абеля за его спиной. Большой Том поддел большими пальцами подтяжки комбинезона. – Мы с Хэтти планируем возвращаться на ферму. Вы с Абелем поедете впереди. Вас, ребятишки, ждет работа в сарае.

Кроткая, как овечка, я кивнула и пошла за Абелем из шатра. Он не сбавил шаг, так что пришлось ускориться, чтобы пойти с ним бок о бок. Украдкой косясь на его профиль, я пыталась понять, насколько он зол.

– Наша корова плохо себя чувствует, – сказал Абель ничего не выражающим тоном. Мы срезали путь через главную тропу и подошли к Мерлину, привязанному к дереву. – Большой Том думает, что у нее пневмония. Придется кормить теленка из бутылочки, пока ей не станет лучше. – Он запрыгнул на коня, устроившись за седлом, и протянул мне руку. – Давай, лучше поспешить.

Я вспыхнула, осознав, в какой тесной обстановке пройдет дорога домой. Абель заметил мое смущение и ухмыльнулся.

– Что бы ты обо мне ни думала, я обещаю вести себя подобающе. А вот за Мерлина не ручаюсь.

Будто сговорившись с ним, конь повернул вытянутую морду и уткнулся мне в рукав. Я поставила ногу в стремя и взяла Абеля за предплечье. Его мышцы напряглись, и уже в следующую секунду я очутилась на широкой спине Мерлина. Я повернулась боком, и моя юбка укрыла лошадь.

Дыхание Абеля неожиданно обдало теплом мою шею. Мне стоило бы извиниться, но я не могла мыслить трезво в такой близости к нему. Абель похлопал Мерлина, и мы двинулись к ферме.

К нашему возвращению солнце уже село за горизонт. Я принесла ведро воды, и Абель развел в ней сухое молоко.

– Наверное, пойду переоденусь, – сказал он. – Хэтти не любит отмывать телячьи слюни от моего церковного костюма.

Абель забрался по шаткой лестнице на чердак и оставил меня наедине с теленком.

Я заглянула через калитку по пояс в стойло.

– Он ведет себя так, будто на ярмарке ничего не произошло, – сказала я маленькому бычку, смотревшему на меня серьезными черными глазами. Он тихо чихнул, похлопал огромными ушами и облизнул левую ноздрю.

Я подняла взгляд к квадратному отверстию в потолке. С чердака Абеля падал мягкий свет фонаря и разгонял мрак на первом этаже сарая. Нужно разобраться с ним раз и навсегда.

– Можно подняться? – крикнула я.

– Ага. Я всегда рад компании симпатичных дам, – он ненадолго замолчал. – Ну или так мне говорили.

Симпатичных? Я с трудом сглотнула, легонько стукнулась головой о лестницу и поднялась наверх.

Спальня Абеля, если ее можно так назвать, оказалась небольшой открытой комнаткой, устланной сеном. Кровать заменяли стеганые одеяла и перьевая подушка на груде соломы. Ни умывальника, ни комода. Его скудный гардероб висел на гвоздях, произвольно вбитых в стены. В качестве импровизированной прикроватной тумбочки ему служил полуметровый пенек, фонарик на нем слепил глаза.

Привыкнув к яркому освещению, я сразу же обратила внимание на дальнюю часть помещения – там весь этот уютный беспорядок заканчивался. У грубо обтесанной дощатой стены стоял прочный, скрупулезно собранный книжный шкаф. Книг было на удивление много, все аккуратно выстроены, корешки прямые, как спины солдат. На верху шкафа, в деревянной рамке, был школьный диплом Абеля.

Абель завязывал шнурки рабочих ботинок, но остановился на середине процесса. Я замерла в неловком молчании. Абель встал и театрально обвел рукой комнату.

– Мисс Прюитт, добро пожаловать в мое логово беззакония.

Из моего горла вырвался смешок, что застало врасплох даже меня. Но его ответной улыбки было достаточно, чтобы развязать мне язык.

– Прости, что сделала поспешные выводы и сунула нос не в свое дело, – слова полились из меня потоком, словно дамбу прорвало. – Папа говорил, когда я попаду на небеса, Бог наконец сможет отдохнуть, потому что Ему будет кому передать бразды правления миром.

Я набрала побольше воздуха и затаила дыхание, ожидая его ответа. В стропилах на потолке заворковала плачущая горлица.

– С твоей стороны было благородно попросить прощения, – он взглянул на меня и провел рукой по взъерошенным волосам. – И я его принимаю. Ты думала, что защищаешь человека, который нуждался в этом. Я могу это понять.

Я шумно выдохнула. С извинениями покончено, и теперь, стоя в такой близости, в его личных покоях, я засмущалась. Нужно сказать что-то на отстраненную тему, и побыстрее.

– У тебя много книг, – выпалила я.

– Их, как и друзей, много не бывает. Я с радостью одолжу тебе парочку. Все, что от тебя требуется, это подписать кровью клятву, что ты вернешь их в целости и сохранности.

– Я предпочитаю нехудожественную литературу, – я показала на сборник стихов Эдвина Арлингтона Робинса. – И раз уж я пришла исповедоваться, меня никогда особо не интересовала поэзия.

Абель схватился за сердце. Его пальцы усеивали веснушки, едва заметные в свете фонаря.

– Некоторую правду лучше не произносить вслух, мисс Верити.

Я улыбнулась.

– Порой я слишком откровенна.

– Сомневаюсь. Как по мне, здорово встретить девушку, которая говорит то, что думает.

Воздух завибрировал от пронзительного ора с нижнего этажа.

– Похоже, терпение нашего маленького приятеля на исходе, – я закатала отделанные кружевом рукава белого платья до локтей. – Ну что, приступим?

Абель окинул меня взглядом и потянулся за хлопковой рубашкой, висевшей на гвозде неподалеку.

– Надень ее сверху.

Я просунула руки в рукава и подкатала их до запястий. Абель кивнул и ловко спустился по лестнице. Прихватив фонарик, я последовала за ним.

Когда я приземлилась на грязный пол, теленок неуклюже пытался встать на ноги и все так же возмущенно кричал. Я прижала ладонь к широкой, плоской части между его глаз, и он прильнул ко мне, как щенок, который хочет поиграть.

– Раз уж он к тебе привязался, думаю, эта честь должна достаться тебе, – Абель вручил мне бутылочку.

Я нагнулась и протянула ее теленку. Он скептически понюхал резиновую насадку и отвернулся. Я попыталась еще раз, но результат был тот же.

– Он же голоден! Почему не ест? – требовательно спросила я. – Совсем как Лайла. Она тоже не знает, что для нее хорошо.

– Лайла – твоя младшая сестра? – поинтересовался Абель, садясь на подставку для седла.

Я кивнула, перекатывая гладкую стеклянную бутылочку между ладонями.

– Да.

На поверхность всплыло воспоминание: в дверь нашей обшарпанной квартиры раздался стук. Лайла встревоженно оторвала взгляд от книги, а я поприветствовала опрятную соцработницу. «Вашего отца забрали в психиатрическую лечебницу», – сказала женщина сухим тоном и бесстрастно изложила, как нашего папу задержали, пока он размахивал ножом на людной улице, кричал и отбивался от невидимых противников. «Я пришла, чтобы забрать вас в приют Детского благотворительного общества. Теперь все будет хорошо».

В глубине души я удивлялась, что мы так долго избегали внимания государства. Но помешательство отца проходило постепенно, периоды галлюцинаций – урывками. Он даже продолжал заниматься медицинской практикой, хоть и намного меньше, чем раньше. Но затем, три года назад, мрачные дни перевесили те, когда он был рационален. До меня дошли слухи, выставлявшие его публичные вспышки бреда как действия человека, который слишком пристрастился к алкоголю. Некоторые шептались, прикрывая рты ладонями в перчатках, что доктор Прюитт принимал слишком много новейшего лекарства фармацевтической компании «Байер». Это неправда, но люди отказывались верить, что столь блестящий ум разрушился сам по себе, без внешнего вмешательства.

– Лайла единственная, кто у меня остался, – сказала я, силком возвращаясь в реальность. Вероятно, Абель понял мои слова так, будто она моя единственная живая родственница. Временами, потеряв отца, которого я знала в детстве, я почти верила, что это так. – Я даже представить себе не могла, что нас заберут в разные дома.

– Как по мне, разлучать семьи неправильно, – кивнул Абель.

Любопытство и голод теленка наконец взяли верх над страхом перед неизвестным. Он подошел ко мне, виляя тонким хвостом.

– Согласна. Но моего мнения никто не спрашивал.

Я снова протянула теленку бутылочку, но он задрал свой бархатистый розовый нос.

– Знаешь, есть одна хитрость… – начал Абель.

– И почему ты не удосужился сказать о ней сразу?

– Ты бы все равно сначала сделала по-своему, – он игриво ткнул мою пятку носком тяжелого рабочего ботинка. Затем добавил с вызовом: – И скажи, что это не так.

– Показывай уже свой волшебный фокус, – проворчала я, скрывая улыбку.

– Нужно оседлать его. Зажми шею между коленями, чтобы он не двигался.

Теленок боднул мое колено головой.

– Если ты пытаешься выставить меня идиоткой, то сильно об этом пожалеешь, Абель Этчли. – Я поймала шею зверька между колен. Тот вырывался, задирая юбку. На моих щеках проступил румянец. – Отвернись, пожалуйста.

– Как для девушки, которая пять минут назад заявилась ко мне в спальню, ты слишком беспокоишься о приличиях.

Теленок взбрыкнул и чуть не повалил меня на пол.

– Хватит зубы скалить, помоги!

Абель подошел, забрал у меня бутылочку и бесцеремонно засунул ее в рот теленку. Раздался сдавленный звук, затем бульканье.

– Ты что, утопил его?

– Просто смотри, – ответил Абель. Теленок сглотнул, удивленно похлопал длинными черными ресницами и сделал еще глоток молока. Довольно дернув ушами, принялся пить с упоением.

Продолжая зажимать теленка между коленями, я забрала бутылочку и наблюдала, как он заканчивает свою трапезу.

– Нужно дать ему имя.

– Есть предложения? – поинтересовался Абель, прислоняясь к двери стойла.

Я погладила рыжие пятнышки на белом лбу теленка.

– Он напоминает мне веснушчатого мальчика из приюта. По-моему, его звали Эдгард.

Абель подпер рукой подбородок.

– У меня это имя всегда ассоциировалось с воинскими формированиями… авангард, арьергард. Эдгард.

Я рассмеялась.

– У тебя необычный ход мышления.

Он пожал плечами.

– Приму это за комплимент.

Новонареченный Эдгард втянул воздух из пустой бутылочки.

– Пока все, – сказала я и, подняв взгляд, обнаружила Абеля сидящим на калитке в стойло. Он протянул руку, и я забралась к нему.

Мы балансировали на узком краю и наблюдали за бычком, пока тот недовольно таранил головой стену.

– Видимо, не зря упрямых людей называют твердолобыми, – сказала я. Эдгард громко и обиженно замычал. – Лайле бы он понравился. Пожалуй, они родственные души. – Слова непреднамеренно срывались с моих уст в теплый ночной воздух. – Когда наша мама умерла, из старшей сестры я превратилась в родителя. Я до сих пор переживаю за нее, даже если на то нет причин.

Абель медленно кивнул, глядя через двустворчатые двери на темное пастбище. Поля укрывали тени.

– Знакомое чувство, вот только у меня полно причин переживать за сестру. Я даже не представляю, что будет с Кларой или ее ребенком.

Я быстро опустила взгляд с его красивого усталого лица и заметила, что наши руки очень близко держатся за грубое дерево.

– Ты сделаешь для Клары все, что сможешь. Как и я для Лайлы. А затем мы придумаем, как сделать еще больше. Потому что они семья.

Внезапно меня охватило сильное желание накрыть его ладонь своей. Я прогнала его, как могла. Теперь ясно, что у Абеля нет романтических отношений, но не ответит ли он взаимностью Делле?

Луну затмило мятущееся облако.

– Уже поздно, – сказала я и вдруг поняла, что не хочу уходить из сарая. – Утро здесь наступает рано. Нужно идти спать.

– Кажется, я знаю, что тебе необходимо перед сном, – заявил Абель и с легкостью скользнул на землю. Я спрыгнула, а он забрался по лестнице на чердак. Спустя минуту вернулся с книгой в руке. – Так, не спеши воротить нос от фантастики. Иногда полезно побыть какое-то время в другом месте. Даже если оно существует только в твоей голове.

– Моя сестра того же мнения. Вы бы отлично поладили, – вздохнув, я забрала у него книгу. – Ладно, полагаю, хуже от этого не будет.

Я возвращалась к ферме под ярким сиянием луны. Лесные деревья в другой части поля стояли как темные, далекие стражи.

Все лампы в доме уже погасили. Я сняла ботинки и на цыпочках прокралась по лестнице, чтобы не разбудить Везерингтонов. Из спальни донесся громоподобный храп Большого Тома, напоминая похрюкивание спящих свиней, но, как ни странно, он вызвал во мне теплые чувства.

Я остановилась у двери в комнату и морально приготовилась к чердачной духоте. Такое впечатление, будто эти знойные дни никогда по-настоящему не заканчивались, а скорее перетекали в не менее удушающие ночи. Здесь время шло медленно. Казалось, будто с моей встречи с Лайлой и ее новым опекуном уже прошли годы.

Я переоделась в сорочку, зажгла свечу и, опустившись на твердый стул, открыла книгу Абеля. Это был зачитанный сборник «Старых деревенских сказок». Я пролистнула позолоченные страницы, улыбаясь, когда видела сказки, которые родители читали мне в детстве.

А затем нашла новую. Подняв книгу ближе к свечке, я изучила иллюстрацию ведьмы, стоявшей у домика с красной крышей. Избушки на курьих ножках. Под рисунком была надпись: «Баба-яга скрывается в лесу и охотится на доверчивых детей».

Баба-яга противно мне улыбалась, лохматые белые волосы под косынкой стояли дыбом, крючковатые руки тянулись вперед. Приоткрытые морщинистые губы обнажали железные зубы, которыми она вгрызалась в детей, заблудившихся в лесу. По спине пробежали мурашки. В голову пришел непрошеный образ: девочка бьется в панике, зажатая в тисках кривых рук с потрескавшимися окровавленными ногтями.

Я захлопнула книгу и попыталась забыть жуткую сказку. Но тут на плечи закралось холодящее душу чувство.

Меня охватила уверенность – так же внезапно, как в лесу.

В комнате был кто-то еще.

10

– Абель? – позвала я, настороженно замерев на стуле.

Ответа не последовало.

– Хэтти, это вы?

Все мышцы моего тела напряглись. Я обвела взглядом пустую комнату. В углу, напротив двери к лестнице, стояла аккуратно заправленная кровать. Рядом – небольшой плотно закрытый шкаф.

С колотящимся сердцем я взяла со стола подсвечник и встала. Скользнула босыми ногами по грязному полу к шкафу. Дрожащими пальцами потянулась к ручке. Собравшись с духом, распахнула дверцу.

Внутри ничего не было, кроме парочки платьев, которые легонько покачивались, и рабочих сапог. Пропитанная потом соломенная шляпа, в которой я ходила на поле, висела на гвозде с печальным и вялым видом.

Я опустила свечку и вздохнула.

Сзади раздался едва уловимый шорох ткани: будто кто-то отодвинул занавески.

Я быстро развернулась к незваному гостю. Свечка мигнула и погасла, лишь сияние луны освещало силуэт мужчины, лезущего в окно.

Тело требовало бежать отсюда со всех ног. Но я проглотила отдающий горечью страх и кинулась вперед, замахнувшись подсвечником ему в затылок.

На моем запястье сомкнулась мозолистая рука. Я испуганно вскрикнула, но мужчина уже перелез через подоконник. Он крепко зажал мне рот ладонью. Дернувшись назад, я высвободилась из его хватки и набрала побольше воздуха, чтобы позвать на помощь.

Крик застрял в моем горле, как только я услышала знакомый голос:

– Тихо, Вери.

Подсвечник выпал из моих пальцев и медленно покатился дугой по полу.

– Папа?

Я изумленно уставилась на него; меня будто окатили ледяной водой. Сердце пропустило удар, затем прерывисто забилось. Он протянул руки для объятий, и я растерянно прижалась к нему, уткнувшись лицом в грубую куртку.

– Слава Богу, ты цела, – пробормотал отец в мои волосы.

– Как ты сюда попал? Врачи отпустили тебя?

В душе боязливо зародилась надежда. Быть может, ему стало лучше. Быть может, в лечебнице свершилось чудо, и его вылечили благодаря идеальному сочетанию правильных лекарств и методов лечения. Я всмотрелась в его блестящие глаза и взмолилась, чтобы это было правдой.

– Не оставляй окна открытыми. Я сделал все возможное, но не обещаю, что моих оберегов хватит, – он отошел и потер рукой изможденное лицо. – Зло рядом. – Его взгляд стрельнул к окну. – Оно подкрадывается все ближе и ближе.

Моя хрупкая надежда истаяла. Все те же старые иллюзии о злых, неестественных угрозах. Отец так же болен, как прежде.

Я подняла свечку с пола и поискала в ящике стола спички. В голове роилась куча вопросов.

– Это ты оставил цветы на крыльце Везерингтонов?

Хэтти не поверила, что их разбросал Большой Том, но ей ни за что не угадать истинную личность нашего загадочного благодетеля.

Отец кивнул, и на его глаза упали грязные пряди.

– Они сработали? Зло тебя не коснулось?

– Я в порядке. Ничего плохого не происходило.

– В конце концов мне придется отнести обереги к дому Лайлы, где бы она теперь ни жила. Но сперва я исчезну на какое-то время. Я не хочу уходить, Верити, но мне нужно сбить их со следа. Если я продолжу бежать, то запутаю их.

Я проигнорировала знакомую параноидальную речь. Не было никаких «их» – преследователей, которые якобы хотели навредить отцу. Ни в этом мире, ни в каком-либо другом.

– Как ты сюда попал, папа?

В лечебницу его поместили против воли. Если он ушел оттуда без разрешения, то теперь считается беглецом.

– Сиделка сказала, что моих девочек отвезли в новый дом в городок Уилер. Как только меня оставили одного, я ускользнул и отправился на ваши поиски, – папа облизнул губы. – Верити, я знаю, что здесь живет юноша. Я видел, как вы заходили в сарай. Не дай ему сбить тебя с пути праведного. Разделишь с ним ложе, и это повлечет за собой катастрофу. – Он пристально посмотрел на меня. Его черные зрачки расширились до такой степени, что оставили лишь тоненькую цветную окаемку. – Плата за грех – смерть.

Моя шея яростно покраснела.

– Папа, тебе не о чем беспокоиться.

Он начал расхаживать из стороны в сторону, как зверь в клетке.

– Сначала ты игнорировала мои предупреждения о невидимом зле, а теперь и о мальчишке?

– Я тебя не игнорирую, – возразила я успокаивающим тоном. Не дай Бог он разбудит своими криками Большого Тома и Хэтти. Нельзя представлять его Везерингтонам в нынешнем психическом состоянии. – Мы с Абелем просто…

– Мы были так молоды, – выпалил он, и его взгляд стал отстраненным. – Так молоды, когда полюбили друг друга.

Отец замолчал, и мне показалось, что его стеклянные глаза вглядывались в давно минувшее время и место.

Я затаила дыхание, ожидая, не прояснится ли его сознание. Если я увижу хоть проблеск здравомыслия, то еще не все потеряно. Порой я цеплялась за какую-нибудь обыденную фразу среди его бессвязной болтовни и использовала ее, чтобы вернуть отца в реальность.

– Я и подумать не мог, что она умрет, – прошептал он дрожащими губами. – И ребенок. Что может юноша знать об утрате, печали и скорби? Прошло сколько лет, а я до сих пор их чувствую.

Папа судорожно вздохнул. Пламя свечи откидывало тени на его глаза, углубляло впадины на осунувшихся скулах.

Я села на кровать, не сводя с него глаз. Мне не хотелось обсуждать мамину смерть. Но, по крайней мере, его мысли клонились к реальному прошлому, а не плоду его больного воображения.

– Знаю. Я тоже скучаю по маме.

Я выкинула из головы воспоминание о ее серой коже на фоне атласной обивки гроба цвета слоновой кости, о крошечном теле брата в ее безжизненных руках.

– Моя дочка, – пробормотал папа. Его взгляд бесцельно бродил по комнате. – Моя маленькая девочка. – Он понизил голос до хриплого шепота и добавил: – Дитя моей оплошности. Я с самого начала знал, что потеряю ее.

– Папа, ты снова все перепутал, – по моей коже прошел мороз. – Я здесь. Лайла тоже в безопасности, в своем новом доме. – Я замешкалась; не хотела говорить ему, где найти Лайлу. Может, мисс Мэйв и отнесется с сочувствием к его состоянию, но мистер Либранд вряд ли поймет. – Мы не потерялись.

Отец рванул вперед и преклонился передо мной. Сжав руки, опустил их на мои колени и лихорадочно всмотрелся мне в глаза.

– Двух забрали, двух оставили. По справедливости, я должен поплатиться за свои грехи, хоть и совершил их в молодости. Каждый день я страдаю от них. Но, несмотря ни на что, я надеюсь, что вы с Лайлой спасетесь, – он склонил голову. – Ты должна защитить ее, Верити. Для меня уже слишком поздно. День расплаты почти настал.

Отец посмотрел на меня – такой грустный, хрупкий и потерянный. И один из уцелевших кусочков моего сердца отломился.

Я смахнула осколки, как всегда, и попыталась мыслить трезво.

– Почему бы тебе не прилечь, отдохнуть? – я подняла его на ноги, повернулась и взбила подушку. – Можешь поспать сегодня на моей кровати.

Как только отец уснет, я спущусь и разбужу Хэтти с Большим Томом. Он выглядел так же, как до лечебницы – спасибо и на том, что не хуже. Папа сбежал только из-за бредовых опасений, что его дети нуждаются в защите. Везерингтоны помогут благополучно доставить его в Нью-Йорк. Мне потребуется аванс, чтобы купить билет на поезд, и лучше бы папе сесть на станции в Ардженте или другом близлежащем городке, иначе он привлечет лишнее внимание.

– Нет! – прервал отец криком все мои планы. – Если усну, то снова увижу кошмары.

Не успела я и глазом моргнуть, как он выскользнул из окна и проворно побежал по крыше.

– Папа, стой! – Я поползла на четвереньках за ним, проклиная длинную сорочку за то, что мешала быстро двигаться. Жестяная крыша не успела остыть после жаркого дня и обжигала ступни, пока я на дрожащих ногах бежала по крутому склону. – Стой! Ты упадешь!

Папа мчался прямиком к краю крыши. На секунду я испугалась, что он прыгнет. Вместо этого он полез по раскидистым ветвям высокого дуба. Когда я добежала до них, он был уже на полпути к земле.

Я обхватила руками ветку. Грубая кора вонзилась в ладони. Вцепившись в нее что есть мочи, я оттолкнулась от крыши и опустила взгляд как раз в тот момент, когда ноги отца коснулись почвы. Он стрелой сорвался с места.

Сделав глубокий вдох, я отпустила ветку.

При приземлении мою левую лодыжку пронзила жгучая боль. Я стиснула зубы и, хромая, поспешила за отцом.

– Папа! Тут безопасно, клянусь тебе! – пропыхтела я. – Не уходи.

Теперь он превратился в едва заметный темный силуэт, устремившийся в черноту. Я бежала следом, но сильно отставала и могла лишь наблюдать, как он ускользает все дальше и дальше.

До тех пор, пока он не слился с ночью.

В конечном итоге я заковыляла обратно к ферме, лицо исполосовывали злые слезы. На крыльце меня встретили Везерингтоны. Большой Том всматривался во мрак, его рубашка была неправильно застегнута, седые волосы торчали как гребешок петуха.

– В чем дело?

– В моем отце, – ответила я с комком в горле. – Он сбежал из лечебницы и приехал сюда.

– Мы пойдем за ним, – заверила Хэтти.

– Бесполезно, – я скривилась, поднимаясь на крыльцо. – Его невозможно найти, когда он этого не хочет. Он хорошо умеет прятаться.

– И от чего, по его мнению, он прячется? – спросил Большой Том.

Я устало пожала плечами.

– От всего. Всего воображаемого. Это он положил цветы на ваше крыльцо. Думает, что они оберегают от зла.

Хэтти закусила ноготь большого пальца.

– Ну, эта новость как гора с плеч. Я никак не могла понять, кто их оставил. От чего конкретно он нас защищает? Та дамочка, мисс Пимслер, вскользь упоминала о его… проблемах, но без подробностей, так как мы не ожидали, что когда-либо с ним встретимся.

– Он путает реальность с вымыслом. В течение нескольких лет он был убежден, что мы с Лайлой в опасности от чего-то злого, что он не может до конца объяснить. Он пришел предупредить, чтобы я остерегалась… чего бы то ни было, что ему видится.

И еще Абеля, но об этом я говорить не стала.

– Наверняка шериф сможет его выследить, – сказала Хэтти. – Нужно рассказать ему. А также мисс Мэйв и мистеру Либранду.

Я так и представляла, как неприязнь шерифа Лофтиса сменится подозрением, когда ему в голову придет неизбежный вопрос: передается ли по наследству болезнь доктора Прюитта? Потеряет ли рассудок дочь сумасшедшего?

– Можно это останется между нами? Пожалуйста. – Мне претила мысль, что папе начнут перемывать косточки местные сплетники. И не нравилась идея говорить о нем мисс Мэйв и особенно безжалостному мистеру Либранду. – Он сказал, что уедет отсюда. К тому же вряд ли он догадался, где живет Лайла. Я получила его предупреждение. Теперь он кинется в бега, чтобы увести от нас тьму.

Тяжелый разговор о состоянии отца, да еще в подробностях, так сильно давил на меня, что я боялась провалиться сквозь землю.

– Он – твой отец. Мы сделаем, как ты хочешь, – мягко ответил басовитым голосом Большой Том. – Я поищу его следы днем – на случай, если он все же останется. Если ты считаешь, что он будет в порядке, я тебе верю.

Я закрыла глаза и прислушалась к ночной песне тысячи лягушек, квакающих в своем маленьком беспроблемном мирке. Меня сковала усталость.

– Вас не злит, когда вы не можете исправить положение, но все равно чувствуете себя обязанными попытаться?

– Еще как, – кивнула Хэтти. – Это приводит меня в бешенство. – Она со скрипом открыла сетчатую дверь и показала на кухню. – Ну же, заходи. Я разогрею нам молоко, чтобы помочь вернуться ко сну.

Мы молча сели за стол и склонили головы над горячими чашками. Большой Том с Хэтти не проронили ни слова, но их осязаемое, надежное присутствие успокаивало мои нервы. Вопреки всему произошедшему, я постепенно расслабилась. Тишина укрыла залитую сиянием свечей кухню, подобно потрепанному пледу, и привнесла уют.

Я зажмурилась и позволила ей окутать меня.

Вода была повсюду: загоняла колючие шипы в уши, сдавливала грудь. Девушка процарапывала себе путь наверх по скользким камням на дне колодца. Выкапывалась, словно труп из могилы, и пыталась забыть. Прогнать воспоминание о белых небесах и почерневших деревьях. Она поплыла быстрее, борясь с мыслями о темной реке, пелене тумана и удушающем одиночестве.

Пальцы пробили тонкую корку льда, и она вынырнула в центре колодца. Подплыла к стене, поискала щели в камне, за которые можно было бы схватиться. Но колодец заключил ее в гладкие объятия, и сколько бы она ни нащупывала опору, той попросту не было. Белое платье колыхалось при движении в ледяной воде. Она оказалась в ловушке, одна – впрочем, так было и до прыжка в глубины колодца.

Высоко наверху утреннюю тишину нарушил какой-то звук. Девушка запрокинула голову и всмотрелась в маленький кружок неба. Затаив дыхание, прислушалась к характерному хрусту снега – кто-то шел по лесу.

Она закричала, и ее голос гулко отразился от каменных стен.

Шаги прекратились. Она крикнула еще раз, громче. Кто-то неохотно, шаркая, подошел ближе. Наконец, над зияющей пастью колодца покачнулся красный шерстяной шарф, а затем в поле зрения появилось женское лицо.

Девушка моргнула, по ее бледным щекам стекли холодные капли, и взглянула в испуганные глаза. Обладательница пестрого шарфа изумленно выругалась и быстро скрылась из виду. Зовя на помощь при каждом вдохе, она убежала за пределы слышимости.

Девушка не сомневалась, что старушка вернется с веревкой и еще одной парой рук, чтобы вытащить ее из колодца. По спине скользнул мерзкий страх, напоминая о туманном, призрачном месте, из которого она чудом сбежала. Какой-то безымянный, нежеланный инстинкт предупреждал, что она еще вернется туда, что ей никогда по-настоящему не освободиться.

И впервые с того момента, как она очнулась в черной воде, девушка вздрогнула.