Текст книги "Возвращение в Острог"

Песнь третья

В незапланированную командировку Козлов отправляется не один. Балластом выдают новенького, младшего лейтенанта юстиции. Не проработав в Следственном комитете и дня, этот коротко стриженный паренёк уже выглядит среднестатистическим сотрудником ведомства: на нём клетчатые брюки, приталенная рубашка и обязательная в таких случаях тонкая барсетка в руках.

Юношу прикрепляет начальник. Старший по званию вызывает к себе Александра и, изложив суть дела, добавляет, что есть типок, которому нужно помочь впервые возбудиться.

– Будет сделано… – зачем-то отвечает Козлов.

Лететь в Острог Александр не хочет. Во-первых, из-за срочной командировки приходится передавать дела, во-вторых, Козлов не испытывает ни малейшего восторга от перспективы подтирать задницы тамошним оперативникам. К тому же в Остроге он уже бывал. Вспоминая герметичный городок, Александр может с уверенностью сказать, что ничего хоть сколько-нибудь примечательного в этом забытом богом месте нет. Несколько лет назад, в составе большой группы следователей, Козлов закрывал местного мэра, и приятных воспоминаний это, безусловно, не вызывает. Хотя градоначальника брали по делу (человек, по сути, подчинил себе весь город), Александр прекрасно понимает, что отмашка убрать неугодного мэра случилась только потому, что Москве не нравился бывший зэк. В довершение ко всему Козлов болеет. Вот уже несколько недель он мучается осложнением после ангины. Путешествие в таком состоянии большой радости не сулит. Как результат, Александр чертыхается про себя, но в то же время понимает, что отправлен в командировку не просто так.

– Сан Саныч, – уже в дверях добавляет начальник, – ты и сам прекрасно знаешь, что о тебе в последнее время говорят, так что давай там, покажи им всем!

Ветеран чеченской войны, Одиссей 2.0, в Следственном комитете Козлов на хорошем счету. Нос не задирает, палки в колёса коллегам не вставляет. Правила сложной игры хорошо понимает и, если выпадает щекотливое поручение, лишних вопросов не задаёт. Козлов пунктуален, исполнителен и к тому же энциклопедически подкован. Всякому редкому преступлению он может отыскать брата-близнеца.

«Такое уже однажды случалось, – обыкновенно безэмоционально вспоминает он, – но только не у нас, а в Греции».

Насмотревшись ужасов войны, Александр долгое время занимается исключительно финансовыми преступлениями, однако как раз после возвращения из Острога вдруг просит о переводе в убойный отдел. Ему с ходу удаётся раскрыть несколько многолетних висяков, но со временем Козлов начинает буксовать. День за днём Александр копит ошибки, и пока сослуживцы строят догадки относительно перемен, произошедших с талантливым следователем, сам он прекрасно понимает, что причиной всему стала его развалившаяся в один миг семья.

После возвращения из Острога жена (судья по гражданским делам) вдруг приглашает Александра в кухню и сообщает, что больше его не любит.

– Это случается не вдруг! Я всегда говорила ему, что у меня не осталось никаких чувств, – он просто не хотел этого слышать!

(Приобщено к делу)

Кроме этого, супруга считает нужным добавить, что полюбила адвоката с чрезвычайно богатой и нежной душой. Опытному следователю вменяются чёрствость, отсутствие эмпатии и профессиональная деформация.

– Дана, милая, мы можем это как-то поправить? – совершенно ошарашенный, спрашивает Александр.

– Поздно, – констатирует судья.

Неожиданное заявление супруги Александра обескураживает. Впервые в жизни, к большому удивлению жены, ветеран чеченской войны плачет. Вечером того же дня Козлов собирает вещи и переезжает в маленькую квартиру далеко за Третьим кольцом. Окна спальни упираются в стену рядом стоящей многоэтажки, и Александру кажется, что у него появилась своя собственная тюрьма. За две недели следователь теряет пятнадцать килограммов весу, и когда становится очевидно, что нужно бежать, он собирает волю в кулак и, отправившись к начальству, просит о переводе в убойный отдел. Козлов надеется, что новая работа поможет ему пережить семейную драму, однако со временем понимает, что обмануть самого себя так и не удалось. Даже теперь, спустя несколько лет, гуляя по аэропорту в ожидании рейса в Острог, Александр чувствует глухую боль. Печаль хотя и даёт следователю некоторую фору, очень быстро догоняет его, чтобы впредь не отпускать уже никогда.

Когда аттракцион взлетающих самолётов повторяется в десятый раз, следователь теряет к нему всякий интерес и решает зайти в книжный магазин. Сделав всего несколько шагов, Козлов останавливается посреди зала и смотрит на корзину, в которой, словно на ринге, сражаются десятки обложек. Всё здесь теперь вперемешку: рядом с «Госпожой Бовари» и «Анной Карениной» лежат два «Гранатовых браслета», а несколько томиков Сэлинджера служат фундаментом «Циникам» Мариенгофа и «Ромео и Джульетте» Шекспира.

«И что их всех только объединяет?» – думает Александр.

Взяв в руки «Мифы Древней Греции», следователь тотчас поражается заоблачной цене.

«Вероятно, – рассуждает он, – страх предстоящей авиакатастрофы притупляет в людях жадность, иначе чем ещё можно объяснить тот факт, что путешественники готовы платить полторы тысячи рублей за книгу, которая в городе стоит в пять раз дешевле?»

Положив обратно богов, Александр решает, что платить столько денег за книгу – безумие, а потому приобретает лишь литературный номер «Эсквайра».

«Несколько коротких рассказов в дорогу – то, что нужно», – думает он.

Оплатив журнал, уже на выходе из крохотного магазинчика Козлов замечает театральную кассу и немало удивляется.

«Этот маленький ларёк, – изумляется следователь, – до того здесь неуместен, что к нему сразу хочется подойти».

Александр так и делает. Пробежав глазами братскую могилу крохотных афиш, к собственному удивлению, он наклоняется к арке окошка и просит:

– На Полозкову, пожалуйста, два самых лучших билета.

– Хороший выбор! – кукушкой показывается женщина. – Все её очень хвалят! Говорят, что молодая, но уже очень известная поэтесса!

– Да мне, честно говоря, плевать – её жена просто любит…

Расплатившись, Александр забирает вложенные в конверт билеты и решает, что по возвращении из командировки во что бы то ни стало вытащит бывшую супругу на концерт. Козлов почему-то верит, что возможность попасть на этот вечер чрезвычайно обрадует Дану.

Аккуратно положив билеты во внутренний карман пуховика, Александр ищет глазами нужный гейт и только в этот момент замечает новоиспечённого коллегу.

– Лейтенант юстиции Фортов для выполнения задания прибыл! – с самодовольной улыбкой чеканит загорелый паренёк.

«Школьник», – думает Козлов и пожимает протянутую руку.

– Ну что, полетим экономом? Я ещё так никогда не летал! – гордясь собственным заявлением, громко, чтобы услышали все собравшиеся у гейта пассажиры, произносит лейтенант.

«Одноклеточное», – решает Козлов, но ничего не отвечает.

Уже в самолёте, пристегнувшись, Александр кладёт литературный журнал на откидной столик, но за чтение не берётся. Следователь вспоминает, что хотел найти в интернете программу, которая и стала причиной его тягостной командировки. Вытащив из кармана телефон, Александр протирает ладонью экран и нажимает на треугольник. Подождав, пока закончится реклама… и ещё одна… и ещё… Козлов наконец начинает просмотр:

«Сегодня с самого утра в Москве идёт дождь. Вместе с нами оплакивая детей Острога, столичное небо не сдерживает слёз…» – уже после этих первых, преисполненных дешёвого пафоса слов Александру хочется свернуть ролик, однако он понимает, что гиперболизированная вульгарность приковывает женщин 55+ к телеэкранам. Несколько секунд ещё звучат дежурные сахарные фразы, и только после этого знаменитый ведущий переходит к сути дела. В короткой подводке роскошный мужчина объясняет телезрителям, что за последние три недели в Острожском детском доме трое подростков покончили жизнь самоубийством. Девочка и два мальчика. Один за другим с разницей в несколько дней ребята свели счёты с жизнью, не оставив предсмертных записок. Пока стюардесса рассказывает пассажирам, как следует вести себя в случае разгерметизации салона, Козлов слушает то, что знает и так: подростки выбирают смерть, но никто пока не понимает почему.

Самолёт выруливает на взлётную полосу, и известный телеведущий продолжает объяснять опоздавшим телезрителям, что оценки у самоубийц были хорошие и никакой травли со стороны сверстников или воспитателей (кажется) не было. Странно. Страшно. Непонятно. Встык с монологом ведущего идёт наскоро состряпанный сюжет: зрителям по всей стране показывают коридоры детского дома, пустую столовую и соломенные поделки. Операторы подснимают убогую спортивную площадку и пирамидами стоящие подушки. В завершение короткого ролика голос за кадром уверяет телезрителей, что разобраться в случившемся помогут собравшиеся в студии гости: женщина – депутат Государственной думы (аплодисменты), популярная певица (аплодисменты), психолог (жидкие аплодисменты) и известный метеоролог. Первым вступает именно он: пожилой мужчина объясняет собравшимся, что не стоит недооценивать силу природы, ибо весеннее солнце, например, нередко становится причиной самоубийств.

Время от времени камера выхватывает зрителей в студии: все они внимательно слушают метеоролога и одобрительно кивают. Кое-кто против воли главного режиссёра даже позволяет себе бить в ладоши, однако таких выскочек тотчас осаживают. Вслед за известным метеорологом выступает никому не известная депутат. Женщина советует отбросить в сторону глупости и заявляет: «То, что наши следователи до сих пор не нашли никаких подстрекателей и вербовщиков, что вот уже месяц не названы имена виновных, говорит нам только о том, что работают профессионалы! Я много бываю в глубинке, часто посещаю детские дома и хорошо знаю, что никаких поводов к суициду у наших подопечных нет! Наши дети живут в прекрасных условиях! Более того, я вам скажу, что многие сельские ребята о такой жизни могли бы только мечтать! У наших детдомовцев есть всё – красивая одежда, вкусная еда, уютные комнаты. К ним приезжают известные футболисты и актёры, им постоянно дарят подарки! Я лично видела, как один боксёр подарил нашим детям шестьдесят новых смартфонов! Шестьдесят! О чём ещё могут мечтать эти подростки?! В общем, у меня нет никаких сомнений, что за всем происходящим стоят провокаторы!»

«Но зачем им это?» – заглядывая в сценарий, спрашивает ведущий.

«А я вам объясню!» – подыгрывает депутат, но Александр её ответ не слушает. Промотав несколько минут, следователь останавливается в том месте, где начинает говорить известная певица.

– Я бы ей вдул! – заглянув в телефон следователя, вдруг сообщает лейтенант юстиции.

Никак не отреагировав на эту вольность, одним прикосновением Александр даёт исполнительнице вновь заговорить, и пышногрудая девушка тотчас сообщает, что ей часто приходится выступать в провинциальных детских домах. Певица настаивает, что отечественные дети (она так и говорит) живут лучше всех на Земле. Пользуясь случаем, исполнительница благодарит президента за всё, что он делает для молодого поколения, и предлагает исполнить свою последнюю песню об отдыхе на море. Бабушки в студии радуются. Через мгновенье буквально в кадре переключается свет, девушка выходит на импровизированную сцену и начинает петь:

Море, море, ты такое море – одно счастье и никакого горя!

Самолёт разгоняется, и, положив телефон в карман впереди стоящего кресла, Александр тяжело выдыхает, потому что прекрасно понимает, что его ждёт.

Море волнуется раз!

Песнь четвёртая

Как и несколько лет назад, в аэропорту следователей встречает Михаил. Александр хорошо помнит этого добродушного человека. В знак укрепившейся после последнего визита дружбы коллег-москвичей предлагают подвезти не на служебном, но на личном автомобиле. Чтобы пройти к нему, Козлову и Фортову приходится прорваться через оцепление местных бомбил: как Хароны, с протянутыми руками, с брелоками между пальцев, таксисты перетаптываются с ноги на ногу и все как один монотонно мычат: «Другой берег, берём машинку, другой берег…»

Заметив табличку «Туалет», Александр просит дать ему минуту. Зайдя в кабинку, следователь расстёгивает ширинку, но не мочится. Закрыв глаза, Александр сжимает член и думает о жене. Козлов искренне полагает, что если по-настоящему любит Дану, то, даже мастурбируя, обязан представлять исключительно её. В туалет входят школьники, солдаты, но, не обращая на них внимания, левой рукой придерживая щеколду, следователь старается сделать всё быстро и по возможности тихо.

– Ну, как сыграли? – дождавшись Козлова, спрашивает Михаил. Этот вопрос удивляет Фортова, а Александра – нет. Вспомнив эту странную манеру местного следователя изъясняться, Козлов спокойно отвечает:

– Да нормально, Миш, без происшествий.

Михаилу сорок. Некогда надзиратель Острожской тюрьмы, он давно потерял всякий интерес к чему бы то ни было и за годы обнуления ценностей вывел для себя одну-единственную идеальную формулу вопроса: болельщик со стажем, который давно не смотрит матчи любимой команды, всякий раз он интересуется только одним: «Как сыграли?»

«В России прошли парламентские выборы», «вчера были у Петровых»…

– А сыграли-то как?

Свадьбы, похороны, поступления детей в университет, прививки, совещания или выходные дни – о чём бы ни шла речь, ко всему Михаил относится как к игре, и ни к чему всерьёз.

В крохотной «Клио» высокому Александру неудобно. После самолёта болят колени и затекла шея. Пока машина не тронулась, Козлов закапывает глаза. Александр шмыгает носом, и Фортов мажет руки кремом. Лейтенант юстиции немного нервничает, но по всему видно, что он ожидает большое приключение. Фортов волнуется и думает, что попал в интересное место, а Козлов – нет.

По долгу службы Александру нередко приходится бывать в городках, разросшихся вокруг тюрем. Удушающие бесконечностью своих пустырей, неотличимые друг от друга, места эти, как правило, напоминают карцеры без стен. Реальность прописывают без анестезии, ибо всем здесь очевидно, что от повседневности не спастись.

Переведя взгляд на приборную панель, Козлов замечает наклейку, которую видел ещё в прошлый раз, – чуть правее руля красуется герб футбольного клуба «Манчестер Юнайтед».

«У всех теперь свои боги», – думает Александр.

Машина наконец трогается, Михаил делает радио погромче, и юным голосом Андрей Макаревич поёт:

 
Полпути позади, и немного осталось.
И себя обмануть будет легче всего.
От ненужных побед остаётся усталость,
Если завтрашний день не сулит ничего…
 

В городок въезжают после обеда. На одном из перекрёстков Александр замечает ссорящихся в свете фонаря сиамских близняшек. Этих девушек Козлов хорошо помнит, Вера и Любовь – единственная и настоящая достопримечательность Острога.

– Не забыли их, Александр Александрович?

– Разве ж такое забудешь, Миш…

– Вот с тех пор, как вы уехали, рассорились девки вдрызг!

– Почему?

– После присоединения Крыма никак не могут найти общий язык. Одна теперь за Россию, вторая за хохлов. Гавкаются каждый день. Любовь ходит с расцарапанным лицом, а Вера с разбитой губой. Мы все думали, что они помирятся, всё-таки как-никак одно целое, но вот третьего дня Люба притащила заявление – хочет отделиться от сестры…

– Долбанутые, – стряхивая пыль с брюк, с улыбкой вставляет Фортов.

– Да это как посмотреть… – почёсывая руку, с мудростью провинциала отвечает Михаил.

Так завязывается разговор. Хотя всем в машине очевидно, что главная новость теперь одна, местный следователь намеренно говорит о других вещах, оставляя череду подростковых суицидов на периферии беседы:

– А помните, Александр Александрович, у нас там на окраине, возле бензоколонки, храм старообрядческий был…

– Что-то такое припоминаю, да…

– Ну такой, с синей крышей, дальнобойщики ещё вечно возле него парковались…

– Кажется, да, Миш, припоминаю…

– Так вот эта старообрядческая церковь третьего дня проиграла суд церкви православной, и теперь приставы должны забрать из храма частицы мощей святого Афиногена, чтобы передать их в часовенку на территории нашей Острожской тюрьмы, представляете?

– А Кичмана, кстати, туда уже перевели?

– Да! Давно уже этапировали из Москвы. Как и полагается, вашими стараньями присел поближе к дому. Всё-таки грамотно вы тогда всех нас переиграли, Александр Александрович, ой как грамотно! – Михаил лукаво улыбается и смотрит в зеркало заднего вида. Козлов фиксирует эту улыбку и понимает, что здесь его по-прежнему помнят и, судя по всему, обиду всё ещё таят.

– А ещё вот знаете, у нас тут на площади Свободы много лет назад была зарыта капсула времени…

– Нет, Миш, не знаю…

– Ещё в советские времена ссыльные и работники тюрьмы зарыли послание к будущим поколениям, и вот на следующей неделе, аккурат на День города, новый мэр её будет вскрывать. Узнаем, что там нам деды завещали…

Казалось бы, хорошая тема для разговора, но Козлов не отвечает. Посмотрев в окно, столичный следователь думает теперь, что больше всего на свете желает поскорее вернуться домой. Слушать провинциальные анекдоты охоты нет. Более того, проведя в машине всего полчаса, Александр чувствует теперь, как возвращается всё то тревожное и неприятное, что он уже испытывал здесь несколько лет назад. Пространство, лишённое энергии.

Когда подъезжают к общежитию МВД, Михаил вдруг резко бьёт по тормозам и матерится:

– Сука! Сука! Сука!

– Ты чего, Миш?! – двумя руками ухватившись за переднее кресло, спрашивает Козлов.

– Да вот, только что прислали – четвёртая…

Море волнуется два!

Песнь пятая

На месте очередного самоубийства (самоубийства ли?) оказываются спустя десять минут. Подойдя к лежащему у стены трупу, Александр узнаёт от коллег, что мотива, кажется, вновь нет. Записки тоже. Осматривая девочку, Козлов думает теперь, что она выглядит участницей известной детской игры, когда, замерев, вам нужно показать животное или птицу. Шея воспитанницы тонкая и длинная, как у лебедя. Глаза всё ещё открыты, и кажется теперь, что, прижавшись щекой к земле, девочка прислушивается к шагам незнакомцев. На её лице застыло удивление. Вероятно, успела только поразиться тому, как быстро закончилась её жизнь.

Пока Козлов осматривает труп, стоящего рядом Фортова вырывает. Оперативники улыбаются, а новоиспечённый сотрудник Следственного комитета прижимает к губам дорогой шёлковый платок.

– Товарищи, столичную блевотину на экспертизу берём? – шутит кто-то из местных.

– Работай давай! – спокойно отвечает Козлов.

Следователь, оперуполномоченный и судебно-медицинский эксперт. Криминалист и кинолог с собакой. Участковый опрашивает возможных свидетелей и в протоколе фиксирует время суток и погодные условия. Местный следователь подтверждает, что осмотр проводится при искусственном освещении, и, привязываясь к зданию, локализует участок местности. Заканчивается шариковая ручка, и, взяв новую, мужчина начинает описывать положение трупа и одежду на нём. Всё это время эксперт-криминалист производит фото– и видеофиксацию места происшествия: съёмка панорамная и съёмка обзорная, съёмка узловая и съёмка детальная, съёмка масштабная. Старательно ищут улики, ищут всё, что только можно найти. Исследуя двор, кинолог с собакой делают зачистку местности, и судебный эксперт устанавливает приблизительное время смерти.

Разбирая небогатые архивы собственной памяти, Фортов вспоминает, что теперь следователь должен внести собранные данные в протокол, а после этого с девочки обязаны снять всю одежду. Юный лейтенант юстиции помнит, что вещи полагается аккуратно упаковать в коробки, поверх которых должны быть наклеены бирки, где указаны объект, адрес, дата и фамилия. Следователь, эксперт и двое понятых, вспоминает Фортов, оставляют автографы на этих бирках, и только после этого труп воспитанницы детского дома можно уносить.

«Так и будет», – думает Лев и вслед за Козловым поднимается на последний этаж.

– А у тебя-то какая версия, Миш? – повернувшись к местному следователю, вдруг спрашивает Козлов.

– Самоубийство…

– Очень смешно! Я про причины…

– Нет причин…

– Четверо детей за месяц – и нет причин?

– Александр Александрович, вы спрашиваете – я отвечаю. Нет у них никакого повода…

– А какие мероприятия проведены?

– Вы предлагаете мне прямо здесь, на лестничной площадке, перед вами отчитаться?!

Козлов замолкает. Московский следователь понимает, что в очередной раз задета провинциальная гордость. Его прошлый визит здесь всё ещё помнят. Рассчитывать, что Михаил вызовется помогать, конечно, не стоит.

– Слушай, дружище, я благодарен тебе за проделанную работу. Нет, правда! Думаешь, у меня нет других дел, кроме как ехать к вам сюда? Ты же умный мужик, сам прекрасно понимаешь, что нас прислали сюда только потому, что народу нужно показать, что задействованы самые лучшие профессионалы…

– Скромно вы о себе, Александр Александрович…

Нет для русского человека вещи более оскорбительной, чем вежливое к нему обращение. Проглотив сарказм, Александр повторяет попытку:

– Миш, думаешь, я не понимаю, что вы и без меня прекрасно стрелочника найдёте и закроете директрису?!

– А не за что её закрывать, – с вызовом отвечает Михаил.

– Выходит, просто так у вас тут дети кончаются?

– Выходит, что просто так! Слушайте, вы же у нас мозг всея Руси – вот и разбирайтесь! Мы люди маленькие, глупые…

– Хорошо, давай мы сейчас все тут успокоимся, и ты просто расскажешь мне, что сделано…

– Да всё сделано! Всё!

– С детьми говорили?

– Да, конечно, говорили! Я лично! Со всеми до одного. И вот с этой, которая лежит, и с предыдущими. Мы даже заставили их написать сочинение «За что я люблю жизнь» – уже после второго случая начали выявлять потенциальных самоубийц, но вот видите, не получается у нас ничего…

– Педагоги?

– Мы их так прижали, что они, если нужно, и убийства Листьева и Немцова на себя возьмут, но по существу ничего…

– Ясно…

Козлов понимающе кивает и по-приятельски хлопает коллегу по плечу. Отойдя в сторону, Александр осматривает подоконник, и, заметив это, уязвлённый лейтенант юстиции вдруг решает вставить свои пять копеек:

– Что же вы окна-то не можете позакрывать?!

Михаил ничего не отвечает, только улыбается. Александр понимает, что вразумлять Фортова придётся самому.

– Во-первых, нет предписаний закрывать окна, во-вторых, к кому обращён твой вопрос? Кто это должен делать? Мы в детском доме, здесь нет маменькиных сынков.

– А сторож? А воспитатели? А нянечки на этаже?

– Первый подросток сбежал и повесился в лесу, – раздражённо отвечает Михаил, – второй бросился под поезд рядом с кладбищем, третья вены вскрыла на свалке. Как ты предлагаешь их всех удержать?

Вопрос в пустоту. На лестнице повисает тишина. Осознав, что говорить здесь больше особенно не о чем, Козлов берёт Фортова за рукав и выводит за собой. Спустившись вниз, Александр встаёт рядом с трупом и рассказывает молодому коллеге о мероприятиях, которые должны быть проведены. Козлов помнит их наизусть, а потому со стороны происходящее более напоминает лекцию в университете.

– Всё из себя выблевал? Послушать готов?

– Готов…

– Смотри, первым делом мы должны понять, действительно ли она сама упала с того места, с которого предполагается падение. Важно точное положение трупа по отношению к стене. Изучая труп, нам необходимо проследить, имеются ли на нём и на одежде повреждения, которые могли образоваться от соприкосновения с различными предметами на трассе падения. Что такое «трасса падения», ты понимаешь?

– Кажется, нам рассказывали про что-то такое, да…

– «Про что-то такое рассказывали»… Ну вот видишь, как хорошо! Дальше… При осмотре окружающей труп обстановки мы подробно описываем место, откуда предполагается падение: высота от земли, наличие лесов, ограждений, прочность их крепления, присутствие на них легко отделяемых веществ, особенно таких, какие обнаружены на трупе, наличие незащищённых концов электрических проводов, которые могли способствовать потере сознания, твёрдых предметов, которыми могли быть нанесены удары по голове. Понимаешь, для чего мы это делаем?

– Думаю, да… – сдерживая вновь подступающую рвоту, тихо отвечает Лев.

– Дальше отмечается наличие выступающих предметов и легко отслаивающихся веществ на них. Выступающие на трассе падения предметы причиняют пострадавшему телесные повреждения, которые легко могут быть приняты за следы борьбы, а это важно. Для проверки причин образования повреждений на теле производят поиск частиц одежды, волос, крови, частиц мозга, следы свежих повреждений на этих выступающих на трассе падения предметах. Там, наверху, мы смотрели, не выбито ли окно, имеются ли отпечатки на подоконнике, стёклах, шпингалетах и других блестящих частях рамы; мы не просто языками чесали, но проследили, имеются ли на подоконнике следы ног, одежды; имеется ли подставка, чтобы влезть на подоконник, и имеется ли предсмертная записка, пишущий прибор; нет ли следов волочения, а также опрокинутых предметов и других следов возможной борьбы. Всё запомнил?

– Кажется, да…

– Ну вот и отлично! Вряд ли тебе это когда-нибудь пригодится, но так или иначе хорошо бы всё это знать. Ладно, поехали отсюда…

– Значит, на сегодня всё?

– Всё, Фортов, всё.

Покидая двор, Александр замечает, что эксперт-криминалист, используя ватные палочки, делает забор крови. Этот факт московского следователя немного удивляет – всё указывает на суицид и необходимости искать постороннюю ДНК нет.

«Этих ребят до того запугали, – думает Козлов, – что, желая изобразить активную деятельность и произвести на нас впечатление, они всеми доступными способами перестраховываются».

Когда во второй раз подъезжают к общежитию, Козлов закуривает и будит задремавшего лейтенанта. Даже сейчас этот парень выглядит моделью глянцевого журнала. Верный последователь «Men’s Health», апостол «GQ». Достав из багажника чехол с рубашками, сонный Фортов плетётся в сторону вахты. Проводив его взглядом, Козлов не выходит из машины, а дождавшись, когда лейтенант скроется в дверях общежития, спрашивает у Михаила:

– Миш, почему ты не уедешь отсюда?

– В каком смысле?

– Ну тебе же наверняка предлагали перебраться и в область, и куда-нибудь ещё?

– А зачем? – почёсывая ладонь, отвечает Михаил. – Мне и здесь нравится. Тут я могу быть настоящим, а не притворным алкоголиком. Здесь не нужно ни во что играть. Живёшь себе и живёшь. Да и к чему мне бежать в эту вашу Москву? Я бывал у вас в столице, но вы там все несчастные, все боитесь остаться наедине с самими собой. Здесь, может, и тяжело, я бы даже сказал, наверное – совершенно невыносимо иногда, но потому только по-настоящему и возможно…

– Ясно. А где у вас тут караоке, Миш, напомни?

– Сейчас?

– Нет, Миш, послезавтра!

Как и в прошлый приезд, Михаил отвозит Козлова в «Бастилию». К удивлению Александра, людей здесь теперь до того много, что приходится снять вип-комнату. На деле ею оказывается столик за занавеской, однако Козлова это устраивает – петь на виду у налетевших в Острог журналистов он не хочет.

Когда песня выбрана и в колонках начинает звучать проигрыш композиции Кристины Орбакайте, Александр подносит к губам микрофон и вступает:

 
День ушёл искать рассвет,
И луны холодный свет
Растревожил пустотой
Сон мой.
И, взглянув на небеса,
Одинокая звезда
Вновь напоминает мне
О тебе.
Позови меня,
Среди ночи или дня,
Посреди грозы, если хочешь, позови.
Позови меня,
Я останусь до утра,
Будет ночь любви,
Только-только позови…