Текст книги "Земляноиды"
Автор книги: Саяка Мурата
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
Выйдя из «шелкопрядной», я задвинула за собой дверь – и тут где-то рядом скрипнула половица.
Наверху был кто-то ещё.
Я подкралась к соседней комнате – самой дальней на этаже и совершенно заброшенной. Той, что все называют чердаком, хотя она и располагается на одном уровне с остальными. Отодвинула сёдзи – и передо мной распахнулась огромная чёрная пустота. Здесь были собраны игрушки, в которые когда-то играли мои папа, дядя и тётя, и старые детские книжки. И мы, уже нынешние дети, обожали забираться сюда в поисках сокровищ.
– Юу? – спросила я темноту.
Каждый, кто посещает чердак, всегда возвращается с чёрными пятками, так что нам разрешено заходить туда только в шлёпанцах для веранды. Но я не могла медлить ни секунды. Просто сняла носки – и шагнула во мглу босиком.
– Юу! Ты здесь?
Глаза наконец различили микролампочку от конструктора – совсем крошечную, с ноготь мизинца. То был единственный источник света на чердаке даже днём. И я двинулась на этот огонёк.
Раздался шорох, и я чуть не закричала.
– Кто это? – послышался тихий голос.
– Юу? Это я, Нацуки!
Из непроглядного мрака показался чей-то маленький силуэт.
– Нацуки? Ну наконец-то!
В тусклом отсвете проступили черты лица Юу.
Я бросилась к нему.
– Ох, Юу! Я так скучала!
– Тише ты! – Спохватившись, он прикрыл мне ладошкой рот. – Услышат Ёта или Бабуля – нам крышка!
– Да уж… Наша клятва по-прежнему в тайне, так ведь?
Юу посмотрел на меня – то ли испуганно, то ли смущённо. За минувший год он, похоже, совсем не подрос. Может, эти инопланетяне вообще не меняются с возрастом? Но его карие глаза и тонкую шею я узнала даже во мраке.
– Вот мы и снова вместе…
– Целый год пролетел, Нацуки! Я тоже ужасно скучал… Дядюшка Тэруёси сказал, что ты приедешь сегодня, и я встал пораньше, чтобы сразу тебя встретить. А потом он сказал, что вы застряли в пробке. Вот я и…
– Сбежал на чердак и играешь сам с собой?
– Ну не с ними же! Такая тоска…
Мне вдруг почудилось: а ведь он не только расти перестал. Но ещё и ужался в размерах! Тот же Ёта за этот год возмужал и окреп, а у моего бойфренда по жизни что шея, что руки стали будто ещё костлявей… Или меня тревожит, что сама я немного подросла, а Юу стал ещё больше похож на призрака?
Я вцепилась в подол его белой майки. Кончики моих пальцев почти не уловили тепла его кожи. Может, температура тела у инопланетян в принципе ниже, чем у землян? Наши пальцы сплелись, но мои были куда жарче.
– Этим летом ты останешься до Прощальных Огней?[14]14
Прощальный Огонь (яп. 送り火, Оку́ри-би) – заключительная церемония языческого праздника Обόн. Согласно верованиям Синто, всю неделю Обона духи усопших предков гостят среди людей, а затем возвращаются в загробный мир. Чтобы принять их со всеми почестями, люди устраивают факельные шествия и фейерверки, а перед воротами храмов и на склонах ближайших гор разводят огромные костры: в первую ночь – «привечальные» (мукáэ-би), в последнюю – «прощальные» (оку́ри-би). Традиционно считается, что именно в седьмую ночь Обона (в большинстве префектур – в ночь на 16 августа) заканчивается лето и начинается осень.
[Закрыть] – спросила я, стискивая его прохладные пальцы как можно крепче. Он кивнул.
– Да! В этом году Мицуко взяла большой отпуск. Остаёмся на весь Обон…
– Отлично!
О том, чтобы сын не называл её «мамой», Мицуко попросила сама.
Тётушка Мицуко, самая младшая из папиных сестёр, разошлась с мужем тремя годами ранее и с тех пор сюсюкает с сыном, как с любовничком. Когда Юу рассказал мне, что она каждый вечер просит поцеловать её в щёчку перед сном, я взяла с него клятву, что настоящий поцелуй он всё-таки прибережёт для меня.
– А ты, Нацуки?
– И я до конца Обона!
– Ну круто! Значит, фейерверки будем вместе пускать. Дядюшка Тэруёси в этом году закупил та-а-акие ракетищи… Вот на Прощальных Огнях и запустим!
– И бенгальские! – с восторгом подхватила я. – Обожаю бенгальские!
Юу чуть заметно улыбнулся.
– А в этом году ты пойдёшь искать свой звездолёт?
– Конечно. Как только время будет.
– Но ты же не сразу на нём улетишь, правда?
Он кивнул.
– Не сразу. Обещаю: если найду – не улечу, пока не попрощаюсь с тобой!
Я с облегченьем вздохнула.
Да, Юу твёрдо решил: если найдёт потерявший его звездолёт – умотает на свою планету. Много раз я приставала к нему с просьбой забрать и меня с собой. Но он лишь повторял, что когда-нибудь обязательно за мной вернётся. Юу, конечно, застенчивый, но сила воли у него что надо.
Мне постоянно казалось, что этот парень может исчезнуть в любую минуту. Вот бы и мне оказаться инопланетянкой, думала я. И страшно завидовала Юу. Ведь ему было куда возвращаться.
– А ещё… Ёта собирается втайне от взрослых открыть колодец.
– Колодец? Который запечатали навсегда? О, я тоже хочу посмотреть!
– Вот и посмотрим! А дядюшка Тэруёси обещал в последнюю ночь повести нас смотреть светлячков.
– Ура!
Юу всегда был очень серьёзный. Всё, что казалось ему необычным, старался изучить как можно подробнее. А дядюшка Тэруёси обожал рассказывать истории о Бабулином доме и родной деревне. Что удивляться, если из всех детей в округе дядюшка чаще возился именно с Юу.
– Юу! Нацуки! – послышался снизу крик какой-то из тётушек. – Спускайтесь есть холодный арбуз!
– Пойдём?
Взявшись за руки, мы вышли из чердака на свет.
– Ладно… – сказал Юу. – Ещё нагуляемся, да?
– А то!
Я кивнула. Щёки мои запылали. Радость от того, что мы снова вместе, накрывала меня с головой.
* * *
У папы целых пять братьев и сестёр, и на каждый Обон съезжается столько родни, что Бабулин дом ходит ходуном. В столовую все приехавшие не влезли бы никак, поэтому для общих трапез используют обе гостевые комнаты в конце коридора – убирают между ними перегородки, а в получившемся зале собирают длиннющий обеденный стол с подушками для сидения на полу.
Вокруг нас вечно ползают насекомые, но это никого не раздражает. Заведись у нас дома, в Тибе, хоть одна несчастная мушка – и с мамой тут же случилась бы паническая атака; но здесь, у Бабули, ни ей, ни сестрице даже в голову не приходит расстраиваться из-за каких-то жучков. И хотя мальчишки с утра до вечера так и шлёпают вокруг мухобойками, все эти мухи, кузнечики и прочие мелкие твари, каких я раньше и в глаза не видела, продолжают копошиться по всем углам, и меньше их не становится.
Все девочки вменяемого возраста отправились на кухню – помогать с приготовлением ужина. Даже сестрица, придя в себя, села чистить картошку. Мне же поручили накладывать рис. Передо мной стояли бок о бок сразу две рисоварки. Я наполняла чашку за чашкой, а тётушка Мáри и шестилетняя А́ми, дочка одного из моих старших кузенов, уносили их на подносах в трапезную и подавали на стол.
– Пе-ервая па-артия ри-иса-а! Па-аберегись!
Тётушка Мари отодвинула кухонную дверь, и они с Ами понесли еду мимо семейного алтаря к столу, за которым уже сидели все наши дяди.
– Хватит ворон считать! Накладывай как полагается! – закричала на меня мама, отвернувшись на пару секунд от кастрюль на плите.
– Да ладно тебе! Нацуки прекрасно справляется… – заступилась за меня Бабуля, нарезая кубиками эгό – местное желе из водорослей, плотное как резина, и вонючее, как перебродившие бобы, которые я на дух не переношу.
– Ох, если бы! – Мама покачала головой. – Эта девочка безнадёжна. Что ни поручай – ничего не выполнит как положено! А следить за ней с утра до вечера никаких нервов не хватит… Вот Ю́ри – другой разговор, такая умничка! А сколько ей уже? Двенадцать?
К тому, что мама считает меня «безнадёжной», я давно привыкла. Но сейчас она права: у хорошей хозяйки рис остаётся воздушным, рассыпчатым и лежит в чашке красивой горкой, а не навален сплющенными комочками, как у меня.
– Ну вот, полюбуйтесь! Кто так накладывает? Уж лучше бы Юри доверили! Наша-то совсем неумёха…
И мама горестно вздохнула.
– Ну что ты говоришь! Она прекрасно справляется! – польстила мне очередная тётушка. И я, собрав всю волю в кулак, стала накладывать рис так, чтоб никто ко мне больше не прицепился.
– А эта красная чашка – дядюшки Тэруёси, так что положи побольше! – шепнула тётушка. И уж эту чашку я наполнила до краёв.
– Темнеет уже! Скоро на фестиваль…
– О да! Сегодня же Привечание…
Из болтовни окружающих тётушек я уловила, что все куда-то спешат, и ещё проворней потянулась за очередной чашкой. Как вдруг дядюшка Тэруёси закричал уже из прихожей:
– Э‐эй! Все на Привечальный Огонь!
– Ну вот, уже пора! – встрепенулась тётушка. – Нацуки, мы тут сами управимся. Беги на праздник!
– Ладно…
Я отдала тётушке лопатку для риса и встала.
Снаружи свербело от насекомых. Ночь совсем загустела, и мир за кухонным окошком стал цвета открытого космоса.
* * *
Дядюшка Тэруёси собрал детей и повёл нас всех на берег реки – зажигать Привечальный Огонь. Юу тащил незажжённую бумажную лампу, а я карманным фонариком освещала нам путь.
Горы Акисины лежали во мгле, а речка, в которой так весело плескаться днём, теперь сочилась такой чернотой, словно хотела нас проглотить. На берегу дядюшка Тэруёси сгрузил с плеч на землю сноп соломы, зажёг его – и наши лица засияли во мраке оранжевым пламенем. А дядюшка Тэруёси, глядя в огонь, прокричал:
– О, Великие Предки! Найдите путь к нашему Огню![15]15
Иероглифы японского язычества Синтό (яп. 神道, синто) буквально означают «Путь Духов».
[Закрыть]
И мы, все хором, тут же повторили за ним:
– Го-сэндзὀ-сἀма! Дὀока, кὀно-хи но тὀкоро-ни оидэʼ-кудасἀй!
В чёрной бездне ночи наши голоса звучали особенно чётко.
Не сводя глаз с пылающего снопа, дядюшка Тэруёси хриплым шёпотом произнёс:
– Ну вот!.. Похоже, они уже здесь!.. Ёта, зажигай лампу!
Малышка Ами испуганно вскрикнула. Дядюшка тут же зашипел на неё:
– Тише ты! Напугаешь Предков – они не придут!
Я нервно сглотнула.
Пламя от снопа бережно доставили к лампе. Когда же та разгорелась, Ёта поднял её – и, балансируя на ходу, понёс до самого дома под сдавленные вопли дядюшки Тэруёси: «Только не погаси!»
– Дядюшка! Значит, наши Предки сейчас там, в этом пламени? – уточнила я. Он тут же кивнул:
– О да… Все они собрались на наш огонёк!
Как только Ёта затащил бесценный груз в прихожую, из гостевой навстречу ему выпорхнули тётушки, сгибаясь в поклонах:
– Осторожно-осторожно!
– Следи, чтоб не гасла!
Под их причитанья Ёта донёс горящую лампу через весь коридор до алтарной. От её пламени дядюшка Тэруёси зажёг свечу – и водрузил огонь на семейный алтарь.
Алтарную полочку по случаю Обона украшали огурец и баклажан. И тот и другой – на четырёх ножках из одноразовых палочек для еды. Первый изображал лошадь, на которой можно быстрее вернуться в родное гнездо, а второй – корову, которая не торопится покидать этот мир слишком быстро. Услыхав, что на этих животных будут разъезжать сами Предки, малышки Ами и Юри смастерили обе фигурки ещё к обеду.
– Ну вот… – сказал дядюшка Тэруёси. – Теперь наши Предки там, где горит это пламя! Нацуки, следи за свечой. Заметишь, что догорает, – скорее меняй на другую. Если это пламя погаснет, Предки потеряют ориентир, и им станет оч-чень неуютно!
– Хорошо…
А папа с дядюшками, рассевшись в трапезной за длинным столом, уже открывали сакэ, и женщины суетились с подачей ужина.
Нас с сестрицей усадили за стол с остальными детьми. Перед нами стояли большие тарелки с дикоросами и тушёными овощами.
– Хочу гамбургер! – завопил Ёта. И сразу же получил подзатыльник от дядюшки Тэруёси – своего отца.
– А где ты его увидел?
На краешек блюда с варёной саранчой[16]16
Традиционная горячая закуска в горных районах префектуры Нагано. Взрослая саранча размером до 3–4 см варится в соевом соусе с сахаром. По вкусу напоминает мясо креветок.
[Закрыть] запрыгнул кузнечик.
– Ёта! Убери его…
Поймав попрыгунчика в обе ладошки, Ёта явно собрался выпустить его на улицу.
– С ума сошёл? – остановил его дядюшка. – Откроешь сёдзи – налетит мошкара!
– Давайте я скормлю его пауку! – предложила я. И, поднявшись из-за стола, бережно взяла из рук Ёты зелёного попрыгунчика. А затем отнесла его на кухню и аккуратно воткнула в паутинку чуть выше плинтуса. Тот особо не сопротивлялся – пару раз дёрнул крылышками, да и затих.
– Шикарное угощение! – усмехнулся Юу за моей спиной.
– Интересно, сможет ли паук сожрать столько сразу?
Паук, похоже, при виде такой огромной добычи здорово растерялся. Ну а мы вернулись к столу и набросились на саранчу у себя на тарелках. Та была странной, но сладковатой и легонько похрустывала на зубах. «Приступил ли к ужину паук?» – думала я, не переставая жевать.
Ночью весь дом окутало звуками насекомых. Некоторые дети похрапывали, но существа снаружи раздражали меня сильнее людей.
Когда спишь в деревне, если зажечь слабый свет – сетки на окнах тут же облепят полчища насекомых, и в комнате станет вообще ничего не видать. У себя дома я привыкла спать со включённым ночником и в этой призрачной полутьме ворочалась под одеялом от страха. Единственное, что успокаивало, – мысль о том, что Юу сопит где-то рядом, по ту сторону сёдзи, совсем недалеко от меня.
А потусторонние жизни всё прижимались к окнам снаружи. Ночью их присутствие ощущалось особенно чётко – и, хотя было страшновато, каждая клеточка моей плоти так и зудела от возбуждения.
* * *
Наутро сестра закатила истерику.
– Хочу домой! – визжала она сквозь слёзы. – Ненавижу здесь всё! Поедем обратно, сейчас же!
У моей сестрицы повышенная волосатость, поэтому в школе её дразнят «кроманьонкой». Об этом рассказала мне Канáэ, чья сестра из одного класса с моей. Да и мои ровесники не раз кричали мне в спину:
– Эй! Это твоя сестрёнка – кроманьонка?
Школу она ненавидела и прогуливала нещадно. Обычная история: пора уже из дому выходить, а она ещё носа не высунула из спальни. Да так и валяется потом дома весь день под заботливым маминым крылышком.
И уж для неё-то летние каникулы, по идее, должны были стать отдушиной. Но в первый же вечер Ёта спросил у одной из тётушек, зачем Кисэ отращивает усы. Остальные тётушки очень быстро об этом узнали – и утром, во время завтрака, ворвались в столовую целой толпой, дабы убедиться в услышанном своими глазами. Кисэ, понятно, тут же забилась в конвульсиях.
– Ты видишь, Ёта, что случается, если девочек дразнить?! – возмутилась одна из тётушек. – Немедленно проси у Кисэ прощения!
Ёта разревелся и стал извиняться, размазывая слёзы по щекам. Но рыданий сестрицы это не уняло.
– Ну что с ними делать… Кисэ, деточка!.. И часто у тебя такие приступы? – запричитали всё тётушки напере– бой.
А Кисэ вцепилась в маму и больше не отходила от неё ни на шаг. Мало того – как и при каждом стрессе, её начало тошнить. Весь остаток дня она повторяла: «Мне плохо! Поедем домой!» – и к вечеру мама забила тревогу.
– Бесполезно! Её уже лихорадит. Давай вернёмся?
– Ну что ж… Если всё так плохо… – беспомощно развёл руками папа.
А Ёта всё ходил за сестрицей по пятам, как привидение, и стенал.
– Прости-и меня, Кисэ-э… Прости-и! – только и повторял он, хотя ей от этого легче не становилось.
– Разбаловали вы её! – покачал головой дядюшка Такахи́ро. Но дядюшка Тэруёси сказал:
– Ну зачем так спешить? Здесь свежий воздух. Выспится хорошенько и сразу повеселеет! Правда, Кисэ?
Но сколько принцессу ни уговаривали, оставаться она не хотела ни в какую, и в итоге мама сломалась.
– Утром поедем домой! – объявила она устало. Мне же только и оставалось, что кивнуть.
* * *
В шесть утра, как условлено, мы с Юу встретились за старым сараем.
– Ну? Куда пойдём?
– На кладбище.
– Зачем?! – удивился он.
– Юу! Сегодня мне придётся уехать. И я просто должна попросить тебя… Пожалуйста, женись на мне!
От такой «просьбы» Юу оторопел.
– Жениться? – эхом отозвался он.
– Но мы же не увидимся аж до следующего лета! Я смогу это пережить, только если мы будем женаты… Прошу тебя!
Услышав, как я самоубийственно серьёзна, Юу кивнул.
– Ладно. Давай поженимся, Нацуки.
И мы, на цыпочках выскользнув за ворота, понеслись по тропинке меж рисовых полей к семейному кладбищу.
Добежав до могил[17]17
В современной Японии покойников почти никогда не хоронят в земле. Как правило (около 99 % случаев), их кремируют в деревянных гробах, а уже урны с прахом погребают в компактных могилах, чаще всего семейных. Такая практика объясняется как дороговизной земли для индивидуальных могил, так и требованиями национально-экологической гигиены. Семейные же мини-кладбища обычно напоминают миниатюрные мавзолеи, оформляются как синтоистские молельни и оснащаются алтарной полочкой для подношений (в виде амулетов, саке, сигарет или прочих бытовых вещей, которые усопший любил при жизни).
[Закрыть], я спустила на землю рюкзак, вынула Пьюта и примостила на каменной полочке для подношений.
– О, пастор Пьют! – попросила я. – Донеси нашу молитву до Предков!
– А они точно нас не накажут? – нахмурился было Юу.
– За что же им наказывать парочку влюблённых, которые хотят пожениться? – удивилась я.
Саму же молитву я пищала голосом Пьюта, поскольку сам он говорить не умел.
– О, Великие Предки! Свяжите этих двоих узами брака! Юу Сасамото… Клянёшься ли ты любить Нацуки Сасамото и готов ли быть вечной её опорой – в здравии и хвори, в радости и горе, покуда смерть не разлучит вас?
Тут Юу завис, и мне пришлось шепнуть ему на ухо:
– Ну? Клянись давай!
– Д‐да, клянусь!
– Хорошо же! А ты, Нацуки Сасамото, клянёшься ли любить Юу Сасамото и быть вечной поддержкой – в здравии и хвори, в радости и горе, покуда смерть не разлучит вас?.. Да! Клянусь!
И я достала из косметички пару колец, которые смастерила из проволоки накануне.
– Юу! Надевай мне вот это на палец.
– Угу…
Холодной рукой он надел мне на палец колечко.
– А теперь давай я тебе! – сказала я и осторожно, боясь оцарапать, натянула на его бледный как снег безымянный палец второе кольцо. – Ну вот! Теперь мы женаты!
– Ух ты… То есть я взаправду твой муж?
– А как же? Не какой-нибудь там любовник, а самый реальный муж! Теперь, даже когда не вместе, мы – одна семья!
Юу чуть заметно насупился.
– Новая семья – это хорошо… Я рад, – выдавил он наконец. – А то Мицуко, если сердится, сразу грозит выгнать меня из дома. Обратно к инопланетянам.
– А давай придумаем Клятву? Как те обещания прошлым летом, когда мы стали любовниками. Но теперь-то мы поженились, и Клятва нужна настоящая!
– Ну давай…
Я достала из косметички блокнот и розовой ручкой стала записывать то, что сама же сочиняла вслух.
ОБРУЧАЛЬНАЯ КЛЯТВА:
1) Не держаться за руки ни с кем другим.
– Что… даже на фестивале? – удивился Юу. – А в хороводах?
– Ну, хороводы не в счёт! Главное – не хвататься за руки, когда вокруг никого!
Юу покорно кивнул.
– Ясно.
2) Не снимать кольцо даже на время сна.
– Какое? Вот это?
– Ну да… Я, между прочим, эти кольца ночью заколдовала! Так что, даже когда мы не вместе, наши пальцы соединены. Перед тем как заснуть, мы будем смотреть на кольца, вспоминать друг о друге и… всегда спокойно засыпать.
– Понял.
– Ну, что ещё? В чём ещё, по-твоему, нам нужно поклясться?
Чуть подумав, Юу взял у меня розовую ручку. И убористым почерком приписал:
3) Выживать, чего бы это ни стоило.
– Ты о чём? – удивилась я.
– О том, чтобы ничто не помешало нам увидеться через год. Как бы всё ни сложилось – мы обязательно встретимся, если будем живы!
Я впечатлилась.
– О да…
Текст нашей Клятвы мы решили хранить у него. Я же пока живу с мамой с сестрой, которые обожают выкидывать мои вещи, когда меня нет дома. Конечно, Юу сбережёт такой важный документ куда лучше.
– Смотри не нарушай эту Клятву, что бы ни случилось. И следующим летом жди меня здесь непременно!
– Угу…
Спрятав наши кольца в карманы, мы вернулись в Бабулин дом. Дразнящий аромат мисό[18]18
Мисό (яп. 味噌) – популярный продукт японской кухни: густая паста рыжевато-бурых оттенков из перебродивших соевых бобов, риса и пшеницы. Ферментация достигается с помощью особых плесневых грибов Aspergillus oryzae (яп. 麹菌, кόдзи-кин). Используется как основа для заваривания «фирменного» японского супа или для жарки мяса, рыбы и овощей.
[Закрыть] защекотал нам ноздри уже в прихожей.
При виде нас у Бабули округлились глаза.
– Вот это да… Нацуки? Юу? Вы уже встали?
– Ага! Мы искали цветочные образцы. Для моего ботанического проекта! – использовала я отмазку, сочинённую ещё вчера перед сном.
– Какие молодцы! – впечатлилась Бабуля. – Ах да! Я совсем забыла… Погодите-ка!
Сказав так, Бабуля скрылась в гостиной – и тут же вернулась со своим портмоне, из которого достала два конверта из красиво расшитой ткани. Понятно, с деньгами.
– Вот, Нацуки! Тут немного, но… купи себе какую-нибудь игрушку.
– Спаси-ибо!
– А это тебе, Юу.
На Обон взрослые часто дарят нам небольшие конвертики из бумаги или такой вот ткани. Кто и сколько подарил – мы должны сообщать маме, но денежки эти наши и больше ничьи.
Лично я откладывала деньги на то, чтобы когда-нибудь съездить к Юу в Ямагату. Так что сразу упрятала свёрток на самое дно рюкзачка.
И тут сверху спустилась мама.
– О! Уже встала? – сказала она, завидев меня. – Отлично. Сразу после завтрака выезжаем, так что ступай собирайся. Твоей сестре по-прежнему плохо. А врача посреди Обона придётся ещё поискать!
– Ладно… – буркнула я.
Мама согнулась в поклоне перед Бабулей.
– Уж простите, матушка, что не сможем побыть до конца!
– Ну что ты, что ты! Раз уж бедняжка Кисэ у нас такая хворая…
Я посмотрела на Юу. Неужели я никак не могу остаться до Прощального Огня? И разве папа не говорил, что раз в день отсюда вроде бы ходит какой-то автобус?
– Мам! А может, я побуду ещё немного и вернусь на автобусе? – робко пискнула я.
Но мама лишь скользнула по мне измученным взглядом.
– Не болтай ерунды. Иди собирайся… Тебе ли не знать: если с твоей сестрой случится истерика, несдобровать никому!
– Но есть же автобус…
– Хватит, я сказала! – рассвирепела мама. – Ещё только тебя на мою голову не хватало!
– Прости…
Ну что ж, рассудила я. Не буду мешать «семейке» жить своей жизнью. Я ведь только что вышла замуж! Теперь, когда я сама по себе, этой троице будет куда удобней сливаться в семейном экстазе…
Мысль о том, что я теперь замужем, заряжала меня чудесной энергией. Я опять посмотрела на Юу. Наши взгляды встретились. Он легонько кивнул.
Вот тогда-то я и призвала свои колдовские чары, заклиная всех духов, демонов и богов, чтобы следующим летом мы с Юу встретились, что бы с нами ни произо– шло…
По всему дому пробежал лёгкий скрип половиц – и утро наконец-то настало. На взгляд с веранды, от черноты Открытого Космоса в небе не оставалось уже ни следа.
* * *
В машине воняло расплавленной резиной.
– Открой окно! Проветри как следует! – командовала мама, массируя спину сестре.
Я ехала на переднем сиденье, глядя в окно. Пейзаж снаружи становился всё скучней и обыденней. Понемногу замелькали дома.
Папа всю дорогу молчал. А мама, себя не помня, удерживала сестру от припадка.
Тяжкое это бремя – семья, подумала я. И сжала покрепче колечко в кармане.
Закрыв глаза, я стала думать о Юу. И в привычной тьме по ту сторону век замерцали призрачные огоньки, похожие на далёкие звёзды.
Похоже, я незаметно обучилась новому колдовству. И теперь даже за миллионы световых лет могу видеть, что творится на Попихамбопии, родине Юу. Если он когда-нибудь найдёт потерявший его звездолёт, я обязательно улечу с ним. Потому что мы уже поженились, и он привезёт на родину молодую жену. Пьют, разумеется, тоже полетит туда с нами.
Не открывая глаз, я дрейфовала в Открытом Космосе. Чуяла, как планета Попихамбопия подплывает ко мне всё ближе. И знала: пока я варюсь в этом зелье магии и любви, никто не посмеет ни обидеть меня, ни разрушить моё счастье с Юу.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?