Текст книги "Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти"

Отдых и ад. Политбюро на море

В сентябре 1931 года Сталина и Надю, отдыхавших на Черном море, навестили два грузинских партийных руководителя. Одного гостя Аллилуева любила, второго ненавидела. Надежда очень хорошо относилась к Нестору Лакобе, старому большевику, возглавлявшему большевистскую организацию Абхазии. Лакоба правил солнечной республикой с удивительной мягкостью, как своим княжеством. Он защищал местных начальников от центральной власти и боролся с коллективизацией, утверждая, что в Абхазии нет кулаков. Когда руководители из Тифлиса пожаловались на его самоуправство в Москву, Сталин и Орджоникидзе поддержали старого товарища.

Нестор, стройный щеголь со сверкающими глазами и зачесанными назад черными волосами, бродил, как средневековый трубадур, по узким улочкам своего королевства и заглядывал в кафе. Он плохо слышал, поэтому носил слуховой аппарат. Нестор был хозяином курортов, где отдыхала партийная элита, и поэтому знал всех вождей.

Лакоба постоянно строил для Сталина все новые и новые дачи, устраивал для него пышные банкеты. Короче, все, как в повести Фазиля Искандера «Сандро из Чегема». Коба считал Нестора Лакобу преданным союзником и близким другом.

Лакоба тоже входил в большую сталинскую семью и часто часами сидел со Сталиным на веранде после обеда или ужина. Когда Лакоба приезжал на дачу, нагруженный грузинскими блюдами, и начинал петь абхазские песни, вождь громко кричал: «Виват Абхазия!»

Сталин благосклонно выслушивал советы Лакобы о политике по отношению к грузинской компартии. Она отличалась от остальных республиканских организаций особой клановостью и нередко игнорировала распоряжения из Москвы. Чересчур сильная независимость Тифлиса от Центра послужила причиной для приезда и другого гостя – Лаврентия Павловича Берии, начальника Закавказского ГПУ.

Это был невысокий и очень энергичный лысый мужчина с широким мясистым лицом и пухлыми чувственными губами. За блестящими стеклами пенсне бегали змеиные глазки. Он был, несомненно, талантливым, умным и безжалостным интриганом и авантюристом. Спустя много лет Сталин назовет этого большого льстеца «наш Гиммлер».

Все, кто близко сталкивался с Берией, обращали внимание на то, что он буквально излучал сексуальную страсть. Лаврентий Павлович карабкался по карьерной лестнице с ловкостью и коварством опытного византийского царедворца. Сначала он дорос до руководства Кавказом, потом пробрался в сталинскую семью друзей и соратников и, наконец, стал одним из самых влиятельных руководителей Советского Союза.

Родился Лаврентий Берия в деревне под Сухуми, в семье мингрелов, грузинских евреев. Скорее всего, он был незаконнорожденным сыном одного абхазского землевладельца и очень набожной грузинки. Сейчас практически не осталось сомнений в том, что Берия был двойным агентом, и во время Гражданской войны работал на антикоммунистический режим мусаватистов в Баку. Говорят, что от расстрела его спас Сергей Киров, близкий друг и соратник Сталина. Впрочем, вмешательство Кирова могло и не понадобиться, если бы предателя Берию просто успели расстрелять.

Лаврентий Берия учился на архитектора в Бакинском политехническом институте. Но его влекла работа не архитектора, а чекиста, которая давала почти неограниченную власть. Лаврентий стал чекистом и никогда не жалел о своем решении. Он начал быстро подниматься по служебной лестнице благодаря недюжинным способностям и поддержке Серго Орджоникидзе. Молодой чекист с самого начала выделялся садистскими наклонностями даже в этой страшной организации.

В ЧК началась еще одна жизнь Лаврентия Павловича Берии, жизнь сексуального маньяка. Через много лет он расскажет своей невестке о поездке в Румынию. Там юного архитектора соблазнила женщина, годившаяся ему в матери.

В тюрьме, куда Берия попал в годы Гражданской войны, он влюбился в белокурую золотоглазую племянницу сокамерника. По происхождению Нина Гегечкори была дворянкой. Один ее дядя был министром в меньшевистском правительстве Грузии, другой стал министром у большевиков.

В момент знакомства Лаврентию было двадцать два года, Нина на пять лет моложе. Берия уже занимал высокий пост в ЧК, поэтому девушка попросила его освободить дядю. Молодой чекист начал ухаживать за семнадцатилетней дворянкой. В конце концов они бежали на чекистском поезде. Берия и Нина полюбили друг друга.

Сейчас Берии было тридцать два года. От революционеров первого поколения – таких как Сталин и Калинин, которым перевалило за пятьдесят, и второго – таких как Микоян и Каганович, которым было под сорок, – Лаврентий отличался в первую очередь знаниями. Он был намного образованнее.

Так же, как Железный Лазарь, Берия хотел всегда и во всем быть первым. Он был заядлым спортсменом, играл на месте левого защитника за сборную Грузии по футболу и занимался джиу-джитсу.

Этот очень опытный льстец и интриган славился талантом находить влиятельных покровителей. Орджоникидзе, правивший Кавказом в двадцатые годы, помог Берии сделать карьеру в ГПУ. В 1926-м Серго познакомил молодого чекиста со Сталиным. Дружба и «родственные отношения» закончились в том же году, когда Серго уехал в Москву. Берия быстро понял, что на данном этапе Орджоникидзе уже не нужен, и начал искать дружбы Нестора Лакобы. С помощью Лакобы он хотел вновь попасть к Сталину.

Сталина раздражала бериевская лесть. Когда ему сообщали о приезде грузинского чекиста, он недовольно хмурился. «Что, он опять приехал?» – ворчал Сталин и посылал помощника со словами: «Передайте, пусть уезжает, и скажите, что хозяин здесь Лакоба!»

С Лакобой Лаврентий Павлович не прогадал так же, как в свое время с Орджоникидзе. Когда молодой чекист попал в опалу у грузинских боссов, считавших его шутом, его защитил именно Нестор. Однако сейчас Берию успехи местного масштаба уже не устраивали. Он метил выше.

Лакоба сам привез Лаврентия Берию к вождю. Сталина привело в ярость неповиновение грузинских руководителей, которые назначали старых друзей и родственников на высокие посты, сплетничали с московскими покровителями и знали слишком много тайн юности вождя. Нестор предложил заменить этих заевшихся большевиков Берией, который являлся представителем нового поколения партийцев, беззаветно преданного Сталину.

Надя возненавидела низенького мингрела с первого взгляда.

– Как ты можешь принимать в доме такого человека? – возмущалась она.

– Но он хороший работник, – отвечал Сталин. – Это все эмоции. Дай мне факты.

– Какие тебе нужны факты? – крикнула жена. – Неужели ты не видишь, что он негодяй? Я не потерплю его в нашем доме.

Через много лет Сталин вспомнил, что послал ее к черту.

– Он мой друг и хороший чекист, – решительно закончил он разговор. – Я ему доверяю.

Киров и Орджоникидзе, хорошо знавшие Лаврентия, предупреждали Сталина, что ему нельзя доверять, но вождь не обращал внимания на слова старых друзей, о чем позже сильно пожалел.

Мингрел стал новым протеже вождя. Сталин, если верить дневникам Нестора Лакобы, согласился продвинуть молодого грузинского чекиста.

– Берия не подведет? – все же поинтересовался он. – С ним проблем не будет?

– Не сомневайся, – заверил его Лакоба, который вскоре тоже очень сильно пожалеет о своей доброте и уверенности.

Из Сочи Сталин с Надей отправились на воды в Цхалтубо. Оттуда Коба написал Орджоникидзе письмо, в котором делился своими планами относительно их общего протеже. Он пошутил, что встретился с местными начальниками, один из которых был комиком, а другой – толстяком. «Они согласились взять Берию в крайком Грузии», – сообщил Сталин в самом конце письма.

Серго и грузинские руководители пришли в ужас от того, что выскочка-чекист взял верх над старыми революционерами.

* * *

Ежегодное принятие ванн было у большевистских вождей своего рода паломничеством. В 1923 году Анастас Микоян узнал, что Сталина мучают ревматические боли в руке, и предложил принимать ванны в Мацесте под Сочи. Микоян даже выбрал бывший купеческий дом с тремя спальнями и гостиной, где и остановился Коба. Этот поступок подтверждал, что между двумя кавказцами, по крайней мере в те годы, действительно существовала близкая дружба.

Сталин часто брал с собой Артема и ехал в Мацесту в старом открытом «роллс-ройсе», сделанном еще в 1911 году. Никакой охраны не было, вождя сопровождал только личный охранник, Николай Власик.

Коба очень стеснялся раздеваться на людях. Возможно, причина заключалась в усохшей руке, возможно – в псориазе. Только один человек из его друзей и соратников мог похвастаться тем, что ходил в баню с самим Сталиным. Это был Киров. Взрослых вождь стеснялся, а против Артема ничего не имел. Пока они парились в бане, он рассказывал приемному сыну истории из своего детства, вспоминал приключения на Кавказе и говорил о здоровье.

Иосиф Виссарионович был помешан на здоровье – своем и соратников. Они были ответственными работниками, заботились о благе народа, поэтому государство должно было поддерживать их здоровье. Это стало традицией в Советской России. Начало ей положил Ленин, который тщательно следил за здоровьем своих помощников. К началу тридцатых сталинское политбюро работало очень много, испытывало сильные стрессы и чудовищные перегрузки. Неудивительно, что здоровье советских вождей, основательно подорванное царскими ссылками и Гражданской войной, серьезно ухудшилось.

Вождю так понравился доктор из Мацесты, профессор Валединский, что он даже однажды пригласил доктора выпить коньяка на веранде с ним, его детьми, писателем Максимом Горьким и членами политбюро. Позже Коба перевез Валединского в Москву. Этот профессор оставался его личным врачом до войны.

Сильно болели порой и зубы. Дантист Шапиро, по просьбе Нади, героически лечил восемь пожелтевших и гнилых зубов Сталина. Вождь был ему очень благодарен.

* * *

У Нади начинался осенний семестр, поэтому ей пришлось уехать в Москву. Сталин же опять вернулся в Сочи, откуда писал ей полные любви письма. В отличие от предыдущего отпуска, в этом году Сталин и Надя почти не ссорились. Несмотря на размолвку из-за Берии, ее письма были веселыми и полными уверенности. Надежда Аллилуева хотела сообщить супругу о положении в Москве. Конечно, она поддерживала линию партии.

Надя очень хотела сдать экзамены и стать квалифицированным специалистом. Они с Дорой Казан напряженно работали над текстильными рисунками и узорами.

«Москва изменилась в лучшую сторону, – писала Аллилуева, – но как женщина, которая пудрится, чтобы скрыть недостатки». Грандиозная перестройка, затеянная Кагановичем, потрясла город, такова была его взрывная энергия. Разрушение храма Христа Спасителя, не слишком красивого собора XIX века, для того чтобы построить на его месте еще более уродливый Дворец Советов, продвигалось медленно.

Затем Надя начала сообщать подробности, которые, по ее мнению, захочет узнать Сталин, но она видела происходящее с точки зрения женской логики и эстетики. «В Кремле чисто, но хозяйственный двор такой же страшный, что и раньше. В магазинах очень высокие цены, хотя товаров очень много. Не сердись, что я пишу о таких мелочах, но мне хотелось бы, чтобы людей избавили от этих проблем. Это было бы хорошо для всех работников». В конце она возвращается к самому Сталину: «Пожалуйста, побольше отдыхай».

Пока вождь загорал, в стране набирал силу голод. Ворошилов предложил разослать партийных руководителей по регионам, чтобы они собственными глазами увидели, что творится в России.

«Ты прав, – согласился Сталин 24 сентября 1931 года. – Мы не всегда понимаем значение поездок на места. С делами нужно знакомиться лично. Мы бы значительно чаще одерживали победы, если бы больше ездили по стране и лучше знали заботы людей. Мне очень не хотелось ехать в отпуск, но я очень устал и должен был заняться здоровьем».

Ворошилов был не единственным из отпускников, кто обсуждал с вождем проблему голода. Семен Буденный писал о том, что люди умирают от голода. В конце письма в свойственном ему стиле он сделал приписку: «Я закончил строительство новой дачи. Домик получился очень красивый».

На Сочи тем временем налетел сильный ураган.

«Ветер завывал двое суток, как разъяренный зверь, – сообщал жене Сталин. – Только у нас на даче он с корнем вырвал восемнадцать огромных дубов». Он был счастлив получить письма от детей.

Вот что написала Светлана в коротеньком письме, которое так обрадовало Генерального секретаря большевистской партии: «Здравствуй, папочка. Быстрее возвращайся домой. Это приказ!»

Сталин повиновался. Кризис углублялся.

Поезда с трупами. Любовь, смерть и истерия

«Крестьяне едят собак, лошадей, гнилую картошку, кору с деревьев, все, что могут найти», – сообщал Федор Белов в самый разгар кризиса, 21 декабря 1931 года, когда Сталин отмечал в Зубалове свой очередной день рождения.

На этих праздниках Иосиф Виссарионович всегда занимал место у американского патефона. Он ставил пластинки и развлекал гостей. Ему нравилась веселая музыка. Молотов с женой Полиной танцевали «русскую», взяв в руку платок. Сразу было заметно, что он брал уроки бальных танцев. Вообще-то тон в танцах задавали выходцы с Кавказа. По словам Екатерины Ворошиловой, Анастас Микоян, усатый армянин с черными волосами и сверкающими глазами, часто танцевал с Надей Сталиной.

Стройный и жилистый Анастас со сломанным в молодости орлиным носом так же, как Сталин, в юности едва не стал священником. Он любил хорошо одеваться, знал толк в одежде, но даже в обычной рубахе и сапогах казался модником.

Анастас Иванович отличался большим умом. У него были неплохое чувство юмора, такое же язвительное, как у Сталина, и несомненные способности к иностранным языкам. Микоян понимал английский, а в 1931 году учил немецкий, переводя «Капитал».

Анастас Микоян не боялся спорить с Кобой. Тем не менее он оказался самым долговечным большим политиком в истории Советского Союза. Этот армянин занимал высокие посты даже при Леониде Брежневе.

В партию он вступил в 1915 году. Только чудом ему удалось избежать трагической участи двадцати шести знаменитых бакинских комиссаров, расстрелянных в годы Гражданской войны в Азербайджане. Сейчас он правил советской торговлей и снабжением.

Анастас всю жизнь хранил верность своей скромной жене Ашхен. Приглашая Надежду Аллилуеву, он, скорее всего, просто хотел поднять ей настроение. Жена Ворошилова помнила, как Микоян долго расшаркивался перед Надеждой Сергеевной и упрашивал ее станцевать с ним лезгинку. Надя была скромной женщиной. Она смущалась перед натиском этого армянского рыцаря, закрывала лицо руками, словно не могла равнодушно смотреть на его красивый и артистичный танец, и убегала в угол. А может, она отказывалась, понимая, что Сталин может приревновать ее к щеголю Микояну.

Ворошилов-танцор являлся полной противоположностью Ворошилову-политику. На танцплощадке он умел все, а в политике – ничего. Он любил отплясывать гопак, который его супруга называла «полькой, его коронным номером», и постоянно искал партнеров для танца.

* * *

Летом Фред Бил, американский радикал, побывал в деревне под Харьковом, тогдашней столицы Украины. Он обнаружил, что все жители мертвы, за исключением одной женщины, которая сошла с ума. В домах, ставших склепами, пировали крысы.

6 июня 1932 года Сталин и Молотов заявили, что никаких изменений ни в сроках поставок зерна, ни в его количестве быть не может. Через полторы недели, 17 июня, политбюро Украины, возглавляемое Власом Чубарем и Станиславом Косиором, умоляло Москву оказать республике срочную помощь. Свою просьбу украинские руководители оправдывали тем, что во многих областях возникло чрезвычайное положение. Сталин отказал в помощи. Он обвинил Чубаря и Косиора в разжигании паники и заявил, что они действуют заодно с врагами и вредителями. Возникновение голода Сталин считал враждебным актом против ЦК партии.

Когда один из руководителей Украины смело начал рассказывать на заседании политбюро, что в республике царит голод, вождь прервал докладчика. «Нам говорили, товарищ Терехов, – язвительно сказал он, – что вы хороший оратор, но теперь мы видим, что вы еще и хороший сочинитель. Вы придумали такую страшную сказку о голоде на Украине! Не иначе как надеялись напугать нас. Нет, не получится! Мне кажется, что вам было бы лучше оставить пост секретаря ЦК компартии Украины и вступить в Союз писателей. Вы будете придумывать факты, а дураки будут их взахлеб читать».

К Микояну пришел чиновник с Украины. «Товарищ Сталин или кто-нибудь из членов политбюро знает, что происходит на Украине? – спросил он. – Если нет, то я могу вам рассказать, чтобы вы имели хоть какое-то представление. Недавно в Киев пришел поезд. Он был загружен трупами людей, умерших от голода. Поезд собирал мертвые тела от самой Полтавы».

Конечно, партийные руководители в Москве и на Украине прекрасно знали, что происходит. Их письма показывают, что они видели все ужасы из окон своих роскошных поездов. Семен Буденный писал Сталину из Сочи: «Я смотрел в окно поезда и видел усталых людей в старой рваной одежде, наши лошади одни кожа да кости…»

Черный список голода, которого бы удалось избежать, если бы не все деньги пошли на строительство печей для литья чугуна и тракторов, состоит из четырех-пяти, а возможно, и даже десяти миллионов человек. По своим масштабам эта трагедия не имеет себе равных в истории человечества. Сравниться с ней могут разве что ужасы, которые творили нацисты и маоисты.

Казалось бы, кровавая резня и страшный голод должны были подорвать силы партии, но ее члены даже не поморщились.

Как написал один ветеран-партиец, большевиком считается не тот человек, который просто верит в марксизм. Большевик – это тот, «кто обладает безграничной верой в партию независимо от каких бы то ни было обстоятельств; тот, кто способен приспосабливать свою мораль и совесть по приказу партии и без малейших колебаний все время верить в правоту партии даже тогда, когда она все время не права». Сталин не преувеличивал, когда хвастливо заявлял: «Мы, большевики, – люди особой закваски».

* * *

Надежда Аллилуева была простым человеком, в ней не было особой закваски. Царивший в стране голод усиливал и царившее в семейной жизни Сталина напряжение. Во время поездки к своему дяде Реденсу, шефу ГПУ в Харькове, маленькая Кира Аллилуева открыла занавески, закрывающие окна специального поезда, и очень удивилась, увидев едва стоявших от голода на ногах людей с раздувшимися животами, которые выпрашивали еду у пассажиров проходивших мимо поездов. Кира поделилась дорожными впечатлениями с матерью, а Женя Аллилуева бесстрашно рассказала об этом Сталину.

«Не обращай внимания, – отмахнулся Иосиф Виссарионович от родственницы. – Она еще совсем ребенок, поэтому и придумывает разные небылицы». Последний год семейной жизни Сталина выдался сложным и противоречивым. В его отношениях с женой были как счастливые минуты, так и горячие ссоры.

Совмещать обязанности хозяйки, матери и студентки Наде было очень тяжело. Нервы Сталина были напряжены, как натянутая струна. Он ревновал жену. Вождю казалось, что старые друзья, Авель Енукидзе и Николай Бухарин, подрывают его авторитет у Нади и стараются украсть ее. Дома Сталин себя вел по-разному: то как постоянно отсутствующий хозяин семейства, тиран, то как нежный и любящий муж.

У Нади Аллилуевой все чаще происходили истерики. Она становилась, как говорил Молотов, «неуравновешенной». Дочь Серго Орджоникидзе, Этери, имевшая много причин ненавидеть Сталина, объясняет: «Сталин обращался с ней плохо, но она, как все Аллилуевы, была очень неуравновешенной». Надя, казалось, отдалялась не только от своих детей, но и от остального мира. Сталин как-то признался Хрущеву, что, спасаясь от ее истерик, нередко запирался в ванной комнате, а она колотила в дверь и кричала: «Ты невозможный человек! С тобой нельзя жить!»

Конечно, Сталин, который боится разъяренной жены и прячется от нее в ванной, не очень вяжется с образом железного вождя, который укоренился в истории. Те месяцы были, возможно, самыми трудными в его жизни. Он был в панике, понимая, что его власть висит на волоске, что его вселенская миссия в опасности. Хотелось бы расслабиться дома и найти там поддержку у верной и любящей жены, но… дома его ждали непонятные ему истерики Нади. Она рассказывала подругам, что теряет интерес к жизни, что ей все надоело.

Первая леди советского государства была, несомненно, больна. Для того чтобы взбодриться, доктора посоветовали принимать кофеин. После смерти жены Сталин во всех бедах обвинил кофеин. Он был прав. Вместо того чтобы помочь, кофеин должен был довести ее отчаяние до пределов, когда с ним уже невозможно бороться.

* * *

Сталин понимал, что огромные украинские степи выходят из-под контроля, и сам впадал в истерику. «Мне кажется, что в некоторых районах Украины советской власти уже нет, – писал он Косиору, члену политбюро и руководителю республики. – Это правда? Неужели положение в украинских деревнях настолько тяжело? Чем занимается ГПУ? Может, вам следует лично заняться этой проблемой и принять необходимые меры?»

Партийные руководители снова разъехались по стране собирать зерно. В этот раз экспедиции войск ОГПУ и вооруженных револьверами большевиков носили еще более жестокий характер. Молотов отправился на Урал, Нижнюю Волгу и в Сибирь. Однажды его машина попала в кювет и перевернулась. И хотя никто не пострадал, Вячеслав Михайлович утверждал, что его пытались убить коварные враги.

Вождь улавливал сомнения и неуверенность региональных руководителей. Как никогда остро он понимал, что сейчас особенно нужны еще более кровожадные помощники, еще более слепые в своей преданности. Такие, как Лаврентий Берия, которому он поручил править Кавказом.

Против Берии ополчились все грузинское руководство. Объединенными усилиями им удалось отправить молодого чекиста в провинцию, но его вновь спасли. На этот раз сам Сталин. Вождь кратко, но доходчиво объяснил преимущества своего нового протеже: «Лаврентий Павлович Берия решает проблемы в то время, как бюро только перекладывает бумаги с места на место!»

Не обращая внимания на возражения старых большевиков, Сталин назначил Берию первым секретарем компартии Грузии и вторым секретарем Закавказского бюро. Так на сцене появилось новое действующее лицо – Лаврентий Берия.

* * *

В это время американец Фред Бил бродил по обезлюдевшим украинским деревням и читал нацарапанные на стенах изб предсмертные послания, от которых в жилах стыла кровь. «Да благословит Бог тех, кто войдет в этот дом. Пусть они никогда не страдают так, как страдали мы», – написал перед смертью один несчастный. «Сын мой, мы не смогли дождаться, – читал он в другой избе. – Пусть будет с тобой Бог».

29 мая 1932 года Сталин и Надя выехали в Сочи. Там их навестили Лакоба и Берия. Лаврентий сейчас не нуждался в услугах Нестора. Он уже имел непосредственный доступ к вождю. Отношения между недавними друзьями и союзниками сильно испортились. Лакоба при встрече с Берией, не стесняясь, говорил: «Мерзавец!»

Мы не знаем, какие отношения были между Сталиным и Надеждой Аллилуевой во время этого отпуска. Ясно одно, напряжение с каждым днем росло. Сталин правил страной, которая находилась на грани взрыва, при помощи писем и телеграмм. О надвигающейся катастрофе он знал по донесениям сотрудников ОГПУ, которые приходили к нему пачками.

Сталин сидел на веранде дачи в залитом жарким солнцем Сочи и гневно думал об ослаблении дисциплины и предательстве в партии. В критические моменты своей жизни он всегда прятался в крепости, осажденный врагами.

14 июля Сталин написал Молотову и Кагановичу в Москву и потребовал издать драконовский закон, по которому голодных крестьян следовало расстреливать за кражу хотя бы одного колоска с колхозного поля. Так родился печально известный закон о «борьбе с хищениями социалистической собственности».

7 августа закон вступил в силу. Сталин к тому времени окончательно впал в панику. «Если мы не предпримем попыток по улучшению ситуации на Украине, – писал он Кагановичу, – то можем ее потерять!» В критическом положении вождь обвинял слабость и наивность своего зятя Реденса, начальника ОГПУ Украины, и руководителя республики Косиора. Украина, считал Сталин, насыщена польскими агентами, которые во много раз сильнее, чем думают Реденс и Косиор. Он решил заменить родственника более сильным и безжалостным человеком.

* * *

Тем летом Надя рано вернулась в Москву. Может, она хотела подготовиться к осеннему семестру, а может, не могла больше выносить напряжение, которым был пропитан отдых в Сочи. У нее обострились головные боли и рези в желудке. Плохое самочувствие жены усиливало тревоги Сталина. Любой другой человек на его месте не выдержал бы такого стресса, но у Сталина были воистину стальные нервы.

Гнев Сталина в те дни вызывали не только враги, но и друзья. Он сильно рассердился на Ворошилова, который робко высказал предположение, что политика вождя не найдет поддержки у политбюро. Когда украинский чекист Корнеев застрелил, скорее всего, голодающего вора и был арестован, Сталин заявил, что его следует оправдать. Но Климент Ефремович, которого едва ли можно назвать мягкотелым защитником морали, тщательно разобрался в деле и выяснил, что жертвой был подросток. Он написал вождю письмо, в котором предложил судить Корнеева, пусть даже приговор будет очень мягким. В тот же день, 15 августа, разгневанный Сталин поступил по-другому: приказал не только освободить Корнеева из-под стражи, но и повысить его в должности.

Через шесть дней после дела Корнеева, 21 августа, Рютин, ранее арестовывавшийся за критику в адрес Сталина, встретился с несколькими единомышленниками. Они договорились написать «Обращение ко всем членам партии». По их замыслу, это должен был быть мощный призыв сместить Сталина. Еще через несколько дней в ГПУ поступил донос на Рютина. У Иосифа Виссарионовича случилась истерика. 27 августа он срочно вернулся в Москву и встретился в Кремле с Кагановичем, чтобы обсудить обстановку.

Через месяц, 30 сентября, ГПУ арестовало Рютина. Возможно, Сталин, которого наверняка, как всегда, поддерживал Каганович, требовал вынесения смертного приговора. Однако казнь товарища по партии, такого же меченосца, как и они, была чересчур решительной мерой. Против нее выступали Серго Орджоникидзе и Сергей Киров. 11 октября оппозиционера приговорили к десяти годам в лагерях.

Рютинское «Обращение…» имело последствия и для семьи Сталина. Если верить охраннику Власику, Надя достала антисталинский манифест у своих друзей в академии и показала мужу. Это, конечно, не означает, что она присоединилась к оппозиции. Аллилуева могла просто хотеть помочь мужу. Утром после самоубийства брошюру Рютина нашли у нее в комнате.

В пятидесятые годы Иосиф Виссарионович не раз признавал, что не уделял жене достаточно времени в последние месяцы ее жизни. «Время тогда было очень сложное, – оправдывался он. – Мы работали в страшном напряжении, вокруг было так много врагов. Работать приходилось днем и ночью…»