Текст книги "Непобежденный"

И это пробудило в нем привычное чувство обиды. В Британии он и Макрон командовали сотнями легионеров, которые уважали их как людей и как командиров. Боевые товарищи, проливавшие кровь и отдававшие свои жизни за то, чтобы эти люди в Риме могли спать спокойно, не опасаясь никаких врагов и наслаждаясь плодами военных побед римской армии. Но в Риме почти ничего не знали о том, как тяжело достались Макрону, Катону и другим легионерам эти победы на земле Британии, о них почти не писали в ежедневных объявлениях на Форуме, да и то, что писали, люди читали очень редко. Для толпы они были все равно что невидимы. Это разочарование лишь еще больше отяготило ему сердце. Миновав высоченную стену Большого Цирка, они начали спускаться к Форуму.

Центр города был залит светом факелов и жаровен, вокруг было полно гуляк, лоточников, проституток и воров-карманников, и их гвалт эхом отражался от стен храмов и общественных зданий. Катон покрепче прижал рукой клапан вещмешка и настороженно поглядывал по сторонам, пробираясь через толпу на Форуме. Макрон сделал то же самое, хотя и непрестанно оглядывал голодными глазами женщин, стоящих у входов в бордели. Когда двое легионеров прошли мимо, некоторые из них принялись окликать их, предлагая свои услуги, но большинство стояли с тусклыми пьяными лицами, либо напившись, либо до смерти устав от тягот своего ремесла.

– Эй, ты! – окликнула их рослая светловолосая женщина с узким подбородком, зазывно улыбаясь и преграждая им путь. – Легионеры, да? У меня для военных особые цены. Особые цены и особые услуги.

Она подмигнула Катону, но тот просто сделал шаг в сторону и пошел дальше, миновав ее. Тогда она поглядела на Макрона и взяла его за руку прежде, чем он успел среагировать. Ему довелось пару раз пообщаться с женщинами за время их путешествия из Британии, но он все равно ощутил хорошо знакомое покалывание в паху и остановился, чтобы посмотреть на нее повнимательнее.

– Нравится то, что увидел, а?

Женщина понимающе улыбнулась и, крепко держа его за руку, прижала его ладонь к покрытому волосами бугорку между ног.

– А то, что нащупал, нравится?

– Очень даже, – с усмешкой ответил Макрон, ощущая жестокое томление. Но увидел, как Катон остановился и оглянулся, хмуро глядя на него, и убрал руку. – В другой раз.

– Какая жалость, – ответила женщина, на мгновение сжав ему руку. – Ты похож на того, кто может доставить удовольствие женщине. Если еще сюда придешь, спроси Колумнеллу. Я буду наготове для тебя. То, что я сказала насчет особых цен, остается в силе.

Макрон приподнял брови.

– А насчет особых услуг?

– И это тоже.

Женщина быстро поцеловала его в губы, и Макрон ощутил запах вина в ее дыхании.

– Тогда до скорого свидания, – сказал он и прибавил шагу, чтобы нагнать друга. Они пошли в сторону длинной прямой улицы, которая вела в район Квиринал.

Когда они вышли с Форума, Катон остановился у светильника, висящего на стене у лавки пирожника, и достал письмо, которое больше года назад отправила ему Юлия. Там она объясняла, как найти дом, который она приобрела. Дом, где она ждала его возвращения. Пока шли боевые действия, Катон часто представлял себе, как придет домой, как снова обнимет ее. Но теперь эти мысли лишь дразнили его. Жестоко. Он ощутил, как встрепенулось его сердце, когда увидел написанные ее аккуратным почерком слова. Поспешно свернул письмо и убрал в вещмешок.

– Уже недалеко. Туда.

Не дожидаясь ответа, он быстро зашагал вперед. Макрон обернулся, еще раз поглядев на Колумнеллу, которая уже обхаживала худощавого седовласого мужчину с мешками под глазами. Тяжело вздохнув, он быстро пошел следом за своим другом. Хотя Квиринал и считался одним из самых благополучных районов Рима, улица была не слишком широкой, и по обе стороны от нее отходили мрачного вида темные переулки. Именно в таких пешие разбойники прячутся в темноте, чтобы наброситься на неосторожного прохожего. Ближе к вершине холма, где воздух был не столь зловонен, стояли уже не многоэтажные дома, а частные, принадлежащие зажиточным торговцам из сословия всадников, того же, к которому принадлежал и Катон, а также дома наименее влиятельных сенаторов. Тут было множество лавок с красивыми фасадами, где торговали дорогим товаром – специями, тканями, хорошими винами и хлебом.

Миновав два перекрестка, они свернули направо на третьем. Катон принялся считать входы и остановился у опрятной деревянной двери с ровными рядами выпуклых шляпок гвоздей, в пятидесяти шагах от перекрестка. К двери вели три истертые ступени, над ней висела масляная лампа на железном крюке, достаточно высоко, чтобы ее не украл какой-нибудь проходящий мимо ловкач. Катон поглядел на дверь, взяв себя за подбородок указательным и большим пальцами.

– Ты в порядке, Катон?

– Нет… не совсем.

Макрон подошел к другу и положил руку ему на плечо. Он был рядом, когда его друг повстречал Юлию, и за прошедшие годы достаточно хорошо узнал ее, чтобы тоже горевать о ней. Не только потому, что это затрагивало Катона. Чудесная женщина, которая стала бы чудесной матерью и, что еще важнее, была тем человеком, который давал Катону радость в жизни и повод уйти от привычной меланхолии. Макрон знал Катона с тех самых пор, как тот начал служить в легионе, видел, как его товарищ прошел путь от опциона до префекта, став ему старшим по званию. «Как странно, – иногда задумывался Макрон, – когда один человек тебе товарищ по оружию, друг и командир одновременно». Но дело даже не в этом. Катон был для него не только товарищем по службе, он был будто младшим братом или даже сыном. Поэтому Макрон делил с ним радости и горести во всем, будто отец.

– Юлии нет, но здесь твой сын. Ты ему нужен, особенно теперь, когда у него нет матери.

Катон уныло поглядел на него.

– Что я знаю о том, как это, быть отцом, Макрон? Последние десять лет я почти всегда был воином и никем больше. Ходил по колено в крови людей, которых я убил и которых убили на моих глазах. Что я знаю о том, как вырастить и вскормить ребенка?

– Я не говорил, парень, что ты должен ему сиську дать. Только о том, что ему нужен мужчина, с которого он будет пример брать, который научит его, что к чему. В этом духе. На это ты способен не хуже других. Сделаешь все правильно, и, уверен, юный Луций станет ничем не хуже своего отца, понимаешь? Слушай, я устал. Ноги болят, есть хочется. Что, будем и дальше тут стоять, как пара бродяг, или все-таки войдем?

Катон устало улыбнулся.

– Ладно, пошли.

Сделав глубокий вдох, он поднялся по ступеням и дважды ударил дверным кольцом, громко. Ничего не произошло, и он уже было собрался стучать снова, когда они оба услышали, как кто-то кашлянул, а потом заскрежетал маленький засов. Открылась небольшая дверца за зарешеченным окошком, и оттуда на них уставилась пара глаз с подозрением.

– Кто такие? – грубо спросил человек за дверью. – Мы никого не ждем. Ну?

Катон поглядел в глаза человеку за дверью.

– Префект Квинт Лициний Катон, вернулся со службы в Британии. Это мой дом. Мое жилище. Впусти меня.

Глава 3

– Префект Катон?

Стоящий за дверью был явно шокирован.

– Хозяин в Британии. Иди куда шел!

Он попытался закрыть окошко, но Катон просунул руку сквозь решетку, останавливая его.

– Погоди. Я тот, кем назвался. Смотри сюда.

Он вытащил свой военный жетон и выставил вперед, повернув в сторону, чтобы на него падал тусклый свет масляной лампы и человек внутри смог прочесть надпись. Воцарилось молчание. Привратник, по всей видимости, внимательно рассматривал жетон. «Интересно, – подумал Катон, – он хоть читать умеет?»

Привратник снова поглядел на Катона.

– Если ты тот, кем назвался, как ты мог оказаться здесь, в Риме, если ты должен воевать с варварами в Британии?

– Новый губернатор отправил в Рим меня и моего товарища, – едва сохраняя терпение, ответил Катон. – Так что открой дверь и впусти меня.

– А кто он, этот твой товарищ?

– Центурион Макрон. Уверен, моя жена о нем рассказывала.

– Госпожа о нем рассказывала… хорошо, господин. Я тебе верю.

Привратник отошел от двери, закрывая окошко. Спустя мгновение послышался глухой грохот тяжелого засова. Дверь с легкостью открылась на хорошо смазанных петлях, и Катон увидел крепкого темнокожего мужчину. На нем была простая коричневая туника. Мужчина низко поклонился, отходя в сторону и пропуская Катона и Макрона внутрь.

– Добро пожаловать домой, господин.

Привратник мгновенно закрыл дверь и задвинул засов.

– Простите меня, господин Катон, – виновато заговорил он. – Я должен был удостовериться, что это именно ты. В доме только я и кормилица. И, конечно же, юный господин Луций. Поэтому я должен был быть особенно осторожен, учитывая, что творится на улицах в последние месяцы.

– Даже здесь было неспокойно?

– Да, хозяин. Сторонники наследников императора все взбаламутили. Пытаются агитировать чернь за своих кандидатов и пользуются для этого даже услугами уличных бандитов.

– Дело скверное, – ответил Катон, оглядывая скромную прихожую. Ему не терпелось получше оглядеть дом, который выбрала для их семьи Юлия. На небольшом столике у стены стояла свеча в канделябре, и ее тусклого света было достаточно, чтобы осмотреться. Слева небольшая ниша со святилищем с фигурками хранителей домашнего очага. На противоположной стене такая же ниша, а в ней – бледное лицо. Катон ощутил, как поднялись волосы у него на затылке, когда узнал черты этого лица. Сглотнув, он медленно подошел ближе. Восковая посмертная маска была подсвечена изнутри колеблющимся светом небольшого масляного светильника. Подойдя ближе, он разглядел знакомые черты лица еще лучше и ощутил, как его пронзила тоска по умершей жене. Он нерешительно протянул руку и коснулся маски. Иллюзия сразу же исчезла, когда он ощутил под пальцами твердую и гладкую поверхность воска. Но не смог удержаться от того, чтобы не погладить изгиб скулы. А затем повернулся к остальным.

– Я очень сочувствую вашему горю, хозяин, – сказал привратник.

– Благодарю тебя, – сказал Катон, кивая. – Как зовут тебя?

– Аматап, хозяин.

– Как долго ты живешь здесь?

– Всю свою жизнь, хозяин. Я родился в рабстве. Мой прежний хозяин включил меня в стоимость дома, когда госпожа Юлия покупала дом. Она назначила меня домоправителем.

– Понимаю. А кормилица?

– Петронелла? Ее наняли кормилицей, а когда умерла госпожа, ей платил жалованье твой тесть, чтобы она ухаживала за господином Луцием.

– Что ж, хорошо. Я бы хотел осмотреть весь дом, но сначала я хочу увидеть моего сына.

– Конечно же, хозяин, – ответил Аматап, протягивая руки. – Ваши плащи?

Катон отдал ему плащ и вещмешок, затем то же самое сделал Макрон. Домоправитель повесил вещи на деревянные штыри и повел их по короткому коридору. По обе стороны виднелись заколоченные двери, и Катон догадался, что они ведут в комнаты, выходящие на улицу по обе стороны дома.

– На первом этаже лавки, так?

– Слева – лавка корзинщика, справа – булочника, хозяин.

– И какую аренду они платят?

Раб покачал головой.

– Не знаю, хозяин. Эти дела никогда не входили в мои обязанности. Отец госпожи Юлии взял все на себя до твоего возвращения.

– Понимаю.

Дойдя до конца коридора, они вышли в атриум. Под открытым небом был устроен небольшой квадратный пруд с мозаичными изображениями рыб. При свете звезд можно было достаточно хорошо все разглядеть, и Катон увидел несколько дверей, ведущих из атриума в комнаты, и узкую лестницу в углу, ведущую на второй этаж.

– Очень красиво, – сказал Макрон, глядя по сторонам. – Действительно, очень красиво. Ты хорошо приземлился, парень, сомнений нет.

– Наверху четыре комнаты, хозяин. Все сейчас пустуют. Госпожа не успела ни украсить их, ни купить мебель. Вон там ее спальня. Вон там – кабинет, который она приготовила для тебя, рядом столовая, а последняя дверь ведет в комнату господина Луция. Хочешь его увидеть? Он сейчас наверняка спит.

Катон кивнул.

– Да, хочу, прямо сейчас.

– Тогда прошу прощения, хозяин, схожу на кухню за лампой.

Он вышел из атриума в другой коридор, и Катон с Макроном услышали тихий разговор. Один из голосов был женским. Макрон повернулся к другу.

– Как себя здесь чувствуешь?

– Чувствую?

Катон на мгновение задумался.

– Как чужой в этом доме, если честно. У меня никогда не было своего дома. Для меня все это в новинку. Даже не знаю, что со всем этим делать.

– Нам остается играть с тем, что сдает нам Фортуна, парень. И у нас нет особого выбора в том, что с этим делать.

Катон улыбнулся.

– Это что? Философствуешь?

– Это опыт, парень. Куда лучше философии.

Неяркий свет и шаркающие шаги возвестили о возвращении Аматапа. Вместе с ним шла дородная женщина в свободной тунике, которая висела на ней, будто палатка. Домоправитель сделал жест рукой, и она поклонилась Катону и Макрону.

– Это Петронелла, хозяин.

При свете лампы Катон увидел, что у кормилицы миловидное пухлое лицо и пронзительные темные глаза, высокий лоб и коротко стриженные темные волосы. Лет тридцать с небольшим вроде бы, хотя при таком освещении трудно сказать точно.

– Полагаю, тебе сказали, кто я такой.

Она кивнула.

– Я бы хотел увидеть моего сына.

– Да, хозяин.

Она взяла лампу у Аматапа и повела их к двери в комнату Луция. Остановилась, взявшись за задвижку.

– Хозяин, будет лучше, если войдем только мы двое. Не стоит пугать бедное дитя, если он вдруг проснется в окружении незнакомых взрослых.

– Хорошо, – ответил Катон и повернулся к Макрону. – Не возражаешь?

– Вовсе нет. Это же твой сын. Со временем я и так с ним хорошо познакомлюсь.

– Благодарю тебя, – ответил Катон и повернулся к кормилице. Та сдвинула задвижку и тихо открыла дверь. Подняла лампу и вошла в комнату, ведя за собой Катона.

Это оказалась скромно обставленная комната правильных пропорций. Кроме кровати в ней были табурет и сундук в изножье кровати.

– Осторожнее, хозяин, – прошептала Петронелла, показывая под ноги. Катон поглядел вниз и увидел, что едва не наступил на небольшие деревянные фигурки, стоящие на полу. Наклонившись, он поднял одну из них. Это оказалась достаточно грубо вырезанная из дерева фигурка легионера.

– Очень их любит, – сказала кормилица. – Все время с ними играет, хозяин. И убрать их его не заставишь, когда он спать ложится.

Катон поставил фигурку на пол и тихо подошел к кровати. Петронелла поднесла лампу ближе, и он увидел лежащего на животе мальчика, повернувшего голову в сторону, разбросавшего руки в стороны. Тонкое одеяло он тоже скинул во сне, а пухлые ножки вытянул. Когда Катон подошел к нему, мальчик сморщил нос и что-то невнятно пробормотал, а потом вздохнул. Затем его дыхание снова стало ровным и неглубоким.

Катон тихонечко сел на край кровати и осторожно коснулся мягких темных кудрявых волос. У него зашлось сердце.

Это его сын. Луций. Его плоть и кровь, плоть и кровь Юлии. Ему показалось, что он видит курносый нос и маленький подбородок, унаследованные им от матери. От этого у него заныло сердце. Он снова затосковал по Юлии и мысленно проклял богов за то, что они забрали ее у него.

Осторожно встав, он кивнул в сторону выхода в атриум. Они оставили спящего мальчика и тихо закрыли дверь.

– Ну как? – спросил Макрон, наклонив голову.

– Отрубился и спит, как ветеран.

Макрон усмехнулся.

– Значит, весь в отца. Повезло ему.

И тут Макрон сморщился и непроизвольно зевнул.

– Чтоб меня, совсем расклеился.

– Да уж точно. Аматап, найди центуриону хорошую кровать.

– Да, хозяин. А тебе?

– Я лягу спать в главной спальне.

– Да, хозяин.

– Хорошо, и разбудишь нас завтра во втором часу. Я так понимаю, еды у нас хватает.

– Вполне, хозяин, – ответила Петронелла, кивая.

– Тогда будем спать ложиться.

Аматап слегка сморщил лоб.

– Хозяин, ты не желаешь осмотреть дом целиком?

Катон недоуменно обвел взглядом атриум.

– А что, еще есть, что смотреть?

– О да, хозяин. Кухня, помещения для рабов, но, прежде всего сад и место для трапезы на открытом воздухе. У госпожи это была любимая часть дома. Сейчас, конечно же, не слишком много увидишь.

– Значит, посмотрим утром, – прервал его Катон. – А пока что нам обоим надо поспать. Проводи центуриона Макрона, будь добр. Дай ему другую лампу, а эту отдай мне. Я сам дойду до спальни.

Взяв лампу, Катон обернулся к другу.

– Хорошо тебе выспаться.

– Не сомневаюсь, – ответил Макрон, жестом обводя дом. – О таком месте для постоя можно было только мечтать!

Они устало улыбнулись друг другу, и Катон пошел в хозяйскую спальню, дверь которой ему уже показал Аматап, обходя окружающие пруд колонны. Открыл задвижку и толкнул дверь. Петли тихонько скрипнули. Переступив порог, Катон уловил сладкий запах. Наверное, Юлия что-то в комнате положила, чтобы уютнее было. Спальня оказалась достаточно просторной, вдоль одной стены стояли сундуки, вдоль противоположной – стол, стул и полки с горшками и кувшинами, а посередине стояла большая кровать с толстым матрасом и двумя большими подушками, застеленная тонкими льняными простынями. У изножья кровати стояли небольшие сандалии.

Подойдя к столу, Катон увидел щетки для волос и зеркало, а еще небольшие горшочки с благовониями и румянами для лица. Рядом была небольшая деревянная рамка, на которой висели ожерелья и браслеты. В стороне от них на столе лежал большой серебряный амулет. Катон улыбнулся, подумав, что она, наверное, купила его, чтобы подарить ему в день возвращения. И он повернулся к кровати.

Поставив лампу на небольшой прикроватный столик, он разделся и, сложив одежду, положил ее на стул. Затем откинул покрывала и, забравшись под них, лег на бок, прижимаясь лицом к подушке и вдыхая еле ощутимый запах, другой, нежели во всей комнате. Более тонкий и более человеческий. Запах волос. Волос Юлии.

Закрыв глаза, он вытянул руку и провел пальцами по матрасу, нащупывая еле заметные впадины там, где она когда-то лежала. Уснуть не получалось, и он лежал без сна. Его охватили воспоминания и ужасное ощущение безвозвратной потери. И куда более жестокое ощущение того, что теперь ему придется жить без Юлии. Жить без любви.

У него есть сын. У него есть Макрон. Он пытался утешить себя, но все равно чувствовал себя одиноким, как никогда в жизни.

Глава 4

Наутро, выходя из спальни, Катон услышал смех. Спал он плохо и теперь, протирая глаза, потянулся прежде, чем обернуться на звук в коридоре задней части дома, ведущего в сад. Миновав три небольшие двери комнат для рабов, он подошел к открытой двери кухни. Вдохнув густой аромат жарящейся еды, он понял, насколько голоден, и остановился, заглядывая на кухню.

Петронелла подкладывала древесный уголь в огонь в жаровне. На жаровне стоял большой противень, на котором шипели и плевались жиром колбаски и жарящийся лук. Кормилица выпрямилась, вытирая руки о передник, и увидела его.

– Ой, хозяин, ты меня напугал.

– Прости.

– Мы привыкли уже быть одни в доме. С тех пор как хозяйка нас покинула.

Она сочувственно улыбнулась Катону.

– Хочешь позавтракать, хозяин? Центурион сказал приготовить, когда доел свинину и хлеб, все, что были. Подогретое вино есть.

– С удовольствием.

Катон вышел из коридора и моргнул, приспосабливаясь к яркому солнечному свету. Сад в задней части дома оказался не слишком большим, узкий, но шагов сорок в длину, вдоль всей задней стены дома, обращенной к параллельно идущей улице. По обе стороны сада была достаточно высокая стена, отгораживающая участок от соседей. Поверх стены можно было разглядеть лишь черепичные крыши на некотором расстоянии. Значит, подсматривать никто не будет. И тут Катон снова услышал смех. Повернувшись, он увидел крытый участок сада, где стоял простенький каменный стол, с трех сторон от которого были три ложа для трапезы, с подушками. На самом большом возлежал Макрон, держа над головой маленького Луция. Ребенок хихикал, а затем радостно взвизгнул, когда центурион поднес его к себе и пукнул ему губами в живот.

– Вот что мы ответим первому копейщику!

Катон пошел к ним, не в силах сдержать смех. Увидев его, Макрон ухмыльнулся.

– А вот и твой папочка!

Он посадил малыша себе на коленки, а потом поставил на пол, слегка подталкивая.

– Иди, поздоровайся.

Луций замешкался, неуверенно глядя на своего отца и сунув в рот пальцы правой руки. Катон тепло улыбнулся и присел, чтобы не нависать над ним. Выставил руки.

– Луций, иди сюда, мальчик мой.

Ребенок не сдвинулся с места, наклонив голову и глядя на Катона исподлобья, будто так он мог от него спрятаться.

Катон подвинулся вперед на шаг и решил попробовать снова.

– Подойди, Луций… иди, я тебя не съем.

И заставил себя улыбнуться, когда его сын резко развернулся и обхватил колено Макрона.

– Ой, да ладно тебе! – сказал Макрон, хмурясь. – Он может до усеру напугать варваров с волосатыми задницами, но ты же лучше их, маленький воин. Давай.

Макрон поднял Луция, разворачивая, и поглядел на Катона поверх плеча малыша.

– Это префект Катон, один из отважнейших воинов и лучших командиров во всей нашей армии. Тебе повезло, что он твой папа. А теперь, парень, поздоровайся, как положено.

Луцию ничего не оставалось, кроме как поглядеть на отца, застенчиво улыбаясь.

– Пивет.

Катон ощутил укол ревности, завидуя, что Макрон первым пришел к ребенку знакомиться. Надо было ему подождать, дать Катону шанс. Но эти недостойные мысли мгновенно исчезли. Катон прекрасно понимал, что его друг не делал этого намеренно. Просто, к сожалению, сам он слишком долго спал. И теперь надо это исправлять.

Кроме того, возможно, большой шрам на его лице мог выглядеть пугающе. Катон сел перед сыном и медленно протянул руки, а затем взял Луция. Решив последовать примеру Катона, он поднял сына и, надув щеки, прижал губы к мягкой коже на его животе и дунул.

Луций пронзительно вскрикнул от страха и начал реветь, размахивать крохотными кулачками и брыкаясь ногами. Катон опустил его и с тревогой поглядел на ребенка.

– Что я не так сделал? Ты в порядке? Макрон, что с ним такое?

Макрон удивленно прищелкнул языком.

– Понятия не имею. Мгновение назад ему это нравилось. Сам видел.

Луций продолжал визжать, по его пухлым щекам катились слезы, в широко открытом рту виднелись два крохотных, будто белые жемчужины, зуба.

– Это что еще тут? – спросила Петронелла, выходя в сад. Быстро отставив в сторону противень с колбасками и жареным луком, она подхватила Луция на руки и прижала к себе. – Что случилось, маленький хозяин? Большие-большие дяди тебя напугали? Как им не стыдно, а? Бедный малыш.

– Но я же ничего не делал, – возразил Катон, разводя руками. – Просто с ним поздоровался.

– Военные, что с них взять? – пробормотала Петронелла. – Вот ваш завтрак, хозяин. Покушайте, а я пока успокою ребенка и накормлю его кашей.

– Тогда корми его здесь, – приказал Катон. – С нами. Пусть привыкает заодно быть рядом со своим отцом.

– И дядей Макроном! – с ухмылкой добавил Макрон.

Катон повернулся к другу и приподнял брови.

– Дядей Макроном?

– А почему нет? Другого дяди, кроме меня, у него не предвидится. Ладно, послушаемся совета доброй женщины и нападем на эти отменно пахнущие колбаски!

Кормилица с малышом на руках пошла в сторону кухни, а Макрон взял в руку кинжал, проткнул им колбаску, поднес ко рту, откусил с края и принялся с наслаждением жевать.

– Вкуснейшие! Присоединяйся, Катон.

Изображать отсутствие голода не было смысла, и Катон пристроился на ложе рядом с Макроном. Наложил себе в тарелку кобласок и жареного лука. Через некоторое время вернулась Петронелла. Одной рукой она несла Луция, а в другой у нее была чашка, от которой шел пар. Усевшись на свободном ложе, она усадила малыша на свое объемное колено. Спустя мгновение Макрон хлопнул себя по животу и сыто рыгнул.

– Вкуснятина!

Услышав звук, Луций широко открыл глаза, а затем показал пальцем и засмеялся.

– Мак, Мак!

Макрон довольно улыбнулся и похлопал себя по груди.

– Вот так! Дядя Мак-Мак!

Катон вздохнул.

– Во имя богов… видели бы тебя сейчас легионеры, которыми ты командовал.

– Что ж, не увидят. Даже те, кто выжил в последних боях.

Повисло молчание. Катон и Макрон вспомнили жуткий холод и голод во время отступления от острова Мона, отступления, стоившего жизни столь многим товарищам по оружию. Но затем Макрон кашлянул и протянул руку с кинжалом, чтобы насадить на него еще одну колбаску. Поглядел на противень и понял, что она последняя. Глянул на Катона и убрал кинжал.

– Это тебе.

Катон закончил есть и стал смотреть, как его сын ест. Каши оставалось уже немного, и Луций крепко сжал губы и демонстративно отвернулся.

– Давай же, хозяин Луций, – ворковала Петронелла. – Еще немножечко.

Мальчик отворачивался всякий раз, когда к его рту приближалась ложка.

– Дай-ка я попробую, – сказал Макрон, пододвигаясь поближе. – У меня, похоже, с мальчишкой хорошо получается.

– Как пожелаешь, господин, – ответила Петронелла, отдавая чашку Макрону. Тот зачерпнул полную ложку каши и поднес ко рту Луция. Малыш поджал подбородок, крепко закрыв рот и моргая.

– Всегда найдется новобранец, который попытается не слушаться наставника, – с улыбкой сказал Макрон. – Если ты думаешь, что тебе удастся то, что не удалось сотням других, тебя ожидает чертов сюрприз, мой маленький друг.

Катон сглотнул и громко прокашлялся.

– Буду тебе очень благодарен, если ты в присутствии моего сына воздержишься от слов, больше подходящих для плаца.

– Есть, командир, – ответил Макрон, и его губы слегка дернулись в хитрой ухмылке. – Что ж, хорошо, попробуем по-другому.

Макрон пощелкал языком.

– Едет колесница в конюшню назад. Открывай ворота.

Он открыл рот. Спустя мгновение Луций тоже открыл рот, и каша отправилась по назначению.

Катон смотрел на ту легкость, с которой его лучший друг нашел общий язык с его сыном, со смесью веселья и зависти. И услышал стук в дверь. Вскоре последовал грохот сдвигаемого засова и послышались голоса Аматапа и другого мужчины. Затем шаги по коридору. Шлепанье мягких сандалий домоправителя и жесткий стук подбитых гвоздями армейских калиг. Аматап вышел в сад, а следом за ним вышел гвардеец-преторианец в белой тунике, перетянутой сверкающей, будто стекло, портупеей из полированной кожи.

– Простите, хозяин, но этот человек явился из дворца, чтобы увидеться с вами.

Катон кивнул. Он ожидал, что его вызовут достаточно скоро с докладом. Но не в первое же утро после прибытия. Махнул рукой гвардейцу, который обошел Аматапа. Подойдя к столу, тот остановился в двух шагах от ложа Катона.

– Квинт Лициний Катон?

– Да.

– А ты, командир? – спросил гвардеец, поворачиваясь к Макрону, который как раз пытался уговорить Луция съесть еще ложку каши. – Луций Корнелий Макрон?

Макрон оглядел гвардейца.

– Для тебя, гвардеец, – центурион Макрон. И префект Катон. Смирно, когда обращаешься к старшим по званию.

Гвардеец резко выпрямился и уставился перед собой.

– Вот так лучше. Что тебе нужно?

– Я послан, чтобы известить вас о вызове во дворец, к императору Клавдию и его советникам. Вы должны явиться с докладом к императорскому вольноотпущеннику Нарциссу немедленно. Затем он проводит вас к императору.

Катон и Макрон переглянулись.

– Нарцисс? – переспросил Катон.

– Да, командир.

Макрон обреченно вздохнул.

– А вот и неприятности.

– Он сказал, почему желает, чтобы мы сначала доложились ему? – спросил Катон.

– Нет, командир. Мне более ничего не было сказано. Только то, что следует настоять на том, чтобы вы пришли немедленно.

– Мы еще даже не одеты подобающим образом.

Гвардеец на мгновение задумался.

– На этот счет я не имею приказаний, командир. Мне было лишь приказано немедленно доставить вас к Нарциссу.

Макрон сложил руки на груди.

– А если мы решим не идти, пока не будем готовы?

Гвардеец ткнул большим пальцем себе за плечо.

– На этот случай я привел с собой свое отделение, командир. На улице ждут семеро ребят. Будет лучше, если мне не потребуется звать их в дом на глазах у твоей жены и сына.

Макрон гневно глянул на гвардейца.

– Она мне не жена. Она рабыня.

– Премного благодарна, господин, – раздраженно пробормотала Петронелла, закатывая глаза.

Катон встал с ложа.

– А мальчик – мой сын. Понял?

– Да, командир… виноват, командир.

– Ладно, хорошо, мы идем. Подожди в коридоре.

На лице гвардейца появилась растерянность.

– В чем дело?

– Мне было приказано не спускать с вас глаз, командир. Похоже, императорский вольноотпущенник не уверен в том, что вы желаете с ним увидеться.

– Представьте себе, – буркнул Макрон. – Во имя богов, и с чего бы ему так думать? Быть нам таким другом все эти годы и все такое.

Катон решил не реагировать на сарказм его друга.

– Хорошо, тогда хоть обуемся. Петронелла?

– Хозяин?

– Отправь письмо сенатору Семпронию о том, куда мы направляемся. Если будут какие-то, гм, последствия, тогда доставь Луция к сенатору. Там ему безопаснее будет.

– Да, хозяин.

– Что ж, Макрон, пошли, повидаемся с нашим старым приятелем Нарциссом.