Текст книги "Сын Спартака"

III

– Ты думаешь, Цезарь победит в голосовании? – спросил Марк, заглядывая в окно Дома сената.

Как обычно, при каждом важном голосовании возле окон и арок толпились наблюдатели, которые пришли поприветствовать своих героев и посмеяться над непопулярными сенаторами.

Утром прошел сильный дождь. Воздух был холодный и влажный. Марк плотно закутался в плащ, но капюшон, несмотря на плохую погоду, отбросил назад, чтобы лучше слышать шумные споры в Доме сената. Его темные курчавые волосы были перехвачены на лбу кожаной полоской, а сзади завязаны в хвост. Недавно ему исполнилось двенадцать лет, но для своего возраста он был высок и хорошо сложен, как и ожидалось от мальчика, который провел почти два года жизни в школе гладиаторов. Необычным для его возраста было лицо, покрытое шрамами, такими же, как над правым коленом.

Идиллическое детство на греческом острове Левкадия закончилось, когда Марка и его мать похитили наемники ростовщика Децима. Вскоре их разлучили: его мать должна была провести остаток жизни как рабыня на ферме в Греции, а Марка купил ланиста – владелец школы гладиаторов недалеко от Капуи. Обучение и тренировки в школе были тяжелыми, без всякого снисхождения, пока Марка не выбрали для показательного боя в присутствии Юлия Цезаря. Случилось так, что мальчик спас жизнь племяннице Цезаря, Порции, которая выпала на арену во время его боя с двумя волками.

С тех пор он жил в Риме и служил в доме Цезаря. Его обязанностью было шпионить за врагами хозяина. За свои смелые действия он был награжден свободой. Но это случилось несколько месяцев назад, и поначалу Марк надеялся, что скоро вновь соединится с матерью. Однако этому не суждено было сбыться. Несмотря на то что Цезарь несколько раз пытался наводить справки о том, где находится мать Марка, о ней не было никаких известий, и мальчик беспокоился все больше и больше. Сердце его болело каждый раз, когда он думал о матери. Он представлял, как она, скованная цепью с другими рабынями, тяжко трудится на полях виллы Децима. Марку не было покоя, пока его мать оставалась в рабстве. Ему не было покоя, пока он не отомстит Дециму за все страдания, которые выпали на долю его семьи, и за смерть Тита, который воспитал его как сына. Марк решил, что, если к концу месяца так и не появится никаких новостей, он попросит Цезаря, чтобы тот разрешил ему самому заняться поисками.

Хотя теперь Марк был свободным человеком, он вскоре понял, что новый статус дает ему меньше свободы, чем он надеялся. Прежние рабы были в долгу перед своими бывшими хозяевами. От них ждали, что любая просьба хозяина продолжить службу будет воспринята как честь для них. Таков был странный обычай римского народа. Это очень отличалось от тех простых традиций, в которых мальчика воспитывали на Левкадии.

У Марка оставалось совсем немного времени. Его прежний хозяин сложил с себя обязанности консула, которые выполнял в течение прошлого года, и вскоре собирался покинуть Рим, чтобы командовать армиями и римской провинцией Заальпийская Галлия. Если Марку потребуется какая-нибудь помощь от Цезаря в поисках и освобождении матери, то он должен получить ее прежде, чем вновь назначенный генерал покинет Рим. Но сначала Цезарю нужно одержать победу над своими политическими врагами, которые хотят судить его за злоупотребление своими обязанностями во время консульства. Сегодня они должны проголосовать, состоится ли суд над Цезарем.

Весь день сенаторы выдвигали аргументы за и против суда. Цезарь несколько раз поднимался, чтобы обратиться к своим обвинителям. Как всегда, Марка поразило ораторское искусство бывшего хозяина. В своих речах он использовал и риторику, и юмор, всегда обосновывал свои мысли, оспаривая доводы своих противников и завоевывая поддержку сенаторов и большинства наблюдателей у Дома сената. Но достаточно ли этого?

Стоящий рядом с Марком седоволосый Фест задумался над вопросом мальчика. Он отвечал за личную охрану Цезаря. Под его началом был небольшой отряд, состоявший из солдат-ветеранов, бывших гладиаторов и уличных бойцов, задачей которых было обеспечить безопасность Цезаря, когда он проходил по переполненным народом улицам Рима. Марк был самым младшим членом охраны, но уже завоевал уважение других за храбрость и умение обращаться с оружием.

– Трудно принять решение. Хозяин достаточно популярен у народа. Его земельные реформы за последний год многим помогли. Но народ не может повлиять на его судьбу. Такое право есть только у сенаторов. – Он помолчал, и его лицо озарилось улыбкой. – Но смею сказать, что большинство из них не рискнут столкнуться с гневом толпы, если суд будет. Единственная опасность – если Катону удастся перетянуть их на свою сторону.

Марк посмотрел на угрюмого сенатора, сидевшего на передней скамье напротив Цезаря. Как обычно, на Катоне была его простая коричневая туника, как знак того, что он остается верен добродетелям и традициям основателей сената. В прошлом году он яростно противился реформам Цезаря, и с тех пор они стали врагами.

Один из двух новых консулов, Кальпурний Пизон, председательствующий в дебатах, встал, чтобы высказать свое мнение. Из уважения к его должности сенаторы и зрители молчали, пока Пизон прочищал горло.

– Мои сограждане-сенаторы, до конца дня остается меньше двух часов. Три дня мы слушали доводы за и против выдвинутого предложения. Я предлагаю сейчас проголосовать, подлежит ли Цезарь суду.

– Сейчас мы узнаем, – прошептал Марк.

– Не будь так уверен, – возразил Фест. – Ты забыл о нашем друге Клодии.

Марк кивнул, вспомнив горячего молодого человека, который в прошлом году организовал уличные отряды в защиту интересов Цезаря.

– Я запрещаю! – громко крикнул кто-то.

Все головы повернулись к человеку, сидевшему на скамье трибунов. Трибуны, выбранные народом, имели право заблокировать любое решение сената, но такое право – право вето – редко применялось на практике. Трибун Клодий поднялся, вытянув вперед руку:

– Я запрещаю голосование.

Тут же вскочил Катон:

– На каком основании?

Клодий с улыбкой повернулся к сенатору:

– Я не обязан объяснять тебе причины, дорогой мой Катон. Просто я имею право запретить голосование. Вот и все.

Катон с яростью смотрел на трибуна.

– Но у тебя есть моральная обязанность объяснить свое решение. Ты должен указать причину.

– Я должен? – повернулся Клодий к консулу.

Пизон вздохнул и отрицательно покачал головой.

– Ба! – вскипел от злости Катон. – Трибун злоупотребляет своим правом. Если нет уважительной причины запретить голосование, а ее в данном случае нет, тогда он не имеет права запрещать.

– Может, это и неправильно, – ответил Клодий самым обыденным тоном. – Но как бы то ни было, это моя привилегия. И тут ты ничего не можешь поделать.

После этих слов сторонники Катона взревели от возмущения и гнева, и Марк заметил, что многие из остальных сенаторов, даже те, кто обычно поддерживал Цезаря, тоже рассердились. Он повернулся к Фесту:

– По-моему, Цезарь совершает ошибку. Он не должен полагаться на Клодия.

– Может быть, но зачем рисковать проигрышем в голосовании?

– Хозяин рискует большим, чем провал в голосовании.

Марк обвел рукой сцену, разыгравшуюся в Доме сената. Выкрики продолжались, пока секретарь Пизона не стукнул посохом по мраморному полу. Постепенно шум стих. Пизон кивнул в сторону высокой фигуры, сидящей между Катоном и Цезарем:

– Слово предоставляется сенатору Цицерону.

Марк прильнул к окну, чтобы не пропустить ни словечка. Цицерон был одним из самых уважаемых сенаторов, и он еще не решил, к какой стороне примкнуть. Что бы он ни сказал сейчас, ему под силу перетянуть голоса в пользу Цезаря или против него.

Цицерон намеренно прошел на середину помещения, остановился перед консулом и повернулся к сенаторам. Марк чувствовал, в каком напряженном ожидании они пребывают, но Цицерон, мастер ораторских трюков, ждал полной тишины. И только дождавшись, заговорил:

– Достопочтенные сенаторы, не будем бередить старые раны. Не многие из нас, присутствующих здесь, смогут забыть раздоры и жестокость, которые сопровождали правление Гая Мария и Суллы. И никто из нас не хочет возврата того времени, когда все сенаторы боялись за свою жизнь, а улицы нашего великого города были залиты кровью. Поэтому давайте решать нашу сегодняшнюю трудную проблему в духе компромисса.

Катон покачал головой и хотел подняться с места. Цицерон жестом заставил его сесть, и тот нехотя опустился на скамью. Тем временем Цезарь наблюдал за ними с холодным, ничего не выражающим лицом.

– Мало кто может отрицать, – вновь заговорил Цицерон, – что обе стороны имеют законные жалобы. Консульство Цезаря было временем великого раздора из-за природы предложенных им законов. И даже я не согласен с тактикой, которую он использовал, чтобы навязать свою волю. Но сегодняшняя попытка предать его суду пахнет политикой. Конечно, я уверен, что сенаторы выслушают его и их окончательное решение будет продиктовано как разумом, так и чувством справедливости.

Фест насмешливо фыркнул:

– Кого он обманывает?

– Ш-ш-ш, – прошипел стоящий рядом толстяк.

– Однако, – продолжил Цицерон, – поскольку трибун Клодий воспользовался своим правом вето, голосовать мы не можем. Трибун имеет право не объяснять причины своего решения, но я говорю ему, что его поступок легкомысленный и очень характерный для него. Этот трибун рискует еще больше расшатать единство нашего Дома.

Клодий скрестил руки на груди, откинулся на спинку кресла и улыбнулся.

– Хорошо известно, что Клодий – сторонник Цезаря, и этим объясняется его решение. Но мы ничего не можем сделать, чтобы заставить трибуна передумать. Как только мы ступаем на этот путь, мы подрываем сами традиции и законы, которые сделали Рим великим, каковым он и сейчас является. Тем не менее Цезарь обязан соблюдать законы. Поэтому я предлагаю согласиться на следующий компромисс. – Он помолчал. – В прошлом году сенатор Катон выдвинул такое предложение: поручить Цезарю уничтожение остатков армии Спартака. В тот день голосование не состоялось из-за бунта, который кто-то устроил у Дома сената… – Он многозначительно посмотрел на Клодия. – Случилось так, что сегодня я узнал еще об одном нападении, на этот раз напали на поместье недалеко от Тиферна, принадлежащее сенатору Севéру. – Он указал на огромного лысого сенатора, сидящего на передней скамье.

– Да, это так, – хмуро подтвердил Севéр. – Эти подонки сожгли мою виллу дотла, безжалостно убили моих служащих и освободили моих рабов. Возмутительно!

– Согласен, – кивнул Цицерон. – Количество и масштаб этих набегов растут. Банды мятежников теперь главная угроза безопасности ферм и вилл по обе стороны Апеннин. Их предводитель, какой-то головорез по имени Брикс, пытается объединить рабов в армию под своим началом. Он даже заявляет, что сын Спартака жив и возглавит новое восстание. Конечно, это полная чушь, но дураки, которые следуют за Бриксом, рады поверить всему.

У Марка холодок пробежал по затылку. Он познакомился с Бриксом в школе гладиаторов, где проходил обучение. Мальчик узнал тайну Брикса: старый гладиатор входил в ближний круг сторонников Спартака. Но Брикс узнал еще бо́льшую тайну Марка: мальчик был сыном бывшего предводителя рабов, а потому он был врагом для всего Рима. Хотя Марк намеренно вошел в дом Цезаря, пытаясь опереться на его помощь в поисках матери, он жил в постоянном страхе, что его разоблачат. До сих пор ему удавалось отвлекать внимание от клейма на своем плече – голова волка, насаженная на острие меча, – которое связывало его со Спартаком, но известие о мятеже Брикса обеспокоило мальчика. Он осторожно взглянул на Феста, тот поймал его взгляд и вопросительно поднял бровь:

– В чем дело, Марк? Ты как будто увидел призрака!

– Ничего.

Марк притворился спокойным, но сердце его бешено колотилось.

Тем временем Цицерон продолжал свою речь:

– С этими разбойниками необходимо покончить. Катон, если Цезарь согласится взять на себя ответственность за их уничтожение, согласишься ли ты не настаивать на суде над Цезарем?

Прежде чем Катон смог ответить, поднялся Цезарь:

– Я протестую! У меня уже есть другие обязанности. Этой весной я принимаю командование армией. Я не могу тратить время на охоту за горсткой оборванцев. У меня есть более важные задачи.

– Более важные, чем безопасность Италии? – спросил Цицерон.

– Конечно нет! – вспылил Цезарь. – Ничто не может быть важнее этого. Только…

– Значит, ты возьмешься за решение этой задачи?

Цезарь сжал губы, пытаясь сдержать разочарование, и тут внезапно Катон встал и обратился к сенаторам:

– Если Цезарь согласится, я готов отозвать свое предложение судить его.

Несколько сенаторов захлопали, некоторые закивали. Катон грациозно склонил голову, потом протянул руку к Цезарю:

– Я уступаю, Цезарь. Поступишь ли ты так же?

– Хозяину это не понравится, – пробормотал Фест. – Приготовься к тому, что по возвращении домой будет много криков и воплей.

Марк не отводил глаз от Цезаря, надеясь, что тот откажется от предложения Цицерона.

Цезарь медленно кивнул:

– Очень хорошо. Я согласен. Я как можно скорее выслежу и уничтожу этих мятежников. Клянусь вам, что найду этого раба Брикса. И приведу его к Дому сената, чтобы вы решили, как его наказать. Я навсегда уничтожу наследие Спартака.

Слова его были встречены одобрительными возгласами сенаторов. К ним присоединились наблюдатели у окон и дверей. Марк молчал. Ему совсем не хотелось, чтобы Цезарь схватил Брикса. Что сделает его бывший хозяин, если узнает, что Марк – сын Спартака, злейшего врага Рима?

IV

Фест оказался прав. Как только Цезарь и его охрана вошли в дом и входная дверь закрылась за ними, гнев бывшего консула вырвался на свободу. Марк никогда не видел его таким сердитым.

– Будь проклят этот Цицерон! Гореть ему на самом дне ада! Теперь меня заставляют гоняться за каким-то диким гусем, когда я должен быть с моими легионами в Галлии!

Клодий пожал плечами, разглядывая ногти на правой руке:

– Тогда тебе надо было отказаться или, по крайней мере, кивнуть мне, чтобы я мог вмешаться со своим правом вето.

– Нет. Этим правом нельзя злоупотреблять. Мы должны были использовать его для отмены голосования. Но еще раз вытаскивать его, чтобы применить против Цицерона, – сенат такого не переварил бы. Даже мои сторонники имеют предел своей верности. – Цезарь скрипнул зубами. – Катон добился своего: он запер меня в Италии, когда я мог бы начать кампанию по завоеванию новых земель во славу Рима.

– Не говоря уже о твоей славе, – добавил Клодий.

Цезарь сердито посмотрел на него, а потом устало вздохнул:

– Что бы ты ни думал обо мне, я знаю, что Рим – мой первый и единственный хозяин. Моя жизнь посвящена тому, чтобы усилить его могущество во всем мире.

– Ты можешь говорить что угодно, Цезарь. Все равно сейчас у тебя главная задача – Брикс и его банда. Что ты собираешься с этим делать?

– Как я и сказал, я намерен выследить их и все другие банды мятежников и беглецов. А кого мы не убьем, тех, по крайней мере, я смогу продать. – Цезарь поджал губы. – Будет даже какая-то выгода от этой проклятой интермедии.

Марк почувствовал, как в нем закипела кровь. Как бы он ни восхищался Цезарем, тот оставался римлянином до мозга костей. А это значило, что он считал рабство естественной частью его мира. Он не обращал внимания на страдания и унижения рабов на своем пути. Для Марка, рожденного свободным, потеря свободы была самым ужасным событием в жизни. Он потерял свой дом, свою мать, человека, который его вырастил, – потерял все, что имело для него цену. После этого он стал просто одной из вещей своего хозяина Луция Порцинона, ланисты школы гладиаторов.

Там с ним обращались жестоко. На груди ему выжгли клеймо Порцинона. Его били и дразнили учителя и другие рабы. Память об этих днях все еще оживала в его снах, и порой он вдруг просыпался, дрожа и весь в поту. Один сон, часто повторяющийся, был просто кошмаром. В нем Марк переживал свой последний бой в качестве раба. Тогда он дрался с другим учеником школы, мальчиком по имени Феракс из Галлии, вожаком мальчишек, которые делали жизнь Марка несчастной.

В действительности Марк победил в том бою, и Феракс был повержен и вынужден просить пощады. Но как только Марк отвернулся от него, галл вскочил и попытался нанести ему удар в спину. Марка спасла быстрая реакция, и он убил Феракса. Однако в ночных кошмарах всегда побеждал Феракс, вновь и вновь со злобным рычанием вонзая меч в тело противника.

Марк надеялся, что для него это был последний такой бой. Но хотя Цезарь дал ему свободу, он все еще рассчитывал, что его бывший раб продолжит обучение и однажды вернется на арену, чтобы завоевать известность и состояние как профессиональный гладиатор. Цезарь будет платить за его обучение и в награду получит поддержку римлян. А пока Марк служил в охране под началом Феста. От него потребовали поклясться, что он будет служить в охране Цезаря до тех пор, пока будет его слугой. Марк понимал это так, что, как только агенты Цезаря найдут его мать и она станет свободной, он тоже будет свободен от своих обязательств.

И что потом? У него не было ясного представления, как они будут жить после этого. Раньше он думал, что они смогут вернуться на свою небольшую ферму на Левкадии и жить так, как они жили раньше, до того как их маленький мир рухнул. Теперь, когда Марк стал на два года старше и приобрел некоторый опыт, он знал, что этого никогда не будет. Ферма перешла к Дециму за долги их семьи, поэтому им с матерью придется устроить свою жизнь где-нибудь в другом месте. Во многих отношениях это было бы самое лучшее. Невозможно вернуть прежнюю жизнь. Ферма будет постоянно напоминать о том, что навсегда потеряно, – о беззаботном детстве под защитой двух взрослых, которые любили его. Теперь все это ушло и никогда не вернется.

– Мои четыре легиона стоят в лагере недалеко от Аримина, – сказал Цезарь, возвращая Марка в сегодняшний день. – Они готовятся к предстоящей кампании, обучая рекрутов, чтобы пополнить свой состав. Ветеранов я сейчас отберу. Именно они нужны мне для решения поставленной сенатом задачи. Ветераны лучше справятся со сбродом, который прячется в горах. Десяти когорт должно быть достаточно, чтобы разбить Брикса.

– Десять когорт? – вскинул бровь Клодий. – Всего пять тысяч человек? Ты уверен, что этого достаточно?

– Конечно, – небрежно махнул рукой Цезарь, словно отгоняя муху. – Все закончится очень быстро. Выживших доставят в Рим вместе с Бриксом или его телом. И я обязательно получу свою награду. Толпа будет приветствовать меня, а Катон вынужден будет проглотить свое высокомерие и аплодировать вместе со всеми. Мне не терпится увидеть его лицо.

– Тогда будем надеяться, что тебе не придется сообщать о поражении, когда ты в следующий раз будешь в сенате.

– О поражении? – удивился Цезарь. – Это немыслимо, невозможно.

– Надеюсь. Когда ты хочешь отбыть в Аримин?

– Немедленно. Я пойду по Фламиниевой дороге. Это самый короткий путь.

– Действительно, – согласился Клодий. – Но разумно ли это? В такое время года идти и без того тяжело, а тебе еще надо будет пересекать горы, где скрываются мятежники.

– Скорее всего, они будут прятаться в своих пещерах, греясь у костров. Я буду в безопасности. Кроме того, я не могу откладывать. Чем быстрее вопрос будет решен, тем скорее я смогу уделить внимание более важным победам и завоеваниям. Я отправляюсь на рассвете. Фест!

Начальник охраны вышел вперед, склонив голову:

– Да, хозяин.

– Я возьму с собой тебя и шесть твоих лучших охранников. – Цезарь взглянул на Марка. – И тебя, молодой человек. Я подозреваю, что мне опять понадобятся твои знания и умения. В конце концов, ты учился с гладиаторами. Ты знаешь их образ мыслей и знаешь, как они дерутся. Да, я уверен, что ты будешь очень полезен. – Он обернулся к Фесту: – И еще мне нужен мой писарь Луп. Проследи за подготовкой.

– Да, хозяин.

Цезарь обратился к Клодию:

– Хотелось бы мне знать, против кого я иду. Если этот человек, Брикс, беглый гладиатор, тогда он опасен. И еще опаснее, если есть хоть доля правды в этом слухе о сыне Спартака, который присоединится к Бриксу со своими сторонниками. Если это правда, нужно как можно быстрее найти этого сына. Найти и уничтожить. Каждый раб в империи должен понимать, что Рим не успокоится, пока все его враги не будут уничтожены.

– Да, Цезарь, я прослежу, – кивнул Клодий.

– Я также ожидаю, что в мое отсутствие ты будешь соблюдать мои интересы здесь, в Риме. Я жду регулярных сообщений о заседаниях сената.

– Не беспокойся. Я все выполню. Теперь мне лучше уйти, чтобы не мешать приготовлениям.

– До свидания, мой друг, – улыбнулся Цезарь, пожимая руку молодого человека.

Клодий улыбнулся в ответ и вышел. Как только дверь за ним закрылась, улыбка исчезла с лица Цезаря. Качая головой, он пробормотал:

– Благодарю богов, что он не единственный мой сторонник, на кого я могу положиться.

Марк невольно кивнул, соглашаясь. Зоркий глаз Цезаря уловил этот жест.

– Значит, ты разделяешь мое мнение о Клодии? Это хорошо. Я всегда знал, мой мальчик, что могу доверять твоей здравой оценке.

– Да, хозяин.

– Итак, Марк, нам предстоит новое приключение. Ты дрался на арене и на улицах Рима. Но это будет твоя первая кампания, может быть, даже твой первый бой. Наверное, ты с нетерпением ждешь этого, да?

Марк заставил себя кивнуть в ответ. Цезарь легонько похлопал его по плечу:

– Я так и думал. Ты прирожденный воин. – Он стал серьезным. – Я действительно считаю, что мне понадобятся твои советы… А теперь иди, собери необходимые вещи и рано ляг спать. Впереди нас ждет длинная трудная дорога. Переходить Апеннины зимой – трудная задача.

– Я обязательно возьму теплые вещи, хозяин, – сказал Марк.

– Хорошо. По крайней мере одно радует. Моя племянница будет в Аримине со своим мужем. Он служит в Десятом легионе. Я уверен, что Порция будет рада снова увидеть тебя.

– Надеюсь, – взволнованно ответил Марк.

Порция была одной из немногих, к кому он относился как к другу с тех пор, как прибыл в Рим. Он скучал по ней, когда она покинула дом Цезаря, чтобы выйти замуж за племянника генерала Помпея, одного из ближайших союзников Цезаря. Вместе с Крассом Цезарь и Помпей составляли тройку самых влиятельных римлян. Это был непростой союз. Марк это очень хорошо знал. Он раскрыл заговор против своего хозяина, в котором участвовал Красс. В этот заговор входили также Децим и его прихвостень Термон – человек, который убил Тита и похитил Марка и его мать. Марк поклялся, что однажды отомстит. На его мече будет кровь Термона и Децима.

Он отбросил мысли о мщении и склонил голову перед Цезарем:

– С твоего позволения, хозяин?

– Можешь идти. Спокойной ночи, Марк.

К тому времени, как Марк вошел в небольшую комнату, которую они с Лупом делили в помещении для рабов, его товарищ уже услышал о походе. Хотя Марк и стал свободным, у него не было средств, чтобы жить отдельно, и он оставался в доме Цезаря, довольствуясь той же едой и теми же условиями, в каких жили рабы. Пока что это подходило ему. В конце концов, сейчас лишь одно было для него важным – ожидание известий от агентов Цезаря в Греции, которые должны были разведать о местонахождении его матери. Поэтому Марк был согласен оставаться рядом с Цезарем, чтобы услышать известие, как только оно достигнет Рима. Или Аримина, где они теперь будут находиться.

– Аримин, – улыбаясь, произнес Луп.

Этот невысокий худощавый юноша был почти на четыре года старше Марка, но казался его одногодком. Его темные волосы были коротко подстрижены, разговаривал он тихо, с покорностью, свойственной людям, рожденным рабами.

– Не могу дождаться, когда увижу этот город. Наверное, он красивый, расположен на берегу моря. Туда римляне ездят отдыхать.

– Сомневаюсь, что он будет таким уж красивым в середине зимы, – возразил Марк.

– Достаточно красивым. Во всяком случае, по сравнению с Римом.

Марк кивнул. Конечно, столица – это сердце империи, огромный город с богатыми домами, общественными банями и со всеми мыслимыми развлечениями, но он был перенаселен, и, когда наступало лето, на его зловонных узких улочках было нечем дышать. Свежий воздух побережья действительно будет приятной переменой. Но отдохнуть там не удастся.

– Сомневаюсь, что в Аримине у нас будет много времени для удовольствий, – сказал Марк. – Цезарь хочет завершить все как можно скорее. Вероятно, мы пробудем там, пока он не соберет свое войско, а потом пойдем в горы. Лучше думай о том, как выжить в снегу, под дождем, на ветру.

Луп поежился, представив себе эти картины.

– И бороться надо будет не только с природой, – добавил Марк. – Придется драться. Цезарь считает, что легко уничтожит мятежников. А я не уверен. Может быть, они и не тренированные бойцы, но драться они будут за свою жизнь, за свою свободу. И это делает их очень опасными.

Луп встревоженно посмотрел на Марка:

– Мне это не нравится. Зачем Цезарь берет меня с собой? Какой от меня толк в бою? Я даже не умею обращаться с мечом. Наверное, я принесу больше вреда своей стороне, чем противнику.

– Цезарю нужен не твой меч, а твое перо. Он хочет, чтобы его подвиги записывали. Эти записи он сможет потом использовать для роста своей репутации.

– Тогда ладно, – с облегчением ответил Луп. – Начну-ка я паковать вещи.

Он стал рыться в своем сундучке с канцелярскими принадлежностями, а Марк приступил к собственным приготовлениям к походу. В дополнение к мечу, метательным ножам и кинжалу он снял с деревянного гвоздя на стене свою кирасу гладиатора, заботливо завернул ее в старое одеяло и положил в вещевой мешок. Еще он взял небольшой круглый щит, утолщенную шапку, которую Фест сделал для него в прошлом году, кожаные наручи и теплую тунику под доспехи. Упаковав свое боевое снаряжение, он приступил к одежде.

Пока он занимался приготовлениями, одна мысль не покидала его. До сих пор лишь его мать и Брикс знали правду о его отце. А теперь оказалось, что Брикс всем рассказывает, что у Спартака есть сын и что сын продолжит дело отца. Конечно, некоторые римляне откажутся верить этому, посчитают, что Брикс просто выдумал эту историю, чтобы набрать себе как можно больше сторонников. Но найдутся и такие, которые поверят, и Марку будет гораздо труднее скрывать свою тайну. Цезарь уже заметил клеймо на плече своего слуги, но пока не сумел вспомнить, где он раньше видел такое же. Настанет время, когда Цезарь свяжет это клеймо со слухами и поймет, кто такой Марк. Когда это произойдет, его убьют.

При этой мысли Марк содрогнулся от страха – не за себя, а за мать. На что ей надеяться без него? Если Цезарь найдет ее, после того как узнает, кто такой Марк на самом деле, тогда ее тоже убьют из мести.

И еще одно тревожило мальчика. Он не хотел принимать участие ни в каких кампаниях против мятежных рабов. Если уж на то пошло, он бы скорее встал рядом с Бриксом против тех, кто превратил людей в собственность. Борьба рабов обречена на поражение. Даже если Брикс объединит в армию беглых рабов и разбойников, на что он надеется, выступая против мощи Рима? Цезарь поставил целью как можно скорее сокрушить их. Хотя Цезарь и говорит, что ему хватит пяти тысяч солдат – а это один легион, – у него есть еще три легиона. Единственная надежда рабов – найти вождя, который вдохновит их на борьбу, который соединит в себе качества великого воина, умного военачальника и грозной личности. Короче говоря, такого, как Спартак. С таким вождем десятки тысяч рабов побегут от своих хозяев, чтобы пополнить ряды мятежников, и тогда наконец Рим столкнется с равными силами. Но Марк был всего лишь мальчик. Если Брикс рассчитывает, что он пойдет по стопам отца, ему предстоит большое разочарование.

У Марка свело живот. Он вдруг почувствовал себя в западне. Он шел сражаться на стороне Цезаря против рабов, судьбу которых когда-то разделял. И все это время ему придется жить в страхе, что Цезарь узнает его тайну. Если Брикса поймают и поставят перед непобедимым римским генералом, конечно, он узнает Марка. Когда он выдаст его? Сразу же или под пытками?

Чем больше Марк думал об этом, тем больше нервничал. Закончив укладывать вещи, он погасил лампу и лег спать. На другой стороне комнаты Луп лежал на спине, похрапывая. Марк подложил руки под голову и уставился в темноту. Несмотря на все, что произошло с ним с тех пор, как его оторвали от дома и от матери, он знал, что впереди его ждет самое большое испытание.