Текст книги "Битва за Ленинград 1941–1944 гг.: подвиг города-героя в Великой Отечественной войне"

«В 14:00 Госпиталь подвергся артобстрелу. Попало 3 снаряда – один непосредственно в здание Госпиталя (3 этаж комната начальника пожарной охраны). Комната разбита. Второй снаряд разорвался около помещения приемного покоя (в полутора метрах). Третий снаряд попал в стену соседнего здания. В результате обстрела 4 человека из личного состава получили контузию и одно легкое ранение. Выбито свыше 300 окон. Пострадавшим оказана немедленная помощь. Срочно заделаны 300 оконных проемов» [5, л. 3–4].

Персонал госпиталя 1012 страдал от болезней, точнее от болезни, называемой голод, свидетельством чего является докладная записка.

«Начальнику медчасти В.Ч. 1012.

Копия замначальнику.

Рапорт.

Доношу, что в 9 отделении по болезни отсутствовали с работы 2 медсестры и 5 санитаров, вследствие чего создались тяжелые условия работы отделения. В частности, не работает бригада по проверке на педикулез. Людей нет. 13.12.1941» [12, л. 1].

«Начальнику 7 хирургического отделения от старшей сестры отделения.

Рапорт.

Довожу до Вашего сведения, что сегодня 23.12 не вышли на работу две сестры – Ананьева и Грищенко – по неизвестной мне причине.

Резолюция. Учитывая, что были в строю всего четыре сестры, работа отделения явно страдает. Направьте замену».

И тем не менее, несмотря на обстрелы, бомбежки, голод, лишения, врачи и персонал госпиталя достойно решали стоявшие перед ними непростые задачи. Свидетельством этого является «Акт обследования эвакогоспиталя № 1012 20 апреля 1942 года». В нем говорится следующее: «На излечении в госпитале находятся 796 больных, из них хирургических 713, терапевтических 64 и нервных 19. Санитарное состояние госпиталя вполне удовлетворительное. Имеется рентгеновский кабинет, лаборатория, физиотерапевтический и электрокардиографический кабинеты. Имеется передвижная рентгеновская установка и физиотерапевтическая аппаратура. Качество болезней удовлетворительное» [1, л. 1].

Из недостатков отмечены. «1. Снабжение хвойным настоем недостаточное. 2. Затруднение с медикаментами – перевязочными и снотворными.

Выводы.

1. Санитарное состояние и медобслуживание вполне удовлетворительное.

2. Задержки в выписке нет.

3. Командованию Госпиталя надо расширить изготовление хвойного настоя, доведя до 250 литров в день».

Отметим, что в это время эвакогоспиталь № 701 страдал от отключения воды, электричества и недостаточного отопления. Руководство госпиталя было не в силах справиться с этими проблемами. В том же апреле 1942 г. (15.04.1942) ликвидируется хирургический стационар № 95 в стенах Аничкова дворца в силу неудовлетворительного санитарного состояния и целого ряда других причин.

В заключение несколько слов о больнице им. Чудновского.

О героизме врачей больницы Чудновского достаточно красноречиво свидетельствует наградной лист на главврача И. В. Шеремета [15, л. 214].

В нем говорится следующее: «Вместо положенных по штату 36 врачей всю работу выполняют лишь 6 человек, а показатели из обследования от 11.XI.1941 (военврач 2 ранга Червяковский) признаны отличными.

Без дополнительных затрат и увеличения количества персонала развернуты дополнительно 70 коек, которые уже заполнены. Товарищ Шеремет уже провел ряд рационализаторских мероприятий, благодаря которым сэкономлено около 2200 метров перевязочного материала, около 5 литров иода.

Комиссар Афанасьев».

Сам по себе этот наградной лист достаточно красноречив и говорит не только об организационных способностях И. В. Шеремета, но и о подвижничестве и героизме коллектива больницы, прежде всего тех 6 врачей, которые делали работу каждый за шестерых. К наградному листу приложена газетная статья, в которой, в частности, сказано: «Темным сентябрьским вечером немецкие самолеты бомбили больницу и сбросили зажигательные бомбы. Главврач Шеремет лежал больным с температурой 39, но первым бросился тушить зажигалки. Являясь главврачом, он постоянно трудится как оперирующий хирург, много времени отдает лекционной и общественной работе. Фашисты заживо закопали его отца, убили сестру и племянницу. Трое из его братьев погибли на фронтах».

Эти примеры, разумеется, далеко не исчерпывают фактов героизма ленинградских медиков и тем не менее дают достаточное представление о суровой блокадной жизни и том повседневном подвиге, который несли врачи во время Ленинградской битвы. Думается, что изучение военной повседневности, пусть и в виде наиболее выдающихся поступков участников Ленинградской битвы, является весьма перспективным направлением и должно базироваться прежде всего на документах, тем более что, к сожалению, на наших глазах уходят последние свидетели и творцы той великой эпохи.

Литература

1. Акт обследования эвакогоспиталя № 1012 20 апреля 1942 года // ЦАМО РФ. 7 отдел. Ф. 725. Оп. 647. Кор. 1. Д. 85. Л. 237.

2. Грачев Ф. Ф. Записки военного врача. Л., 1970.

3. Дзенискевич А. Р. На грани жизни и смерти. Работа медиков-исследователей в осажденном Ленинграде. СПб., 2002.

4. Жизнь и смерть в блокированном Ленинграде. Историко-медицинский аспект. Материалы международной научной конференции, 2627 апреля 2001. СПб., 2001.

5. Книга чрезвычайных происшествий госпиталя № 1012 // ЦАМО РФ. Отделение 7. Ф. 725. Оп. 30091. Д. 1. Л. 1–3.

6. Кривошеев Г. Ф. Россия и СССР в войнах ХХ в. М., 2001.

7. Куприянов П. А. Доклад на конференции фронтовых хирургов. Декабрь 1941 г. // ЦАМО РФ. 7 отделение. Архив Н. Н. Бурденко. Отдельная папка.

8. Магаева С. В. Ленинградская блокада: Психосоматический аспект. М., 2001.

9. Магаева С. В., Тервонен Л. И. Блокадные дети. М., 2011.

10. Матвеев С. А., Шалыгин Л. Д., Борщев Г. Г. Махнев Д. А. К 70-летию Великой Победы: беспримерный научный подвиг ученых-медиков и врачей блокадного Ленинграда // Вестник Национального медико-хирургического центра им. Н. И. Пирогова. 2015. Т. 10. № 4. С. 130–131.

11. Нюрнбергский процесс. Т. 8. М., 2000. С. 245.

12. Рапорт начальнику госпиталя № 1012 от 13.12.1941 // ЦАМО РФ. Ф. 725. Оп. 30091. Д. 2.

13. Симоненко В. Б., Магаева С. В. Ленинградская блокада: Открытия в биологии и медицине. М., 2009.

14. Соболев Г. Л. Ленинград в борьбе за выживание в годы блокады. Кн. 1. Июнь 1941 – май 1942. Кн. 2. Июнь 1942 – январь 1943. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского ун-та, 2015.

15. Список Медсостава частей и учреждений Ленфронта, отличившихся в боях и представленных к наградам // ЦАМО РФ. 7 отделение. Ф. 21. 1941 год. Оп. 7527/1. Коробка 23. Д. 23. Л. 14.

16. Магаева С. В., Тервонен Л. И. Блокадные дети. М., 2011.

17. Фролов М. И. И нам уроки мужества даны. СПб., 2012.

18. ФроловМ. И. Блокада Ленинграда. Мифы и реальность. СПб., 2014.

19. Фролов М. И., Василик В. В. Битвы и победы. М., 2015.

20. Фролов М. И., Василик В. В. Осторожно! Отечественная. СПб., 2017. С. 50.

21. Хорошихина Л. П. Голодание в детстве как причина болезней в старости (на примерах малолетних жителей блокированного Ленинграда). СПб., 2002.

V. V. Vasilik

(St. Petersburg State University, Doctor of History, Candidate of Philology, Associate Professor, [email protected])

The exploit of medics in time of the battle for Leningrad in 1941–1942 (on documents of The Medical Department of the Central Archives of the Ministery of Defence)

The author shows the exploit of medical workers during the Battle for Leningrad and the Leningrad Blocade, using the documents from the Medical Department of the Central Archive of the Ministery of Defence in St. Petersburg, first of all – lists for reward. Doctors, medical sisters and medical assisants did everything possible and even impossible for salvation of lives of both soldiers of Red Army and citizens of Leningrad (present Sanct-Petersburg), providing first help, evacuation and further treatment, which generally gave high positive results and reabilitated up to 77–80 % percents of soldiers and officers. As examples of highly effective medical esablishments, the military hospital N1012 and the hospital named after Chudnovsky are exposed in the article.

Роль Финляндии в блокаде Ленинграда

В. И. Мусаев

(д. и. н., ведущий научный сотрудник, Санкт-Петербургский институт истории РАН, [email protected])

В статье рассматриваются вопросы военного сотрудничества Финляндии с нацистской Германией во время Второй мировой войны, в первую очередь в связи с блокадой Ленинграда в 1941–1944 гг. Автор считает, что, хотя Финляндия не была связана формальным союзным договором с Германией, фактически финские войска действовали как союзники немцев, координируя с ними свои действия. То обстоятельство, что финское командование воздерживалось от активных операций против Ленинграда и что с финской стороны не имели места артиллерийские обстрелы и бомбардировки города, было связано с иными причинами, нежели стремление жалеть Ленинград и пресловутый «гуманизм» командующего финской армией маршала К. Г. Маннергейма.

Ключевые слова: Вторая мировая война, Финляндия, блокада Ленинграда, К. Г. Маннергейм.

В современной России в последнее время предпринимаются попытки пересмотра традиционных стереотипов в оценке истории Великой Отечественной войны, звучат высказывания о необходимости избавляться от связанных с этим мифов и домыслов. К сожалению, однако, нередки случаи, когда не только падкие на сенсации публицисты-дилетанты, но и некоторые деятели, считающие себя серьезными исследователями, в борьбе со старой мифологией начинают создавать новую. Это в полной мере относится к истории совместных действий Финляндии с нацистской Германией против СССР в 1941–1944 гг., что в финской историографии имеет традиционное наименование «война-продолжение» (jatkosota), и, в частности, к участию финских войск в блокаде Ленинграда.

В работах ряда финских историков, которым затем стали вторить и некоторые российские авторы, утверждалось, что со стороны Финляндии «война-продолжение» была такой же справедливой и оборонительной, как и Зимняя война 1939–1940 гг., что агрессивных намерений в отношении Советского Союза Финляндия не имела. Особо говорится о роли командующего финской армией К. Г. Маннергейма. Пассивность финских войск на Карельском перешейке начиная с осени 1941 г., их уклонение от совместных с немцами активных действий под Ленинградом объясняется «доброй волей» маршала Финляндии. Якобы Маннергейм, для которого это был почти родной город, остановил наступление на линии старой границы, а во время блокады запрещал обстреливать и бомбить осажденный город (по утверждению биографа Маннергейма Л. В. Власова, без указания на источник этого утверждения, такой запрет был дан командующим в устной форме 5 сентября 1941 г.). В результате Маннергейм выставляется едва ли не главным спасителем Ленинграда, а город будто бы не был взят или разрушен благодаря его усилиям. К такому мнению склонялся даже Х. Сеппяля, автор весьма объективных исследований об участии Финляндии во Второй мировой войне, в заголовке одного из которых Финляндия прямо называется «агрессором», а другого – «оккупантом» [1, s. 229; 2, c. 266; 3, c. 69]. Еще один автор, Э. Вала, утверждал, что «маршал Финляндии не участвовал в блокаде Ленинграда, и именно поэтому произошло чудо: Ленинград выстоял» [4, c. 175]. Между тем финское руководство, включая Маннергейма, не могло не быть осведомлено о намерении А. Гитлера «стереть Ленинград с лица земли»: этот замысел был доведен до сведения первых лиц Финляндской республики уже 25 июня 1941 г. через Т. М. Кивимяки, финского посланника в Берлине [5, c. 55].

По поводу якобы отсутствия у Финляндии агрессивных устремлений по отношению к СССР надо заметить, что замыслы высшего финского политического и военного руководства отнюдь не исчерпывались отвоеванием утраченных территорий. Президент Р. Рюти, премьер-министр Ю. Рангелль, министр иностранных дел Р. Виттинг и другие члены правительства считали, что к Финляндии в результате войны должны отойти вся (!) Восточная Карелия, весь (!) Кольский полуостров и Карельский перешеек до Ленинграда. Финляндия, таким образом, должна была получить территорию вплоть до Белого моря, а южнее ее границы проходили бы по реке Свирь, южному берегу Ладоги и Неве. Этого не скрывают и финские авторы: о таких замыслах писал, в частности, известный историк О. Маннинен [6, s. 154]. В итоге территориальные приобретения Финляндии были бы примерно равны ее собственной территории. Подобные планы никак не вяжутся с тезисом об оборонительном характере «войны-продолжения». Едва ли можно с ним согласовать и тот факт, что на Петрозаводском направлении финские войска продолжили наступление далеко за линию старой советско-финляндской границы (на которую они вышли к 31 августа). К началу октября 1941 г. они заняли Петрозаводск и оккупировали всю Олонецкую Карелию, которую удерживали до лета 1944 г.

На Карельском перешейке успехи финского наступления действительно ограничились в основном отвоеванием «утраченных территорий». Однако остановка наступления была вызвана совершенно иными причинами, нежели якобы изначальное нежелание финского командующего его продолжать. Во-первых, финские войска 1 сентября вышли на линию старой границы, но не остановились на ней, а, форсировав реку Сестру, заняли Белоостров и начали продвигаться к Сестрорецку. На подступах к Сестрорецку наступление финнов было остановлено, а Белоостров был отбит обратно в результате советского контрудара. На других участках финны также продвинулись на несколько километров вперед за линию границы 1939 г. В дальнейшем наступление застопорилось вследствие возросшего сопротивления советских войск. Наступавшие уперлись в мощные укрепления КАУР (Карельского укрепленного района), возведенные с советской стороны старой границы в 1930-х гг. [7, с. 259–260; 8, с. 160]. Второй фактор, вызвавший остановку наступления, – это нежелание многих финских солдат сражаться за линией старой границы: восстановив довоенный status quo, они считали свою миссию выполненной. Случаи отказа идти в наступление, неповиновения командованию, дезертирства становились все более многочисленными и грозили вызвать всеобщий развал дисциплины в войсках. Особенно часто такие случаи имели место в частях 15-й и 18-й пехотных дивизий соответственно I и IV армейских корпусов на Карельском перешейке. Позднее столь же массовый характер стали принимать отказы финских солдат из частей VI армейского корпуса форсировать реку Свирь, что способствовало срыву плана соединения финских и немецких войск к востоку от Ладоги и образования второго кольца блокады Ленинграда [9, c. 121].

Наконец, финское руководство не могло не учитывать международную обстановку и в первую очередь позицию Великобритании, с которой у Финляндии тогда еще сохранялись дипломатические отношения. Британский премьер Уинстон Черчилль уже 22 июня заявил, что любое государство, сотрудничающее с Германией, будет расцениваться британским правительством как враг. 28 ноября Лондон недвусмысленно пригрозил, что, если финны не прекратят наступление к 5 декабря, британско-финляндские отношения будут разорваны и Финляндии будет объявлена война (6 декабря это все же произошло, хотя и после этого каких-либо активных действий против Финляндии англичане не предпринимали). Разрывом дипломатических отношений с Финляндией угрожало и американское руководство [10, р. 164–165]. Один из биографов Маннергейма, Я. Вирмавирта, высказал предположение, с которым вполне можно согласиться, что от попыток перерезать Мурманскую железную дорогу маршал Финляндии воздержался из опасений, что США в этом случае могут объявить войну Финляндии [3, с. 69–70]. Автор еще одной биографической работы о Маннергейме, В. Мери, пишет о плане квартирмейстера генерал-майора А. Ф. Айро по захвату станции Сорока, что позволило бы перекрыть железную дорогу и изолировать советские войска на Кольском полуострове. Маршал, как утверждает В. Мери, «немедленно начал ставить ему палки в колеса» [11, с. 165–166]. Именно совокупность всех этих факторов, а вовсе не ностальгические чувства Маннергейма по отношению к бывшей российской столице, заставила финского главнокомандующего приостановить наступление на Карельском перешейке и 9 сентября отдать приказ о переходе к обороне. «Гуманность» маршала Финляндии и его «любовь» к городу на Неве наглядно иллюстрирует разъяснение, которое было дано 4 сентября финским генштабом для МИДа. В нем, в частности, говорилось следующее: «Наступление на петербургские укрепления, имеющиеся между границей и Петербургом, потребуют, вероятно, больших жертв, поскольку они сильно защищены, и не лучше ли брать его с юга или, вообще, не заставить ли жителей города капитулировать с помощью голода» [5, c. 64].

Переход финской армии к позиционной войне был вызван еще одним обстоятельством. К осени 1941 г. стало ясно, что германский план «молниеносной» войны против СССР не удался и что война принимает затяжной характер. Продолжение активных военных операций потребовало бы от Финляндии крайнего напряжения. Для страны с немногочисленным населением и с не самой мощной экономикой это грозило невосполнимыми людскими и хозяйственными потерями. Еще в конце августа 1941 г. Маннергейм в письме фельдмаршалу В. Кейтелю, объясняя невозможность для финской армии продолжать наступление на Ленинград, ссылался на то, что уже 16 % населения страны находилось под ружьем. Немецкому представителю при финской ставке генералу В. Эрфурту Маннергейм заявил в марте 1943 г.: «Я больше не наступаю. Я потерял уже слишком много людей» [9, с. 122–123]. Так что пассивность финнов и их командующего начиная с осени 1941 г. объяснялась прагматическими, а вовсе не гуманистическими соображениями. Тем более что и германское командование после первых боев на подступах к Ленинграду оставило замысел штурмовать город и перешло к тактике его блокирования и методичного разрушения посредством бомбардировок и обстрелов. Главнокомандующий германской армией В. фон Браухич в начале сентября 1941 г., еще до установления полной блокады Ленинграда, передал командующему группы армий «Север» В. Р. фон Леебу: «Касательно отношения к городу Ленинграду предусмотрено, что Ленинград не должен быть взят, а только окружен». 7 октября генерал А. Йодль, начальник оперативного штаба Верховного командования вермахта, подтвердил Браухичу недвусмысленный приказ Гитлера: «Фюрер решил, что капитуляция Ленинграда или позднее Москвы не должна приниматься, даже если она будет предложена противной стороной. Ни один немецкий солдат не должен войти в эти города» [12, S. 184–185]. В связи с этим утверждения, подобные тому, как было заявлено совсем недавно, что главнокомандующий финской армией «уклонился от участия в штурме Ленинграда» [13, с. 300], выглядят сомнительными: сложно участвовать или не участвовать в том, что, собственно, и не планировалось.

Упомянутое выше отсутствие формального союзного договора между Германией и Финляндией вовсе не означало, что действия не координировались и оперативные планы не согласовывались. При ставке финского главнокомандующего постоянно находился в качестве представителя вермахта генерал В. Эрфурт. Посещали ставку Маннергейма в Миккели также другие высокопоставленные германские военные, в частности генерал А. Йодль. Встречи проводились и на высшем уровне. 4 июня 1942 г., по случаю 75-летнего юбилея Маннергейма, в Финляндию лично прибыл рейхсканцлер А. Гитлер (вместе с ним приехал фельдмаршал В. Кейтель). По прибытии он был встречен президентом Финляндии Р. Рюти и главнокомандующим финской армией К. Г. Маннергеймом и затем принял участие в чествовании юбиляра, проводившемся в специальном поезде вблизи финской ставки [14, s. 57-108]. 27 числа того же месяца Маннергейм на личном самолете Гитлера летал с ответным визитом в Восточную Пруссию, где встречался с фюрером в его ставке Вольфшанце (где Гитлер познакомил маршала Финляндии и сопровождавших его лиц с планами летнего наступления вермахта на Восточном фронте). Состоялись также встречи с В. Кейтелем, Ф. Гальдером и Г. Герингом [15, s. 258–259].

Воздерживаясь от активных действий, финские войска в то же время участвовали в блокаде Ленинграда и вплоть до лета 1944 г., т. е. даже в течение нескольких месяцев после ее окончательной ликвидации, прочно держали фронт на ее северном участке. В этой связи нельзя не упомянуть еще об одном мифе о проявлении К. Г. Маннергеймом гуманности по отношению к Ленинграду, который давно эксплуатировался в Финляндии, а в последние годы проник и в некоторые российские издания. Утверждалось, будто бы финский командующий, дабы щадить город, запретил обстреливать Ленинград из дальнобойных орудий и бомбить его с воздуха. Действительно, обстрелов и бомбардировок Ленинграда с финской стороны в период блокады не было. Причины этого раскрыты в ответе финского командования на запрос командующего группой армий «Север» фельдмаршала В. фон Лееба, направленный в финскую ставку 2 октября 1941 г., о том, как могут финские батареи действовать против Кронштадта и может ли финская авиация участвовать в бомбардировках Ленинграда. В документе, предназначенном для ответа командующему группой армий «Север», указывалось, что финская армия располагает восемью орудиями калибра 153 мм, которые могли вести огонь на расстояние не более 20 км, и одним железнодорожным орудием калибра 180 мм с дальнобойностью 28 км, к которому, однако, недоставало зарядов. По поводу авиации в документе было записано следующее: «Из-за малочисленности бомбардировщиков воздушные силы Финляндии не могут распространять свои действия на значительную территорию за пределами своего переднего края и в этом смысле не могут участвовать в бомбардировке Ленинграда» [5, c. 71]. Дело, таким образом, было в отсутствии соответствующих возможностей, а опять же не в пресловутом гуманизме маршала Финляндии и его подчиненных. Финская бомбардировочная авиация между тем полностью не бездействовала. Х. Сеппяля упоминает о налетах финских бомбардировщиков в декабре 1942 г. на аэродромы в Касимово, Токсово и Левашово, делая, впрочем, оговорку об имевшихся у финнов сведениях о том, что с этих аэродромов советские бомбардировщики взлетали для атак на Южную Финляндию [16, s. 142]. Фактом является и то, что уже после ликвидации блокады, 4 апреля 1944 г., 35 финских самолетов, поднявшись с аэродрома в районе Йоэнсуу, попытались прорваться к Ленинграду со стороны Ладожского озера, но были вовремя обнаружены радиолокационными станциями и остановлены средствами ПВО [9, c. 196].

Имеются и другие факты совместных действий финских и немецких войск под Ленинградом. Такое взаимодействие имело место, в частности, весной 1942 г. в боях на льду Финского залива за острова. 8 апреля финны и немцы совместно отбили атаки советских частей на остров Тютярсаари (Тютерс) [17, s. 168–171]. Именно с финской стороны в 1942 г. исходил замысел ужесточения блокады Ленинграда посредством перекрытия Дороги жизни. С этой целью офицер связи при ставке А. Гитлера генерал П. Талвела, человек, весьма близкий к Маннергейму, предложил план захвата острова Сухо на Ладожском озере, где располагался гарнизон, обеспечивавший прикрытие водного пути из Кобоны в Ленинград. Поскольку у самих финнов сил для этого недоставало, была достигнута договоренность с вермахтом о переброске на Ладогу необходимого количества минных и торпедных катеров из Германии и Италии. 17 мая 1942 г. Маннергеймом был отдан приказ о формировании на Ладоге особой морской воинской части с кодовым обозначением «К» для подготовки соответствующей операции. Попытка захвата о. Сухо, предпринятая 22 октября того же года, однако, не удалась: гарнизон острова при поддержке кораблей Ладожской флотилии и авиации отбил все атаки финнов и немцев [16, s. 142–146; 18, c. 268–270]. Характерно, что как финская десантная операция на о. Сухо в октябре 1942 г., так и попытка налета финской авиации на Ленинград в начале апреля 1944 г. долго замалчивались финскими историками (описание событий вокруг о. Сухо в работе Х. Сеппяля, вышедшей в 2003 г., было первым нарушением этого своеобразного обета молчания).

Что касается версии о негласных контактах Маннергейма через Швецию с Кремлем и о том, что «сведения от Маннергейма помогли Красной армии сорвать планы Германии захватить. остров Сухо» [13, c. 303], эта версия нуждается в тщательной проверке и в более основательном подтверждении, чем то, которое представлено в фильме Льва Лурье «Маннергейм против Гитлера». Известно, что с 1943 г. негласные советско-финляндские контакты через Швецию действительно имели место, но связано это было с зондажом финляндским руководством почвы на предмет мирного урегулирования, поскольку после поражения немцев под Сталинградом и особенно на Курской дуге в Хельсинки становилось все очевиднее, что дальнейшее участие в войне на стороне Германии чревато катастрофой. О том, что при этом советской стороне передавались некие секретные сведения военного характера, не было ничего известно кому-либо из исследователей, изучавших историю Финляндии в соответствующие годы и биографию К. Г. Маннергейма. Ленинград спасли стойкость и мужество его защитников, а не «добрая воля» бывшего генерала русской армии, а в то время – главнокомандующего вооруженными силами державы, воевавшей против Советского Союза на стороне нацистской Германии. В этой связи хотелось бы заметить, что создание культа Маннергейма в нашей стране по меньшей мере неуместно. Разумеется, граждане Финляндии вправе чтить своего маршала как героя финской национальной истории. Однако приписывать историческим деятелям заслуги, которые им не принадлежат, – занятие бессмысленное и бесперспективное.

Литература

1. Seppälä H. Suomi hyökkääj'änä 1941. Porvoo – Helsinki: Werner Söderström OY, 1984. 312 s.

2. Власов Л. В. Маннергейм. М.: Молодая гвардия, 2005. 309 с.

3. Вирмавирта Я. Карл Густав Эмиль Маннергейм // Вопросы истории. 1994. № 1. С. 56–74.

4. Барышников Н. И. Подход Финляндии к вопросу о судьбе Ленинграда (1941 г.) // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. Материалы ежегодной международной научной конференции. СПб., 2003. C. 175–182.

5. Барышников Н. И. Пять мифов в военной истории Финляндии 1940–1944 гг. СПб.: Изд-во СЗАГС, 2007. 175 с.

6. Manninen O. Suur-Suomen ääriviivät. Kysymys tulevaisuudesta Suomen Saksan politiikassa 1941. Helsinki: Kirjayhtymä, 1980. 328 s.

7. Олейников Г. А. Начало битвы за Ленинград. Первые оборонительные операции 7-й и 23-й армий на юге Карелии и на Карельском перешейке в 1941 г. // Клио. 1999. № 3 (6). С. 257–264.

8. Крюковских А. П. Оборона Ленинграда: сентябрь сорок первого // Новый часовой. 2000. № 6/7. С. 147–163.

9. Барышников Н. И. Блокада Ленинграда и Финляндия 1941–1944. СПб.; Хельсинки: Ин-т Йохана Бекмана, 2002. 300 с.

10. Mazour A. G. Finland between East and West. Princeton, N. J.: D. Van Nostrand co, 1956. 298 р.

11. Мери В. Маннергейм – маршал Финляндии. М.: Новое литературное обозрение, 1997. 208 с.

12. Ganzenmüller J. „Die Stadt dem Erdboden gleichmachen.“. Zielsetzung und Motive der deutschen Blockade Leningrads // St. Petersburg – Petrograd – Leningrad – St. Petersburg. Eine Stadt im Spiegel der Zeit. Stuttgart: Dt. Verl. – Anst., 2000. S. 165–198.

13. Черняев В. Ю. 150 лет Маннергейму // Петербургский исторический журнал. 2018. № 1. С. 300–303.

14. Kesäkuun neljäs päivä 1942. Suomen Marsalkan, vapaaherra C. G. Man-nerheimin 75-vuotispäivän juhlallisuudet. Helsinki: Kustannusosakeyhtiö Otava, 1942. 158 s.

15. Jägerskiöld S. Marskalken av Finland: Gustaf Mannerheim, 1941–1944. Helsingfors: Schildt, 1979. 447 s.

16. Seppälä H. Leningradin saarto 1941–1944. Murhenäytelmän sävyttä-mä voitto. Helsinki – Pietari: Johan Beckman Institute, 2003. 315 s.

17. Uitto A, Geust C.-F. Taistelu Suomenlahden ulkosaarista. Helsinki: Docendo, 2016. 256 s.

18. Ковальчук В. М. Магистрали мужества. Коммуникации блокированного Ленинграда 1941–1943. СПб., 2001.

V. I. Musaev

(St. Petersburg Institute of History, Russian Academy of Science, Doctor of History, e-mail: [email protected])

Finland’s role in the siege of Leningrad

The article deals with the events of 1941–1944, related to the siege of Leningrad and especially with the part played by Finland. The author argues that though Finland was not official ally of Nazi Germany, in reality the Finnish troops acted in coordination with the German ones, including the siege of Leningrad. The fact that the Finns abstain from the active operation on the front and that there were no shelling and air raids against Leningrad from the Finnish side, was caused by the circumstances, quite different from desire to spare the city and notorious “humanism” of the commander-in-chief of the Finnish army C. G. Mannerheim.

Key words: World War Two, Finland, Siege of Leningrad, C. G. Mannerheim.