Текст книги "Путь к Граалю"

Александр Васильевич Суворов «Я живу в непрестанной мечте»

Дмитрий Зубов

12 мая 1800 года в Петербурге хоронили Суворова. С раннего утра все улицы и проспекты были запружены экипажами. Люди со всех концов города тонкими ручейками стекались в единый поток, устремившийся к месту погребения – Александро-Невской лавре. Казалось, что вся страна пришла проводить своего героя.

Гавриил Романович Державин, взявшийся написать эпитафию, провел не одну бессонную ночь, создавая и затем отвергая вариант за вариантом. В конце концов знаменитый поэт оставил в надписи лишь три слова: «Здесь лежит Суворов». Этим все сказано…

Свою первую победу Суворов одержал в 12 лет. Из шестидесяти выигранных им сражений это было, наверное, самым трудным и важным. Да и противник был необычным: битва разгорелась не в открытом поле под грохот пушек – биться пришлось с собственной судьбой.

С самого рождения будущий генералиссимус рос слабым и болезненным ребенком. Родители (на то они и родители) всячески стремились оградить любимого сына от жизненных невзгод. О военном поприще отец даже слышать не хотел и готовил Александра к штатской службе.

Откуда ему было знать, что в хилом, ослабленном теле мальчика живет отважная, героическая душа.

Помог случай. У отца было много книг по военной истории. Александру только этого и надо – едва научившись читать, он дни и ночи проводит в родительской библиотеке. Здесь он открывает для себя целый мир, в котором действуют, сражаются, погибают отважные герои прошлого, великие полководцы всех эпох. Александр Македонский, Юлий Цезарь, Ганнибал отныне становятся его постоянными собеседниками, товарищами его детских игр и властителями его далеко не детских дум. Его влекут воинские подвиги и сильные характеры. Карты и схемы сражений, воинские уставы, чертежи укреплений, описания битв – все это в одночасье преображает комнату мальчика, делая ее похожей скорее на штаб армии, чем на детскую. С явным неодобрением смотрят родители на чудачества сына. Что за капризы? Эпоха великих петровских баталий отошла в прошлое – на дворе иные времена. Александр словно ничего не замечает. В своих мечтах он уже далеко – там, где на поле боя, в жаркой сече, в пылу борьбы живут и действуют настоящие герои.

«Возьми себе в образец героя древних времен. Наблюдай его. Иди за ним в след. Поравняйся. Обгони», – такой совет из уст Суворова будут слышать многие. Это не нравоучение, а опыт жизни. Детские воспоминания о том, как на страницах любимых книг, плечом к плечу с Александром и Цезарем, отстаивал он справедливость, учился быть отважным, решительным, не бояться препятствий. И уже не в книжной, а в реальной жизни юный полководец борется с телесными недугами, закаливается, укрепляет свой организм. Вместе с другими мальчишками он лазает по деревьям, даже зимой носит тонкую, легкую одежду, смело ныряет в студеную осеннюю воду. Вечерами самостоятельно изучает математику, геометрию, фортификацию…

Зашедший как-то в гости к Суворовым старинный друг семьи генерал Ганнибал (знаменитый арап Петра Великого), застав мальчика за военными занятиями, обнял его и воскликнул: «Если бы жив был наш батюшка Петр Алексеевич, порадовался бы на тебя!» И добавил, обращаясь к отцу: «Он пойдет дальше нас с тобой!» Это была победа. Судьба Александра решилась. Осенью 1742 года двенадцатилетний недоросль Александр Суворов зачислен рядовым в лейб-гвардии Семеновский полк.

Величайший полководец современности сделал первый шаг на своем головокружительном пути к славе. Впереди ждут победы при Туртукае, Рымнике, Измаиле. Впереди знаменитый переход через Альпы, в котором семидесятилетний Суворов проведет за собой армию в условиях, когда даже молодые здоровые солдаты будут падать замертво от холода и усталости. Его поступками будут восхищаться, его сражения будут изучать, и все же Суворов навсегда останется загадкой в нашей истории. А может, не в ратных подвигах дело? Может, лучше попробовать заглянуть в его сердце, понять мечты, услышать мудрые советы? И, наконец, самому прийти туда, где на невидимом поле внутренних сражений рождалась великая наука полководца – Наука побеждать.

* * *

«Непреодолимого на свете нет ничего» – это утверждение Суворова можно было бы поставить эпиграфом ко всем его победам. Ни многочисленность войска, ни невыгодная позиция, ни отсутствие боеприпасов, провианта, топлива, одежды, – ничто не могло остановить армию, которая всегда знала: Суворов уверен в победе.

…3 сентября 1773 г. Победа близ Гирсово. С точностью математического расчета заманив турков к самым стенам крепости, трехсоттысячное войско Суворова обратило в бегство 12-тысячного неприятеля.

Василий Нестеренко. А. В. Суворов

А. В. Суворов, из дневников и писем

Ваша кисть изобразит черты лица моего – они видны. Но внутреннее человечество мое сокрыто. Итак, скажу вам, что я проливал кровь ручьями, содрогаюсь, но люблю моего ближнего. Во всю жизнь мою никого не сделал несчастным. Ни одного приговора на смертную казнь не подписал. Ни одно насекомое не погибло от руки моей. Был мал, был велик. При приливе и отливе счастья уповал на Бога и был непоколебим.

* * *

С юных лет приучайся прощать недостатки ближнего, и не прощай своих собственных.

* * *

Трудолюбивая душа должна быть занята своим ремеслом, и частые упражнения для нее столь же живительны, как обычные упражнения для тела.

* * *

Ученые мужи свои бессмертием больше чем кто-либо уподобляются богам: это они увлекают нас к вершинам добродетели. Их гений указывает нам, сколь сладостно посвятить жизнь общественному благу. Они наставляют нас не пещись о собственной нашей персоне, презирать превратности фортуны и жертвовать собой для блага Отечества и человечества.

* * *

Делай на войне то, что противник почитает за невозможное.

* * *

Храни в памяти имена великих людей и в своих походах и действиях с благоразумием следуй их примеру.

* * *

Опасности лучше идти навстречу, чем ожидать на месте.

* * *

Где меньше войска, там больше храбрых.

* * *

Научись повиноваться, прежде чем повелевать другими.

Сентябрь 1787 г. Битва при Кинбурне, одна из самых крупных и громких. Турки, лишенные средств к отступлению, отчаянно дрались за каждую пядь земли. Получив в разгар сражения тяжелую рану ниже сердца, Суворов нашел в себе силы победоносно его завершить. Награжден орденом Андрея Первозванного.

11 сентября 1789 г. Разгром турок в Рымнике. Численность неприятельской армии (ок. 115 000 чел.) более чем в четыре раза превосходила совокупную численность союзных войск (ок. 25 000). Это был поистине блестящий пример победы не числом, а духом армии. Австрийцы с восхищением утверждали, что русские войска непобедимы, а Суворова прозвали «генерал вперед». За сражение при Рымнике полководец получил графский титул с прибавлением «Рымникский» и орден Георгия 1-й степени. Австрийский император пожаловал ему графский титул Священной римской империи.

11 декабря 1789 г. Сокрушение неприступного Измаила открыло путь русским на Балканы. На глазах у всех совершилось невозможное. Крепость защищала целая армия – не менее 35 000 человек, которым султан в случае сдачи крепости обещал смерть. «Скорее Дунай остановится в своем течении и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил», – таков был ответ паши на ультиматум русских. За 11 часов ценой невероятных усилий русского войска Измаил был взят.

1797–1798 гг. Ссылка попавшего в немилость Суворова в Кончанское, под надзором, без средств к существованию. Обычно ее нет в списке выигранных полководцем баталий, а между тем, она была для него одной из самых трудных. Из ссылки он был возвращен по настоятельной просьбе австрийского императора: кроме Суворова некому было освободить Италию.

1799 г. Итальянский и Швейцарский походы Суворова. Освобождение Италии от французов. Переход через Альпы. Павел I возводит главнокомандующего Суворова в княжеское достоинство (князь Италийский) и жалует ему чин генералиссимуса войск российских.

Живая сила русского рыцарства

Дмитрий Зубов

В канун роковых событий 1917 года, размышляя о судьбе России, философ и провидец Николай Бердяев пришел к выводу, что самый опасный недостаток русской интеллигенции и, шире, всего русского народа – отсутствие в нем мужественного начала, дающего чувство личного достоинства, чести, то есть «того закала личности, который на Западе вырабатывался рыцарством». Веком раньше, словно предчувствуя надвигающуюся беду и стремясь исправить историческое упущение, один за другим несколько человек пытались основать в России рыцарские ордены. Об одной из таких попыток и пойдет речь.

Благодаря опере «Юнона и Авось» в легендарной постановке Марка Захарова мы хорошо знаем имя государственного деятеля и путешественника Николая Петровича Резанова. Впрочем, история любви русского командора и дочери коменданта крепости Сан-Франциско, прекрасной Кончиты Аргуэльо, волновала сердца поэтов еще задолго до ленкомовского спектакля. И, как часто бывает, в тени ярких романтических событий вовсе незамеченным остался другой визит русских моряков к берегам Америки.

Спустя восемнадцать лет после Резанова на далекую землю Калифорнии ступили участники кругосветной экспедиции адмирала Лазарева. Среди них был молодой мичман Дмитрий Завалишин. Но никто не поспешил воспеть его приключений. Чему удивляться: не ради прекрасных испанок оказался он так далеко от дома. Он пришел затем, чтобы основать рыцарский орден. И 5 февраля 1824 года его заветная мечта осуществилась: в рядах войска великого магистра Дмитрия Завалишина появился первый рыцарь – испанский монах Хосе Альтамира. Новый орден, по замыслу основателя, должен был способствовать восстановлению в человеческом обществе нравственных начал, почему получил название «Орден Восстановления». Но обо всем по порядку…

В то самое время, когда разыгрывались финальные трагические сцены уже упомянутой любовной истории, в Астрахани в семье генерал-майора Иринарха Завалишина подрастал мальчик. С рождения он был чрезвычайно серьезен, не знал обычных детских игр и в три года сам попросил научить его грамоте, а уже в четыре преподнес отцу на именины необычный подарок – пришел в его кабинет и начал читать вслух.

Запомнилось Завалишину и то, как он «подолгу стоял перед географическими картами, развешенными по стенам в кабинете отца», а летом, с балкона, внимательно всматривался в ночное небо, словно стараясь что-то отгадать. Когда мальчик родился, ему предсказали блестящее будущее и особое предназначение, и с тех пор Завалишин «считал каждую мечту свою за определение небес».

В 1811 году, когда ему исполнилось семь лет, на небе появилась звезда. С каждым днем она росла, принимая все более грозный вид, пока не превратилась в комету. Многие тогда предчувствовали в ней вестницу страшных бед. «Начались сравнения, – вспоминал Завалишин, – кто говорил, что хвост кометы – это пучок розог, кто уподоблял метле, чтобы вымести всю неправду из России». Комета исчезла, в прошлом остались несчастья, пришедшие вместе с ней, но мысль «вымести всю неправду из России» навсегда поселилась в беспокойном сердце мальчика.

«Мистических настроений» в его характер добавил и преподававший богословие в Морском кадетском корпусе иеромонах Иов. «Он говорил хорошо и увлекал нас в высшие сферы мышления, что составляло совершенный контраст с преподаванием других наук… Нет никакого сомнения, что мистическое направление глубоко в нас проникло, и если впоследствии и изгладилось, то у немногих». В Морской корпус Завалишин поступил двенадцати лет от роду, в пятнадцать, успешно сдав все экзамены, получил первый офицерский чин мичмана, а уже через год вернулся в корпус преподавателем, стал обучать астрономии и математике своих бывших товарищей, многие из которых были старше него годами.

«Голова его всегда была полна реформ», – чуть позже скажет о нем адмирал Лазарев. Касалось ли дело офицерской службы или шла речь о работе корпусного учителя, всюду Завалишин, остро чувствовавший любую несправедливость, разыскивал недостатки, нарушения, злоупотребления, чтобы затем, поняв их причину, найти способ их исправить. Он стремился внести живую струю всюду, куда забрасывала его переменчивая судьба. «Я постоянно беседовал с воспитанниками, – вспоминал Завалишин, – стараясь всегда вывести их мышление из тесного круга сухих школьных учебников и особенно стараясь показать, до какой степени недостаточно школьное учение».

Но не только дела корпуса волновали его. Судьба России и всего мира – вот о чем он постоянно размышлял. Подобно многим реформаторам той поры, Завалишин жил надеждой на скорые перемены. После войны 1812 года и славной победы русского оружия все ждали рождения новой России, сильной, справедливой, свободной от рабства и бюрократии. Каждый предлагал свои пути к этому. Завалишин не был исключением: «Я всегда верил в силу нравственных начал и был всегда уверен, что лишь бы удалось только отыскать правильную идею, возбудить живую силу, а они совершат свое дело, разовьются сами собой по собственной силе, присущей всякой не формальной, а живой истине».

Особые надежды связывали в то время со Священным союзом, общеевропейской организацией, возникшей по инициативе императора Александра I. Союз видел своей целью возвращение в послевоенную европейскую политику христианских ценностей, но очень скоро из общества примирения народов он превратился в орган подавления революционных движений и борьбы со свободолюбием. Разочарованию Завалишина не было предела: «Священный союз, вместо того чтобы заботиться о восстановлении нравственных начал, устремил все свои усилия на то, чтобы восстановить прежние, разрушенные революцией формы, которые и были так легко разрушены, что в них не было уже духа жизни, не было живого нравственного начала». И тогда потребность личными усилиями противостоять несовершенству мира привела юного мичмана к простой мысли – создать Общество Восстановления Правды и Истины. «Учреждение всякого рода обществ не было в то время делом несбыточным, а у меня не было недостатка в решимости на что бы то ни было, в чем я был убежден». Напомню, Завалишину в ту пору было 16 лет!

В свое общество (позже он назовет его орденом) Завалишин собирался принимать не всех, кто пожелал бы, но лишь «способных на постоянную неослабную борьбу со злом, на полное пожертвование собою в безвестных даже случаях». Настоящих рыцарей не может быть много, и для будущего великого магистра было важно не число последователей, а их нравственная надежность, чистота, духовная общность. Без этих внутренних качеств любой реформатор рискует превратиться в бунтовщика или тирана. Завалишин был убежден, «что всякий, стремящийся к преобразованию общества, должен наперед совершить это преобразование в самом себе, хотя бы то требовало совершенного перевоспитания».

Может быть, поэтому, сдержав первый порыв поскорее встретиться с Александром и поведать ему о своих далеко идущих планах преобразования России и мира, мичман принял предложение Лазарева и отправился в морской поход вокруг света. Он рассчитывал, что «знакомство с заграничными странами, большая возмужалость и опытность, самое развитие характера в борьбе с опасностями могут предоставить впоследствии лучшие условия для успеха задуманного дела».

Уже в пути, от берегов Англии, он все же отправил письмо императору с просьбой о встрече: «Ты узнаешь, Александр, – и всю жизнь посвящу тебе и отечеству. Не хочу более оставаться в неизвестности – призови, требуй. Да явлюсь перед тобой и не замедлю – время дорого…» Александр, получив это странное, полное намеков письмо, повелел вызвать Завалишина в столицу, но корабль с дерзким офицером на борту был уже у берегов Америки.

В Калифорнии, где на зиму встало судно экспедиции, Завалишин без промедления начал действовать. Пользуясь тем, что Испания уже не могла поддерживать свою бывшую колонию, а Мексика, новая хозяйка калифорнийских земель, и не собиралась этого делать, магистр еще не существовавшего Ордена решился на неслыханный шаг. В этой уникальной исторической ситуации он видел реальную возможность присоединить Калифорнию к России и сделать эти земли штаб-квартирой своего ордена.

М. И. Теребенев. Портрет Д. И. Завалишина. Первая четверть XIX века

Карта Калифорнии. XIX век

Н. П. Репин. Декабристы в Чите. Работы у оврага. 1830-е гг.

Казалось бы, безумная идея! Но родилась она не на пустом месте и не была плодом разыгравшейся фантазии молодого офицера. Ко времени, когда Лазареву пришло предписание отправить мичмана Завалишина в Петербург для встречи с императором, дон Деметрио, как называли его местные жители, успел заручиться поддержкой нескольких испанских монахов, членов Тайной Юнты (органа управления штатом), и склонил некоторых из них к вступлению в орден.

Долгое путешествие от Охотска до столицы России Завалишин проделал в новом для себя статусе великого магистра. «С самого вступления на землю русскую, – вспоминал он эту поездку, – я стал действовать как человек, истинно принадлежащий Ордену Восстановления Истины. Я говорил правду, обличал ложь и неправосудие».

В пути Завалишин напряженно работал, доводя до совершенства начатое предприятие: по собственным рисункам изготовил медный рыцарский шлем, разработал знаки и одежды ордена, а приехав в Петербург, заказал короткий орденский меч.

Еще в Калифорнии он начал писать устав ордена, «образовывая его по примеру Мальтийского». Под пером молодого магистра рождались пункты «Обязанностей членов ордена»: «подавать помощь всякому притесненному, защищать всякого обиженного, покровительствовать бедным и сиротам», «говорить всегда правду, не лицемерить, не уклонятся ни перед кем», «быть примером чести и помогать друг другу во всяком случае». Тогда же окончательно сложились и требования к желающим вступить в орден. Завалишину было важно, «чтобы жизнь новопринимаемого… подходила к правилам рыцарским», «чтобы в нем заметна была решительность и сила характера», «чтобы не был один из тех, кои холоднокровно смотрят на бедствия ближнего». Орден все более приобретал законченные черты – было с чем предстать перед государем.

Увы, с Александром он так и не встретился: помешало знаменитое наводнение 1824 года. Нева, вышедшая из берегов, преградила путь смелым мечтам юного рыцаря, но открыла перед ним совсем иные возможности.

Близкое знакомство с членами Северного тайного общества в корне изменило судьбу великого магистра. Не разделяя многих идей и особенно образа жизни будущих декабристов, он отдавал должное их бескорыстию: «Они жертвовали не только жизнью, которой рискуют иногда из-за пустяков, из тщеславия, не имея притом в виду ответственности в последствиях, но и состоянием, и положением в обществе, и тем, что, наверное, имели бы при том порядке вещей, который искали изменить вопреки выгоде». Тщетными оказались его попытки остановить заговорщиков, отговорить от политических амбиций, вернуть к нравственно-просветительским целям. Внутренне не соглашаясь с планами мятежников, он все же пошел с ними до конца. И хотя 14 декабря 1825 года Завалишин не был на Сенатской площади, двадцать лет каторги и последующее поселение в Чите стали платой за его бескомпромиссность.

На этом можно было бы поставить точку в истории Ордена Восстановления. Итог, казалось бы, печальный: меньше двух лет существования, всего несколько человек последователей, трагический финал самого магистра… Но нет, не поворачивается язык назвать жизнь Завалишина трагедией, да и он сам таковой ее не считал. Напротив, был счастлив и тем возможностям, которые перед ним возникали. И оставался прежним: несговорчивым, острым, неудобным. Он продолжал отстаивать Правду и Истину всюду, где оказывался: в суде, в каземате Петровского завода, на вольном поселении в Чите. Нетерпимый к любым человеческим слабостям и недостаткам, самоуверенный, желчный, он так допек читинского генерал-губернатора своими замечаниями и претензиями, что в русской истории возник уникальный прецедент: Завалишин оказался дважды сосланным, во второй раз уже обратно – из Сибири в европейскую часть России!

Да и Орден Восстановления, хотя официально не существовавший, продолжал действовать, пусть лишь в лице единственного человека – самого основателя. Жизнь распорядилась так, что кодекс чести рыцаря он создал не для кого-то, а для самого себя и был ему верен до конца. Кодекс чести помогал Завалишину оставаться живым и деятельным. А судьба «одинокого волка» ни капли не смущала его, поскольку с самого начала владело им убеждение, что «лишь бы зародилось живое начало в одном человеке, и тогда оно может наполнить собою и целые народы, и целые эпохи».

Как тут не вспомнить слова русского историка Василия Ключевского, сказанные, правда, по другому случаю, но уместные и здесь: «Но ведь и в тесто немного нужно вещества, вызывающего в нем живительное брожение. Нравственное влияние действует не механически, а органически». И то, что жизнь Завалишина не вызвала «живительного брожения», а сам он, в одиночку восстанавливавший в России Правду и Истину, оказался «лишним человеком», – не его вина, а наша общая беда. Кто не согласен с этим, пусть вернется к размышлениям Бердяева, приведенным в начале статьи. Лишенная рыцарского духа Россия в XX веке, на мой взгляд, уже достаточно испила из чаши страданий, чтобы иметь неосторожность и дальше не прислушиваться к его пророчеству: «Мир вступает в период длительного неблагополучия и великих потрясений. Но великие ценности должны быть пронесены через все испытания. Для этого дух человеческий должен облечься в латы, должен быть рыцарски вооружен».