Текст книги "Мы все с планеты одной"

Российский спецназ

25-летию отряда специального назначения «ВИТЯЗЬ»

 
Речитативом: Точки горячие, струйки холодные,
Пот меж лопаток не раз прошибал,
Пули слепые, и знает лишь Родина
Пункты, в которых отряд побывал…
Никогда не забыть нам Аргун,
Тот «вертушек» спасительный гул,
Где отряд налетел на засаду…
И хоть смело дрались,
Вертолётчики ввысь
Унесли нас из этого АДА!
 
 
Был Ищерский блокпост,
А в Дубровке – Норд Ост…
И была в чем-то наша вина…
Не всегда в полный рост,
Без парадов и звезд,
Рисковали не за ордена.
 
 
Сколько было атак…
И полночный десант,
А бывало и страшно порою.
Знает каждый солдат,
Офицер и сержант —
Только смерть называет героев!
 
 
Речитативом: Точки горячие, пули незрячие,
Все это было и будет не раз,
Парни отважные, дружбой надежные —
Это российский СПЕЦНАЗ!
 
 
Припев:
А над Лысой горой
Кружит ворон хмельной,
Опьяневший от запаха крови,
Там боец молодой,
Воевал как герой,
И навечно остался с горою…
 

Ирина Воздвиженская

Член Союза писателей Республики Крым, член Ялтинского литературно-общественного Союза «ЯЛОС», автор трёхтомника серии «Современный роман», поэтических сборников: «Ялта», «Заветный Крым» и др.

Ялта

 
Цвети, царица неземная,
О, Ялта, свет моих очей,
Я воспевать тебя желаю
Пресветлым днём, в плену ночей!
 
 
В объятьях солнца золотого
Свою отраду даришь ты,
Я воспевать тебя готова
С рассвета и до темноты.
 
 
С тобой так горестны разлуки,
Убог закат и сер рассвет,
Ты в каждом вздохе, каждом звуке,
Тебя прелестней в мире нет.
 
 
Среди безбрежного веселья
Ныряешь вниз, взлетаешь ввысь,
На высоте крутой запели
Кабинки яркие: «Держись!»…
 
 
Твоих щедрот не позабуду,
К тебе все грёзы, все мосты,
Штормов пленительное чудо
И первозданность красоты.
 
 
Тебе хвалу слагают птицы,
И грациозна твоя стать,
В тебе желаю раствориться
И в облаках твоих летать.
 
 
Без этой благости стенаю,
Мой берег скучен и ничей,
Цвети, царица неземная,
О, Ялта, свет моих очей!
 

Как пахнут вишни!

 
Как пахнут вишни вечером в саду! —
Вдохнув всей грудью свежий воздух чистый,
Очарованье светлое найду
В дрожащих бликах лепестков лучистых.
 
 
Среди красот неистовой весны,
Их целованью подставляя губки,
Они мелки, пугливы и скромны
Среди магнолий и глициний хрупких.
 
 
Умчался прочь снегов водоворот,
Растаял вмиг орнамент грязно-серый,
Согрело Ялту солнышко, и вот —
Своим подругам следуя, примеру,
 
 
Запахли вишни вечером в саду,
На землю тень склонив витиевато
И наслаждаясь дивом, как в бреду,
Дарят нектар чудного аромата.
 
 
Свои ланиты простирают мне
И на ветру шуршат проникновенно —
Цветут деревца в лунной тишине,
Взор насыщая волшебством вселенной.
 
 
И не один, вздыхая, не постиг
Фантасмагорий дивных год за годом:
Пройдёт апреля скоротечный миг,
И удивят соцветья зрелым плодом.
 
 
Хмельным ветвям в объятья упаду,
Слеза восторга опьянит до рези,
Как пахнут вишни вечером в саду! —
Поёт душа и о заветном грезит.
 

Чеховская Ялта

 
Дом с мезонином и бликами сонными,
Юкки, драцены, бамбук и подснежники,
Бунин, Толстой и скамейка под клёнами,
Дама с собачкой и ворохи нежности;
 
 
Полуулыбка, пенсне, обаяние,
Вечер в саду, соловьи, одиночество,
Что на лету перехватит дыхание —
Неотвратимый рефрен и пророчество.
 
 
Доктор, шампанское, думы пространные,
Ночь и последняя фраза писателя,
Скромный удел утомлённого странника —
Жить элегантно, погаснуть блистательно…
 
 
Бренность, как карточный домик, обрушится,
И лишь на миг наша суетность краткая,
Но навсегда – Белой Дачи радушие,
Вешних садов дуновение сладкое.
 
 
Пьесы, театр, благодарные зрители,
Крымские годы со славными вехами —
Всё в этом южном раю упоительном
Накрепко связано с именем Чехова.
 
 
Здесь, под цикад своенравное пение,
Строки рождались заветные, гордые,
Низкий поклон и моё восхищение
Чеховской Ялте – великому городу.
 

Уж солнце низко над горами

 
Уж солнце низко над горами,
Ещё чуть-чуть и грянет тьма,
И бытия сместятся грани,
И снова я сойду с ума
 
 
От грёз и воздуха морского,
Где этой ночью – всё моё,
Где уйма троп и дерзких склонов,
И кипарисов громадьё;
 
 
Где торжество шипящей пены,
Простора дивного размах,
Где так прекрасны перемены
В природе, море и штормах;
 
 
Где сладок вздох и столько света,
И щедрой гроздью – виноград,
И лучик ластится приветно
К земле, без лени и преград;
 
 
Где утро сказочным агатом
Средь пышных стелится дубрав,
И вдруг капризный дождь ушатом
На плечи рушится стремглав.
 
 
Уж солнце низко над горами,
А значит, снова день прошел,
И грозы изгнаны ветрами,
И на душе – так хорошо!
 

Вячеслав Войтенко

г. Ялта.

Родился в 1941 году. В 1962 году закончил педагогический институт, двукратный чемпион СССР по лёгкой атлетике, финалист Европы на 100 метров (1963 г. и 2008 г. – среди ветеранов), автор научных работ.

С 8-м Мартом!

 
Восьмое Марта – счастья день!
Что мы без женщин – одна тень.
Уж так устроен этот мир:
Две половинки в один миг
Продляют на планете жизнь,
 
 
Чтоб счастьем наш заполнить мир,
Чтобы любовь не угасала
И семьи наши укрепляла.
Спасибо, Женщина, тебе —
Ты освещаешь путь во тьме,
Ты наш приют и наш причал,
И ты начало всех начал.
Мы восхищаемся тобой
Не только раннею весной,
Но забываем мы подчас
Дарить цветы за просто так.
И это вовсе не пустяк.
Ведь ты достойна всех наград!
 

С Днём 8-го Марта, дорогие наши половинки-женщины!

Атлант-народ спасет Россию!

 
Перекрыли воду на канале,
И Земля иссохла без воды.
В трубы «Дружбы» газ уж не качают —
Есть у газа новые пути.
Ну, а свет – подорваны опоры,
А без света людям трудно жить.
И вокруг витают только споры.
Кто здесь прав – попробуй, докажи.
Наш народ всегда спасал Россию,
Он непревзойденный тот Атлант,
Что невзгоды с легкостью осилит —
У него особенный талант!
Снова будем жить мы в русском мире,
Наведем мосты с материком,
Тех невзгод не будет и в помине,
Счастье поселится в каждый дом.
 

Путь в бездну

 
Господь послал Святой Ковчег,
Чтоб сохранилось все живое.
Всем пары дал, чтоб человек
Создать смог рай свой на просторе.
 
 
И рай был создан, но потом
(такой уж нрав у человека):
Обида, зависть – словно ком,
Для счастья – главная помеха.
 
 
Им бы спокойно жить в раю
И наслаждаться красотою,
Плодиться, сохранять семью —
На друга друг пошел войною.
 
 
Прошло с тех пор немало лет —
Не прекратились в мире войны,
Когда же сможет человек
Понять – не будет побежденных.
 
 
Чем дальше в лес, тем больше дров —
Пословица нам всем известна.
Пожары, войны, раны, кровь —
Планету ожидает бездна!
 

Антонина Гурьева

г. Армянск.

Родилась в г. Мариуполь Донецкой обл.

Окончила технический ВУЗ. Член народного ЛИТО «Пятиозерье» и ВТС КЛУ. Участник и дипломант многих международных литературных фестивалей. Издала 16 авторских сборников поэзии и прозы, соавтор 50 общих сборников-альманахов.

Проживает в г. Армянск, Республика Крым, Россия.

Декабрь

 
И вновь декабрь. Как серый ворон
Туман укрыл дома и мост.
Разлёгся на полях просторно,
 
 
Деревья спрятал во весь рост.
Декабрь такой. Он зимний месяц.
Прикроет снегом всё окрест.
 
 
То он угрюм, то станет весел,
То снег свой одним махом съест.
То дождь пойдет, оставит лужи,
То ветер свищет, ветки гнёт.
Он возомнил, что очень нужен,
Но, как все месяцы, пройдет.
Закончит год. Он же последний,
И без него никак нельзя.
Нарядим ёлку. Праздник встретим,
По льду декабрьскому скользя.
 

Восемнадцатый раз

 
Вновь в Коктебель, в его объятья.
(О, как знаком мне этот путь!)
Где горы шепчут; – Не забудь.
И ветер-бриз ласкает платье.
Вновь я увижу Карадаг
С поэта профилем нетленным.
О, Коктебель благословенный,
Ты мой приятель, друг и маг.
Узрею снова моря ширь,
Туристов незнакомых лица…
Поеду, вновь чтоб возвратиться,
Не раз познав ландшафта пир.
 

2014 г.

БОМЖ

 
А вот и он. Седой, небритый.
В потёртых тапочках. Лохмат,
И много раз он жизнью битый,
А в прошлом, может быть, солдат.
Его душа закаменела.
Спиртного выпить он не прочь.
Ни до чего уже нет дела.
Его встречает мраком ночь.
Он спал, не спал. Ел, где попало.
Ему погода – всё равно.
Наверно жить осталось мало.
Он жизнь свою забыл давно.
 

«Я не спорю. Безвестность назначена…»

 
Я не спорю. Безвестность назначена
Моим Богом, моею судьбой.
Имя в жизни рутинной утрачено,
Недовольное многим, собой.
Но не только одна, позабытая,
Растворюсь в атмосфере житья…
Сколько раз в этом мире избитая.
Всё ж вернусь в эту жизнь снова я.
 

2014 г.

«Когда внезапно жизнь дает осечку…»

 
«Когда внезапно жизнь дает осечку»,
Сжимает сердце боль до самых слез,
Я белый лист опять стихом помечу,
Который что-то в душу мне принес.
Таблетка не поможет, не надейся,
Микстура тоже, даже не трудись.
Пиши стихи, поэзией развейся.
Короче, ты за стол скорей садись.
И боль отпустит. Проверяла часто.
Тоска и стон уйдут, а мир души
Наполнится словами, рифмой страстно,
«Лекарства» эти очень хороши.
 

2015 г.

«Жизнь полна безрассудства…»

 
Жизнь полна безрассудства,
Горя, радости, зла.
Жизнь – сплошное искусство,
Как в театре игра.
 

«Полыхала гроза пред рассветом…»

 
Полыхала гроза пред рассветом.
Стрелы молний пронзали окно…
Хорошо жить зимою и летом,
Если творчество любишь давно.
 

2015 г.

Владимир Гусев-Тульский

Владимир Гусев-Тульский, 67 лет. Военный пенсионер. Проживает в посёлке Дубна Тульской области. Член Российского Союза писателей и Тульского объединения православных писателей.

Татьяна

Моей бабушке Седовой (Усовой) Татьяне Васильевне

 
Почти что 40 лет её нет с нами!
Почти что 40 лет – огромный срок!
Я руки её часто вспоминаю
И вологодский нежный говорок.
 
 
Осталась сиротою очень рано.
Красивая! Смотрели парни вслед.
Пошла работать нянькою Татьяна,
Едва сравнялось ей 13 лет.
 
 
Купец был очень добрым человеком.
Воспоминаний радостных пора,
Когда все вместе плавали по рекам:
Купец, жена и с ними детвора.
На головы беда лихая громом.
Бунтовщики ворвались к ним зимой,
«Буржуя» запалили вместе с домом.
Татьяну спас один матрос хромой.
 
 
В её судьбе не слишком много солнца,
Но всё ж ласкала жизнь её порой.
Был первым мужем санитар-пропойца.
А счастье подарил ей муж второй.
Тот комиссар был вспыльчивым немного,
С наганом, с парой крепких кулаков.
Не признавал ни беса он, ни Бога,
Лишь партию свою большевиков.
Был книгочеем он, и, как ни странно,
Творятся в жизни дивные дела:
Им управляла тихая Татьяна,
Которая неграмотной была.
 
 
Григорий был товарищем и мужем.
Учил её читать, учил стрелять…
Свой дом был у неё теперь к тому же
И дворик, где могла с детьми гулять.
Писать Татьяна и читать не стала, —
Молитвы лишь, по памяти, тайком.
Дивя народ, с обеих рук стреляла
И стала «Ворошиловским стрелком».
Любовь казалась вечной, счастье прочным, —
Григорий солнцем в жизнь её вошёл.
Два сына рядом, маленькая дочка,
Коза и очень толстый кот Пушок.
Мальчишек постоянные проделки,
А дочка в клубе Кирова поёт,
Пушок ест с мужем из одной тарелки,
За мясом лезет лапой мужу в рот…
 
 
Картины счастья! Это день вчерашний.
Однажды муж с работы не придёт:
Гуляет по стране жестокий, страшный,
38-ой, омытый кровью, год!
 
 
Своих детишек в Мурманске оставив,
Стояла ночью и стояла днём
У той тюрьмы, что мы зовём «Крестами», —
А вдруг услышит что-нибудь о нём?
С опухшими от горьких слёз глазами, —
Явь, словно страшный и безумный сон!
Во встрече с ним Татьяне отказали, —
Без права встреч и переписки он!
Сказал ей старичок один болезный:
«Ты только это, очень-то не вой.
Отселя ждать кого-то бесполезно, —
Ишшо никто не выходил живой!»
 
 
Она годами мужа ждать готова,
Но просто объяснить старик сумел, —
Вонзилось дикой болью в сердце слово:
«Без переписки? Стало быть расстрел!»
Она не закричала, удержалась.
Кошмарный поворот в её судьбе!
Но душу разом охватила жалость
К нему, к детишкам и к самой себе!
Ночь белая над сонным Ленинградом
Полярной ночи стала вдруг темней
От мысли, что теперь не будет рядом
Того, кто всех дороже и родней.
 
 
К себе вода Невы её манила,
Она б за мужем по воде пошла.
И только лишь неведомая сила
Её от той беды уберегла.
Ей не хотелось больше жить на свете.
Боль страшная разорванных сердец!
Но в Мурманске её остались дети…
И к ним она вернулась наконец.
 
 
Из дома ей убраться приказали.
Кому она нужна с оравой всей?
Сначала ночевали на вокзале.
Потом – в чулане у своих друзей.
На грусть у Тани времени не стало,
Ведь надо было пережить беду.
Грузила где-то что-то и стирала, —
Порой без денег. Просто за еду.
Друзья, их приютившие вначале,
«Ведь всем их шкура тоже дорога»,
Теперь всё чаще злились и ворчали,
Ведь в доме их жила «семья врага»!
 
 
День зимний под полярным небом встретить?
И дочь тревожит Сталина письмом.
И, как ни странно, вскоре вождь ответил, —
Была, возможно, совесть даже в нём!
А, может, не причём тут вовсе Сталин, —
Везде полно порядочных людей! —
Седовы обладателями стали
Хоть маленькой клетушки, но своей!
 
 
Герань в горшке на маленьком окошке.
Вся жизнь Татьяны – бесконечный труд.
Там за спиною голод и бомбёжки.
Что время лечит раны – люди врут!
С тех пор уже промчалась четверть века.
Любимые не встанут из земли.
Муж… Старший сын… А младший сын – калека!
Лишь дочь молитвы матери спасли.
Сын Константин хотел служить Отчизне.
С ним в Финскую расправились враги.
Борис – в другую, на «Дороге жизни»
Контужен был, остался без ноги!
 
 
Ну вот, опять Пушка не посчитала.
Он выжил в довоенный беспредел.
Любимого кота в войну не стало, —
Суп из акулы кушать не хотел!
 
 
Сама Татьяна ела мясо редко, —
Должно быть вкус забыла с тех времён.
Чай, чёрный хлеб, дешевая конфетка, —
Вот весь её нехитрый рацион…
Излечивают раны только внуки, —
В душе её нет горечи и зла, —
Ведь с внуками бывает не до скуки.
«Дай жизнь им всё, что мне не додала!»
Молящейся её я вижу снова,
И просит у Всевышнего она:
«Дай, Господи! Пусть будет счастлив Вова!
Пусть не ворвётся в жизнь его война!
Пусть люди все живут в любви и мире,
Детей своих растят пусть в тишине!
Будь милосерден, Боже, к внучке Ире, —
Пусть будет лучше ей, чем было мне!..»
 
 
Нет, это я стою в рассветной рани.
В душе моей звенят колокола:
Прости всё, Боже, бабушке Татьяне!
Она жила на свете, как могла!
 

Анатолий Донченко

Член Севастопольской городской организации ВТС КЛУ, автор науки «Добрология».

У памятника поэту

 
А в Гурзуфе есть дом Ришелье,
Беломраморный столб у платана,
В старом парке – спокойно живет
Бесконечная Пушкиниана.
О прекрасных порывах души
В мрамор вписаны мысли поэта,
И не гаснут живые цветы,
Освещая черты силуэта…
Каждый год, приезжая в Гурзуф,
Когда настежь распахнуто лето.
Я от моря, от скал и небес
Слышу эхо, как голос поэта!
 

Могучий лес

 
А лес хранит могучий вид,
Его огромнейшая масса,
И он веками здесь стоит,
Не зная Ленина и Маркса.
 

Божественный Крым

 
А я живу в божественном Крыму,
Где о былом мне шепчет каждый камень,
Крым доверяет сердцу моему
Шифровки скал, хранимые веками.
Кипела жизнь пещерных городов,
Где взлет души – наскальные рисунки.
Я все штрихи прочесть твои готов,
И у меня нет времени для скуки.
Психоз вражды потомки не поймут,
Нам жизнь дана не для рытья окопов.
Земля свята в божественном Крыму,
Её зову святыней всех народов!
 

О себе

 
Я из скифского племени-рода,
Жаль губить мне земные плоды,
В них с любовью вдохнула.
 

Природа

 
Благодать родниковой воды.
Я иду по цветущим тропинкам,
Разлился аромат по лугам,
Как волною играет ложбинка,
И шагать не прикажешь ногам…
Упаду я в пахучие травы,
Утону хоть на миг в забытьи,
Мне родная земля и дубравы
Дарят бодрость и силы свои.
 

О моей душе

 
Моя душа – моя вселенная,
Где все миры понять обязан я,
И подарить тебе, нетленная,
Планета песнеустая, моя!
 

Об идеале

 
О, мое Отечество,
Дикость и развал…
Нужен человечеству
Светлый идеал.
Нет важнее гения,
Чем Иисус Христос.
Дал нам Бог спасение
И к Себе вознёс!
 

Человек

 
Человек – цветок земли,
Жаждущий раскрыться.
Я хочу, чтоб все смогли
Радости напиться!!!
 

Моя симфония

 
В душе моей разлив весенний,
Мельканье кадров, как во сне:
То Маяковский, то Есенин…
Стихом своим поют во мне.
И часто вижу я картины
Пережитых далеких дней;
Я отыщу тревог причины
Кричащей памяти моей.
В моих глазах мутнело небо.
Где мама столько сил брала?
В ее руках краюшка хлеба
Мне лучшей радостью была.
И всей Земли во мне стозвонья,
Они с моей судьбой слились…
Звучи, звучи, моя симфония,
Тебя зову я кратко – жизнь.
 

О себе

 
Я учусь жить у трав и цветов,
И у птиц, и у рыб, и зверей…
И у тех работящих людей,
У которых душа без замков.
 

Трудяга-день

 
Трудяга-день – потомок солнца, света,
Всю тьму готов с лица земли смести.
Не заблудись и не усни, планета,
Пусть свет добра всегда в твоём пути.
Льёт в планету солнечным обвалом,
А, натрудясь, он припадёт к земле,
И, укрывшись звёздным покрывалом,
Сил наберёт, не даст победы тьме!
Река моей души течет среди лугов,
Течет она среди полей, садов, лесов.
И я за то судьбе своей безмерно рад,
Что в детстве пил степной, нежнейший аромат.
Река моей души сменить не может русло,
Течет она среди цветущих берегов.
И травы, и леса мне рукоплещут густо,
И взором я тону в бескрайности лугов.
 

Всем агрессивным правителям

 
Не трогайте Россию.
А то, вам будет тошно.
Не применяйте силу,
Дружить всегда возможно.
 

О себе

 
Я живу в благоносных заботах,
Всем, что свято люблю дорожить,
Я живу для того, чтоб работать,
А тружусь для того, чтобы жить.
 

О моих стихах

 
Мне говорят, стихи лобовые,
А я не могу иначе.
Найду слова и прямо в лоб,
Чтоб жизнь сияла ярче!
 

Вячеслав Егиазаров

Егиазаров Вячеслав Фараонович.

Родился 11.12.1940 г.

Автор восьми книг: «Сбудется доброе» 1086 г., «Музыка названий» 1997 г., «Ветка омелы» 1998 г., «Бегство талой воды» 2003 г., «Белые чайки на белом снегу» 2005 г., «Планета Крым» 2010 г., «Крымский дивертисмент» 2016 г.

Стрижи над рощей

 
Над рощею – стрижи.
Пьян от весны я, или
по жизни виражи
мне душеньку вскружили?
Пролесков синева,
пичуг нездешних трели,
кружится голова
что в марте, что в апреле.
А вербы в синеве
воздушные повисли,
легко так в голове
от невесомых мыслей.
И юности деньки
летят, да всё по кругу,
а мы-то – не пеньки,
мы тянемся друг к другу.
Я, кепи набекрень,
в силки попался рока,
персидская сирень
цветёт, да раньше срока.
Нас кто обворожил,
кто закружил, не знаю,
я, кажется, не жил,
я жить лишь начинаю.
Забыл я, как тужил,
как тосковал нелепо,
внезапные стрижи
заполонили небо.
В пыльце сосновый лес,
и, доводя до дрожи,
ко мне твой интерес
мне интересен тоже.
Любимая, скажи
хоть слово, хоть полслова,
над рощею стрижи,
глянь, куролесят снова…
 

Апрельское окно

 
Бодает шмель стекло
окна, гудит нервозно,
а солнце припекло
апрельское серьёзно.
Да так, что вся сирень
вот-вот и запылает,
и птичья дребедень
в саду не умолкает.
Ты помнишь, той весной
мы, прихватив гитару,
тропинкою лесной
шагали к Яузлару.[2]2
  Яузлар – водопад с одноименной речкой; в 2 км. к ЗСЗ от Ялты.


[Закрыть]
Был солнечным апрель,
как ныне, неба алость,
и шустрая форель
по заводи металась.
Пусть время истекло,
но всё вернуть не поздно;
бодает шмель стекло
окна. Гудит нервозно…
И снова Яузлар
грохочет, вторя ритму
весны, и ожил дар
мой снова мыслить в рифму.
Слова спешат к словам
легко, почти играя,
нудьгу житейских драм
забыв и избегая.
Ты помнишь, крокус цвёл
средь бликов, звона, пятен,
весенний произвол
приятен всем, понятен.
Год пролетел, как миг,
успел открыть окно лишь,
я жизни суть постиг —
её не остановишь.
 

Глазомер и реакция зверя

 
Сане Антонову и друзьям – подводным охотникам.
От Фороса в Батилиман
самый близкий путь – это водный.
Ломонос – из породы лиан —
земляничник оплёл мелкоплодный.
И поплыл я, минуя залив,
как фанатик подводного спорта,
подогретой водички залив
в «калипсо»[3]3
  «Калипсо» – французский подводный костюм мокрого типа, самый популярный у подводников 70-х – 80-х годов XX века.


[Закрыть], для тепла и комфорта.
Описательный сбавлю запал,
он в поэзии главный едва ли:
бьются волны у ласпинских скал
и несутся навстречу кефали.
Подстрелил сразу парочку влёт
и рулену, то бишь зеленуху,
на охоте мне часто везёт,
как друзья выражаются, – пруха!
Да не пруха, а точный расчёт,
глазомер и реакция зверя,
и, ныряя в таинственный грот,
в то, что вынырну, свято я верю.
О, какой там горбыль в темноте
и подвижки, как будто миражи,
передать ощущения те
не под силу поэзии даже.
Я всплываю, в глазах, как туман,
тает он, словно призрак холодный:
от Фороса в Батилиман
самый близкий путь – это водный.
 

Татьяна Жихарева

«Я сварю тебе черный кофе…»

 
Я сварю тебе черный кофе,
Рано утром, как только встану,
И скажу тебе: «Ты мой морфий,
Чудный мой и немножко странный».
 
 
Ты прошепчешь: «Моя панацея,
Ты бальзам и моя отрава,
Мой напиток, хмельной, бесценный,
На каких настоялся травах?»
 
 
«На медовых пчелиных сотах
И на лунных холодных росах,
Чтоб, как первый раз, был и сотый,
Чтоб мы счастливы были просто.
 
 
Я шептала деревьям тайну,
Соловьям о любви я пела
И в журчанье ручья случайно
Я подслушала, что хотела».
 

Бабушка и сирень

 
Солнце тонуло в облачной темени,
В краски пастельные кутался день.
Двор утопал в распустившейся зелени,
Маем лиловым пахла сирень.
Бабушкин дом мне подмигивал окнами,
В шляпе соломенной – как мальчуган.
С речки лягушки песнями мокрыми
Будто качали молочный туман.
День догорал, опустели все улочки.
– Внученька, поздно, пора уже в дом.
– Так хорошо у сирени, бабулечка,
Спать вы ложитесь, а я уж потом…
Бабушка это диво весеннее
В дом заманила и меня позвала.
Чудо – постель вся цветами усеяна,
Принцесса ее чтобы сладко спала.
И воскресает время от времени
Миг тот из детства, умчавшийся прочь,
С запахом свежей душистой сирени,
С чудными снами лиловая ночь.