Текст книги "Журнал «Фантастика и Детективы» №5 (17) 2014"

Соснин пожал плечами, глупо улыбнувшись.

– Но когда я поднялась в свою комнату, их в коридоре не было в этот раз – разошлись по номерам. Наверное, опять рассорились. Я потом слышала – кто-то выходил в коридор, но двери здесь толстые, мне могло показаться. Беготню я слышала, а вот приглушенный разговор незадолго до нее… Я затрудняюсь сказать, кто с кем разговаривал.

Последнюю фразу она сказал таким тихим и виноватым голосом, что Боря опять пожалел девчонку. Язык чесался спросить, как она умерла, но он не стал этого делать. Какое, действительно, теперь это имело значение?

– Ну-ка скажи, – спросил Соснин Мирона, – как реагировал на Марка Клим?

– Больная душа? Ну, виделись они лишь в столовой… и Клим выбрал себе место подальше от Марка. Я, конечно, особо не присматривался, но, по-моему, Клим побаивался смотреть на художника. А вообще, он всего тут побаивается… Идем к нему?

– Нет, его я трогать не стану. С ним все ясно. Он же не агрессивный?

– Безобиден, как младенец.

– Значит, вне подозрений. Давай к Жерому.

– Это хорошо. А то номер Клима внизу, пришлось бы спускаться.

Жером вежливо поприветствовал Бориса уверенным рукопожатием. С сильным французским акцентом он рассказал, как раскритиковал последнюю выставку Марка, проходившую в Москве. Он не жаловал агрессию в живописи, а все сюжеты Марка строились именно на мраке и насилии. Его работы отличались особой жестокостью, темными тонами, сочетанием страха и боязни с угнетением и нервозностью, никаких плавных черт – только резкость и рваность.

– Такой стиль написания говорит многое об авторе. Да и после общения с Марком я убедился в своих подозрениях. Крайне неприятный человек. Не понимаю, как Аделаида прожила с ним душа в душу столько лет.

– А как вы здесь оказались?

– Я летел в одном самолете с ними, когда случилась катастрофа.

– Как думаете: не подстроена ли авария?

– О, Борис, убивать ради этого человека еще полсотни пассажиров? Вряд ли. Жалею только о том, что оказался в одном коллекторе с Марком. В любом другом мне было бы намного комфортнее. Особенно у себя на родине. Me се ля ви – судьба распорядилась иначе.

– Тут, похоже, судьба совершенно ни при чем, – бормотнул Соснин.

– Что, простите?

– После обеда что-нибудь слышали? Кто-нибудь разговаривал в коридоре?

Жером пожал плечами:

– Возможно. Я не обратил внимания. Я здесь в какой-то прострации – мне все не верится, что уже завтра я предстану перед Богом. После обеда я заперся в комнате и ушел в себя.

– Чутье мне подсказывает, что Бога вам не покажут. Здесь без него неплохо справляются. Спасибо за информацию, до встречи. – Борис еще раз пожал твердую руку француза.

Жена исчезнувшей души выглядела неважно. Лицо перекошено, руки в брюки, движения судорожные, неуклюжие. Известие о пропаже души мужа сильно обескуражило Аделаиду.

Борис приступил к делу:

– Понимая ваше состояние, не буду долго вас истязать. Я слышал, вы сильно любили Марка.

Резкий кивок.

– Расскажите, что вы делали сегодня после обеда.

Аделаида прочистила горло и хрипло ответила:

– Мы поднялись сюда, немного поговорили и разошлись по комнатам. Нам обоим нужно было поразмышлять в тишине.

– Это был последний раз, когда вы видели мужа?

Снова резкий кивок.

– Можете парой слов описать, как вам удалось открыть Томесто? Праздное любопытство, не имеющее отношения к нашему делу. Необычный уникальный мир, который якобы пытается принести пользу людям в реале. Интуиция шепчет мне, что у жителей Томесто несколько иные цели. Объясните: почему мне так кажется?

Аделаида, повторно прокашлявшись, сказала:

– Сложно объяснить вот так сразу. Тем более человеку, не владеющему определенными знаниями и терминологией. Это небывалый обмен энергетикой. Контакт между материальным и нематериальным на новейшем уровне. Новая веха в развитии человечества. К тому же, прежде чем заключить договор с людьми, Томесто четыре года сотрудничало с нами в тестовом режиме.

Соснин видел, как ей было тяжело говорить, каждую минуту помня о пропавшем муже. И не только видел, но и слышал. Голос Аделаиды постоянно ломался, скатывался вниз, она прочищала горло, снова старалась заговорить, но мешал хрип. Совсем расклеилась.

– Ладно, не утруждайтесь. Извините за беспокойство. До свидания. – Борис подал руку.

Аделаида машинально протянула свою и довольно крепко для слабой несчастной женщины стиснула большую ладонь Бориса своей маленькой ладошкой. В его кожу впились длинные красные ногти.

Валдай с нетерпением ждал хоть слова от подошедшего сыщика, но тот о чем-то усиленно размышлял. С укрытым морщинами лбом, он внимательно изучал сделанные в блокноте Мирона записи. Хозяин блокнота скромно стоял позади Бориса. На вопросительный взгляд Валдая Мирон пожал плечами и помахал головой.

Все-таки Валдай не выдержал:

– Ну что, Борис? Не томите. Есть какие-нибудь догадки?

– Догадки? – отозвался Соснин. – Догадки, конечно, есть. Насчет способа. А насчет того, кто это сделал, догадок нет.

– Нет? Плохо. Очень плохо…

– Потому что я наверняка знаю, кто. И не знаю, как.

Валдай вытаращился, онемев. Боря продолжил:

– У меня есть улика, есть мотив, но нет, так сказать, орудия убийства. Хотя это даже и не убийство, а попытка обвести вокруг пальца комиссию. Впрочем, – Соснин закрыл блокнот и повернулся к Мирону, – собери всех в вестибюле, я укажу пальцем на виновного в вашем сыр-боре и отправлюсь в свое настоящее тело. Тесно тут у вас. Нечестно и гадко.

Мирон хлопал глазами, пока Валдай не заорал:

– Что встал?! Выполняй!

Тот кинулся к лестнице, но вдруг развернулся и уточнил:

– По одному?

– Желательно, – кивнул Борис. – Во избежание. Мы ждем в вестибюле.

Даже повар Гриша, с которым сыщик передумал беседовать, пришел послушать Борю, хотя Соснин и сказал, что в этом нет надобности.

Все шесть душ расселись на мягкой мебели: Аделаида, Клим и Клара – в отдельных креслах, Демьян с Жеромом и Виталием – на софе. И Борис начал:

– Чувствую себя в роли какого-нибудь Эркюля Пуаро. Растекаться мыслию по древу не стану. У каждого из вас были причины навредить душе Марка. Пусть он и был отъявленной скотиной, но эта женщина, открывшая всем нам путь в Томесто, – он указал на Аделаиду, обратившую взгляд на свои руки, – души в нем не чаяла. Ах, эти речевые обороты о душах, не так ли, Клара? Аделаида единственная, кто не желал ему зла. Даже узнав, что этот деспот сотворил с Кларой и Климом, она смогла простить мужа. Достойно уважения, не правда ли? Демьян мог свести счеты с Марком за то, что Марк, может быть, подставил его под полицейскую пулю. Виталий мог сгорать от желания рассчитаться с Марком за то, что тот нанял Демьяна убить его. Клара и Клим, ставшие жертвами сексуальных домогательств художника, имели все основания расправиться с этой черной душой. И только сама Аделаида, даже узнав о страшных грехах Марка, прощает ему по широте своей душевной выходки молодых лет. Беспрецедентная любовь! Хрестоматийный случай! И это не ирония. В отличие от остальных, кто мог желать Марку зла, его ненаглядная жена, жившая с ним, как верно подметил Жером, душа в душу, решила спасти мужа от страшного суда.

Аделаида медленно подняла голову и исподлобья стала смотреть на Бориса. Тот задорно хлопнул в ладоши:

– Ах, эти речевые обороты о душах! Валдай, прошу вас отсканировать душу Аделаиды на предмет статуса.

Управляющий в замешательстве извлек аппарат из кармана и навел на биофизика. Глаза Валдая полезли на лоб, он воскликнул:

– Серый!

– А был? – спросил Борис.

– Почти белый!

Мирон недоверчиво уставился на сканер, но тот не врал.

– Как такое возможно? – поинтересовался Валдай.

– Легко и просто. Единственно возможный вариант при абсолютной невозможности покинуть коллектор – слияние душ! Отменный способ запудрить комиссии мозги.

Неожиданно Аделаида сорвалась из кресла и с регбийским наклоном помчалась на Соснина. Боря не растерялся: отступив на шаг вправо, он отвесил женщине смачный хук правой по ее левому уху. Оболочка с двумя душами свалилась к ногам управляющего и помощника. Те мигом зафиксировали Аделаиду, а Валдай на всякий случай еще раз отсканировал. Результат был тем же.

– Смотрим внимательно на краснеющее ухо, – заговорил Борис дальше. – Наглядный пример. На челюсти оболочки Марка остался след от удара то ли кулаком, то ли ладонью совсем незадолго до смерти. Присмотревшись ближе, я понял, что он нанесен маленькой ладошкой и пришелся не на всю ладонь, а на пальцы. На пальцы с длинными ногтями. После свиданий со всеми вами я удостоверился, что обладательницей маленькой ладошки с интересующим меня маникюром является Аделаида. Как только я увидел ее ногти, ее мужской способ держать руки в карманах, неуверенную походку, а также услышал изломанный дрожащий голос, все эти тонкие намеки сложились у меня в голове в четкую картину, достойную кисти самого Марка. Отдельное спасибо Жерому за прекрасный русский: подумать только, душа в душу! После обеда наша парочка поднялась вместе наверх и разошлась по комнатам. Странно, ведь обычно они не отходили друг от друга ни на шаг. Но тут, видимо, решили не светиться, иначе подозрение сразу упало бы на Аделаиду: она же постоянно рядом с мужем. Когда все разбрелись по номерам и погрузились в послеобеденный покой, тогда-то все и свершилось. Я думаю, что человеку, пять лет имевшему дело с энергетикой душ и плотно контактирующему с представителями Томесто, несложно было изобрести способ слияния двух душ. Приблизительно, хотя не уверен, процесс выглядел так. Устроив тихенький скандал на пороге комнаты Марка, тем самым Аделаида довела его до определенного эмоционального состояния, при котором возможна миграция души, и посредством пощечины в буквальном смысле вывела его из себя, присовокупив его душу к своей. – Соснин посмотрел на Аделаиду. – Поправьте, если ошибаюсь.

Та надсадно и совсем по-звериному рычала, скованная Валдаем и Мироном.

– Я не знаю, ребята, как и почему в одном коллекторе и в одно время собрались все эти души, но этот факт вкупе с моим присутствием говорит о том, что Томесто не лучший выход для человечества в решении некоторых наших проблем. – Борис выдохнул, будто груз с себя сбросил, и сказал Валдаю: – Отправьте меня обратно. Мне противно здесь находиться.

– Опа! Есть контакт! – возбужденно крикнул врач, глядя на монитор. – Давай, родимый, давай! Хоть тебя к жизни верну. Мне же непременно зачтется…

Спасая Эрика
Игорь Береснев

Игорь Береснев

29 октября 1962 г.

Понедельник, утро.

Рината на службу опоздала – как всегда. Но сделать коллеге замечание Григор не успел, тактика «упреждающей атаки» работала безотказно:

– Как выходные провёл? Наверняка из дому нос не высовывал, просидел со своей ненаглядной. И не скучно тебе так жить?

– Мне с Эвитой никогда не скучно. А ты…

– А я работала на выходных. Плодотворно! – Рината плюхнулась в кресло, хищно потёрла ладони. Придвинулась ближе к столу, включила компьютер. – Всё-таки я добралась до Корвича, теперь его лицензии каюк и надолго. А то ишь, играть со мной вздумал! И пусть радуется, что я ему латентную педофилию не впаяла. Так бы и загремел на профилактическую кастрацию.

Рината сверкнула ослепительно белозубой на смуглом лице улыбкой, склонилась к экрану. А Григор невольно поёжился, отодвинулся в сторону, чтобы между ним и этой улыбкой оказалась тумба с разлапистой опунцией. Не по себе каждый раз становилось, когда коллега так улыбалась. В паху сжалось, будто его самого приговорили к кастрации.

– Так-так-так… – Рината любила разговаривать сама с собой, нимало не заботясь о присутствии соседа по кабинету. – Сейчас мы его из базы вычистим, всё меньше забот. Вот так, и в архивчик…

– А ребёнок? – не удержавшись, спросил Григор. – Его девочке четырнадцать лет, кажется?

– Пятнадцать лет и семь месяцев. Букин, а ты за языком следи. Ты же ювенальный инспектор, какой пример подаёшь? Дети гражданского пола не имеют… Готово! Что тут у меня сегодня по плану?

– Так что с ребёнком?

– А? Я же говорю – плодотворно поработала на выходных. В пятницу вечером устроила внеочередной рейд, поймала на горячем. За субботу оформила лишение лицензии, ребёнка изъяла и – на заморозку, – Рината опять улыбнулась белозубо и хищно.

Григор моргнул.

– Ты отправила её в хранилище, не выставив на тендер? Почему?! Ей же пять месяцев всего до полнолетия.

– И что ты предлагаешь, оставить её с тем извращенцем? Я который год наблюдаю, как и он, и вся их поганая сота слюни пускает. Если бы не закон о латентной педофилии, давно бы ребёнка развратили. Пусть уж лучше в хранилище полежит, пока нормального воспитателя не подыщем.

– Спрос на подростков стабильно низкий, она может так пролежать и год, и два…

– Потому и отправила сразу, что спрос низкий. Зачем ребёнку зря ожиданиями мучиться? А заморозка безвредна. И департаментом демографии одобрена. Что-то не так, Букин?

Возразить Григор не посмел. Практика погружать в анабиоз детей, временно лишившихся опеки, в самом деле была одобрена департаментом и в последние годы получила широкое распространение. Для ребёнка смена семьи проходит почти мгновенно, негативные последствия от «беспризорности» сводятся к нулю. А искусственный анабиоз – процедура безвредная по официальным данным. Правда были и неофициальные…

За четыре года работы в отделе Рината аннулировала девятьсот восемьдесят пять лицензий, отправила в хранилище восемьсот сорок шесть детей, из них семнадцать – повторно. У Григора количество аннуляций было не меньше, но детей он старался в хранилище не отправлять. Хотя приходилось: держать ребёнка на тендере больше двух недель запрещено, вдобавок требуется, чтобы воспитатель и ребёнок понравились друг другу, чтобы курирующий инспектор одобрил сделку. А претендентов не так-то много – получить лицензию на воспитание куда сложнее, чем лицензию на рождение. Что логично: для деторождения достаточно желание и отсутствия патологий. Для воспитания – огромный перечень условий. Хотя желание и здесь на первом месте. Вот Рината лицензию ни на воспитание, ни на рождение получить не стремилась. «Некогда! У меня работа поважнее, чем с пузом ходить да сопли подтирать!» – приводила она всегда один и тот же железный аргумент. Но Григор подозревал, что коллега попросту не любит детей.

Григор детей любил. И доказал это, став лицензированным воспитателем полгода назад. К сожалению, получить «лёгкую» лицензию на рождение ни он, ни Эвита не могли. По объективным причинам.

Рината словно прочла мысли коллеги. Оторвала взгляд от экрана, подмигнула:

– Букин, а ты не хочешь её удетить, у тебя ведь лицензия свободная? Со мной, как куратором, заминки не будет – знаю, что педофилией не страдаешь. А ребёнок миленький. Лови, я тебе её последнее фото скинула.

На экране развернулась, заслоняя листы отчёта, картинка. На Григора глядела девочка-подросток, девушка, можно сказать. Прямые тёмно-каштановые волосы, карие глаза за густыми ресницами, нос с едва заметной горбинкой, резко очерченные скулы. Чем-то девочка походила на Ринату. Интересно, когда вырастет, научится так же хищно улыбаться?

Григор убрал картинку с экрана.

– Спасибо, я не спешу.

Он и правда не спешил с выбором. Во-первых, лицензию выдают на пять лет, времени, чтобы реализовать её, достаточно. А во-вторых и главных – Григор точно знал, какого ребёнка они с Эвитой хотят удетить. Усыновить, чёрт бы побрал эту толерантность!

Понедельник, вторая половина дня.

– Проходите, пожалуйста, инспектор. Рады, что вы нас не забываете!

Ольга Шмидт, родитель-воспитатель, старшая Х-супруг соты, была прямо-таки олицетворением радушия. У Григора скулы сводило от её лживого гостеприимства. Но внешне это не проявилось никак. Инспектор кивнул, отвечая на приветствие, шагнул в распахнутую дверь квартиры.

Всё же дыхание он задержал на несколько секунд. Рефлекс почти – каждый раз, попадая в квартиры-соты, дома-соты, особняки и пентхаузы-соты, ожидал уловить этот запах. Резкий, отвратный, нечеловеческий запах логова. Игра фантазии, разумеется. Жители сот были такими же людьми, как и он сам. Нет, неверно. Именно сотовые были «настоящими людьми». Не верить статистике оснований у Григора не было, а она утверждала, что восемьдесят семь процентов населения цивилизованного мира предпочитает сетевые семьи. Причём две трети состоят в гиперсемьях, насчитывающих десятки тысяч сот, сотни тысяч супругов. Человек стал мобильным, расстояния и государственные границы больше не удерживают его на месте. Сегодня ты живёшь в Заполярье, а завтра неожиданно получаешь работу своей мечты на тропическом острове. И ты не обязан ради мечты расставаться с семьёй, или – ещё хуже! – вынуждать близких следовать за тобой. Сетевая семья всегда рядом. Где бы ты ни оказался, её ячейки-соты радостно встретят тебя в каждом городе, в каждой стране, на каждом континенте. Сетевая семья – выбор мобильного человечества… Григор Букин родился, вырос и прожил свои двадцать девять лет в одном и том же городе. Он никогда не стремился к мобильности. Его семье «соты» не требовались – Эвита всегда рядом.

Инспектор прошёлся по квартире. Ничего нового, тем паче, противозаконного, увидеть он не ожидал – Ольга Шмидт воспитатель опытный. Собственно, сегодняшний визит Григор затеял единственно для того, чтобы…

– Эрик, поздоровайся с господином инспектором!

– Здравствуйте, господин Григор! – шестилетний мальчуган ползал на четвереньках по толстому тёплому паласу, покрывающему пол детской, собирал громадный – метровый, не меньше! – паззл. На миг приподнял голову, улыбнулся радостно, искренне, совсем не так, как его родительница-воспитательница, – и вновь погрузился в работу.

У Григора кольнуло под ложечкой. Как же они похожи! Те же шелковистые льняные волосы до плеч, бездонные голубые глаза, маленький ротик с пухлыми губками. Даже ямочки на щеках! Эрик походил на Эвиту так, словно был её родным сыном. Зато с родительницей, рыжей, плосколицей Ольгой Шмидт, у мальчика нет ничего общего – сразу понятно, что лицензия на деторождение была частичной. Не требовалось усилий представить, что именно из донорской яйцеклетки Эвиты появился на свет этот очаровательный мальчуган… К сожалению, это была всего лишь фантазия.

– Эрик, что же ты такой невежливый? Господин инспектор не часто заходит к нам в гости, – всего второй раз за неделю! – а ты его игнорируешь, – фальшь в голосе Ольги Шмидт звучала всё отчётливее. – Расскажи стишок, спой песенку!

– Нет-нет, не нужно! Не будем мешать! – Григор поспешно попятился прочь из детской. – До свиданья, Эрик!

– До свидания, господин Григор!

Собственно, то, что Григор хотел видеть в этой квартире, он увидел. Больше здесь делать нечего. Он шагнул к входной двери. И едва не столкнулся с выглянувшей из кухни Анри Куц, второй Х-супругой соты.

– Ой… – Анри поспешно прикрыла руками оттопыренный живот. – Добрый день, господин инспектор. Останетесь с нами обедать?

– Вы так поздно обедаете? – Григор нахмурился.

– Только взрослые, – поспешила успокоить наступающая на пятки Ольга Шмидт. – Ребёнок питается строго по расписанию, одобренному департаментом. Не беспокойтесь, инспектор!

– Да, – кивнула Анри, – мы хорошо заботимся о ребёнке. И о втором будем хорошо заботиться, – она нежно погладила живот.

– Скоро ожидаете?

– Врач обещает через две недели.

– А что с лицензией на воспитание?

– В воскресенье к нам переезжает супруга со свободной лицензией из зеленоградской соты.

– Четвёртая Х-супруга на соту? И два ребёнка?

– Да. Квартира у нас большая, тесно не будет. Вас ещё что-нибудь беспокоит?

– Нет, спасибо.

Дверь соты захлопнулась за Григором, и он наконец-то вздохнул полной грудью. Беспокоит, ещё как беспокоит! Какое воспитание получит мальчишка в такой, с позволения сказать, семье? И ведь формально придраться не к чему. Требования департамента Ольга Шмидт скрупулёзно выполняет, ребёнок окружён заботой, не испытывает ущемлений ни в материальной сфере, ни в духовной. Григор раньше и не придирался – Ольга и Анри шесть лет жили вместе, и если закрывать глаза на их меняющихся «супругов», сота выглядела почти традиционной семьёй. Но год назад Анри вдруг решил сменить пол с Y на X! Более того, он – она теперь! – прошла аттестацию на деторождение, получила лицензию и благополучно вынашивала ребёнка. Отличный пример для мальчишки! Станет полнолетним и тоже решит поменять пол? Департамент подобные нюансы никак не регламентировал – в свободном мире каждый выбирает себе пол по вкусу, становись хоть Y-ом, хоть Х-ом. Да хоть Z-om! Но Григор не мог смириться с подобным. Наверное, потому, что Эрик слишком походил на их с Эвитой несуществующего сына.

Среда, за два часа до обеденного перерыва.

Звонок Ольги Шмидт застал Григора врасплох. Воспитательница была явно обеспокоена, то и дело облизывала некрасивые узкие губы.

– Господин инспектор, мы можем с вами сегодня встретиться?

– Что-то случилось? С Эриком?

– О нет, нет! С ребёнком всё в порядке. Мне надо с вами проконсультироваться. Лично.

– Я запишу визит к вам на вторую половину дня. На семнадцать-тридцать устроит?

– Да… только господин инспектор, мы могли бы встретиться на нейтральной территории?

– Что? – у Григора челюсть отвисла от такого неожиданного предложения. Если бы Рината сидела напротив, непременно заметила бы. На счастье, у коллеги был рейд. – В каком смысле «нейтральной»?

– Старый отель в Парке Солидарности – вы сможете туда подъехать?

– Д… да.

– Значит, в семнадцать-тридцать я буду вас там ждать.

Среда, семнадцать-тридцать.

Авто Ольга Шмидт припарковала так, что Григор увидел его, лишь объехав вокруг заброшенного здания. Когда-то это и в самом деле был недорогой, но вполне комфортабельный трёхзвёздочный отель классического типа. Он пережил две революции и одну войну, зато эпоха сетевых семей его подкосила. Сейчас люди среднего достатка, приезжая ненадолго в чужой город, предпочитают селиться в семейных сотах.

В машине воспитательницы не было. Рядом тоже. Григор хотел набрать её номер, но Ольга Шмидт опередила:

– Я на третьем этаже, в холле. Поднимайтесь, двери открыты.

Григор недоумённо пожал плечами, – что за игры?! – но подчинился.

За двадцать с лишним лет здание успело изрядно обветшать, псевдогранитная плитка на ступенях крошилась, перила и вовсе держались на честном слове. Хорошо, хоть стены и перекрытия выглядят крепкими!

– Ну наконец-то! – Ольга Шмидт поспешила навстречу, едва увидела Григора сквозь прозрачные двери холла. – Вы будто не на третий этаж поднимались, а на десятый!

– Что это за глупости вы затея…

– Нужна ваша помощь. Анри вчера вечером забрали в клинику, роды начались раньше срока…

– О!

– Нет-нет, с Анри всё в порядке, и ребёнок родился здоровым. Проблема с лицензией на воспитание. Помните, я вам говорила о супруге из Зеленограда? Она не приедет… она уже не супруга. Ушла из семьи, так получилось. К сожалению, других свободных лицензий у нас пока нет.

– Так, – ситуация прояснялась. Хоть и не до конца. – Неприятно. От ребёнка придётся отказаться.

– Об этом не может быть и речи! Семья занимается этим, два-три месяца, и у нас будет лицензия!

– Маловероятно. Пройти лицензирование на воспитателя весьма сложно – вы же знаете! Реальный срок – полгода. Никто не позволит оставлять ребёнка так долго без опеки. Его выставят на тендер…

– У меня есть лицензия. Если я её освобожу, нам с Анри отдадут ребёнка.

Григору показалось, что он ослышался:

– Освободите? Вы собираетесь отказаться от Эрика?!

– Нет! Но… его можно на два-три месяца – даже на полгода! – поместить в хранилище, а как только появится лицензия, мы его заберём. Это младенцев нельзя замораживать, а Эрик большой, для него это безвредно. Господин инспектор, я знаю, вы ведь можете отправить его в хранилище, не выставляя на тендер. И вы к нам всегда хорошо относились, правда?

Да, в первом она не ошибалась. Рината неоднократно отправляла своих подопечных в хранилище, не утруждаясь предварительными поисками свободных лицензий. А с тендером всегда можно организовать волокиту и на два месяца, и на три, и на полгода – если постараться. Во втором… в прежние годы он и впрямь неплохо относился к этой паре. Но заморозить Эрика!

– Господин инспектор, не спешите с отказом! – видимо, он не сумел сдержать эмоции, бушующие внутри, и Ольга Шмидт заторопилась. – Подумайте хорошенько. А мы вам будем очень благодарны. Поверьте – ОЧЕНЬ.

Теперь всё становилось на свои места. Визиты инспекторов к подопечным протоколировались, визиты посетителей в управление – и подавно. Но встреча в заброшенном отеле останется тайной для посторонних глаз и ушей. И вездесущие уличные вебкамеры её не зафиксируют. Был разговор, не было – никто не докажет.

Григор и сам не понимал, почему не ответил немедленным отказом, резким и безапелляционным. Поместить Эрика в анабиоз – надо же такое придумать! За одно предложение следовало аннулировать лицензию и… что дальше? Выставить мальчика на тендер? О да, удетят его незамедлительно – какой-нибудь латентный педофил из Австралии или Южной Америки. Мальчика увезут, а Григору останутся лишь воспоминания о нём.

Весь вечер и половину ночи он размышлял, как поступить. Разумеется, выполнять преступную просьбу Ольги Шмидт он не собирался. Но если ради Эрика, ради его спасения придётся нарушить некоторые должностные инструкции – что ж, он готов.

Когда старомодные ходики пробили два пополуночи, Григор придумал. Они вдвоём с Эвитой придумали.

Четверг, вечер.

С Ольгой Шмидт Григор встретился на том же месте. Воспитательница уже поджидала его.

– Вы согласны помочь? – спросила нетерпеливо.

– Да. Но помещать Эрика в хранилище мы не будем. Последствия анабиоза для человеческого организма изучены вовсе не так хорошо, как многим представляется…

– Что?!

– Это не афишируется, но есть независимые исследования и у нас, и за рубежом. Отмечалось ухудшение интеллектуальных показателей у детей, пробывших в состоянии анабиоза дольше, чем месяц, а также у тех, кого погружали в анабиоз повторно в течение двух лет…

Губы воспитательницы начали кривиться в недовольной гримасе:

– Анабиоз безвреден для детского организма – это официальное заключение департамента! Впрочем, я готова выслушать ваше предложение. Если не заморозка, то где вы собираетесь держать ребёнка несколько месяцев, не выставляя на тендер?

– Понимаете, у меня есть свободная лицензия.

Недовольство сменилось удивлением.

– Вы хотите присоединиться к нашей семье?! Право, не знаю, что вам и ответить…

– Да нет же! Не посягаю я на вашу семью. Я могу взять Эрика под опеку. На время! А как только у вас появится свободная лицензия, вы заберёте его обратно. Мы составим договор арендной опеки, всё законно и официально.

Ольга Шмидт моргнула растерянно. Подобное решение ей в голову не приходило, потому требовалось время, чтобы его обдумать. Думай, думай! И соглашайся. Эта сделка для тебя безусловно выгодна, ты в ней ничего не теряешь. И никаких подводных камней. Во всяком случае, не с твоим куцым умишком их заметить. Ты ведь не вспомнишь, что через четыре с половиной месяца мальчику исполнится семь – возраст согласия. И значит, он сам сможет решать, возвращаться ему в соту или остаться в настоящей семье, где у него будут настоящие мама и папа. И где он сам вырастет настоящим мужчиной, а не каким-то Y-гражданином. А уж организовать небольшую волокиту, чтобы супруги Ольги Шмит получили новую лицензию не слишком быстро, Григор сумеет. И удержать Эрика они с Эвитой смогут.

Ольга Шмидт наконец заговорила:

– То есть вы предлагаете поместить ребёнка не в государственное хранилище, а к вам домой? Вы организуете что-то наподобие станции передержки для домашних животных?

Пришла очередь растеряться Григору. Что за логика у этой дуры? Но ведь не объяснять ей, что на самом деле он замыслил! Григор нехотя кивнул.

– Что-то наподобие.

– Понятно. И сколько стоит такая услуга?

«Не нужны мне твои деньги! Мне нужен Эрик!» – хотелось ответить на подобную глупость. Ясное дело, сказать требовалось иное. Откажешься от платы, заподозрит подвох.

– Ну-у… сколько вы можете заплатить? Не хотелось бы ставить вас в затруднительное положение. Тем более, прибавление в семье…

Иллюстрация к рассказу Макс Олин

– Десять тысяч в месяц – достаточно?

Десять тысяч – его месячный оклад. Григору стало не по себе. Невинное служебное «разгильдяйство» начинало попахивать криминалом. Но отступать было поздно.

Григор кивнул:

– Вполне.

– Отлично! Деньги у меня с собой.

Она раскрыла сумочку и вынула из неё… нет, не пачку банкнот. И не кредитную карточку. Смарт. Кавайный розовый с золотистыми стразами смартик. Быстро пробежала пальцами по экрану, подняла взгляд на собеседника. И губы её расплылись, обнажая хищный оскал – точь-в-точь Рината. Неужели все женщины обучены так улыбаться?! Хотя нет, не женщины – Эвита никогда себе подобного не позволяла! – Х-гражданки!

– И не надейтесь, инспектор, не получится отобрать у меня ребёнка. Я давно подозревала, что вы попытаетесь это сделать, видела, как вы смотрите на него. Ждали удобный момент, да? Но и я не дура! Вчера, после нашего разговора, я навела справки. Вы же настоящий мизантроп, консерватор и ретроград!

Григора будто холодной водой окатили. А Ольга Шмидт набирала обороты:

– Я больше скажу, вы – латентный извращенец! Как вас в управлении терпят? Да ещё и лицензию дали – наверняка махинации! Ничего, я вас выведу на чистую воду – только попробуйте к моему ребёнку близко подойти! Вы теперь вот у меня где! – она потрясла зажатым в кулак смартиком. – Разговор записан, все ваши грязные инсинуации! И то, как вы государственную программу дискредитируете, и о бизнесе вашем с передержками. Мне страшно представить, для чего вы арендуемых детей используете!

Она проскользнула мимо Григора, побежала к лестнице:

– Прощайте, инспектор! С ребёнком мне и другие помогут, нормальные – просьбу заменить куратора я оформлю завтра же. А вам рекомендую убираться куда подальше из этого города. ОЧЕНЬ НАСТОЯТЕЛЬНО рекомендую!

Григор опомнился.

– Ольга, постойте! Вы неправильно поняли! Я объясню!

Он бросился следом, плохо соображая, что собирается объяснять. Главное – нельзя, чтобы она поменяла куратора! Потерять Эрика нельзя!!!

В заброшенном здании сгущались сумерки. В фойе с огромными панорамными окнами во всю стены это было не так заметно, но на лестнице царил полумрак. Бежать было трудно, на высоких каблуках, которыми любила щеголять Ольга Шмидт – и подавно. Григор догнал воспитательницу на первом же пролёте, схватил за рукав куртки:

– Да постойте же!

– Пусти, извращенец! – она рванулась в сторону, оступилась, потеряла равновесие, схватилась за перила, чтобы не упасть…