Текст книги "Журнал «Фантастика и Детективы» №10 (22) 2014"

– Я, кажется, понял, – проговорил Сюрприз. – Вы поставляете нам невиданные товары, продаёте их за сумасшедшие деньги и вывозите выручку обратно к себе?

– Ничего ты не понял, – скривилась пленница. – Ради денег такие дела не делаются. Кому они нужны, деньги? Да, мы продаём товар солидным покупателям, но лишь для того, чтобы было, на что здесь жить и чем платить такой сволочи, как вы. Нас ничтожно мало, понимаешь? Переходы смертельно опасны, мы теряем людей, друзей, братьев. Мой муж год назад погиб, пытаясь доставить сюда списанный авианосец.

– Так какого чёрта? – взвился Умелец. – Какого чёрта вы это делаете?! Такой сволочи, как мы, говоришь? Это кто же из нас сволочь? Что бы вы с нами сделали, если бы не американские дирижабли, а?

Милана потупилась.

– Вас бы пришлось списать.

– “Списать” это убить? – вежливо поинтересовался Сюрприз.

– Ты чрезвычайно догадлив, – вскинув взгляд, ответила пассажирка язвительно. – А как ты хочешь? Мы можем работать до тех пор, пока о нас мало кто знает. Особенно эти пиндосские твари. Ребята взорвали линкор, чтобы только им не досталось. Мы продаём товар в Европу, с ним работает университетская профессура. Потом разработки поступают предпринимателям. На французских и британских заводах уже начинают выпускать первые дизели. В Испании – двигатели внутреннего сгорания, в Италии – собирают автомобили, испытывают самолёты и танки. А германские учёные уже замахнулись на расщепление атома.

– На что замахнулись? – переспросил Сюрприз.

– Ты не поймёшь. Неважно, я предлагаю вам дело. Через месяц-полтора переход вновь откроется, и будет новая поставка. Вы помогаете мне её принять. Если это будет корабль, помогаете отогнать его в европейский порт. Ребята ведь ничего не знают о вашем мире, им необходимы проводники. Ян погиб, вы займёте его место. Я, со своей стороны, гарантирую вам жизнь и буду находиться неотлучно при вас, пока не продадим товар. Половина выручки – ваша, на этот раз мы запросим двойную цену. Что скажете?

У Умельца загорелись глаза.

– Она, кажется, не врёт, капитан, – выпалил он. – Она сумасшедшая, но, похоже, говорит правду. Всё сходится, подумай. Им нужны посредники, и плевать, ради чего вся эта затея. Возьмём куш и отвалим в сторону, дальше пускай занимается чем угодно, уже без нас.

Сюрприз не ответил. Молча сидел, уставившись в пол, думал. Потом спросил:

– Самолёты и танки, говоришь? У вас есть войны?

– Давно уже нет. Но были. В последней войне погибло больше тридцати миллионов.

– Что? – переспросил капитан. – Сколько погибло?

– Тридцать миллионов, – повторила Милана. – С развитием технологий военные потери неминуемы.

Сюрприз поднялся.

– А ну, выйдем на палубу, – предложил он Умельцу. – Поговорим.

На палубе душный карибский ветер лениво перебирал волосы на головах двух покойников. Сюрприз подошёл к Яну, постоял, всматриваясь в лицо, затем кивнул компаньону. Вдвоём они перевалили грузное тело через фальшборт. Минуту спустя вслед за пришлым отправился Истопник.

– Ну? – заглянул в глаза Умельцу Сюрприз. – Что скажешь?

– Да что тут говорить. Дотянем до Кубы или до Гаити, отсидимся и через месяц, если повезёт, хапнем куш. Или ты что же, думаешь по-другому?

– Знаешь, я никогда не спрашивал раньше, – Сюрприз нахмурился. – За что тебя упекли?

Умелец хмыкнул, выплюнул за борт резинку и забросил в рот новую.

– За убийство, – признался он. – Думал подняться, пришил одного, а денег у него не оказалось. Что, осуждаешь?

Сюрприз хмыкнул.

– С чего бы, – сказал он. – На мне на самом трое жмуров. С учётом сегодняшнего – уже четверо. Но у меня в башке не умещается, как можно походя, ради невесть чего расшлёпать тридцать миллионов. В общем, так: никаких дел с этой сукой иметь не будем.

– Ты что, кэп? – Умелец от изумления перестал даже жевать. – Какие тридцать миллионов, о чём ты? Мало ли, что было там, откуда баба родом. Мы-то при чём? Хватанём куш и соскочим, и всё. От таких дел не отказываются.

– Отказываются, – бросил Сюрприз. – Про лис в курятнике ты слыхал? Так вот, я, должно быть, плохой человек. По таким, как я, тюрьма плачет. Я, если надо, человека пристукну как муху. И сожалеть не буду. Но есть кое-что ещё, парень. Лис в курятник я не пущу, ясно? Пускай даже это самые добрые лисы в мире.

Он повернулся к компаньону спиной и неспешно зашагал к корме. Движение сзади уловил шестым чувством, а может, попросту его ждал. Шатнулся в сторону – револьверная пуля прошла в дюйме от виска. Крутанулся на месте, в десяти шагах Умелец с перекошенным лицом перезаряжал. Выстрелить повторно он не успел.

Сюрприз опустил руку, разжал пальцы. Револьвер выпал и зазвенел по палубе. С минуту капитан стоял недвижно, смотрел, как корчится, расставаясь с жизнью, напарник. Затем, ссутулившись, пошагал в каюту.

Милана сидела на койке, привалившись к переборке спиной. Уперев связанные руки в колени и закусив губу, затравленно смотрела капитану в лицо из-под падающей на глаза вороной чёлки.

Сюрприз, покачиваясь с пятки на носок, постоял в дверях. С минуту молчали.

– Сейчас я тебя развяжу, – сказал, наконец, капитан, – и пойдёшь кидать уголь в топку. Пару суток потрудишься, небось, не загнёшься, – Сюрприз хмыкнул и добавил презрительно: – “благодетельница”.

Девушка сглотнула слюну.

– А дальше? Убьёшь меня?

Сюрприз скривил губы.

– Не стану мараться. Море Дьявола, говоришь? Я прослежу, чтобы ты убралась отсюда. К дьяволу, откуда пришла.

Побочное чудо

Станислав Бескаравайный

13 апреля 1978 г.

За окном были самые ранние мартовские предрассветные сумерки, когда ещё надо светить фонариком, чтобы найти на земле оброненный спичечный коробок, однако чернота с неба уже помалу исчезает.

Крепкий, битый жизнью мужик, стоя у кузова пикапа, сверялся со списком в блокноте и пытался вспомнить, чего ещё может не хватить днем.

– Второй лоток – есть. Трубки для тента – есть. Удочки… – Ерген Николаевич разбирал каракули, что оставил в блокноте вчера вечером.

– Рыбы там наловить хотите? – голос шёл от двери на второй этаж.

– Светка – все-таки едешь?

Но по дочери было видно, что она сегодня никуда ехать не настроена. В домашних тапочках, зеленом халате, с чашкой привычного какао, она пришла в гараж скорее от скуки.

– Нет, папа, заснуть не могла.

– Тогда подай вон рулетку, да, за спиной.

Большая строительная рулетка перекочевала в кабину пикапа-внедорожника.

– Надумаешь кого пригласить – чтобы всё аккуратно было. В подвал чтоб не лезли.

– Папа, ну что ты вечно со мной говоришь, будто я стриптизе работаю? Ну, сколько раз можно говорить, уже все уши прожужж…

– Тихо, – властности приземистому строителю было не занимать. – Иди, поцелуй отца. Вот так. Ворота я сам закрою, а ты Барса покорми.

– Хорошо, пап.

Девчонке семнадцать, а Катя, эх, Катенька-женушка, получается, только «первый раз в первый класс» и застала. С тех пор приходилось Ергену самому крутиться.

Под скрип открывающихся дверей в душе рыбака задергались нехорошие предчувствия. Но утром он ещё надеялся, что дорога развеет их.

Отроги Тянь-Шаня в Джамбульской степи – штучка с сюрпризом. Сама степь – как стол. Только у горизонта гребешок горных вершин, который почти исчезает в дымке. Можно ехать час, второй, третий и никуда не сворачивать. И вдруг напороться на цепочку сопок. Не слишком высоких, даже без скальных выходов, но хоть на внедорожнике – придется поворачивать в сторону. И если путешественник подумает срезать путь, хитро проскочить между сопками, то ему легко потерять азимут – между цепочками таких вот сопок можно плутать, как в трех соснах.

От железки тебя никто не увидит – далеко до неё.

Потому бывший крановщик совершенно не удивился, когда после очередного хитрого поворота, который он заложил на своём китайском «Фотоне», из-за склона показались три стоявших пикапа, одной модели с его собственным. Их водители собрались у правой машины, заглядывали под брезент.

– Здорово, Ерген!

– Гришка, ну как ты?

– Да порядок. Вон, на Кролина посмотри, какую штуковину приволок. Ваня, кажи бетономешалку!

– Задрали вы со своей «мешалкой», нормальная хреновина, – тот отмахивался и никак не мог понять, как раньше не додумался до такой простой идеи. Сколько ж в фильмах видал.

– Я рулетку притащил, – вполголоса заметил Ерген.

– И не терпится же тебе, исследователь, – прогудел сбоку Данченко. – Всё думаешь промерить, блин, ну задрал.

Ерген напоказ вздохнул. Данченко, самый из них осторожный, порой слишком уж старательно зарывал голову в песок. Ничего не вижу, ничего не хочу. Такому дай волю, он сюда и дорогу забудет.

– Мухтар Бакирович, там демонов мы не видели, – смешной голос из мультика пришелся как раз кстати. – И чертей не видели, хоть сколько раз бухали. И вообще все в порядке. Ну чего вы этот вот кипеш подымаете, уважаемый?

– Призрачный сайгак не видал, космонавт не видал, Чингисхан не видал, – в тон Ергену подхватил Кролин.

– Мухтар, давай ты сегодня, если так на измену пробивает, снаружи постоишь. На лежке покараулишь? – Стецев заговорил примирительным тоном, и Кролин с Ергеном сразу сделали серьезные лица.

Ссориться никому не хотелось.

– Без проблем.

Ерген, чуть прихрамывая, пошел к своему пикапу за рулеткой.

Северный склон сопки, крутой косогор, почти обрыв. Не слишком высокий, не каменистый, трава держится, но проехать тут на машине – не у каждого выйдет. Кто-то пытался – видны следы шин – но не получилось.

Ерген с Кролиным растянули рулетку, разошлись метров на семь-восемь и начали подниматься по склону.

Данченко остался внизу.

– Левее. Левее. Вира. Снова левее. Видно чего?

– Нет.

– Тогда назад. Новый заход.

Ни вторая, ни третья попытка результатов не дали.

Ерген с тихими матюгами свернул рулетку, сунул её в руки растерявшемуся Кролину. Отбежал чуть вниз и попробовал в четвёртый раз.

Чуть не доходя до следов от покрышек – протекторы чётко отпечатались на весенней травке – он исчез.

Секунду спустя вернулся – пятился, стараясь не оступиться.

– Порядок! – закричал снизу Стецев.

– Негабаритный предмет? – Кролин развёл руки, дескать, широко слишком, не лезет.

– Пробуем вдоль, – Ерген сообразил, что там, внутри, машины у них ни разу не глохли. А если придется на тросе тащить?

Выяснилось, что трос тут будет плохой идеей. Всё, что имело размеры более шести метров – хотя бы в длину – закрывало проход.

– Мухтар ещё когда про порог массы говорил… – Стецев своей «граблей» чесал затылок.

– Шар массы не имеет – если мы туда впятером да на четырех машинах проезжали, значит, втроем точно проедем. Шабаш наукой заниматься, мужики, нам сколько часов горбатится, – Кролин пошевелил пальцами, изображая подсчет купюр.

– Шабаш, – согласился Стецев. – Грузимся и вперёд.

Машины одна за другой прошли портал, и Данченко, который караулил на соседней сопке, увидел «стандартный» эффект исчезновения.

Внутри тоже была степь. Та же ранняя весна, только оттаявшая, ещё мертвая земля, то же утро, и жухлая прошлогодняя трава под колесами почти ничем не отличалась.

Только из круга, диаметром километров десять, нельзя было выйти в другую точку, кроме как к тому же косогору. Хоть поговорки сочиняй: что налево, что направо пойдешь – на косогор попадешь.

Единственная, почти незаметная глазу пологая возвышенность «сидела» чуть дальше к северу. Мимо неё проходил ручей, который терялся у самой границы, но в «портал» вытекать не желал.

Такое вот разделение на твердое и жидкое.

Но основным ориентиром тут был не ручей и даже не приплюснутый холм. В самом центре «невидимой юрты», как называл её Ерген, высились остатки корабля. Даже бывшие крановщики, сварщики и автомеханики понимали, что корабль этот межпланетный. Здоровенный корпус, перекореженный, местами развалившийся, он воткнулся в землю на непонятную глубину. Стометровый огрызок – непонятно, корма или нос – высился над степью. В разрывы можно было увидеть коридоры и кубрики, технические простенки, набитые чем-то волокнистым.

Осиное гнездо или пчелиный улей?

Они не знали.

Утром корабль молчал – и то дело.

Ерген привычным движением достал из бардачка дозиметр, тот показывал норму. Можно работать.

Их раскоп рядом с ручьём остался непотревоженным. Спрятанные за досками, чуть забросанными землёй, лежали лопаты, лотки. Камера, запись с которой каждый раз придирчиво изучал Данченко, на быстрой перемотке тоже ничего не показала.

– Разгружай свою «мешалку».

Довольно быстро получилось её установить, запустить мотор.

Трое мужиков продолжили раскапывать золотоносную жилу.

В остальной степи таких уже не видишь. Ещё во времена оны всё золотишко, что наверх выход имело, да ещё поблизости от воды – выбрали. Намыли, переплавили, оно и разошлось на кольца с диадемами, на тиллы и динары.

А тут осталось. Такой вот подарок из прошлого-будущего.

Когда компания сюда в первый раз заехала – честно говоря, по пьяному делу, днюху Кролина отмечали – перепугались здорово. Куда попали, как, что за развалина. Ничего не поняли. Дернули, куда глаза глядят, на старые следы свои выехали.

Но потом, ещё не окончательно протрезвев, вернулись.

Ерген видеокамеру вытащил – дескать, я всегда с собой беру, сам себе режиссер – но когда снимал корабль, а у самого края зоны наткнулся на лошадиные и человеческие кости, с остатками юрт и одной телеги – все-таки протрезвел.

Посмотрел. Тут явно шел караван, лошади легли, больше не встали. А меж полуистлевших колес – человеческие черепа. Один детский.

Ерген попытался подумать, что будет дальше.

Вот они, «секретные материалы», до телевидения донеси, да и какое телевидение, интернет кругом, в поселок недавно кабель провели – просто в сеть слей. И готово. Слава.

Друзья не пошли с материалом вообще никуда. И причин тому – целый мешок. Только вынимай и рассчитывай.

Первая – промысел их.

На границе – а до неё три часа на машине – они промышляли контрабандой. Как эта самая государственная граница объявилась, так и начали.

Вокруг все тащили, что могли – кто в поселке колесами обзавелся, свободу перемещения получил, тот первым и двинулся. Львиная доля, конечно, пыталась наркоту везти. Как-то пристроиться к потоку, что из Афгана на север прёт. Кое-кто камушки думал протаскивать. Народ без воров, что земля без волков. Четверо школьных друзей пристроились к авторынку. Целенькую машину перегнать на ту сторону не часто удавалось, кроме как в Ташкенте – народ не слишком богатый, чтобы вот так машины скупать. А запчасти хорошо шли. Оборот был не бог весть какой – в Шымкенте своих орлов хватало. Киргизия под боком. Словом, мужики жонглировали товарами ловчее иных циркачей. Только боялись с собой такое брать, за что от постового откупиться нельзя.

Другое дело, если чрезвычайка возникнет, если они начнут всякий бред про пришельцев нести – не прижмут ли их тогда за прошлые дела?

А даже если все быстро станет известно, набегут журналисты с камерами, потом ученые всякие – что с поселком станется? И не обнесут ли тут все забором в три ряда, выгнав к чертовой бабушке местное население? За такую технику все уцепятся, тут закрытая территория будет.

Чудо ведь меняет жизнь, и четверым друзьям хватило ума представить, насколько меняет. Можно мировую славу получить, а можно и среди лабораторных кроликов карьеру сделать.

Так что посидели, посмотрели и решили пока никому ничего не говорить.

Иван горячился по этому поводу больше всех.

– Денег нам дадут? Фиг. Ничего мы тут не нашли. Официально всё нашёл капитан финансовой полиции. Да. Или племянник его. Или капитан пограничников. И никаких гвоздей. Пока мы везде не засветимся, а если слишком многие нас припомнят?

– Тут чудо нашли, а ты все о деньгах? – Ерген ещё не въехал в ситуацию.

– Слушай, ты на Байконур после такого дела переселиться хочешь? Так не возьмут.

– При чем тут…

– Обыски будут, – сообразил Мухтар. – Ни одна сволочь не поверит, что мы там ничего не взяли. Или у себя не припрятали. «Отдавай транклюкатор, да…» Перевернут дома вверх дном. В гаражи полезут, все обшмонают. А денег, что за открытие дадут – на четверых не хватит. Если бы кто в одиночку сюда забрел, тогда да, тогда бы величиной стал.

– Можно видео по кусочкам журналюгам продавать, если так денег хочется, – Ерген сказал первое, что пришло в голову, и тут же понял, что ничего хорошего не выйдет. Пока не поверят, больших денег не дадут, а как поверят, в телевизоре покажут, так их же первыми за глотку всякие службисты и возьмут. Получится не мирный обмен товара на деньги, а что-то жутко рискованное – как если бы они выкуп за человека планировали получить и за каждым кустом спецназовцы мерещились.

– Мы рожами не выходим, – Кролин подбил итог.

Решили, что этакое открытие надо продать так, чтобы никакая сволочь не попыталась его себе присвоить. И чтобы их в тонкий блин не раскатали. А пока просто здесь освоиться.

«Это наше искривление», – шутил Иван ещё пару дней.

Купили видеокамеру. Дисков. Фотоаппарат. Да, дозиметр первый тогда прикупили, «для проверки овощей на рынке». Стали кино снимать.

Все-таки контрабанда учит осторожности. Потому внутрь корабля не полезли. Тем более, что там ещё что-то работало. Два раза в сутки корабль «дышал» – по корпусу будто проходила судорога, вокруг гудело, к горлу подступал ужас.

Непонятно было, что это вообще за посудина, с какой звезды прилетела, пока Мухтар не углядел почти стертую надпись в одном из разломов.

«Made in Loh».

Где этот Лох, и есть ли он вообще, оставалось мутным вопросом. Интернет ничего толком посоветовать не мог. Но ясно стало – кораблик нашенский. В смысле – земной. Только из будущего. Свалился с орбиты, убил проходивший мимо караван. И заморозил вокруг себя кусок степи. Тут вообще много неясного было – воткнуться в землю на такую глубину и не разбросать все вокруг, как снаряд артиллерийский, тоже надо было уметь.

– Может, это из будущего посылка? Типа предупреждение? Вдруг в будущем какая-то засада. Нам же надо… – Мухтар, при всей своей осторожности, оставался романтиком.

– Мы и будем. Не спеши – он тут сколько тысяч лет валялся? Ещё пару лет поваляется.

Кролин думал, что проход в «карман» открылся недавно. Иначе сайгаки давно бы протоптали сюда тропу – пастись и от людей прятаться. А уж про байбаков и говорить нечего: птиц тут нет, никакая тварь их клювом не долбанёт – раздолье.

И слово «карман» оказалось вполне подходящим. На третьей неделе «съёмок» – выбирались они только по выходным – Стецев нашел золото. Крупинки в ручье блестели под солнечными лучами. Как в сказке.

Такие пироги с котятами.

Ни о какой быстрой сенсации больше не говорили. Семь-восемь килограмм самородного золота, а если повезёт, то и все пятнадцать стоили того, чтобы несколько месяцев погнуть спину. Всё, что требовалось – лопата, лоток, вода.

Романтика чистой степи, в которой нет посторонних жадных глаз.

У самой границы «кармана» было озерцо, почти пруд. Для него Ерген сегодня удочки и взял. Чтобы к деревянным скамейкам и столику раскладному, которые в прошлый раз привез, ещё и уха была.

Весь день прохлаждаться в лежаках не получалось – всю работу никакая машина сделать не могла, и «мешалка» лишь чуть убыстрила промывку. Удочки размотали под вечер, когда устали.

С дозора сняли Данченко, ушёл дежурить Стецев.

На примусе Иван быстро сварганил яичницу.

– Восемьдесят четыре грамма за сегодня, – маленькие электронные весы тоже приходилось держать здесь.

– Маловато будет, – Кролин грел у сковородки замерзшие в воде руки. Ни фига перчатки не помогали.

– Я придумал, куда свою долю пущу, – огорошил всех новостью Мухтар.

До сих пор он жил в своей глинобитной развалюхе, новый дом не купил и даже строить не пытался.

– Газ. Будут три ветки тянуть, от Уюка. И Уланбель тоже.

– Что «тоже»?

– Газификация – села вокруг. Там низкое давление в магистралях нужно – просто надо трубы сварить. Ничего «военного». Где-то семьдесят пять «мэмэ» диаметр, где-то сорокапятка. Справится кто угодно.

– Эээ… кто же перед нами? Бизнесмен? Данченко Мухтар Бакирович, собственной незабвенной персоной?

– Ну, не наш авторемонт.

– А ты в районе договорился? Ну, купишь фирмочку, сделаешь все. Кинут ведь.

– Я с племянником Жабагиева договорился. С Уласбеком.

– Тут кто-то должен протяжно и громко сказать «Вау!» – Ерген замер с консервным ножом и баночкой шпрот.

– Да все нормально, я аккуратно все сделал, – на сверхосторожного Мухтара это никак не походило. – Юридически там паритет, а захочет он меня кинуть, так сварщиками я командовать буду.

Кролин ещё раз хмыкнул, но у него пискнул мобильник – связи не было, но электроника работала, это было предупреждение о времени, и все быстренько закрыли уши.

Ергену подумалось, что если в песок на дне сферического аквариума воткнуть ложечку для обуви, ржавую, перекрученную, и она вдруг начнет скрипеть, будто выдираясь к воздуху, то эффект будет очень схожий.

Внутренности выворачивало наизнанку. В глазах двоилось. Пришел ужас – короткая вспышка, от которой хотелось потерять сознание.

Тишина вернулась, будто ничего и не было.

– Твою дивизию, – Кролин поправил очки, – беруши не помогают, одеяло не помогает, наушники – черта лысого… Нам что, здесь домик строить с изоляцией?

– Я бы тут ничего не строил.

– Задрал уже со своей осторожностью, Мухтар! – Кролин плюнул, поднялся, зашагал к кораблю.

Ерген знал, что Иван человек умный, внутрь не полезет, за ним можно не бежать. А с «нытьем» Данченко пора что-то делать.

– Ты сюда крыс привозил? Кроликов? Все ведь нормально проходило, Мухтар. Что ты тогда хвост поджимаешь?

– Страшно потому что.

– Блин. Ну ты ж не трус!

Данченко отвернулся. Понимал, что надо прекращать охать и ахать.

– Помнишь, как нас аж в Хорог закинуло, к памирцам? Когда эти шайтаны думали нам бочку с травой продать, чисто за дружбу. А у нас «Макаров» на четверых?

Ерген хорошо помнил. И знал, что второй раз они ни в какой Хорог не поедут, и вообще им в Таджикистане делать нечего.

– Я тогда все понимал, все видел, вот как. Они, мы, пистолет, машина – все в голове складывается, колесики вертятся. А тут не пойми какая зараза над головой висит, чего ей надо, как устроена. Она мне на сердце давит.

Ерген вздохнул, взялся за свою тарелку с единственным растекшимся желтком.

– Ты понимаешь, как государство у нас устроено?

– Ну так…

– Не с племянником Жабагиева договориться, а вообще? Чтобы в полном объеме и в деталях одновременно? Нет. И как твой мобильник устроен – тоже не понимаешь. Даже как порох в патроне горит, не понимаешь. Я тоже не понимаю. Пользуюсь только.

– Разные это вещи…

– Щас и разницу расскажу. Я когда крайний раз в Караганде был, с Петром вопросы перетереть в литейку зашел. Там печка есть кольцевая, здоровенная дура, метров двадцать в диаметре, вертится.

– Видел, и что?

– На ней кошка жила.

– Чего?

– Обычная такая кошка, шерсть даже нигде не подпалена. Её там кормили. Догоняешь, Мухтар? Кошка! Даже она может сообразить, как рядом с чем-то большим и опасным жить. А мы-то поумнее будем.

Данченко молчал.

– Я тебе больше скажу. Мы этот кусок степи, который у ворот, ещё приватизируем – только все аккуратно сделать надо. И забор поставим, чтобы ни одна тварь не проскочила. И тогда уже развернемся… Я, думаешь, зачем сюда Светку на пикник возил? Чтобы ощутила – мы надолго здесь. Если сами чего не поймем, дети разберутся. У Гришки сын – седьмой год, вот как подрастет, он его тоже сюда привезет…

– Хорошо. Я молчать буду.

Мухтар не стал вспоминать, что, когда всей компанией заночевали здесь, сны были совершенно наркоманские, а Светлана проснулась в слезах. Что у Гришки непонятным образом затянуло дырку в левом верхнем клыке, пломба выпала. Что собаки боялись корабля куда больше людей. Это все страхи. Мелкие, надоедливые.

Рыбы в озерце не оказалось.

Когда собирались – прятали намытое золото в дверцу ергеновского пикапа, паковали раскладные табуреты и удочки – Мухтар не сказал ни слова.

Уезжая, раскатали кусок провода, как раз подходящей длины. Тонкого, телефонного – для маскировки присыпали пылью. Как раз хватило, чтобы портал закрылся.

Домой Ерген вернулся уже в темноте – кроме крошечных красных точек сигнализации, на двух этажах ничего не светилось.

Барс, видно, с утра покормленный, приветливо, с разгорающимся усердием вилял хвостом.

Ясно. Светлана затеялась куда-то по своим делам.

Её мотоцикл на месте.

Ерген Николаевич поначалу даже и не встревожился. Последний год дочка иначе как на мотоцикле старалась и не ездить. Только когда зимой гололед был…

В прихожей была на месте её куртка. И чехол от мобильного.

Ерген Николаевич сам для себя неожиданно ловко достал из тайника над зеркалом старый «Макаров». Прислушался – но дом был пустой.

В её комнате – шкаф нараспашку, вещи на кровати. Но не похоже, что кто-то рылся. Ящики тумбочки задвинуты. Ничего из мелких вещей на полу не валяется. Только этикетка…

Это была обертка от теста на беременность.

Ерген Николаевич ощутил себя полным идиотом. Ну куда он лезет, ну ведь все естественно, ну… Однако все равно поплелся на кухню и заглянул в мусорное ведро.

Он ничего не понял – совершенно не был специалистом в таких вопросах. Как овдовел, так редко-редко захаживал к Айбике, но там о детях даже разговора…

Ерген Николаевич хлопнул себя ладонью по лбу. Чехол в прихожей, который из-под мобильника, он ведь пустой был. Надо просто позвонить.

На пятом гудке раздраженный голос дочери ответил.

– Да подхожу я уже, здесь я.

Светлана была не просто раздражена, она влетела домой как вихрь.

И растерявшийся отец только сообразил, что держит в руках… успел спрятать обертку в карман.

Хлопнула дверь её комнаты.

Ерген Николаевич вздохнул. Чтобы там ни случилось, сейчас с дочерью разговаривать бесполезно. А хозяйство не ждет.

Иллюстрация к рассказу Макса Олина

В подвале отодвинул верстак, за которым прятался хитро замурованный в стену сейф. Хозяйственно осмотрел несколько пухлых денежных пачек и тяжелые маленькие баночки. Заглянул в подсобку, где стоял котел – перевел на «очень тепло».

На кухне решил, что сварить суп сейчас будет самое оно. Раз доченька любимая сегодня кормила только собаку, то второму человеку в доме надо самому делать себе что поприличнее. Достал пакет, поставил кипятиться воду. А к супу хорошо пойдет салат, и надо разогреть, непременно разогреть на сковородке немного ветчины.

Ерген Николаевич любил готовить. Это успокаивало, на позитив настраивало. Вот съездит он в Алматы, реализует…

Он не услышал, как Светлана появилась на кухне. Ощутил движение.

У неё дрожали губы и тряслись руки.

– Как ты, доченька?

– Ты жадная сволочь!

– Что?

– Тварь, ты куда меня возил?!

Ерген Николаевич ещё ничего не понял, но как-то автоматически сместился на полшага влево от закипающей кастрюли.

– Я сегодня в Таразе была.

– Не близкий свет.

– Я у гинеколога была, на узи, оббегала всех.

– Ну?

– У меня шестая неделя.

Ерген Николаевич решил, что нормально поговорить – сейчас самое оно. Сел за стол, улыбнулся, «включил» уверенность.

– Я хочу, чтобы ты счастливо жила и чтобы у меня внуки были. А если ты с парнем поссорилась, так не беда. Если помиритесь – хорошо, позовешь его сюда, не помиритесь – для внуков теперь всего хватит. Разговор с женихом в любом случае можно отложить, сейчас главное она.

Светлана не понимала.

– Никакого аборта не будет, доченька, ты даже не думай.

– Баран! – Светлана ругалась почти шепотом. – У меня никого не было.

Ерген Николаевич понимающе-насмешливо поднял бровь.

– Идиот, я невинна. Они там сегодня смеялись, понимаешь? «Залетела без удовольствия». Это там все случилось, в вашем «кармане» проклятом! Дурак!

Её крик сорвался в визг, как-то мгновенно обернулся плачем, и она убежала.

На плите кипящая вода заливала конфорку – электроника отключила газ.

Ерген Николаевич яростно протёр ладонями лицо.

Это пахло бредом. Каким-то неправильным, не от анаши или «кокса», а совсем уж смертным «глюком». В памяти прорезались подробности пикника. Тогда выехали с ночевкой, сделали шашлыки, баранина была отличная. Они вчетвером рассказывали Светлане ужасы и небылицы, потом показывали, где и как можно ходить, потом её напугал скрежет корабля, она позеленела, обиделась и на полчаса ушла к себе в палатку. К полуночи вылезла, помирилась с отцом, выслушала очередную порцию наставлений – чтобы никому, никогда, ни при каких обстоятельствах лишнего не болтала – и отправилась спать. А они, получается, четыре старых идиота, один из которых просто трусливый идиот, они сидели почти до утра, рассуждая, какие комбинации можно проворачивать, если теперь есть пятый посвященный в секрет человек.

Надо было разобраться. Расспросить у неё подробности.

Кажется, ему сегодня предстоит тяжёлая ночь.

Но Ерген Николаевич не оценил всю тяжесть следующих часов. Послышался звук мотора, гавкнул Барс. Отец бросился в гараж, но застал только свет задних фонарей.

Телефон она оставила в прихожей.

В своей комнате, на столике перед зеркалом, она бросила бумаги из больницы.

«Не ищи».

В бумагах повторялось одно и то же слово в разных вариантах – здорова, здоровый, нормальное течение беременности, все в пределах показателей развития эмбриона…

Ерген Николаевич прекрасно помнил, что сам проверял машину на предмет разнообразных маячков и что у дочери есть доверенность. Таких прочных знакомств среди постовых, чтобы аккуратно выловить свою машину в степи, у него не имелось.

Скрипнула открытая дверь в подвал – точно, она взяла деньги из сейфа, хотя ей хватило ума не трогать золото.

Сорокалетний мужик посмотрел на себя в «зеркальное» стекло, которое думал приспособить на чердачное окошко.

Первые седые волосы в коротком черном «ёжике». Широкие скулы, от матери. Карие глаза – от отца. Светлане достались материны, зеленые, бутылочного стекла. Лицо было уже, а нос…

Что же он натворил?

Что теперь с дочерью?

И надо что-то делать.

Ерген обзвонил оставшихся троих в «квартете». Скороговоркой разъяснял ситуацию, просил взять машины, встать на перекрестках, где мог проехать его пикап. Они помогли – выстаивали, ждали, но Светлана явно подумала о таком варианте, проехала через степь.

Сам он метался от одного перекрестка к другому, думая застать её. Поговорить, успокоить.

Мимо.

Уже под утро – с прошлого рассвета прошли сутки – квартет собрался дома у Ергена.

Было много крепкого чая, почти чифиря, было много крика и ругани.

Ерген был в отчаянии.

Гришка Стецев будто делал вид, что не разобрался в произошедшем и всё ждет, что ему объяснят.

Кролин методично, с внутренней злобой, перебирал все известные ему ругательства. Он не ожидал от «кармана» такой подляны.

Спокойным оставался только Мухтар.

– Из родичей, кроме тетки, к кому Светлана может поехать?