Текст книги "Журнал «Фантастика и Детективы» №9 (21) 2014"
Автор книги: Сборник
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Коллектив авторов
Журнал «Фантастика и Детективы» № 9 (21) 2014
Вернись в Сорренто
Святослав Логинов
9 октября 1951 г.
Сеньор Антонио не любил новостей. Новости, выплёскиваясь с экрана телевизора, сообщали о самолётах, упавших на землю, и автобусах, рухнувших в пропасть. Они объявляли, что где-то есть люди, недовольные правительством, которые хотят устроить беспорядки, а то и вовсе войну.
Если эти нехорошие люди жили в других странах, то война случалась непременно, но почему-то всегда затрагивала Италию. Зачем нужны другие страны, сеньор Антонио попросту не понимал. Вполне достаточно иностранных туристов, на которых можно зарабатывать, но зачем им собственные страны, да ещё так много?
Кроме того, новости постоянно сообщали о действиях властей, которые непременно оказывались неправильными. Такое положение вещей не нравилось сеньору Антонио, и он перестал смотреть новостные программы.
Не лучше обстояло дело с программами аналитическими. Там пугали глобальным изменением климата, пугали озоновыми дырами и тревожной активностью исландских вулканов. Последнее было особенно неприятно: когда от Везувия тебя отделяет столько же километров, что и жителей Помпей, поведение вулканов поневоле начинает тревожить.
Везувий курился на горизонте. Иногда дым был почти незаметен, порой – вполне ощутим. И сеньор Антонио перестал смотреть аналитические программы.
Всевозможные шоу никогда не привлекали сеньора Антонио. Они были совершенно не итальянскими, казалось, тупой и хамоватый янки выглядывает из двадцать пятого кадра. Глупый закадровый смех юмористических программ заставлял сеньора Антонио вздрагивать и мучительно ёжиться.
В конце концов, внешний мир стал проникать в дом сеньора Антонио только во время трансляции футбольных матчей и ежедневного показа любимого сериала.
Зато сам сеньор Антонио вторгался во внешний мир постоянно. Каждый вечер с тростью в руках он выходил из дома и не торопясь прогуливался по Корсо Италия. Заходил в ресторанчик, заказывал пасту с мидиями, подолгу сидел, поглядывая на экран телевизора, если там показывали футбол, или, отвернувшись, глядел на мирный силуэт Везувия. Кого-то он напоминал в профиль… подробностей сеньор Антонио не помнил.
На Корсо Италия каждый вечер было полно народу, особенно много людей выходило на улицы по воскресеньям. Гуляли семьями: отец, синьора и детишки – двое постарше и непременный бамбино в коляске. А ведущие аналитических программ в ту пору, когда Антонио ещё не потерял к ним интерес, в голос утверждали, что рождаемость падает, и скоро в Италии будет не найти ни одного итальянца, останутся только негры и арабы.
Сеньор Антонио ничего не имел против иностранцев. Он заходил в зеленную лавку, которую содержали китайцы, газеты ему приносил чернокожий парень из Абиссинии. Но, всё-таки, в Италии должны жить итальянцы, и Антонио радовался, что воскресными вечерами так много семей возит в колясочках по Корсо Италия прехорошеньких бамбино.
Приятно, что проклятые аналитики оказались неправы!
У самого сеньора Антонио детей не было.
Когда-то он ухаживал за девушками, а с сеньоритой Джулией дело чуть было не дошло до свадьбы, но всё это было так давно! Нет, и сейчас кое-кто посматривает на сеньора Антонио с интересом, но сам Антонио к подобным призывам глух.
Неужели навсегда я
Потерял тебя мой друг?
Лучшая песня о Сорренто говорит вовсе не о любви, а о строительстве нового здания почты. Сеньор Антонио, отработавший в почтовом ведомстве почти сорок лет, знал это лучше всех.
По воскресеньям, если в уличном ресторанчике оказывалось мало мест, посетители подсаживались и за столик сеньора Антонио. Сеньор Антонио не возражал, даже когда это были иностранцы или среди случайных соседей оказывалась пожилая синьора. Пожилые синьоры непременно поглядывали на Антонио с интересом. Взгляды эти одновременно льстили и тревожили. Приятно было сознать, что он ещё способен привлекать женские взоры. Взгляды синьор, живших по соседству, котировались куда ниже: не исключено, что они интересовались домом Антонио, его рентой и пенсией. А помыслы незнакомых синьор и сеньорит были свободны от меркантильных размышлений.
И хотя сеньор Антонио был убеждённым холостяком, но при виде незнакомых сеньорит принимался молодецки подкручивать ус, а бамбинам подмигивал и улыбался.
Детям надо подмигивать и улыбаться, это сеньор Антонио знал совершенно точно. И он подмигивал, хотя никакой склонности к ним не испытывал. От малышей никогда не знаешь, чего ожидать. Они могут ни с того ни с сего заплакать или забрызгать соседа соусом, а то – вытащить какую-нибудь отвратительную игрушку, которой место не в детских руках, а в паноптикуме. Последнее время появилось много таких игрушек. Приезжие африканцы продают их на улице, разложив на какой-нибудь тряпке, расстеленной на тротуаре. Однажды расшалившийся малыш кинул такую штуку прямо под нос сеньору Антонио – шарик из какой-то зелёной дряни, который расквасился о стол, подобно комку слизи, и тут же начал собираться в кучку, словно живой. Родители, конечно, извинялись за непристойное поведение отпрыска, и сеньор Антонио извинения принял, но есть уже не мог и ушёл домой голодным.
На этот раз в соседях у сеньора Антонио снова оказалась молодая пара с крошечной дочуркой. Девочка вертелась на высоком стульчике, который принёс официант, и поминутно лезла немытой ручонкой в тарелку то к матери, то к отцу. Выбирала оливки из папиной пиццы и перекладывала их на папину тарелку, а спагетти, которые заказала мама, по большей части раскидывала по столу. Сеньор Антонио сидел настороже, опасаясь, что соус от мидий забрызгает белый костюм.
На голове у девочки смешно покачивались два светящихся шарика на пружинках. Скорей всего, их купили тут же, на углу, где расположились уличные торговцы. А поскольку выбор у лоточников был достаточно разнообразный, то вполне возможно, что в арсенале бамбины имеются ещё какие-то игрушки, не столь безобидные, как мерцающие рожки. И сеньор Антонио поглядывал на милое дитя с опаской.
Довольно скоро опасения оправдались. Вот девочка потянулась за крошечным осьминогом – полиппо – украшавшим мамину тарелку, и на мгновение измазанная ручонка скрылась в рукаве кофточки, а вместо неё высунулось щупальце, точь-в-точь такое же, как и у тушёного полиппо, венчающего порцию спагетти. Фокус этот давно был знаком Антонио, ещё во времена сопливого детства он любил так пугать незнакомых сеньорит. Только он прятал в рукаве настоящее щупальце осьминога, а у нынешней малышни щупалко, скорей всего, из резины. Но аппетита зрелище всё равно не прибавляет.
– Милли, не балуйся, – выговорила дочке синьора.
– Пусть играет, – снисходительно произнёс Антонио. – Все мы были детьми, а уж я-то был изрядным шалопаем и частенько вытворял подобные вещи.
Малышка глядела на Антонио круглыми глазами и зажимала левой рукой запястье правой. Наверное, всё-таки боялась, что усатый сеньор отнимет игрушку, с которой нельзя баловаться во время еды.
Да, конечно, дети – это хорошо, но гораздо лучше, что у самого Антонио детей нет. Прежде человек, оставшийся одиноким, рисковал, что на него обрушится собачья старость, но теперь – иное дело: социальный работник приходит ежедневно, дом всегда прибран, быт налажен. Лишней роскоши нет, но в его возрасте роскошь и не нужна. Единственная жизненно необходимая роскошь – жить в Италии, в самом прекрасном городе, среди самых прекрасных людей.
Слышишь в рощах апельсинных
Звуки трелей соловьиных.
Вся в цветах, благоухая,
Расцвела земля вокруг.
Сеньор Антонио вымученно улыбнулся бамбине и перевёл взгляд на экран телевизора, вынесенного на улицу. По экрану в молчании бегали футболисты. Мюнхенская «Бавария» играла с мадридским «Реалом». Матч достаточно серьёзный, чтобы включить телевизор, но поскольку обе команды не итальянские – звук им не нужен. Кто не говорит по-итальянски, должен помалкивать. Хотя, когда в ворота «Реала» влетает красивый гол, звук можно и прибавить.
Сеньор Антонио не заметил, подходил ли кто к телевизору или, быть может, пользовался пультом; звук, казалось, сам включился на полную мощность, заставив обернуться не только посетителей кафе, но и прохожих. Но одновременно, как назло, исчезло изображение бушующего стадиона, и на экран выплыла самая дурацкая реклама, какую только можно измыслить. Шишковатая жукоглазая морда уставилась на сеньора Антонио, и мерзкий голос заскрипел во всю мощь взбесившихся динамиков:
Иллюстрация к рассказу Игоря darkseed Авильченко
– Внимание! Говорит командующий Первым штурмовым флотом империи Цах! Наши разведчики только что открыли вашу планету, и я объявляю её собственностью империи, а жителей планеты – рабами. Аборигены, желающие остаться в живых, должны внимательно выслушать правила, которые будут озвучены сейчас, и следовать им неукоснительно…
– Выключите эту гадость! – возвысил голос сеньор Антонио.
Один из официантов подбежал к телевизору, принялся вручную перещёлкивать программы. На всех каналах красовалась та же скверная харя. Выключить звук также не удавалось, над Корсо Италия по-прежнему разносился скрипучий голос, диктующий правила поведения будущих рабов империи Цах. За любое неповиновение, а также за невосторженный образ мысли полагалась немедленная смерть.
Среди посетителей начались разговоры, кто-то даже высказал предположение, что это и вправду прилетели инопланетяне, которые собираются превратить Землю в свою колонию, а людей – в рабов. Ресторанчик быстро опустел, да и просто гуляющих стало значительно меньше. Сеньор Антонио тоже отправился домой, твёрдо решив, что напишет на телевидение гневное письмо, а быть может, и просто подаст на них в суд за испорченный субботний вечер.
Дома его встретил орущий телевизор, с которого пялилась всё та же шишковатая харя. Выключить взбесившийся ящик не удалось, а пока Антонио возился с ним – поневоле узнал, что его, как и всех пожилых людей, в рабство обращать не будут, а попросту умертвят и переработают в предметы широкого потребления. Шутка, и без того не смешная, стала вовсе безобразной.
Сеньор Антонио решительно схватился за телефон, но и там сквозь короткие гудки прорезался ненавистный жабий голос. Решив, что в таком случае карабинеры и без него всё знают, сеньор Антонио улёгся в постель, накрыв голову подушкой, чтобы заглушить обращение имперских властей к своим будущим рабам и жертвам.
Наутро невыспавшийся и недовольный Антонио отправился в мэрию. Там его успокоили, сказав, что все меры приняты и благополучию мирных граждан ничто не угрожает.
– К сожалению, мы не можем сейчас говорить во всеуслышание, это значило бы предупредить противника, что в нашем распоряжении имеются мощные средства обороны, но вам я скажу, что в течение ближайших суток корабли агрессора будут уничтожены, и в будущем он заречётся пересекать границы Солнечной системы.
– То есть, вы хотите сказать, что на нас действительно напали инопланетяне? – негодованию сеньора Антонио не было предела.
– Трудно сказать, – уклончиво ответил служащий. – Столичные власти не торопятся делиться с нами информацией. Но воинские части, расквартированные в округе, приведены в боевую готовность и, несомненно, дадут отпор агрессору.
Узнать ничего толком не удалось, но из мэрии сеньор Антонио ушёл успокоенным. Если уж простой клерк исполнен решимости одержать победу, что, в таком случае, говорить об армии? Жестоко просчиталась империя Цах, замыслив нападение на свободную Италию!
По дороге домой Антонио зашёл в знаменитый лимонный сад и долго сидел, созерцая безмятежно-голубое небо. Не верилось, что из мирной голубизны может исходить страшнейшая опасность всему человечеству. Ах, если бы ещё отключился проклятый телеящик, бормочущий угрозы от имени жукоглазого! Ведь ясно, что всё это враки падких до сенсаций журналистов. Чем только ни пугали сеньора Антонио за его долгую жизнь… Экономическим кризисом, энергетическим кризисом, кризисом рождаемости. Если всем верить, то сеньор Антонио должен сейчас сидеть одинёшенек на пустой разграбленной Земле, так что и завоёвывать империи Цах было бы некого. Однако жизнь идёт, как и много лет назад: мирно дымится на горизонте Везувий, по выходным толпы гуляющих заполняют Корсо Италия, и плывут под вечерним небом звуки почтовой песни «Вернись в Сорренто».
Воскресный вечер, да ещё в разгар курортного сезона, на Корсо Италия – самое оживлённое время. Несмотря на бесконечную речь по всем теле– и радиоканалам, центральную улицу Сорренто заполнила фланирующая толпа. Люди ели мороженое, смеялись, обсуждали что-то, понятное только им, и совершенно не тревожились по поводу угроз, исходящих от империи Цах, чей межзвёздный флот подходил к Земле.
Сеньор Антонио, стуча палкой, прошёлся по оживлённой улице и хотя твёрдо решил в прежний ресторан больше не ходить, но когда официант бросился ему навстречу, чтобы проводить к угловому столику, пошёл следом и уселся на своё привычное место. На этот раз соседей у него не оказалось, хотя вчерашняя пара с маленькой бамбиной тоже была здесь. Они сидели у самого телевизора, который уныло продолжал вещать:
– Рабы великой империи обязаны ходить обнажёнными, за исключением тех случаев, когда защитные одежды требуются для выполнения особо опасных работ. После выполнения задания комбинезоны и иные одеяния должны сдаваться ответственному за хранение. Всякий, уличённый или заподозренный в незаконном изготовлении, хранении или использовании одежды, подлежит наказанию: публичному отрубанию конечностей и последующему умерщвлению…
– Вы слышали? – воскликнул Антонио, обращаясь к официанту. – Они желают, чтобы мы ходили перед ними голышом! Вот уж чего не будет! Уверен, не пройдёт и недели, как наши доблестные карабинеры заставят их заткнуться!
– Полностью с вами согласен, – подхватил официант.
Воодушевлённый сеньор Антонио вместо традиционной пасты с овощами заказал маслины, сыр моцарелла и бутылку белого вина. Поднял бокал и, что есть силы, крикнул дребезжащим голосом:
– За нашу победу!
Посетители уличного ресторанчика и обычные гуляющие откликнулись гулом одобряющих голосов. Только что все делали вид, будто ничего особенного не происходит, а теперь каждый стремился высказать, насколько он уверен в победе и полон энтузиазма и священного гнева.
– Я знаю! – кричал сеньор Антонио. – Я был в мэрии, и мне всё сказали… Армейские части приведены в боевую готовность. Мы встретим их на подступах к Земле, там, где находятся наши орбитальные станции! Враг будет разбит! Аванти, сеньоры!
Толпа подхватила клич, он понёсся, усиливаясь, дробясь в узких улочках, где из окон второго этажа белыми флагами свисало постиранное бельё. Крики почти замирали в парках и садах и с новой силой вспыхивали на площадях перед соборами.
– Вива Италия! Аванти! Мы победим!
Сгущался вечер, последний вечер свободной Земли, если верить жаборылому пришельцу. На небе высыпали звёзды. Сегодня их было неимоверно много. Россыпь знакомых созвездий терялась среди боевых порядков империи Цах. При взгляде на эти армады не слишком верилось, что орбитальные станции сдержат вражескую силу. И тем не менее, навстречу кровавым огням тормозящих броненосцев вылетело несколько крошечных голубых звёздочек, а затем небо расцветилось сияющими облаками раскалённой плазмы, и вражеские дредноуты один за другим начали исчезать с небосклона.
– Как? – квакнул из телевизора жабомордый жукоглаз и навеки сгинул с экрана.
– Вива Италия! – кричал сеньор Антонио, и вместе с ним кричали все, кто вышел в этот день на улицу, чтобы дать отпор агрессору.
Такого салюта город Сорренто ещё не видывал.
– Всё-таки, вояки из империи Цах – редкостные дурни, – заметил вчерашний сосед сеньора Антонио. – Неужели они надеялись, что мы без боя отдадим Землю – прекраснейший курорт во всей Галактике? Смешно, но они собирались выстроить здесь дополнительные верфи для своих драндулетов, которые так легко горят.
– Может быть, они просто не знали, что Земля давно захвачена нами? – спросила синьора, старательно подчищая соус корочкой хлеба.
– Мы не захватывали Землю, – миролюбиво возразил сеньор. – Более того, мы поспели в последнюю минуту, чтобы спасти их культуру. Землянам слишком легко и приятно жилось на их чудесной планете, и они стали лениться. Они забыли, что надо беречь природу, подобной которой нет во вселенной. Они забыли, что надо любить великое искусство, которое оставили в наследство предки. Каких-то двадцать лет назад ты бы не услышала на этих улицах итальянских песен. Петь на улице стало неприлично. Землянам стало лень даже рожать детей! Местных жителей никто не уничтожал, они вымерли сами. А мы поселились в их домах, храним их музеи, слушаем их музыку и наслаждаемся их кухней.
– Но зачем надо делать это, притворяясь землянами? – телепатически спросил двоякодышащий альтианин, замаскированный под прелестную бамбину.
– Прежде всего, потому, что культура эта создана не для нас, а для землян, и только они могут воспринять её во всей полноте. Кроме того, здесь ещё живут последние земляне. Вчера мы сидели за столиком вместе с одним из них, а вы, протянув настоящую конечность вместо муляжа, напугали его.
– И что с того? Достойно ли заботы существо, не сумевшее сберечь свою планету и продлить собственный род? Мне кажется, такие люди ничем не отличаются от солдат империи Цах.
– Возможно, вы правы, но в данном случае речь идёт не об этом старике, прожившем никчемную жизнь. Но он дожил до сегодняшнего дня и в результате стал чрезвычайно нужен всем нам. Поясню на примере… Здесь неподалёку есть мёртвый город – Помпеи. Две тысячи лет назад его засыпало пеплом того самого вулкана, что дымит на горизонте. Потом город был раскопан, ещё самими землянами. Туда можно съездить, поглядеть, попытаться представить, как жили люди, сгоревшие под пеплом. Там всё сохранилось в неприкосновенности, но это мёртвый город. И цена ему – как всякой мёртвой вещи. А город Сорренто – живой и будет жить, пока по его улицам бродит этот старик. Может быть, кто-то из нас за это время станет настоящим землянином, и жизнь в этом райском краю не прекратится. В галактике полно шикарных курортов, но нет места, подобного Земле. Поэтому мы защищали её от империи Цах и будем беречь последнего итальянца, как бы жалко и смешно он ни выглядел.
* * *
Сеньор Антонио возвращался домой. Возраст не помеха пешим прогулкам. Главное, что всё идёт хорошо и правильно. Зелёные морды больше не вторгаются скрипучими голосами в дома добрых граждан. Тёплый ветер несёт запах цветущих лимонов, под обрывом расстилается ночное море, лишь светятся огни теплохода, идущего на Капри. И откуда-то издалека звучит песня:
Не оставь меня,
Тебя я умоляю.
Вернись в Сорренто,
Любовь моя.
Кончик иглы
Ника Батхен
28 сентября 1974 г.
У Габриеля устали крылья. Ника Батхен Малкиель провалился в яму, заполненную бурой жижей, и перепачкал сияющие одежды, чванный Уриель поругался с Иеремиилом и еле-еле тащился, а надутый Иеремиил поджимал капризные губы и от обиды воскрешал то цветок, то бабочку попадающиеся на пути. Глядя на его шалости, Самуэль тихонько качал головой – бедные души-эфемериды обречены на скудную жизнь и одинокую гибель посреди всеобщего запустения. Он был старшим из ангелов, повидал всякое и давно не пытался изменить мир. К тому же конец света уже прошел, и перемен не предвиделось.
Серая лента дороги наконец-то свернула к городу, пустые коттеджи сменились пустыми высотками и стоянками мертвых автомобилей. За считанные дни на домах облупилась краска, проржавели замки и трубы, помутнели и потускнели стекла. Хлопали двери подъездов, заунывно скрипели качели на детских площадках, где-то текла вода. Дом за домом, квартал за кварталом – безрезультатно. Приунывшие ангелы сникли, неуклюжий Малкиель снова споткнулся о бетонный порожек и шепотом помянул черта. Хватит с них…
– Привал, братья!
Оглядевшись по сторонам, Самуэль указал на уютную с виду пятиэтажку – почему-то она сохранилась лучше других зданий. Для порядка стоило обойти все квартиры – вдруг последний человек на Земле забаррикадировался в одной из них. Самуэль лениво махнул крылом. В чудеса он не верил.
Ангелы разделились. Уриель взял себе первый подъезд, с ним никто не стал спорить. Малкиелю достался второй, Иеремиилу третий. Габриель отправился с Самуэлем, путаясь под ногами и норовя присесть на каждом пролете лестницы. Толку от него не было. Но Самуэль наловчился и сам – вскрыть оглохшую дверь знаком «далет», войти в квартиру, разжать ладони – не затрепещет ли вдруг на пальцах тепло – и двинуться дальше, оставив бесхозное жильё пыли. Ничего нового – разворошенные постели, посуда с остатками пищи, флакончики из-под лекарств, сиротливые туфельки и ботинки, жёрдочки и ошейники. Ничего святого – только чьи-то самодельные бусы, полные тихой любви, да резная фигурка божка. Ничего…
В кресле-качалке лицом к окну дремала маленькая старушка в вязаной шали, на укрытых пледом коленях свернулся йоркшир. Спали спицы, спал узорчатый пестрый носок, спало причудливое кольцо с нетускнеющим аметистом и бриллиантовые искры в ушах тоже спали. На мгновение Самуэлю помстилось, что их поиск наконец-то закончен. Но ладони оставались холодными.
– Изыди! – коротко приказал ангел.
Мертвый пес зарычал.
– Изыди, дрянь! – повторил Самуэль, угрожающе расправляя крылья.
Бесенок, мерзко хихикнув, растворился в воздухе. Тотчас запахло серой и тлением. Самуэль недовольно посмотрел на товарища.
– Вызывай труповозку, олух царя небесного.
Пока Габриель играл на дуде, немилосердно (для ангела, конечно) фальшивя, пока товарищи из Легиона споро грузили мумию, гадая, получится ли подлатать её для воскресения во плоти или придется реконструировать, Самуэль пробежался до первого этажа. Всё чисто.
Для привала он выбрал большую квартиру на третьем – со времен службы в хранителях любил запах старой бумаги и тиканье часов, а прежние хозяева держали большую библиотеку и не пожалели денег на резные ходики с боем. Ангелы собрались в гостиной, расселись по диванам и креслам, пустили по кругу фляжку с амброзией – лишь Малкиель, как всегда, опаздывал. Им не было нужды спать, но отдых помогал восстановить силы плоти и безмятежность души.
– Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, – продекламировал Уриель и взглядом испепелил томик. – Сколько сил, сколько хлопот впустую. Собирали весь этот бумажный хлам, старались, переживали – и смысл?
– Уймись. Людские грешки никому больше не навредят, – зевнул Иеремиил. – Скоро сойдет огонь, за ним вода, и твердь земная будет очищена.
– А я слышал – все сохранится, только мусор придется убрать. Можно будет спускаться гулять, читать книги, разглядывать милые вещи, – мечтательно улыбнулся Габриэль и поставил на тумбочку фарфоровую статуэтку пастушки.
– А я слышал, что это не наше дело, – прервал товарищей Самуэль. – Хватит болтать, отдыхаем. Где Малкиель? О, господи…
Смущенный ангел влетел в квартиру через окно. Его белый хитон подозрительно топорщился на груди и тихонько пищал.
– ЗАЧЕМ. ТЕБЕ. КОТ? – очень спокойно произнес Самуэль. Где-то на кухне с треском упала люстра, хрипло зазвонили часы.
– Это кошка, – прошептал Малкиель. – И она хочет есть.
Пока разом поглупевшие ангелы толпились вокруг дымчатого комочка шерсти, чесали ему нежную шейку и лихорадочно искали, что бы превратить в молоко и фарш, Самуэль вышел на балкон и притворил за собой дверь. Нет уж, лучше исповедовать души африканских язычников, чем работать с этой стайкой птенцов.
Луна неспешно поднималась над городом, гулкая тишина накрывала улицы, сухие деревья топорщили голые ветви. Серая лента шоссе тянулась вдаль, словно бы обвивая опустевшие континенты. Если развалины все же сотрут, станет ли Земля прежней, получится ли опять строить замки из синего льда и купаться в потоках пылающей лавы, парить над водами, видеть звезды, сбросить постылый облик и глупую, придуманную одежду. Стать собой…
– Интересно, какой он, последний человек на Земле? Вдруг он младенец, спрятанный матерью, и сейчас надрывается плачем в пещере? Или забытый всеми старик в больнице? Или девушка? Синеглазая, стройная, длинноволосая, с родинкой на щеке, отнимающей сердце? Когда всадники проходили по городу, она затаилась, и Смерть не коснулась её тёплой, молочно-розовой кожи…
– Молоко не бывает розовым, а родинку на щеке выдумали арабы, – вздохнул Самуэль. – Габриель, тебе вредно читать.
– Вредно быть престарелым занудой. И всё же – если это милая девушка, может быть ей не обязательно отправляться на небеса? Малкиель же оставил себе котёнка.
– В ад захотел? – устало спросил Самуэль. – Щербатые котлы по струночке ставить? Видали мы таких романтиков, и ты видел, совсем недавно.
Красивое лицо Габриеля сморщилось в плаксивой гримасе – бой у горы Мегиддо трудно было забыть.
Иллюстрация к рассказу Майя Курхули
– Отдыхай, утро вечера мудренее, – смягчился Самуэль. – И я тоже посижу поразмыслю.
Помотав кудрявой головой, Габриель легко вскочил на перила, расправил крылья и с места взмыл вверх. Что ж, пока есть надежда, можно и полетать вволю. Удачи, малыш!
К лунному свету удивительно шла арфа. Самуэль достал инструмент, прикрыл глаза и задумчиво тронул струны – поедем на ярмарку в Скарборо, Мэг, исчертим следами сереющий снег, куплю тебе ленты, куплю кружева – другим не жена, а со мной не вдова… Прошлый грех он уже искупил.
Небо уже бледнело, когда ангелы проснулись от торжествующего вопля Габриеля – тот бился о стёкла, словно огромный голубь.
– Нашёл, нашёл! Полетели!
Лигах в пяти от города, на побережье и вправду расползалось пятно живой зелени. Жалкая рощица, виноградник, лужок, бурые скалы, покрытые скудной растительностью. Комары, воробьи, чайки, белый кролик, очень голодный хорёк. Сложенная из непотребного сора хижина, прижатая к скале, рядом грядки, скамья, верёвки с ветхим бельём. Отвернувшись, Самуэль вознес краткую молитву – только бы там и вправду не оказалось прелестной дурочки. Бог услышал старого ангела.
На приступочке хижины восседал мужичок, кряжистый, мускулистый и совершенно седой. Из одежды на нём были лишь подвёрнутые до колен штаны и меховая жилетка. По правую руку мужичка лежал старенький дробовик, по левую приплясывал, повиливая хвостом, толстый щенок. Впереди на треноге красовался котелок, исходящий пряным, аппетитным парком. Мужичок то помешивал варево ложкой, то подсыпал душистую зелень. Где-то в хижине копошилась некрасивая грузная женщина, тяжело ворочая обтянутый платьем живот. Под камнями пищали новорожденные крысята, на камнях под утренним солнцем разлеглась толстая кошка. Ангелов здесь не ждали.
По сигналу Самуэля, Уриель с Малкиелем изо всех сил задули в золотые трубы, Иеремиил забряцал на гуслях, а Габриель задудел в дуду.
– Радуйся, человече! Возвещаем конец света и воскрешение мертвых! Нынче же будешь с нами в раю, ты и жена твоя! Встань и…
– Бах! Ба-ба-бах! – громыхнуло ружьё. Дробь просвистела над головами, сшибая нимбы. Ангелы дружно присели.
…уроды! – сказал последний человек на Земле и закрыл дверь.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?