Текст книги "Крымские легенды и сказания. Книга 1"

«Я нашел способ, каким мы без труда возьмем Херсонес. Посылайте мне, – говорил он, – с промежутками по 10 или 12 надежных молодых людей, сверх того гребцов, на кораблях, – как будто посылая мне дары; когда ваши корабли придут в Символ, тут пусть и остаются, а я буду посылать лошадей, чтобы привозить прибывших молодых людей и посылаемыек дары в город. Таким оразом боспорцы в течение двух лет приходили в разное время с дарами. Сын Асандра, чтобы город не узнал его коварных замыслов, приводил их сухим путем из Символа в город и через несколько дней в виду всех отпускал их к вечеру, как говорил, за город, так как время-де слишком позднее. Они же, отойдя с места мили на три, по наступлении глубокого мрака возвращались и входили в так называемый Лимн, а оттуда он перевозил их на корабле в Сусы и через калитку в стене вводил их в свой дом. Никто этого не знал, кроме трех верных ему рабов-боспорцев, из которых один ходил в Символ и доносил об отплытии кораблей, другой возвращал боспорцев и приводил в Лимн, а третий из Лима на отвозил на корабле в Сусы и приводил в дом Ламаха; через них же сын Асандра кормил юношей в скрытых помещениях, так что Гикия не знала его коварных замыслов. Муж ее рассчитывал, как сказано, что в день годовщины памяти Ламаха, когда весь город после пиршества будет объят сном, он ночью нападет вместе с боспорцами и своими домочадцами, зажжет город и всех перебьет. Когда в течение двух лет в доме Гикии собралось до двухсот боспорцев и приближался день поминок Ламаха, случилось, что постельница Гикии, очень любимая ею, за какую-то провинность была удалена с глаз ее и заключена. В нижнем этаже дома, в котором служанка была заперта, кормились боспорцы. Когда она сидела и пряла лен, случайно у нее упало кольцо с веретена и закатилось в очень глубокую щель у стены. Вставши, чтобы поднять, она увидела его в этой глубокой щели; не будучи в состоянии вытащить его вследствие ее глубины, она принуждена была, чтобы достать его, вынуть один кирпич из пола у стены, при этом и увидела сквозь дыру в подвальном помещении множество мужчин. Тогда она осторожно положила кирпич опять на место, чтобы бывшие внизу люди ничего не узнали, и затем тайно послала одну из служанок к своей госпоже с просьбой прийти к ней, чтобы услышать и увидеть нечто очень важное. Гикия, по Божьему внушению, пришла к девушке. Когда она одна вошла в комнату и заперла дверь, девушка упала ей в ноги и сказала: «Ты, госпожа моя, имеешь власть над своей негодной рабой, однако я хочу показать своей госпоже нечто странное и необычайное». Гикия сказала ей: «Говори безбоязненно, покажи, что такое». Тогда девушка подвела ее к стене и, подняв осторожно кирпич, сказала: «Видишь, госпожа, сквозь дыру внизу скрывающуюся толпу боспорцев». Гикия посмотрела, и, пораженная этим, сказала: «Недаром задумано это дело» – и спрашивает девушку, как она это открыла. Девушка сказала: «По воле Божьей, без сомнения, упало у меня с веретена кольцо и закатилось в эту щель; так как я не могла достать его, то вынуждена была вытащить кирпич – и тогда увидела их». Гикия велела девушке положить осторожно кирпич на место и, обняв ее, крепко поцеловала и сказала: «Ничего не бойся, дитя мое, прощается твой проступок, так как Богу угодно было, чтобы об этом ты провинилась для обнаружения этого коварного замысла. Смотри же, всеми силами скрывай это дело и отнюдь не смей никому доверить его». После этого Гикия приблизила ее к себе больше прежнего, как безусловно верную.

Затем Гикия призвала к себе двух своих родственников, очень преданных ей, и сказала им наедине: «Придите и соберите к себе тайно первенствующих и благородных граждан, и пусть они выберут трех верных мужей, могущих сохранить тайну и сделать дело, и пусть обяжут их клятвою заверить меня в том, о чем я хочу просить их, и пусть пошлют их тайно ко мне; я открою нечто нужное и полезное для города. Только поскорее исполните то, о чем я вам говорю».

Родственники ее ушли и тайно сообщили об этом первенствующим, те тотчас выбрали трех мужей, верность которых была им известна, и все обязали их клятвой в том, что, если они условятся с Гикией что-нибудь сделать или дать, то не отрекутся от своих слов, но доведут до конца все, о чем условятся с ней.

Когда они тайно пришли к Гикии, она приняла их и спросила: «Можете ли вы удостоверить клятвою, что исполните то, о чем я хочу просить вас?». Они сказали ей: «Да, госпожа, мы готовы удостоверить, что слова твои будут исполнены до конца».

Тогда Гикия сказала им: «Подтвердите, что, когда я умру, вы похороните меня внутри города, и тогда я открою вам свою тайну; я не ищу от вас сделать что-нибудь тяжелое».

Мужи, услышав это, со всей готовностью заверили ее клятвою, говоря: «Когда ты умрешь, мы похороним тебя внутри города и не вынесем тебя из городских стен.»

Гикия, приняв с доверием их клятву, сказала: «Так как вы поклялись мне, то я открою вам свою тайну: я хочу, что бы вы знали, что мой муж хранящий врожденную злобу своего города питающий коварство и зависть к нам, введя тайно в мой дом в разное время толпу боспорцев числом до двухсот душ вооруженных, содержит их без моего ведома. Но Бог случайно ныне открыл мне это. Муж имеет замысел: когда я в память своего отца устрою гражданам праздник и вы после пришества ляжете спать, – подняться ночью вместе с собравшимися к нему боспорцами и своими домочадцами, поджечь ваши дома и всех вас перерезать. Вот уже наступает день памяти моего отца, и я, сообразно со своей клятвой, должна, по обыкновению, дать вам все необходимое для пиршества. Итак, вы соблаговолите все с радостью прийти, спросить и охотно все взять, чтобы он как-нибудь не заподозрил, что мы узнали его замысел, и чтобы внезапно не вышло междоусобная война. Устройте, по обыкновению, общественный пир, но умеренно, и водите хороводы на улицах. Пусть каждый приготовит в своем доме дров, связки хворосту и большие факелы – и затем сделайте вид, что уходите спать, уставши пировать и водить хороводы. И когда я раньше обыкновенного прекращу пир и прикажу запереть свои ворота, тогда вы тотчас же в полной тишине несите всеми домами с рабами и рабынями дрова, хворост и факелы, кладите их к воротам, калиткам и вокруг всего дома; облейте дрова маслом, чтобы они скорее разгорелись. Когда я выйду и скажу вам, тотчас устройте костер, а сами в вооружении станьте вокруг дома и когда кого-нибудь увидите выскакивающим из окна, тех убивайте. Идите, расскажите эту тайну и приготовьте все, что я вам сказала».

Граждане, услышавшие об этом от этих трех лиц, в короткое время исполнили все согласно со словами Гикии. Когда наступил день поминок, Гикия как бы с радостью пригласила граждан, прося их взять все приготовленное для пиршества. Муж ее присоединился к этому и просил дать им для пира побольше вина. Граждане, с удовольствием приняв все дары, начали пировать, как им было предложено, и весь день водили хороводы; по наступлении же вечера стали утомляться и уходить в свои дома на покой; пировали они целыми домами Гикия в своем доме просила всех своих пить не стесняясь, чтобы они, напившись, скорее уснули; только одних постельниц она просила не пить – и сама воздрживалась от вина; доставши красный кубок, она дала его своей постельнице, знавшей в чем дело, и велела ей примешивать в него воды, так что муж, видя красный кубок, не догадывался, что она пьет с водой.

Когда наступил вечер и горожане, как сказано, утомились, Гикия говорит своему мужу: «Пойдем и мы на покой, так как достаточно уже повеселились». Муж, услышав эти слова, еще более обрадовался и лег спать; сам он этого не мог сказать, чтобы не подать жене повода заподозрить задуманное коварство. Гикия же приказала запереть ворота и все калитки и принести к себе, по обыкновению, ключи; затем тайно говорит своей верной постельнице, знавшей о замысле: «Поди, возьми с остальными постельницами осторожно все мои украшения, золото и все нужное, сколько сможешь взять за пазуху, и приготовьтесь – чтобы, когда я вам скажу, следовать за мной». Они исполнили все по ее приказанию и были наготове. Муж Гикии прилег немного соснуть, чтобы вскоре встать для нападения на город. Гикия же медлила ложиться, пока все домашние не заснули. Муж ее крепко уснул после обильной выпивки. Гикия, увидев, что он заснул, осторожно заперла его в спальне на ключ и, вышедши из дома со своими постельницами, тихо прошла через калитку, заперла ее и тотчас приказала горожанам поскорее разложить огонь вокруг дома.

Когда был подложен огонь и дом загорелся, всякий, кто из бывших в нем выскакивал, был убиваем гражданами. Таким образом, дом вместе с находившимися в нем людьми сгорел весь дотла, и Бог спас город херсонеситов от злоумышленников-боспорцев. Когда граждане хотели срыть остатки сгоревшего дома и расчистить место для постройки нового, Гикия не позволила, а, напротив, приказала всем сносить и выливать туда всякую нечистоту – чтобы весь ее дом был завален ею как место злого замысла против города; поэтому и до сих пор это место называется дозором Ламаха.

После всех этих событий херсонеситы, видя беспредельное благодеяние, оказанное им после Бога Гикией, которая не пощадила ничего из своего состояния, но предпочла всему спасение города, в благодарность воздвигли в честь нее на городской площади две медные статуи, изобразив ее в молодых летах, в каких она была во время этих событий, показывая этим ее огромное благодеяние, и любовь к согражданам, что уже в юных летах она так сумела, после Бога, спасти свое отечество. На одной статуе они представили ее в скромном убранстве, открывающую согражданам коварные замыслы своего мужа; а на другой – в боевом виде защищающейся против злоумышленников города. На пьедестале статуй изложили всю историю оказанных Гикией, после Бога, благодеяний гражданам. И если кто хочет проявить любовь к прекрасному, тот всякий раз, как встретится надобность, очищает этот пьедестал с целью прочтения написанного на нем, – для воспоминания о совершенном ею и для изобличения злоумышленников-боспорцев.

Спустя несколько лет, когда у херсонеситов был венценосцем и первенствующим Стратофил, сын Филомуса, Гикия, как женщина очень умная, захотела испытать херсонитов и узнать, действительно ли они исполнят свое клятвенное обещание и похоронят ее внутри города; и вот, сговорившись со своими служанками, она притворилась внезапно умершей от какого-то огорчения. Девушки, обрядив ее, объявили гражданам, что госпожа их умерла, и потому путь покажут им, в каком месте она должна быть погребена. Херсонеситы, услышав о смерти Гикии, после совещания не постарались исполнить свое клятвенное обещание похоронить ее внутри города, но подняли и вынесли ее для погребения вне города. Когда носилки были уже поставлены у могилы, Гикия вдруг села и, окинув взором всех граждан, сказала: «Таково ваше клятвенное обещание? Так вы говорите правду во всем? Горе тому, кто будет верить херсонеситскому гражданину».

Херсонеситы, увидев ее насмешку над ними, очень устыдились сделанного ими нарушения клятвы и стали просить ее успокоиться, простить им этот проступок и больше не бранить их.

Итак, они уверили ее вторичною клятвой, что похоронят ее не за городом, а внутри города. Это обещание они выполнили: еще при жизни Гикии они устроили ей гробницу в том месте, которое она сама избрала, и воздвигли ей другую медную статую, вызолотили ее и поставили возле ее гробницы ради вящего уверения.

IV

Древнейший град – в развалинах, в пыли, Но память о веках неистребима… Клочок сухой щебенистой земли На тесной кромке побережья Крыма, Где волн понтийских не смолкает шум, Где зубья скал увиты пенным кантом И шквалы ветра будоражат ум, Когда борей вступает в спор с левантом, И где прибой столетьями долбит Известняков сарматских вертикали, – Вот здесь, в руинах, на плато лежит Все то, что греки Херсонесом звали, Что в византийских актах и трудах Носило имя города Херсона, А старец Нестор, киевский монах, Как Корсунь-град писал во время оно. Неповторим его застывший вид, Печален днем, а вечерами страшен Ряды колонн, фундаменты апсид, Массивы стен, остатки грозных башен… Текли года – некрополи росли: Не только раб подвержен смертной каре… Печальный вздох летит из-под земли с надгробных плит – с коротким словом: ХАЙРЕ.

Греческие эпитафии – надгробные надписи – по традиции завершались коротким призывным словом «Хайре» – как бы замогильным обращением души умершего к живущим, к тому, кто проходит мимо могилы: слово это одновременно означало и «Привет!», и «Прощай!». Как звучала эпитафия Гикии – мы не знаем. Может быть, лаконично: «Гикия, славная дочь Ламаха, прощай», – а может быть, пространно, с напоминанием о ее незабвенном для херсонеситов деянии и с картиной ее загробной жизни: «Ныне же ты почиваешь на хладных песках у волн шумящего Коцита… вокруг тебя кружатся чернопучинные потоки Океана, а души сошедших под землю усопших страшно шумят…». На великом тысячелетнем некрополе – городе мертвых, каким является ныне Херсонес, не сохранилось ни надгробие Гикии, ни один из ее памятников, никакого вещественного следа ее жизни. Мы даже не знаем доподлинно, исполнили ли херсонеситы ее главную просьбу, сдержали ли свою клятву: ведь сила обычая – не хоронить граждан в черте города – была слишком велика. Археологи пока не дали ответа на этот вопрос – поэтому будем верить легенде, которая пережила века.

Примечания:

Раздел 1: фрагмент из кгини Е. Маркова «Очерки Крыма». Печатается по указанному изданию.

Раздел З: фрагмент из сочинения Конст. Багрянородного «Об управлении империей». Печ. по изд. Е. Г. Суров. Херсонес Таврический. Свердловск, 1961.

Корабли придут в Символ, т. е. в Балаклавскую бухту.

Раздел 4: фрагмент из стихотворения Л.Фирсова. «Херсонес – Херсон – Корсунь». Печ. по изд.: Л. В. Фирсов, Этюды радиоуглеродной хронологии Херсонеса Таврического. Новосибирск, 1976

Как спасали Херсонес

Было время, когда цветущим Херсонесом управлял первый архонт Ламах. Гикия была единственной дочерью Ламаха.

В те времена соседним Боспорским царством правил царь Асандр. Не давали ему покоя богатства Херсонеса. Не удалось ему силой захватить город, и решил он действовать хитростью. Знал он, что у Ламаха есть дочь, и предложил своего сына ей в мужья. Надеялся он, что после смерти Ламаха власть над Херсонесом перейдет к роду первого Архонта и от Гикии попадет в руки его сына.

Херсонеситы разрешили Ламаху брак Гикии с сыном Асандра. Но они поставили условием, чтобы после свадьбы муж Гикии никогда не покидал Херсонеса для свидания с отцом.

Через 2 года умер Ламах. На совете именитых граждан было решено поставить во главе управления городом не сына Асандра, а Зифа – другого видного херсонесита.

Сын Асандра казался скромным человеком, преданным гражданином Херсонеса, но на самом деле он не отказался от своих коварных замыслов.

Асандр стал присылать сыну морем по 10 или 12 отважных юношей, а сын прятал их в подвале дома Гикии. Он избрал третью годовщину смерти Ламаха для выполнения своего плана и рассчитывал, что когда все херсонеситы изрядно опьянеют и улягутся спать, он выведет спрятанных заговорщиков и совершит свое злое дело. За 2 года сын Асандра тайно собрал около 200 боспорских воинов.

Сама Гикия ни о чем не подозревала, но случайно заговор был раскрыт. Гикия превыше всего ставила интересы своего народа, поэтому, ни минуты не колеблясь, приняла решение уничтожить врагов, в том числе и своего мужа, который оказался изменником.

По приказу Гикии дом подожгли со всех сторон. Боспорские воины пытались спастись, но их тут же убивали. Они все до единого были истреблены.

Так Гикия избавила родной Херсонес от смертельной опасности, грозившей со стороны Боспорского царства.

В награду за свой смелый поступок Гикия попросила похоронить ее в черте города (некрополь у херсонеситов был далеко вне стен города, вблизи своих жилищ они никого не хоронили). Но для Гикии сделали исключение: еще при жизни ей позволили избрать внутри города место для погребения и отметили его медным позолоченным бюстом.

Херсонес – по-гречески «полуостров», был расположен на Гераклийском полуострове в нескольких км от современного Севастополя. Город возник в период греческой колонизации побережья Черного моря в V в. до н. э.

Боспор – крупное государство, возникшее в VI–V вв. до н. э. на обоих берегах Керченского пролива с главным городом Пантикапеем (современная Керчь).

Архонт – выборное должностное лицо, управляющее республикой.

Поход Бравлина

Вскоре после кончины святого Стефана Сурожского, стало быть в конце VIII или начале IX века, на Сурож, теперешний Судак, напал русский князь Бравлин. Он пришёл из Новгорода и, прежде чем осадить Сурож, опустошил все побережье от Корсуня до Керчи. Десять дней продолжалась осада Сурожа, но на одиннадцатый, когда удалось взломать железные ворота, город пал и был предан грабежу. С мечом в руке сам Бравлин бросился к храму свягой Софии, где покоились в драгоценной раке мощи святого Стефана, рассек двери храма и захватил его сокровища. Но тут случилось чудо. У раки святого постиг князя паралич. Поняв кару свыше, Бравлин вернул храму награбленное, и, когда это не по могло, приказал своим воинам очистить город, отдал святому Стефану всю награбленную в Крыму церковную утварь и, наконец, решил креститься.

Преемник святого Стефана, архиепископ Филарет, в сослужении местного духовенства, тут же совершил крещение князя, а затем и его бояр. После этого Бравлин почувствовал облегчение, но полное исцеление получил лишь тогда, когда, по совету духовенства, дал обет освободить всех пленных, захваченных на крымском побережье. Внеся богатый вклад святому Стефану и почтив своим приветом местное население, князь Бравлин удалился из Сурожских пределов.

Источник: Дюличев В.П. «Рассказы по истории Крыма», Симферополь, 2005.

Как Владимир Святославич Херсонес воевал

После распада Римской империи средневековый Херсонес попадает под влияние Византии и становится крымским форпостом Византийской империи. В IX – X вв. город приобрел большое значение торгового культурного центра. Через Херсонес Византия распространяла христианство в Крыму. В это же время налаживаются политические и экономические связи с Киевской Русью. В древнерусских летописях Херсонес упоминается как Корсунь.

В 988 году князь Владимир осуществил поход в Таврию и захватил Корсунь. Здесь князь Владимир принял христианство. На месте, где князь крестился стоит собор Святого Владимира.

Задумал князь киевский Владимир Святославич породниться с Византией и потребовал себе в жёны сестру византийского императора Анну. Гордый император Василий II почитал для себя позором родниться с варварами, идолопоклонниками и отказал русскому князю.

Тогда Владимир Святославич собрал бояр, воевод, дружинников и сказал им:

– Витязи, богатыри, верные мои дружинники! Задумал я думу великую и надеюсь, что вы поддержите меня. Мне и всем вам стыдно отныне именоваться идолопоклонниками. Все европейские государи поклоняются единому небесному богу, только мы – выдуманному нашими праотцами. Я посылал послов ко всем народам и убедился, что самая лучшая вера у грековинов. И решил я принять эту веру. Но византийские императоры не желают иметь с нами дело. Я хочу завоевать в Таврике греческие земли и заставить Византию считаться с нами. Мы поплывём в Корсунь и возьмем её. А когда договоримся с Византией, восстановим эти земли во власти и возвратимся домой.

В лето 988-е огромная рать во главе с князем Владимиром Святославичем отправилась в поход. Ладьи с русскими воями спустились вниз по Днепру и, преодолев бурные воды Понта Эвксинского, очутились у берегов Таврики. Оставив ладьи в тихом Ктеносском заливе, русские высадились на Гераклейском полуострове. Здесь стоял хорошо укреплённый город Херсонес.

Первым, кого встретили русские ратники на херсонесской земле, был человек в длинных до пят одеждах, с крестом на шее.

– Кто ты есть и как твоё имя? – спросил его князь Владимир.

– Я священник из Херсонеса, а имя моё Анастасий. Дозволь и мне спросить тебя, княже, зачем с мечом к нам пожаловал? Ведь у нас с вами, россами, договор.

На то князь ответил:

– Нарушить договор меня вынудил византийский император. Не из жадности я решил воевать Корсунь, а чтоб с Византией породниться и христианство здесь принять. Я не хочу кровопролития. Пусть херсонеситы откроют мне ворота.

– Не поверят тебе, княже, херсонеситы и ворота не откроют. А силой побороть их будет нелегко. Они не пощадят жизни для защиты родного города. Но если ты и вправду задумал христианство принять, я помогу овладеть городом.

Отпусти только меня.

Отпустил князь Анастасия, а с ним и толмача послал просить у херсонеситов открыть городские ворота и порешить дело миром. Но толмач вернулся ни с чем. И когда русские приблизились к городским стенам, они были осыпаны стрелами и камнями. Видно было по всему, что херсонеситы твёрдо решили обороняться.

Князь Владимир собрал в своем шатре воевод и стал совет держать: как быть?

– Ты мудр, князь, и ведаешь, что делать, – молвил воевода Свенедл. – Уж не обессудь меня, но не тоже нам Корсунь мечом брать. Мы дружим с грековинами и договоры с ними имеем. Не лучше ли сделать под стеной насыпь и по ней без боя перебраться в город?

Ночью, когда херсонеситы спали, тысячи россов с кирками и лопатами пришли под городскую стену и носилками, наскоро сделанными из рыбачьих лодок, начали носить землю. Незадолго до рассвета они вернулись в свой стан.

Очень удивились херсонеситы, когда утром увидели под стеной насыпь в несколько сажен длины и ширины. Позвали стратега. Взошел он на стену, посмотрел на насыпь и разгадал замысел противника.

– Мы перехитрим россов, – сказал он. – Мы тоже ночью будем работать, а днём спать.

На следующую ночь херсонеситы сделали под стеной подкоп и начали уносить в город землю, насыпанную россами. И сколько бы за ночь русские не нанесли земли, столько же херсонеситы уносили. Насыпь не увеличивалась.

– Что бы это значило? – недоумевали русские. И только когда за городской стеной вырос большой холм свежей земли, они всё поняли.

– Трудно иметь дело с этими грековинами, – сказал князь Владимир. – На всякую хитрость они отвечают хитростью. Выходит, зря мы столько трудились. Что ж, возьмем их измором.

Русские ратники окружили Херсонес и стали выжидать.

Дни сменялись ночами, время летело, а херсонеситы и не думали сдаваться. У них было вдоволь и хлеба, и воды, и терпения.

Но иссякло, наконец, терпение у Владимира, и он решился идти на штурм. И вот тогда дал о себе знать священник Анастасий. Из осаждённого города он пустил в стан русского войска стрелу с привязанной к ней запиской, в которой сообщал: «Отмерь от городских ворот полных 135 шагов к юго-востоку, и ты подойдёшь к камню. Под этим камнем проходит в город единственный водовод. Если отвести воду в сторону, город останется без воды и вынужден будет сдаться».

Так и учинили русские. Они перекрыли водовод и вынудили осаждённых сдаться. Херсонеситы признали русских победителями и согласились впустить их в город. Они просили только сохранить им жизнь, свободу и имущество. Князь Владимир обещал им это.

Распахнулись городские ворота Херсонеса. Стратег, военачальники, именитые граждане со знамёнами и хоругвями, с хлебом и солью вышли встречать великого князя всей Руси Владимира Святославича и его славных ратников.

Город был убран и празднично украшен. На главной площади стояли столы со всевозможными яствами и напитками для простых ратников. А для князя, воевод и херсонесской знати столы были накрыты во дворце. И начался многодневный пир во славу войска русского, во имя мира между русскими и греками.

Стратег отправил в Константинополь гонцов с вестью о взятии россами Херсонеса, и император Василий II прислал в Херсонес послов и свою сестру Анну.

Князь Владимир принял христианство и обвенчался с Анной. Приняли также христианство и воеводы, и все другие вои.

А когда Владимир возвращался на Русь, с ним отправились греческие учителя, священники, художники, ремесленники – все, кто пожелал жить в далёкой северной стране, в стольном граде Киеве.

Ныне среди развалин древнего Херсонеса выделяется возвышенность. Не тот ли это холм, насыпанный херсонеситами во время осады города, память о былом походе киевского князя Владимира?

Легенда изложена Г. Тараном по различным литературным источникам. (Фабр А. Я. Достопримечательнейшие древности Крыма и соединенные с ними воспоминания. Одесса, 1859). Печатается по изданию: «Легенды Крыма», Симферополь, 1974.