Текст книги "Святость материнства"

МНОГОДЕТНОСТЬ – ПОРОК?

КУЛЬТУРА ДЕМОГРАФИЧЕСКОГО ПРОРЫВА

Чтоб кровь моя из века в век текла…

Арсений Тарковский

Гуляя по Москве с коляской, в которой мирно сопит полугодовалый сынишка, встречая многочисленных «товарищей по счастью», молодых (и не очень) мам и пап, получаешь заряд простодушного, но от этого не менее горячего оптимизма. Поневоле пересматриваешь сложившиеся стереотипы во взглядах на семью, частную собственность и всю нашу жизнь.

Вспоминается старый советский анекдот. Японского туриста спрашивают, что ему больше всего понравилось в СССР. Он отвечает: «Дети». – «Почему?» – «Потому что все остальное вы делаете плохо». Положим, японцу вряд ли показывали все, что тогда в стране делалось хорошо, например, достижения ВПК. А насчет детей он абсолютно прав: они у нас действительно замечательные. И в последнее время их становится все больше и больше. Всплеск рождаемости в России аналитики объясняют разными факторами. Пессимисты полагают, что он не выходит за рамки обычных циклических всплесков (последний наблюдался в 1986 году). Скептики считают, что демографический подъем связан с временной стабильностью в экономике. Оптимисты же надеются на то, что Россия таким асимметричным образом отвечает на угрозы XXI века. А угрозы вполне реальные: и экономическое поглощение Западом, и потеря Сибири ввиду исхода коренного населения наряду с экспансией китайского, и, наконец, мощное давление со стороны мусульманского Юга. На повестке дня не только потеря национального лица, но и утрата государственности. Кажется, что выправить ситуацию поможет только чудо. Нарождающийся класс «сверхновых русских», энергичных, волевых отечественных предпринимателей, опираясь на прорывные технологии, безусловно, способен осуществить чудо экономическое. Но и оно не спасет, если постоянно не будет совершаться другое, главное чудо, для которого не нужно никаких особенных технологий, достаточно просто желания и ответственности.

«Это, – как правильно пел сорок лет назад Марк Бернес, – чудо великое – дети». Многодетные семьи, которые с легкой руки «сверхновых русских» входят в моду, должны стать важнейшим демографическим и психологическим фактором для усиления позиций России в мировой конкурентной борьбе. Наконец-то количество чад становится предметом гордости родителей не меньшим, чем количество предметов роскоши или качество автотранспорта. Наконец-то можно услышать, как в речи детей звучат слова: «брат» и «сестра» во множественном числе. Наконец-то после длительной суматохи реформ начинается возвращение к семейным ценностям многонациональной России. Большая семья – это круто!

Еще анекдот из недавнего прошлого: «"Новый русский" снимет квартиру. Порядок в районе гарантирует». Теперь это объявление имеет некоторый позитивный и отнюдь не криминальный оттенок. Увидев у знакомого предпринимателя на загородной усадьбе его пятерых (!) ребятишек и вполне еще молодую, но опять беременную красавицу-жену, а потом детскую площадку у дома и довольно большой спортивный комплекс для своих и соседских детей за его пределами, начинаешь чувствовать некоторую ущербность – у меня-то на личном счету всего-навсего два отпрыска. Однако осознаешь, что не все еще потеряно. Во всяком случае, подчиненные и коллеги моего приятеля уже догоняют своего шефа – наконец-то не только дурной пример оказался заразителен.

А насчет «порядка в районе», то действительно в районе их поселка все в полном порядке, хотя приятель мой к новым русским из анекдота никакого отношения не имеет. Просто он и его соседи кровно заинтересованы в том, чтобы среда обитания их детей была максимально защищена от криминала, алкоголизма, наркотиков, СПИДа и прочих «прелестей цивилизации». Колхоз, расположенный рядом с коттеджным поселком, ожил благодаря выросшему поселению «сверхновых русских», поставляет им и работников, и экологически чистые продукты. Все, чем питается семья, произведено здесь: и молоко, и сметана (изумительные), и мясо парное (почему-то они предпочитают говядину, но есть баранина, свинина, ну и птица разнообразная, само собой), свежие овощи круглый год. В погребе батарея солений и варений. Не удивился, если бы увидел и богатый винный погреб, но хозяин и сам не пьет, и другим не дает, зато удивительная коллекция разнообразных чаев, сдобренных местными травами. В компьютерном зале – незнакомый паренек, оказалось, что это один из местных компьютерных гениев занимается. Отец его погиб от водки, а мать работает в приусадебном хозяйстве моего приятеля.

Что характерно, пить в ближних селах стали меньше, а детей рождается больше, и отношения между деревенскими детишками и «дачниками» благодаря стараниям новых жителей не сразу и не просто, но все же установились доброжелательные. Усилия и деньги на это тратятся немалые, но все прекрасно понимают, что инвестиции в детство не менее важны, чем отдых в Малибу. Одно плохо: бывать здесь мой приятель может не каждый день – пробки на дороге по утрам. Я пошутил насчет необходимости покупки вертолета, он неожиданно серьезно откликнулся: «Этот вопрос прорабатывается». А когда я спросил, какая у него программа-максимум в смысле потомства, он сказал, что на рекорды Гиннесса ему наплевать, все будет зависеть от здоровья жены… А здоровье у нее, слава Богу, хорошее. Семь – минимум.

Традиция многодетных семей абсолютно естественна и неразрывна с историей и культурой народа. В XX веке завелась в России мода на малочисленность и бездетность, а во все предыдущие столетия холостяков в лучшем случае жалели, в худшем – презирали. В деревнях они жили на отшибе и называли их бобылями. В купеческих и дворянских семьях количество детей от четырех и более (доходило до двадцати) тоже было нормой. Без многочисленных братьев Орловых, Трубецких, Зубовых невозможно представить русскую историю; без промышленников Демидовых, Мальцовых и Морозовых – экономику. Деятели культуры, как могли, тоже поддерживали традицию большой семьи. Пушкин Достоевский, Толстой замечательно писали о детях и для детей, потому что в отличие, например, от Гоголя, Гончарова и Тургенева были многодетными отцами.

Идеологом большой семьи в России была удивительная женщина, отчаянно боровшаяся с появившимися во второй половине XIX века нигилистками. Мать десятерых детей, автор знаменитой книги «Подарок молодым хозяйкам», Елена Молоховец начинала как кулинар, помогая современницам рачительно организовывать питание в большой семье. Много уделяла внимания проблемам воспитания детей, их становлению как примерных граждан империи, а потом раньше других она почувствовала опасные веяния нового времени, став религиозным мыслителем и убежденной монархисткой. Она предсказывала страшные потрясения, предупреждала, призывала, но тщетно – в начале XX века старую писательницу уже никто не хотел слушать. Журналистика и литература пребывали в декадансе или кипели в революционном угаре. Если перечислять первые культурные величины того времени, то, как назло, они все были бездетны. И Чехов, и Чайковский, и Левитан, и Блок, и Мережковский, и даже Бунин… Муза поэта революции Маяковского Лиля Брик вообще упросила врачей сделать себе операцию, которая навсегда «защитила» ее от «опасности» продолжения рода. Несчастная же «Кассандра» Молоховец, автор самой вкусной и здоровой книги позапрошлого века, умерла в восемнадцатом году века двадцатого в Петрограде от голода.

Большевистский переворот коснулся всех сторон бытия, и в первую очередь семьи. Власть и жизнь у многодетного императора отнял бездетный фанатик. Институт семьи на некоторое время вообще был поставлен под сомнение, а брак отменен; Церковь, духовный оплот семьи, подверглась беспрецедентным гонениям.

Большевики, уничтожив принципиально многодетные сословия: купечество, духовенство и дворянство, – ударили и по главному нациеобразующему классу – крестьянству. В «Поднятой целине» Шолохова наиболее сильные страницы посвящены трагическим картинам раскулачивания – из родной станицы выселялись многодетные семьи наиболее трудолюбивых, способных, энергичных и потому зажиточных хозяев. Обратим внимание на то, что главные положительные герои романа детей не имели. Как ни сочувствовал им писатель, как ни старался написать идеологически верное произведение, но в живых их не оставил, потому что не увидел в «дорогих его сердцу» персонажах жизненных перспектив на Донской земле. Обратим внимание также на то, что главный герой «Тихого Дона» Григорий Мелехов, жизнь которому автор все же сохранил, в финале приходит не к кому-нибудь, а к родному сыну. Герой же рассказа «Судьба человека», потерявший во время войны всю семью, усыновляет мальчика-сироту.

Великие русские писатели XX века вольно или невольно отражали демографическую катастрофу, которую переживал народ, и, как могли боролись с ней. В последние годы, к сожалению, в лидеры книгопродаж выбились писатели-женщины – и антисемейный феминизм стал господствующей идеологией.

После опустошительной войны многодетных семей в СССР уже почти не осталось (если только на Кавказе и в Средней Азии). Характерные фразы эпохи: «Надо пожить для себя», «Зачем плодить нищету?», «Дурное дело не хитрое». Кроме того, убогие жилищные условия в городах, где сосредоточилась основная часть населения, действительно мешали даже тем, кто хотел растить наследников. Нормой стала семья, в которой воспитывались один-два ребенка. Три – подвиг. Разрешение абортов, бурно развившаяся контрацепция, алкоголизм тоже внесли весомый вклад в разрушение семьи. Все это очень быстро привело к качественному изменению лица России. Один ребенок в семье, над которым «трясутся» и родители, и бабушки с дедушками, не всегда может вырасти нормальным и здоровым – «у семи нянек дитя без глазу». На смену старшему поколению приходили часто не стойкие граждане страны, а безвольные маменькины сынки, нервные, изнеженные эгоисты, которые не могли выдержать обыкновенных жизненных трудностей и легко поддавались разнообразным соблазнам. Отсутствие мотиваций к труду и здоровому образу жизни создали тот демографический фон, на котором неожиданно для большинства жителей страны произошел исторически необязательный развал Советского Союза.

Между тем преимущества большой семьи настолько очевидны, что о них даже как-то неловко писать. Старшие дети помогают младшим, младшие видят в них пример, защиту, опору. Взаимовыручка, солидарность, сплоченность, ответственность, толерантность, уважение к старшим входят в жизненный обиход с молоком матери и в контактах с братьями и сестрами. В больших семьях оживают лучшие традиции русского домостроя. Маму все боготворят, папа – непререкаемый авторитет, любимые внуками дедушки и бабушки переносят тяготы старения несравненно легче, чем одинокие люди. Энергия родителей с рождением малышей удесятеряется. Если птица совершает подвиги, защищая свое семейство от набегов хищников, то что же говорить о людях? Человек, имеющий солидный семейный тыл, как правило, несравненно конкурентоспособнее одиночки. Дети – это преемственность. Будет с кем поделиться жизненным опытом, будет кому передать собственность, бизнес, будет кому воплотить то, что не удалось самому, будет кому поддержать в трудную минуту или на склоне лет. А родительские чувства, любовь к собственным «произведениям» по накалу и полноте не уступают воспетой поэтами романтической любви. Любовь мужчины и женщины с годами может и остыть, к детям – только усиливается.

Да, растить детей трудно, да, много нервов, страхов и забот. Да, стоит денег, ну что ж, лишний раз кто-то не поедет в круиз, кто-то откажет себе в модной одежде, а кто-то в хлебе насущном. Но там, где два ребенка третий появляется и воспитывается гораздо легче и веселей (и по деньгам тоже), не говоря уже о четвертом и пятом.

Слова «отечество», «родина», «отчизна», «патриотизм» имеют откровенно семейное происхождение. Как бы ни издевались над патриотическими чувствами негодяи, любовь к Родине может оказаться последним прибежищем и для самых пропащих ее сыновей. Так, во время войны уголовники шли на фронт и смывали кровью свои судимости.

Удручает, однако, общий культурный фон. Не противозачаточные средства и контрацептивы, а большие семьи надо неустанно рекламировать. В этой области должна быть государственная политика, настоящая культурная контрреволюция, а не ток-шоу, в которых одни и те же телелица перемалывают косточки России, как будто она уже умерла. Если компьютерные игры хотя бы дают навыки обращения с современной техникой, то телевидение как будто нарочно нацелено на пропаганду беззаботной холостяцкой жизни. Бесконечные развлечения, игры, кулинарные поединки, фабрики-кухни фаст-фудных звезд…

Турецкий, Каменская и многие другие герои сериалов не имеют ни детей, ни родителей, пришли ниоткуда, уйдут в никуда. Если появляется на экране большая семья, то непременно иностранная или криминальная в картинах про мафию. Из старых отечественных фильмов могу вспомнить только «Семью Журбиных», в которой снимались лучшие артисты страны Лукьянов, Баталов, Лучко, Андреев, Кадочников, Сергеев, Гриценко. И более поздний фильм «Однажды 20 лет спустя» с Натальей Гундаревой в главной роли. (С печалью заметим, что у сыгравшей многодетную мать актрисы своих детей нет).

Александр Кондратов, сайт: www.rustrana.ru

Я МАМА В КУБЕ!

«Мой дорогой, у нас, кажется, будет тройня!» – сказала я радостно, выходя из кабинета УЗИ. «Глобально», – ответил мой муж и погрузился в глубочайшие пучины размышлений о хлебе насущном. Мужчины, думаю, его поймут. Нашим тройняшкам уже год, и муж из этих глубин так и не всплыл на поверхность, все бурчит под нос о чем-то своем, мужском: как прокормить эту ораву и почему государству явно наплевать на помощь многодетным семьям. Но наша веселая орава растет на радость бабушкам и дедушкам, теткам и дядьям.

Это на первых порах врач успокаивала нас, что тройня – диагноз неточный. «Вот увидите, окажутся два милых близнеца!» Но через два месяца, увидев меня, еле-еле проходящую в дверь, она заявила: «УЗИ можно и не делать. Точно тройня!».

«Бойтесь своих желаний, ибо они исполнятся!» Это мудрое изречение как раз про меня. Я всегда мечтала о большой дружной семье. «У меня будет трое детей!» – говорила я на свадьбе шесть лет назад, и все дружно пили за это. Но кто же мог подумать тогда, что все свершится не поэтапно, а враз. В нашем подъезде девять лет назад родилась тройня в семье Николаевых. Первая тройня в районе. Я несколько раз сталкивалась с мамой и девочками-тройняшками в лифте. Я думаю, что тройня – это заразно.

«Даша, а можно, чтобы там было трое пацанов?» Мой любимый осторожно гладил мое пузо-дирижабль. «Увы, поздно, дорогой. Закладка пола давно произошла. А сейчас уже 24-я неделя». Но муж не унимался. На последнем УЗИ нам приказали ждать трех девочек. «Что же я с вами, бабами, делать-то буду!» На помощь пришел лучший друг мужа, Сергей. У него месяц назад родились два мальчугана. «Главное – твоей побольше соленых огурцов есть». Муж этому совету вторил со всей энергией великого желания продлить свою фамилию. Каждое утро вместо любимой каши мне приходилось давиться ненавистными огурцами. Удивительно, но через месяц на УЗИ нам наглядно на экране монитора показали, что ждать надо троих пацанов. Муж светился: «Теперь мы – банда!»

Беременность была для меня праздником – самым лучшим временем в моей 27-летней жизни. Никаких токсикозов – ранних и поздних. Никаких проблем со здоровьем. Никаких отеков и странностей с аппетитом. Янаконец-то выспалась, нагулялась, набраласьэнергии, заодно с большим воодушевлением сделала ремонт и прибралась-таки в шкафу раскопав там немало удивительных вещей. Окружающие старались на меня не обижаться, оберегали и лелеяли. На работе все нежно умилялись моему округлению и не заваливали заданиями. Я была лучшей невесткой для свекра и свекрови. Муж в корне изменился: каждый раз застегивал мне «молнию» на сапогах, помогал снять или надеть колготки, носил тяжелые сумки, мыл полы и пылесосил. Я наконец-то почувствовала это – что значит «быть женщиной». Мой мини-космос активно развивался под любимые сонаты Моцарта. Где-то там, на трех разных орбитах, шла своя жизнь. И три космонавта уже во всю копошились и толкались в предвкушении выхода в открытое пространство.

Пожалуй, причина моего беременного великолепия проста. Во-первых, я каждую неделю ходила в женский монастырь, исповедовалась и причащалась. Молилась Феодоровской и Абалацкой Божьей Матери – заступницам всех беременных и помощницам в родах. И с каждой молитвой крепла во мне уверенность в том, что все будет прекрасно. Плохого быть не должно. Всех я простила и старалась ни словом, ни делом не обижать. А посему была весь срок доброй и послушной, белой и пушистой. А во-вторых, никогда в жизни я так щепетильно не относилась к своему здоровью. Благодаря курсам для беременных в железнодорожной больнице и под руководством прекрасного человека и врача Любови Сергеевны Кожемякиной я убрала весь жир и подкачала мышцы. Как бы странно это ни звучало. Еще бы: два раза в неделю – бассейн, лечебная физкультура, щадящая сауна, фиточаи, йога, лимфодренаж и самомассаж. Плюс – в 30-градусные холода я впервые облилась холодной водой на улице, стоя босыми ногами на снегу. Мне это понравилось. И «сумасшествия» приобрели постоянный характер. Помню, на последних месяцах беременности с огромным пузом выплываю я на улицу с ведром воды. На лавочке три алкоголика с нетерпением откупоривают очередную бутылку водки. «Девушка, это… не вздумайте, мы за ваше здоровье лучше выпьем, а не за будущие поминки!» Я, не слушая, взмахиваю ведром над головой и – ах!.. Мужики застывают в ступоре. «Ну вот. Зачем пил? Разом протрезвел…» – печально-недовольно вздыхает один из них.

Единственные трудности возникли на последнем сроке. Моя беременность весила ни много ни мало – 28 кг, именно на столько я «похудела» сразу после родов. Поэтому спать приходилось полусидя на одном боку, обложенной восемью подушками. Носила я мужнины брюки и его же зимние сапоги. Вставала только с супружней помощью, причем одной рукой муж тащил меня из постели, а другой держался, чтобы не упасть, за ручку двери. «И раз… И два… Эх, дубинушка, ухнем!» – запевал развеселый муж и тужился, будто у него были схватки. Периодически во время сна бок мой затекал, и я толкала любимого: «Милый, переверни!» Муж стоически поднимался и, будто я – большая напольная ваза из богемского стекла, осторожно кантовал меня на другой бок.

Специально для моих живых 28 кг мне сшили большой бандаж, а-ля сумка-кенгуру. Зашнуровавшись десятками веревочек и крючочков, я просто клала свой живот в сумку и легко шагала по улицам. Единственным местом, где я могла обойтись без своей «сумки для живота», был бассейн. Я выносила свое брюшко, поддерживая его двумя руками, как большой арбуз. И только в воде забывала о своем оригинальном животе. Проходили боли в спине и пояснице. И я очень четко слышала, как пинаются малыши. Потягиваются и щекочут меня. На суше они о себе так явно не напоминали. Видно, им тоже там было нелегко.

Помню, как в бассейн однажды налили мало воды, но мы с девчонками все равно решили поплавать. Скребя своими животами дно, мы были похожи на больших плавающих белуг. Меня это тепло смешило. Так, может быть, наш прародитель – кто-то подводный?

Кроме бассейна для беременных, я по выходным делала заплыв в воды обычно-публичного. За три дня до родов я, как всегда, с семьей пришла во Дворец водного спорта. «Не пущу!!! – преградила мне путь администратор, на мое несчастье вышедшая из отпуска в тот день. – Ты же сейчас в воде родишь. Что я буду делать?» Хорошо, что директор бассейна был другом отца. Меня после долгих уговоров пустили. Отдыхающие, которые в тот момент плавали в чаше, неподвижно и с ужасом наблюдали, как я медленно погружаюсь в воду. Я плавала одна по дорожке а администраторша с большим сачком для тех, кто учится плавать, металась в панике на суше.

Лечь на сохранение? Нет, это было не для меня! Мой участковый врач каждый день звонила и умоляла полежать хоть недельку. И только на 30-й неделе, после того как меня вызвали на комиссию и припугнули чем только можно, я легла. Но тут же сбежала вечером в бассейн. Утром я изображала нормальную «патологическую» беременность, а после обеда втихую убегала из роддома и «сходила с ума» – обливаясь и парясь в сауне.

«Загляни ко мне», – позвонила мне домой зав. отделением патологии роддома № 5. Я даже вещи не взяла. «37-я неделя. Немедленно рожать. Начала отекать». Я легла. Вот, думаю, хоть мужу готовить не надо будет. К вечеру вновь сбежала на день рождения к подруге. Наплясавшись там и наобщавшись досыта, возвратилась в палату и получила нагоняй. Оказалось, меня ждали на роды. «Но ведь я пока не хочу!» – буянила я. Только сейчас я поняла, как врачи были правы. С такой многоплодной беременностью не шутят. Для медиков лучше перестраховаться и не играть с судьбой. Тройня – это большой риск не только для матери, но и для деток. До меня родилась тройня, и все дети оказались калеками. ДЦП – страшный приговор для матери. После меня были еще две тройни в городе: у одной матери все дети погибли из-за гипоксии, и роженица сошла с ума. У второй один ребенок умер, а двум делали трудную операцию. Хотя в этом году две пары тройняшек родились здоровые и с прекрасным весом.

14 марта. День солнечный. Яркий. Золотой. «Мосунова, ничего не есть. Скоро придем за тобой», – сумрачно пообещала медсестра. Чтобы снять стресс, я достала краски и села на подоконник рисовать. Как же не хотелось расставаться с малышами, даже чтобы встретиться с ними. Я нарисовала дерево и на нем – трех птичек. «Ну что, рожаем?» – весело подмигнула мне врач… И меня прокесарили. Хотя я до последнего твердила: «Я сама рожу! Не кладите меня под нож!» Сережа, Маня, Саня – все 41 см и все по 2,5 кг. «Мать, да ты их, видать, одинаково любила!» – прозвучали где-то у выхода из темного тоннеля слова анестезиолога, когда я медленно отходила от наркоза. Кто-то взял мою руку и долго вязал на ней какие-то разноцветные браслетики на запястье. Они что там, фенечки вяжут? Только через сутки я поняла, что это были бирки с датой и весом новорожденных.

Я в реанимации. «Ну, пожалуйста, воды», – твержу сухими губами. Страшно хочется пить, а воды не дают. Давление скачет. Зато без умолку трезвонит сотовый. «Даша, расскажи для газеты, какой у каждого ребенка характер?» – просит меня в телефонную трубку молодая, наверное, слишком молодая, журналистка.

Три теплых конвертика – и странное чувство расчлененности. Будто моя рука – там, нога – тут, а голова – у двери. Я разрываюсь.

Кончилось то неземное спокойствие, когда, сидя на диване и поглаживая животик, я приговаривала: «Вот вы где, мои карапузики. У меня под сердечком». Нет, это уже не мои дети. «Мои» были, когда была куча-мала. А сейчас – один орет, второй спит, третий обкакался. К кому бежать, что мне делать?

Я в больнице. Одна с троими лежу в палате. Спасибо роддому, научилась там хотя бы пеленать. Шов болит, голова кружится, а надо мыть полы не только в своей палате, но и на общей кухне, бежать с тремя в процедурные и в кабинеты по врачам, которые сидят на разных этажах, сдавать и получать пеленки, вести дневник, когда, кто и сколько поел и описался, собирать мочу, носить каждый день малышей на контрольное взвешивание и самой после каждого кормления их взвешивать… У меня нет ни секундочки на сон. Ночью начинается самое страшное. У малышей болит животик, и они хором воют. «Это пройдет к трем месяцам. А может, и не пройти к трем», – отстраненно рассуждает дежурная медсестра и неспешно удаляется. Я схожу с ума. После девятимесячного рая я – в аду. Мне никто не помогает! Ни медсестры, ни санитарки. «Мама, сегодня по стене полз огромный жук размером с тапок. Он был зеленый в оранжевых полосках. Я его ловила, ловила. А потом он открыл дверь и улетел». – «Это глюки, доченька». После недельных мытарств моей свекрови и маме разрешили мне помогать, но только днем. Мне стало значительно легче.

Спасибо врачам-педиатрам краевой больницы. Особенно – заведующей Людмиле Николаевне Карповой. Все время поддерживала меня и укрепляла здоровье деток.

Накормлю последнего… а первый уже голодный и чмокает губками. И все опять по кругу. Ну почему я не свиноматка? Легла бы так на бочок и кормила свою троицу – чинно и величаво. В первые месяцы я кормила грудью все 24 часа в сутки. Даже не было времени поесть и сбегать в туалет. Одной рукой я держала ребенка, а другой – кружку горячего чая с молоком. Ребенок сосал грудь ровно час, чтобы насытиться. Кормить надо было через три часа… Неделя шла за неделей, а я вдруг почувствовала, что меня парализовало – не могу разогнуться. Так и ходила, сгорбившись, по квартире. Я даже научилась спать во время кормления. Боялась только, что ребенок выпадет из рук. Да к тому же начала забывать очередность: накормлю два раза одного, а пропущенный вдруг опомнится и начинает с утроенным беспокойством орать и требовать своего. Вспомнила, как до родов подруги давали веселый совет: «А ты их зеленкой отмечай. Кого уже покормила». Решила кормить сразу двоих. Еще в роддоме я приспособилась «работать» на подоконнике. Клала подушку на окно, двоих малюток забирала в охапку – одному титю и другому, а телом припираю их. Правда, однажды в трубы внезапно дали настоящий кипяток. Я кормила и терпела. До сих пор остались ожоги на коленках… Дети росли и не хотели ждать своей очереди. Как галчата одновременно раскрывали рот – и только мням! мням! мням! А я все время задавалась вопросом: ну почему природа не придумала запасной груди для женщин? Что-то вроде «н. з.»? И то, что я прокормила своих детей неполных шесть месяцев, – это для меня главный подвиг!

Мой муж решил проблему с кормлением просто. Когда я спала, он разливал сцеженное молоко и, подпирая бутылочку скатанной в валик пеленкой, заталкивал ребенку соску в рот. А сам садился на диван и спокойно читал газету, пока все трое чавкали. В его светлую голову не приходила темная мысль о том, что ребенок может просто-напросто захлебнуться.

Жизнь начала течь по жесткому графику. Днем я с няней, вечером с бабушками и дедушками, а ночью с мужем на посту. Муж, уставший после работы, вахтует до 4 часов ночи. Знающие мамы обещали после года послабление. Мол, ребенок ночью будет спать спокойно. Но второй год пошел, а я все так же сплю по три часа. Дети спят чутко: если кто-то проснется и ты его сразу не укачаешь, дашь ему чуточку раскричаться – то все… проснутся все трое разом! Тогда концерт без оркестра соседи будут слушать часа полтора. Дети просыпаются, даже если братик или сестренка пукнули или зевнули. Поэтому я на компьютере научилась печатать мягко и неслышно.

Народная поговорка: «Бог детей даст, Бог на детей и подаст». Это я реально ощутила на себе. Если бы не помощь коллег, родных и друзей, пошла бы всем табором в кабинет к мэру. Нам подарили коляску для тройняшек! Ее привезли к нам домой на грузовике. Она казалась мне тяжеленной и похожей своей необычной комплектацией – две люльки вместе, одна отдельно – на трехголового дракона. Но главное – весь двор сбросился и построил мне гараж для этой коляски с габаритами машины «Ока». Жить все же можно! Правда, по-прежнему умиляет реплика простого народа, что встречает меня на улицах: «Ну вам, конечно, квартиру большую дали…»

Гуляю с коляской по улице. За мной идут три девочки лет 12–13. «Смотри! – говорит одна из них. – Тройняшки. И как она с ними справляется!» – «Ну, видишь, идет. Не умерла еще».

Первые месяцы я так сильно уставала, что просто таяла от усталости на глазах. Однажды няня, как всегда, пришла в 10 утра и ужаснулась: дверь в квартиру открыта настежь, я лежу на полу, а дети, все трое, безбожно орут. Она до смерти перепугалась, думая, что меня ограбили и убили. Просто усталость переполнила все края. И мой организм упал в обморок, чтобы хоть чуть-чуть отлежаться и прийти в себя. Я с вечера даже не смогла закрыть за ней дверь.

Гуляет мой свекор, а я в это время стою в очереди в магазине. Вся очередь внимательно наблюдает за коляской. Молодой парень – другу: «Витя, ты только посмотри. Мужик на старости сбрендил, нарожал такую кучу детей!» Что делать, когда все трое просятся ко мне на ручки? Приходится брать всех троих. Итого 33 кг. Я похожа на подвыпившего баяниста, сидящего с огромным баяном на завалинке. Раскачиваюсь со своей тройней в разные стороны и истошно, чтобы не заснуть, пою: «Наш паровоз вперед летит!» В самый кульминационный момент соседи стучат по стояку. Я их понимаю. Время – только половина пятого…

Реакция у всех женщин на улице: «Ой, бедная, бедная…» У мужчин: «Какой мужик у нее молодец! Поздравляем!»

Упасть на кровать и заснуть. Проворочаюсь час, два – и все без толку. У меня в ушах крики и визг малышей. Мой мозг пылает от впечатлений и дел прошедшего дня. Оказывается, чтобы заснуть, я должна вспомнить самое-пресамое далекое, порыться в кладовой с давними припасами моего сознания. Я вспоминаю, как пятилетней девочкой была приглашена на елку в старый рабочий клуб при заводе, как мама меня наряжала и сама наряжалась, как мы шли в метель. Вспоминаю, как с трудом открывали мы с мамой занесенную снегом дверь. И стоит мне только эту дверь открыть, как тут же я проваливаюсь в перину Морфея.

Весь двор следит за тем, как мы растем. Наша квартира уже год – объект особо повышенного внимания. Соседи очень чутко реагируют на мои колыбельные. «Ты, Даша, вчера немного фальшивила в пении. А чего про валенки не поешь? Мы уж привыкли», – встречает меня утром сосед, живущий справа. «Рановато ты малышам Пушкина читаешь. Думаешь, поймут?» – вопрошают те, что живут снизу. Зато дальним соседям я, кажется, нарушаю сон. «Вчера всю ночь не спали. В большой комнате свет горел. Я следила!» – «А кто у вас любит чай ночью пить? На кухне в три ночи зажигали…» Бабушки из противоположного подъезда, зевая, улыбаются мне.

Гулять для меня – это просто спасение. Великое спасение. Коляска укачает любого. Когда дети на улице – я превращаюсь в электровеник. Делаю сто дел одновременно: прибираюсь, стираю и готовлю обед, ужин и завтрашнюю кашку одновременно, бегу в магазин. На все про все – час тридцать. Таких рекордов я не ставила, даже когда в школе торопилась на дискотеку. Поэтому мы гуляем, к ужасу всех соседей, и в дождь (стоим три часа под балконом и топчемся на месте), и в сильнейший ураган с градом, и в мороз минус 30 °C. Моя няня в этом году была и заметенным сугробом, и обмороженной сосулькой, и промокшей мышкой. Она и дети выдержали все. Не выдерживает только сердце у соседей. «Ну нельзя же так. Хозяин собаку на улицу не выгонит!» Я всегда отвечаю: «Попробуйте, уложите моих детей днем дома». Когда дети были крохотными, мы гуляли по два раза. Вернее – мы просто жили на улице. Утром четыре часа, вечером четыре часа.