Текст книги "Святость материнства"

ЦВЕТОК ВТОРОЙ. КСЕНИЯ

ЛЕПЕСТОК 1-Й. НЕСКУЧНОЕ ИМЯ

Ксения – полная противоположность старшей, серьезной Лере. Жизнерадостная, крепенькая, вечно бегущая, поющая, неумолкающая черноглазая и румяная малышка. Быстро взрывающаяся и тут же остывающая, увлекающаяся наша «Ксюка» – как она себя в детстве называла. Маленькая она очень на нас обижалась за то, что мы назвали ее «скучным» именем Ксения.

– А как ты хотела бы называться? – поинтересовалась я.

– Яздундокта! – выпалила Ксюша и, подумав немного, – в крайнем случае, Снандулия!

ЛЕПЕСТОК 2-Й. ПРО ПИНГВИНА

Четырехлетняя Ксения возвращается из воскресной школы и с порога спрашивает:

– Мам, а пингвин – парнокопытный?

У меня от изумления падает на пол кастрюля.

– Да зачем тебе?

– Ну как же! – отвечает Ксюша. – Нам сегодня в воскресной школе читали про чистых и нечистых животных (в воскресной школе один учитель на двадцать пять детей, от четырех до семнадцати лет). Кого есть можно было, а кого нельзя. Так он парнокопытный?

– Да нет. Но пингвины у нас всё равно не водятся.

– А если его нам в панихидке принесут? – задает вполне законный вопрос Ксюша.

ЛЕПЕСТОК 3-Й. АЗЫ СВЯЩЕННОЙ ИСТОРИИ

С детишками занимается батюшка. Девочки уже лежат в кроватках, Родион в колыбельке. Папа читает главу из «Священной истории», потом задает вопросы. Старшая, всезнайка Лера, отвечает на вопросы отлично. Ксюша старается тоже. Вопрос:

– Кто по профессии был Иосиф-Обручник? Ксюша, довольная тем, что знает:

– Плотник.

– А что он делал? – спрашивает папа.

– Плоды сторожил! – бойко выкрикивает Ксюша.

ЛЕПЕСТОК 4-Й. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

Все вернулись из церкви и занялись своими делами. Маленькая Ксения всё еще находится под впечатлением службы, надевает на себя какой-то длинный халат, из детской сумочки мастерит кадило и начинает ходить по комнате, изображая дьякона. Так продолжается довольно долго. Все угомонились, я на кухне готовлю обед, и вдруг в абсолютной тишине из детской раздается торжественный Ксюшин басок, советующий:

– Не упивайтеся вином, в нем же есть блу-у-уд!

ЛЕПЕСТОК 5-Й. ПРОСТОЕ РУССКОЕ ИМЯ

На сей раз я провожу викторину со старшими детьми. Ксюшу прошу назвать простое, самое распространенное русское имя. В ответ слышу:

– Сарра!

Тут остается только всплеснуть руками.

– Но почему же Сарра?

– Сарра была женой кого? Авраама! А Авраам был верующий – значит, православный. А если православный, то русский. Значит, и Сарра – простое русское имя.

С чем тут поспоришь? Да еще с ребенком четырех лет.

ЦВЕТОК ТРЕТИЙ. РОДИОН

ЛЕПЕСТОК 1-Й. ЧУДО

Родион – единственный мальчик в нашей семье. Часто девочки объясняют этот прискорбный факт тем, что второго такого мы бы не выдержали. С самого рождения он куда-то бежит, где-то хозяйничает, постоянно падает и разбивается.

В доме очень тесно. Две небольшие комнатки на всех и между ними проходная кухня. Все кровати – двухъярусные. Мебель стоит вплотную, и поэтому со второго яруса кровати можно перешагнуть на шкаф, оттуда прыгнуть на дверь, прокатиться на ней и свалиться на диван. Этим и занимается детвора. Родион – самый бесстрашный. Не думая, совершает этот бесконечный аттракцион, пока я с маленькой Лидочкой на руках вожусь по дому.

Однажды слышу испуганный крик Леры, вбегаю в детскую – и на моих глазах Родя вниз головой летит со шкафа и с глухим стуком падает на пол. Я жду страшного крика, но стоит мертвая тишина. К горлу подкатывает тошнота. Подбегаю к маленькому скрюченному тельцу, поднимаю на руки. Глаза открыты, рот открыт – не закрывается. Лицо белое-белое – никогда такого не видела. Несу Родю на кровать. Начинаю тормошить, плакать. Девочки стоят рядом, притихшие. Батюшка далеко в Москве, только что уехал и вернется через месяц. Вижу, что Родя смотрит на меня, спрашиваю:

– Больно? – Прикрывает глаза – «да». – Где, Родя?

Тянет ручку к голове. Рот так же открыт, не закрывается, сам всё такой же белый. Я не могу больше, ухожу в другую комнату, плачу, молюсь. Немного успокоившись, возвращаюсь, вливаю в открытый ротик глоток крещенской воды, мажу головку маслицем от мощей святого Серафима Саровского. Медленно тянется время. Час, другой, третий – всё то же, никаких изменений. Девочки начинают хныкать, просить есть. А я сижу около Роди, и ужин, естественно, не готов. Тогда открываю банку рыбных консервов, нарезаю хлеб и здесь же, около кроватки, кормлю девочек. Вдруг Родя тянет ручку ко рту, тоже хочет есть. Я, обрадованная, сую ему в открытый ротик кусок рыбы, и тут же у него начинается рвота. Как-то медленно изо рта выползает что-то густое и черное. Я уже не выдерживаю и бегу к соседке через улицу, у которой есть телефон, – звонить в Москву батюшке. Но соседка, узнав, в чем дело, берет всё в свои руки и вызывает «Скорую». Пока я иду домой, подъезжает машина, и вместе с пожилой женщиной-врачом мы входим в дом. Навстречу нам весело выбегает Родион, жуя яблоко. Я понимаю, что меня ждут объяснения за ложный вызов. Но опытный врач усаживает меня на диван и заставляет рассказать все как было. Обо всём случившемся я пересказываю ей и слышу тревожный голос:

– Немедленно в больницу! Необходимо сделать снимок черепа. В лучшем случае – сотрясение мозга, в худшем – черепно-мозговая травма.

Понимая каким-то чутьем, что Родя спасен и ничего этого уже не надо, пытаюсь отказаться: «Я не могу, в моем положении…» (я на седьмом месяце беременности, на руках маленькая Лида). Врач обещает, что мы всё равно окажемся к утру в больнице с ухудшением состояния сына.

– По крайней мере, не давайте ему есть, можно чуточку воды, – получаю совет на прощанье.

Надо ли говорить, что всю ночь я не спала, бегала к кроватке Роди и слушала, дышит ли он? А утром, обойдя его тарелкой каши, я услышала возмущенный рев. И, махнув рукой, начала кормить сына.

Этим же утром к нам заехал участковый врач, увидев отметку о вызове «Скорой помощи» в журнале. Мне пришлось уже в третий раз пересказывать ужасную историю и выслушивать о моем «неразумном поведении». Хотя элемент чуда врачом был все-таки признан.

– Что же спасло его?

И тут Родечка, вертевшийся у нас под ногами, выбегает из комнаты и возвращается с маленькой иконой святого целителя Пантелеимона своей любимой, с которой он пролежал на кровати эти страшные три часа. Суёт икону врачу.

– Красивое лицо, – задумчиво реагирует наш врач и уходит. Позже, успокоившись, я говорила детям об Ангеле-Хранителе: как он подставляет свои могучие крылья, когда ребенок падает, и спасает от верной смерти.

А еще день спустя, я, стоя как всегда у плиты на кухне, слышу тоненький Родин голосок:

– Прыгай, тебя Ангел поймает!

Придерживая живот, бегу в детскую и вижу на том же самом шкафу маленькую Лидочку (и как забралась?) в полной готовности к прыжку.

– Стой! – кричу я и дрожащими руками снимаю ее со шкафа. Вечером провожу беседу на тему: «Не искушай Господа Бога своего».

ЛЕПЕСТОК 2-Й. СКАЗАУ – И СКАЗАУ

Чудесный человек есть в нашей церкви. Тридцатитрехлетний Андрей. Всех нас ласково называет сестричками, никогда не откажет в помощи, ходит на все службы. Часто приходит ко мне, предлагает свою помощь.

Я, конечно, не отказываюсь. Батюшка целыми днями и ночами в делах и заботах, единственный мужчина в доме – четырехлетний Родион.

К тому же, есть возможность человека накормить и поделиться семейным теплом (Андрей живет один в общежитии, родители далеко).

Вот и сегодня, в понедельник, Андрей установил в сервант вместо разбитого детьми стекла лист ДВП и сидит на кухне, ест домашний борщ. Андрей, немного странноватый, рассказывает, как вчера ходил после службы на кладбище гулять и увидел свою могилу.

– Свою? – переспрашиваю я.

– Ну, нет. Имя, отчество – мои, а фамилия не моя. Год рождения опять мой. И так грустно стало: вместо креста на пирамидке звезда. Я написал на листочке «Мама, поставь мне крест» и сунул за табличку.

Слушать это было жутковато. А на следующий день в церковь приехали люди с работы Андрея и рассказали, что он погиб. Во время припадка (Андрей страдал чем-то вроде эпилепсии) он упал и стукнулся виском об угол стола.

Хоронили его наш приход и организация, где он работал. Причем, на работе ему приобрели пирамидку со звездой, но после рассказа о том, какую записку он написал накануне, на могилу поставили большой деревянный крест, сделанный в церкви. От родителей пришла телеграмма, что приехать на похороны они не могут. Андрея все очень любили, и на отпевание и поминки собралось много народа.

Шел Великий пост. Служба каждый день, усталость, масса дел. На девятый день помянули Андрея в трапезной и разошлись. У меня еще мелькнула мысль рассчитать сороковой день, но понадеялась на прихожан – столько их было на отпевании.

И вот как-то в воскресенье я собираю детей в церковь, а Родион вдруг говорит:

– Вари коливу (так он называл кутью).

– Зачем?

– Андрей говорит: «Ешьте коливу – меня вспоминайте».

– Какой Андрей? У него кто-то умер? (У нас в приходе несколько Андреев).

– Да нет, наш Андрей. Он сам умер.

Я с недоверием посмотрела на Родю. Но всё же рассказала батюшке. Тот сказал, чтобы сварила кутью и отнесла в церковь.

– Помянуть никогда не лишне.

Я сварила и в церковь пришла с мисочкой поминальной кутьи. Там подошла к одной «церковной бабушке», бабе Шуре, и спросила, когда сороковой день со смерти Андрея. Баба Шура всплеснула руками:

– Да вчера было!

– Какое там! Три службы подряд, замотались.

– Ну хоть кутью-то сварили? Нет… Я протянула мисочку:

– Вот Андрей просил кутью кушать и его поминать. Придя домой, я долго тормошила Родиона:

– Как Андрей тебе про кутью сказал?

– Пришёу и сказау! (Родечка не выговаривал «л»).

– Но как?

А он непонимающе смотрел на меня своими зелеными глазами и всё повторял:

– Ну, сказау, и сказау.

ЛЕПЕСТОК 3-Й. ГОСПОДИ, ТЫ ЗНАЕШЬ!

Родион всегда удивлял нас. Он не особый фантазер, довольно замкнутый и молчаливый мальчик, хотя и сорванец. Но в свои три-четыре года он иногда говорил такое, что мы понимали: для него открыт такой мир, который для нас (да и для всех) является закрытым. Случай с Андреем был далеко не единственным.

Как-то Родя приболел и лежал в кроватке. Вообще, он болел всегда без каких-либо капризов и слёз. Тихо лежал, сложив руки на груди, держал любимую икону святого целителя Пантелеимона и приговаривал:

– Грешиу, грешиу. Теперь лежи, Родя, не греши.

Но однажды я услышала громкий плач и, подойдя к его кровати, увидела, что он просто заливается слезами.

– Что ты, Родя? Тебе так плохо?

И вдруг он начинает взахлеб просить:

– Мама, молись за бабушек!

– За каких бабушек?

– Которых мы с папой отпевали (Родя с трех лет ходил с папой на отпевания, кое-где помогал, зажигал свечи, подавал кадило).

– Да что такое? – пугаюсь я.

И тут Родя начинает рассказывать:

– Ты думаешь, когда бабушек в гробу в землю опускают, они там остаются? Нет, они глубже проваливаются, падают, падают и так кричат!

И опять просит:

– Молись за них, молись!

– Но я не знаю их. Это вы с папой отпевали. Ты сам помолись.

– Да я молюсь, а они всё равно кричат.

Пришлось мне встать на колени прямо около кроватки и молиться:

– Господи, Ты Сам знаешь, за кого я молюсь. Прости их, спаси и пощади.

Так мы с ним вдвоем и молились. А когда он немного успокоился, то рассказал, что те бабушки, которые верующие были, после отпевания в земле тоже не остаются, падают. Только не вниз, а «на небо».

ЛЕПЕСТОК 4-Й. МАЛЕНЬКИЙ СВЯЩЕННИК

На Пасху мы со старшей Лерой подарили Родиону сшитую из старого материала маленькую розовую ризу. Уж очень он любит играть, как будто он священник в церкви. Риза очень понравилась Роде, и в ближайшее время я услышала из своего «кабинета» – кухни: «Служба началась».

Родион в новой ризе, в руках кадило (вязаное кашпо), Лера и Ксюша поют на клиросе. Родион дает возглас:

– Господу помолимся! Девочки, красиво, на два голоса:

– Господи, помилуй! Родион опять:

– Господу помолимся! Девочки опять, очень красиво:

– Господи, помилуй!

И так раз пять подряд. Родечке четыре годика, больше, видимо, он ничего не запомнил. Лерочка шепотом подсказывает брату:

– О граде сем Господу помолимся. Родион твердо возглашает:

– Господу помолимся.

Девочки отвечают, а Лера шепчет опять:

– Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию.

И тут Родион тихо спрашивает:

– Кто здесь священник?

– Ты, Родечка.

– Тогда Господу помолимся!

И опять бесконечно слышится тот же возглас и красивое пение послушных «маленьких женщин».

ЛЕПЕСТОК 5-Й. ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ

Можно подумать, что Родион – этакий маленький мужичок с большим самомнением. Но это совсем не так. Он на редкость критично к себе относится. Даже в письмах бабушке и дедушке в Москву неизменно подписывается «ваш грешный внучок Родион». И хотя мне он доставляет массу хлопот, иногда обиду и слезы, но никогда не заснет, не раскаявшись, не омыв слезами свои грехи и не выпросив себе прощения.

Вот я после довольно тяжелого дня, расстроенная и, в общем-то, сильно обиженная, подхожу к его кроватке, чтобы благословить на ночь. И вдруг в темноте чувствую, как со второго яруса ко мне метнулось худенькое тело, а ручки обвили шею. Родя горько плачет, приговаривая:

– Прости меня. Как я тебя сильно обижаю!

– Зачем же ты делаешь это? Ведь ты меня любишь?

– Я очень тебя люблю. Я не хочу обижать, а всё обижаю и обижаю. А вот он тебя не любит и мне говорит.

– Да кто он? – непонимающе спрашиваю я.

– А бес. Он тебя не любит. – Потом помолчал и шепотом: – А папу ненавидит.

ЛЕПЕСТОК 6-Й. ХИТРЕЦ

Родион хорошо помнит, как он был маленьким.

Недавно рассказал, что помнит, как он был у меня в животе:

– Было всегда темно, а потом вдруг становилось светло. Это ты вставала на солнышко.

Часто он вспоминает, как маленьким упал со шкафа. Это вспоминается тогда, когда я ругаю его за плохие отметки.

– Что ты хочешь? Ведь я упал со шкафа, стукнулся, а теперь ничего не понимаю.

Но вот он принес пятерку за сочинение по литературе, и я вспомнила его любимое оправдание:

– Вот видишь! Всё ты понимаешь, просто ленишься. А ты – «упал, стукнулся».

– Да нет! Это я по математике стукнулся, а не по русскому.

ЛЕПЕСТОК 7-Й. ПАСТУШОК

Родечка подрос. Стал серьезнее. И разговоры у нас тоже серьезные.

Приближается Рождество. В гимназии идет подготовка к Рождественской ёлке. Распределяют роли. Родион, вернувшись домой, подсел ко мне.

– Мама! Я уже четвертый год всё пастушок да пастушок. Костя – воин, Сашка – фарисей. А я всё пастушок. Почему?

Я вижу его расстроенное лицо и пытаюсь утешить:

– Может, ты вырастешь и станешь пастухом.

– Это как?

– А вот как. Священник – это пастух своего стада. А мы все – овечки у него. На Западе священника так и зовут – пастор. Вот и будешь ты таким пастухом. И поведешь свое стадо вперед и вперед.

Родион, подперев щечку, грустно вздыхает:

– Ох, куда же я их заведу…

ЦВЕТОК ЧЕТВЕРТЫЙ. ЛИДА

ЛЕПЕСТОК 1-Й. «ВОРОНОСТЬ»

Лида – это наша с батюшкой услада. Тихая, кроткая, любящая, трудолюбивая девочка, которая каждый день молится: «Господи! Дай мне дать!» Чудесный, нежный цветок. Наверное, в каждой многодетной семье есть такой «Божий подарок». Всё в этом ребенке радует. Но есть в ней какая-то «вороность»: «Экая ты ворона. Опять все забыла и перепутала!»

Понятно, что это происходит от ее задумчивости, самоуглубленности, но довольно часто она подводит кого-то из нас или даже всю семью.

Однажды в первый день Великого поста батюшка собрал всех детей и перед тем, как благословить их на пост, каждому указал, с каким главным пороком кому надо бороться. Тут были и гордость, и лень, и вранье, и непослушание. Лидочке батюшка долго втолковывал, что нельзя быть такой рассеянной, разбросанной и подводить всех вокруг себя. Лида с большим вниманием выслушивала папины поучения и смотрела на него с такой решимостью, что я внутренне за нее порадовалась.

Наконец кончились наставления всем, включая маленькую Павлочку. Детишки вереницей потянулись к папе под благословение. Получив его, побежали к себе. Последней медленно идет Лида. Не дойдя до комнаты, вдруг возвращается.

– Папа! Я обязательно буду бороться со своим главным грехом! Только я забыла – с каким?

ЛЕПЕСТОК 2-Й. ОТПЕТАЯ КУКЛА

На сей раз Родя с Лидой дома вдвоем (Роде четыре года, Лиде – два с половиной). Оборудовали детскую комнату под церковь. Родя надел свою розовую ризу. Даже сделал из воды и хлеба причастие. А Лидочка – многодетная мама. Собрала своих и чужих кукол, надела им платочки и всех принесла на «службу».

А служба идет. Вот Родик вышел причащать, и Лида одну за другой подносит своих кукольных деток. Я на кухне слышу, как довольно долго длится это действие. Осталась последняя кукла с синими волосами, новая, дорогая, только недавно подаренная дедушкой. Лидочка интенсивно ее трясет и не подходит к причастию.

– Ты что? – спрашивает Родион.

– Она пачет.

– Почему плачет? Причащать не буду, пока не успокоишь.

На какое-то время воцаряется тишина.

– Ну как?

– Все пачет.

– Ну, успокой. – Спустя пять минут: – Что?

– Все пачет.

– Тогда ложь (клади). Отпевать буду.

Из комнаты раздается протяжное «Со святыми упокой», и вот оба выбегают ко мне на кухню и буквально брякают об стол коробку с синеволосой куклой.

– Что вы мне тут бросили? Уберите сейчас же!

– Это мы ее похоронили. Нам некогда, мы еще службу не закончили. Убирая вечером коробку с куклой, я вдруг обнаружила, что голова ее почти отвалилась. Резиновая шея лопнула так, что и не заклеить. Постояв немного с коробкой в руках, я понесла ее на помойку «хоронить», пока дети спят.

ЛЕПЕСТОК 3-Й. БОГОСЛОВЫ

Уже вечер. Дети легли спать в кроватки. У меня наступило время, когда я могу с большей эффективностью заняться делами. Я у «рабочего станка» – на кухне. У Роди с Лидой в темноте идет тихое перешептывание на волнующие темы. Родя:

– Лида! А я решил больше не грешить.

– Здорово, Родя!

– Ну и ты не греши.

– А я не могу, все грешу, – вздыхает кроткая Лидочка.

– Вот я не буду грешить, – развивает тему Родион, – и у меня крылья вырастут.

– Как у Ангела?

– Как у Ангела!

– Ой, здорово! И в церковь опаздывать не будешь. Молчание. Вздох Лиды. Родя переходит в наступление:

– А ты тоже возьми и не греши.

– Не могу я.

– А тогда окажешься в аду. Там страшно и огонь горит.

– А может, там не так страшно?

– Попадешь – узнаешь! – отрезает Родя, и, спустя немного времени, я слышу ровное дыхание двух моих спящих богословов.

ЛЕПЕСТОК 4-Й. МАЛЕНЬКАЯ ХОЗЯЙКА

Когда родилась маленькая Павлочка (седьмая), я вдруг неожиданно вышла на работу. Дело в том, что наш приход открыл православную гимназию (то есть общеобразовательную школу, но с христианским направлением образования). Гимназия должна была оправдывать свое название, а значит, в ней должны быть такие предметы, как греческий, латинский, мировая художественная культура. Вот по МХК как раз и не нашлось специалистов в нашем маленьком городе. А я окончила Московский архитектурный институт, и батюшка попросил выручить гимназию. Я долго отпиралась. И лишь тогда, когда отец Андрей очень строго меня благословил быть учителем, я стала им.

Трудно было очень. Маленьких детей: Фросю, Соню, Павлу – приходилось оставлять дома одних и убегать на уроки. Иногда, когда дома оставалась Лидочка, я была за малышей спокойна. Конечно, на перемене старалась быстренько позвонить домой.

– Лидонька, лапонька, как вы там?

– Всё хорошо! – раздается тоненький голосок.

– Детей накормила?

– Да.

– Павлочке суп протерла?

– Протерла.

– Как она ела?

– Хорошо. Все съела и укакалась.

– Ты ее помыла?

– Помыла.

– Баиньки уложила?

– Да.

– Давно?

– Уже час спит.

– Ну, молодец! Я скоро приду.

– Ага… А кто это?

ЦВЕТОК ПЯТЫЙ. ЕФРОСИНЬЯ

ЛЕПЕСТОК 1-Й. «НЕОТСТУПНАЯ ВДОВА»

Фрося – крепкий, черноглазый и очень настырный человечек.

Батюшка называет ее «неотступная вдова», есть такой образ в одной из притч Евангелия. Если Фросе чего-то надо, она может часами ходить по пятам, бесконечно бубнить басом, пока голова ничего, кроме ее требования, воспринимать не будет. Есть надежда (и мы молимся об этом), что нам удастся направить этот «ледокол» в нужном для Церкви направлении. Но пока Фрося добивается того, чего хочет. А хочет она постоянно есть.

Фросеньке полтора года. Недавно покормила ее завтраком, отправила играть, а сама начинаю варить наше ежедневное «ведро» супа, чтобы успеть к обеду. Стою у плиты, вдруг слышу сзади себя басок. Фрося поет: «Отче наш…» (эту молитву мы поем перед каждой едой, и Фрося это хорошо усвоила). Я оборачиваюсь и объясняю Фросе, что обед будет нескоро, я только начала готовить. Фрося внимательно слушает мое объяснение и вразвалочку уходит.

Спустя минут пятнадцать я вздрагиваю от Фросиного баса:

– О-о-отче на-а-а-аш…

– Фрося! – начинаю я доходчиво объяснять: суп варится долго, а я только режу. Смотри, еще не дорезала. Когда сварю, я тебя позову. И вообще, ты хорошо позавтракала. Иди, поиграй.

Фрося сразу уходит. Но когда я наконец засыпала все овощи в кастрюлю и закрыла ее крышкой, за спиной раздается громкое «Отче наш».

Я уже сержусь и просто приказываю Фросе уйти. Наконец приступаю ко второму. Суп благополучно булькает. Но что это? Знакомый голос изголодавшейся Фроси взывает к Отцу Небесному, и я не выдерживаю, наливаю ей полусырой суп, потому что впереди еще целый день, я нужна детям. И мне надо сохранить свои силы.

ЛЕПЕСТОК 2-Й. МАЛЕНЬКАЯ ЗАЩИТНИЦА

В город за пиломатериалом приехали две монахини из известного по всей России монастыря. В семь утра они уже были у нас дома – активные, громкоголосые, уверенно выполняющие возложенное на них послушание. Батюшка в отъезде, а я немного растерялась перед такими деловыми гостями. Сразу показалось, что они заняли весь наш маленький домик как хозяева, а я у них в гостях. Постоянно слышалось: «Мать Ольга – туда; мать Ольга, где?». Я поспешила накрыть стол, выставила все наши сибирские деликатесы. Помолились перед едой, и дородная мать В. сама благословила мою стряпню и приглашающе указала на стол. Я присела и поела вместе с ними. После еды матушки оккупировали телефон и переговорили с несколькими городами в разных концах России.

И тут проснулись дети. Высыпали горошком из детской и стали знакомиться с гостями. Я тихонько присела в сторонке.

Но вот на сцену выступила Фрося. Четкой походкой она подошла к матери В. и задала свой первый вопрос:

– Ты что, игуменья?

– Нет, – растерянно ответила мать В.

– Тогда почему ты такая толстая? – раздался вопрос номер два. Мать В. упала на диван и совершенно по-детски парировала:

– А ты сама толстая.

– И то верно, – философски ответила Фрося и отошла ко мне. Я беру Фросю на руки, обнимаю и целую. Она с горячностью осыпает мое лицо поцелуями, как бы говоря: «Не бойся, я тебя в обиду не дам».

– Я знаю, – тихонько шепчу ей на ушко.

И вдруг в доме всё встало на свои места. Гостьи притихли, а я в душе рассмеялась: «Моя маленькая защитница».

ЛЕПЕСТОК 3-Й. ПРО ВЕРМИШЕЛЬ

На общей вечерней молитве Фрося молится дольше всех. У нее очень близкие отношения с Богом, и она скрупулезно благодарит Его за все те радости, которые Бог послал ей в этот день.

– Боже! Благодарю Тебя за вкусную кашу. И за борщ, и за котлеты. Господи, благодарю и за булочки с маком, компот, чай и морсик. Благодарю Тебя за запеканку со сметаной и конфеты!

Я научила старших детей не смеяться над молитвой малышей, а тут сама еле сдерживаю улыбку. Наконец Фрося замолчала, и я даю слово следующему ребенку. Тихо льется детская молитва. Вдруг она прерывается громким возгласом Фроси:

– Забыла! Забыла! Ой, забыла!

Мы все в испуге подскакиваем. Я объясняю, что прерывать чужую молитву нельзя. Прошу Фросю потерпеть. После окончания молитвы Фрося, наконец, получает слово:

– И за вермишель, Господи, спасибо! – выпаливает она и блаженно вздыхает.