Текст книги "ИСП – 65!"

Русяева Екатерина

Русяева Екатерина Евгеньевна. Родилась и живу в городе Комсомольске-на-Амуре Хабаровского края. Начала писать стихотворения еще в детстве и не представляю жизни без творчества. Являюсь членом Союза российских писателей.

Мечтаю, чтобы люди в любых ситуациях читали стихи.

* * *

 
Я бы никогда не прошла мимо.
Я предчувствовала тебя сердцем.
И душа распахнулась игриво,
Словно ты был ее владельцем.
 
 
Я тебе уступила покорно,
Ты не пристань, моя обитель.
Я не стану сражаться притворно,
Для меня ты уже победитель.
 
 
Мы друг друга всегда улыбались,
Ждали часа, что вдруг наступит.
А теперь я сама удивляюсь,
Как жила без тебя, мой спутник.
 
 
Каждый день, что с тобою рядом
Ты наполнил палитрой красок.
Ты мечта. Без тебя не надо
Никаких мне чудес и сказок.
 
 
Мы создали наш мир заветный,
Наши тайны от прочих скрыли.
Мы пытаемся жить неприметно,
Будто люди до нас не любили.
 
 
Пусть с тобою я крайне ранима,
Глубоко ты так врезался в сердце.
Как я счастлива не пройти мимо
И отдать свою душу владельцу.
 

* * *

 
Если Богом тебе дано
Испытать очень нежное чувство,
Ты тогда береги его,
Ведь любовь – это тоже искусство.
 
 
Восторгайся моментом любым,
Доверяйся счастливым мгновениям.
Не терзайся вопросом пустым:
«Скоро ль страсть испытает забвение?»
 
 
Если хочется делать, твори.
Не скрывай благородных желаний,
Не бывает позора в любви,
Не бывает напрасных стараний.
 
 
Ты сердечность свою отдавай
Бескорыстно и великодушно.
Лишь другому ты не запрещай
Оставаться к тебе равнодушным.
 
 
Не считай сухость сердца грехом,
Ведь любовь – это в жизни феномен.
Блажен тот, кто одарит теплом.
Кто-то вовсе любить не способен.
 

* * *

 
За жизнь свою следует биться:
Она благосклонна к бойцам.
Хоть нам не решать, кем родиться,
Кем сгинуть решать только нам.
 
 
За жизнь свою нужно сражаться,
В печали свой толк находить.
Так просто судьбе своей сдаться,
Сложнее свой путь изменить.
 
 
За жизнь свою стоит бороться.
Ведь жизнь − драгоценнейший дар.
Она лишь однажды дается
И скорый имеет финал.
 

* * *

 
Оставайся самим собой.
На других никогда не равняйся.
Ты неправильный, но живой.
В тот особенность. Не притворяйся.
 
 
Не лукавь, что ты лучше, чем есть.
Не разыгрывай образ примерный.
Сохраняй в себе совесть и честь
И себе оставайся лишь верным.
 
 
Поступай и живи по душе.
Ты плыви даже против течения.
Не придумывай лживый сюжет,
Лишь бы только не стать всем мишенью.
 
 
Отправляйся в отчаянный бег,
Даже пусть он и будет далёким.
Будь собою всегда, человек.
В жизни нету несложной дороги.
 

Элеонора Тихонова

«Творчеством занималась всю сознательную жизнь, писала стихи, работала инженером-экономистом и разработчиком автоматизированных систем управления, печаталась в местной печати».

* * *

 
Есть точка планеты, где жизнь как скольжение.
Имеет та точка свое притяжение.
Там Космос выходит на связь напрямую.
Я там не грущу и я там не ревную.
Там море не море, и волны как дети
Рождаясь, резвятся при утреннем свете.
И тихо под вечер они затихают,
И там я не знаю, кто я такая.
 

* * *

 
Венчанье… Венчанье мое состоялось!
Венчание с Богом, венчанье с судьбой.
Спасибо, что в жизни одна не осталась!
Спасибо за радость, спасибо за боль!
 
 
Колышется свод голубой и бездонный,
На небе ни облачка. Вот так дела,
Что в это дождливое лето погода,
Встряхнувшись, взяла и согрела меня.
 
 
И солнце в зените,
И истинно бабье мечта и свобода
Так рано спешит. И все бы «О’кей!»,
Но где-то в тумане
Мне старость и немощь грозит без затей.
 

* * *

 
Нас судьба одарила встречей
И согрела теплом,
Чтобы каждый последующий вечер
Нам встречать непременно вдвоём
Как плафоны двойного бра,
Чтоб не сгорала как свечка,
И досада обидой не жгла.
 

* * *

 
Листья кружат над садом,
Мне от жизни уже ничего не надо.
Много было обид и затей,
Но закат надо мной заалел.
 
 
Верить в судьбу несложно.
Лишь бы не было ложью
Все то, что память хранит,
На души взвалив как гранит.
 

Иванов (Урмары) Дмитрий

Иванов (Урмары) Дмитрий Аркадьевич – кандидат медицинских наук, доктор философии в области психологии и соционики, доцент, врач-психиатр высшей категории, полковник медицинской службы запаса, член Всеукраинского творческого союза «Конгресс литераторов Украины».

В 1991 году окончил Военно-медицинскую академию в г. Ленинграде.

Автор более 100 научных трудов, 9 монографий.

Опубликовал 2 книги со своими стихами, афоризмами, новеллами. Печатался в различных сборниках.

В 2017 г. издал объёмный труд «Республика Чувашия – Волжская Болгария: происхождение чувашского народа и этнокультурные особенности чувашей (с I века по наше время)».

В 2015 г. переехал в Республику Крым, где живёт и работает в настоящее время.

Экзамен

– Вы свободны, уважаемый, два балла, – тихим голосом сказал профессор, абсолютно потерявший интерес к уходящему экзаменуемому, – следующий!..

Шёл 1958 год. Разгар гонения на генетиков-последователей Н. И. Вавилова. Реабилитирован великий учёный будет много лет спустя. А сегодня безраздельно царствовал Т. Д. Лысенко. Позже Трофим Денисович Лысенко будет признан лжегенетиком, который каким-то образом нашёл подход к вождю народов И.В. Сталину и получил индульгенцию в области генетики. В результате «вейсманисты-менделисты-морганисты», или «формальные генетики», как стали называть классических, передовых генетиков (оппонентов Т. Д. Лысенко), были объявлены вне закона. Табу на генетику было снято только в 1965 году, однако инерция «лысенковщины» продолжается и по сей день.

Ленинград. Военно-медицинская академия имени С. М. Кирова. Экзамен по биологии.

− Присаживайтесь, – безразлично произнёс профессор, глядя на подходящего к нему слушателя, – отвечайте на первый вопрос.

− Первый вопрос у меня отражён во втором вопросе, – промолвил Аркадий.

− Как так, этого не может быть? – вскинул брови профессор. – Ну давайте посмотрим: первый вопрос у вас «Дождевые черви», а второй вопрос «Беспозвоночные», м-да, дождевые черви действительно не имеют позвоночника… ну ладно, отвечайте на второй вопрос.

– А второй вопрос я не знаю, – сказал слушатель.

– Ха-ха-ха! – не выдержал профессор и протяжно расхохотался, повторяя сквозь смех: – Первый вопрос у него отражён во втором вопросе, а второй вопрос он не знает! Сорок лет работаю, но такого я ещё не видел!

Ну а как у вас с третьим вопросом? – продолжая усмехаться, но с некоторой заинтересованностью и слабой надеждой спросил профессор.

Он (профессор) поймал себя на мысли, что ему нравится этот нахальный слушатель, однако если Аркадий продолжит в том же духе, то он просто не оставит ему, экзаменатору, выбора.

Но Аркадий третьего вопроса ждал. Третий вопрос касался генетики, а Аркадий любил генетику, он был болен генетикой, он мог говорить о генетике часами и даже в стихах. И, относя себя к когорте «формальных генетиков», Аркадий поудобнее расселся на стуле, многозначительно расправил плечи и, смакуя каждое слово, воинственно начал отвечать на последний, третий вопрос. Он говорил как достаточно зрелый классический генетик.

Это был смелый поступок. Идеи классической генетики в конце 1950-х годов высказывали только полушёпотом, за них могли отчислить из учебного заведения, сломать карьеру, даже посадить. Всё зависело от уровня образованности «еретика» и его способности заражать окружающих… Но в тот момент Аркадий не думал о последствиях. Он был «опьянён» аурой ситуации, которая позволила ему открыто бороться за торжество разума и высказать свой взгляд на важнейшие, как он считал, проблемы не кому-нибудь, а профессору одного из самых престижных учебных заведений в мире.

Аркадий говорил десять минут, двадцать минут, тридцать минут, но профессор молчал, чуть приоткрыв рот, и не перебивал слушателя. Аркадий уже давно вышел за рамки вопроса, но профессор продолжал внимательно слушать.

Поначалу профессор лишь изредка задавал уточняющие вопросы, а затем и сам стал завершать мысли Аркадия, опережая слушателя. Увлекшись, они не заметили, как остальные слушатели прекратили подготовку к своим билетам и, приблизив стулья к экзаменационному столу, с интересом наблюдали за общением двух одержимых людей.

Спустя час, когда наступило отрезвление, Аркадий вдруг понял, перед ним – завуалированный «формальный генетик», последователь Н. И. Вавилова. Профессор также ощутил родственную душу и был по-настоящему счастлив. Он еле сдерживал слезы. Это был настоящий бальзам на душу старому человеку. Вот такие были раньше учёные!

– А почему же вы на первые два вопроса не ответили? – вдруг спросил профессор.

– Я экономил время для третьего вопроса, – пошутил Аркадий.

– Вам удалась интрига, но уж извините, больше чем «отлично» поставить не могу, – попрощался профессор со слушателем.

Тем слушателем был мой отец, Аркадий Иванович. Полвека спустя он выскажется, может быть категорично, но слова его привести стоит: «Врач, не имеющий представления хотя бы об основах генетики, не может до конца реализоваться в своей профессии».

Андрей Сергеевич Чистович – дружба профессора со слушателем

Описанные события происходили в 1960-е гг.

– Случевскому-то пишете, а меня забыли… – обижался Андрей Сергеевич Чистович на Аркадия Ивановича Иванова, когда у них много лет спустя прерывалось общение (здесь имеется в виду Случевский Измаил Фёдорович – видный советский психиатр, научные дискуссии которого с не менее знаменитым психиатром А. С. Чистовичем вызывали огромный интерес у учёной общественности).

Андрей Сергеевич Чистович (крупный психиатр) вместе со своей женой Зоей Николаевной не раз приглашал Аркадия (слушателя Военно-медицинской академии) и его невесту Зою (тёзку жены Андрея Сергеевича) к себе домой на ужин.

Андрей Сергеевич являлся интереснейшим собеседником, великолепным рассказчиком, мастером слова.

– Мне по душе люди такого склада, как Аркадий, – как-то сказал за столом Чистович, – несгибаемость в принципиальных научных вопросах, оригинальное мышление, светлые морально-духовные ценности, необычный слог.

Бывало, что Аркадий приезжал к Чистовичу и в одиночку. Им всегда было о чём поговорить. Аркадий преклонялся перед научными открытиями Ивана Петровича Павлова (первого русского Нобелевского лауреата, 1904 г.), а Андрей Сергеевич в своё время работал под руководством великого физиолога И. П. Павлова.

Кроме того, Аркадий Иванов много расспрашивал Андрея Сергеевича о психиатрах старой школы, об их подходах к диагностике и лечению, о династии Чистовичей ещё с царских времён…

Иногда Чистович доверял Аркадию выступить вместо себя на солидных Всесоюзных конференциях.

А был случай, когда Андрей Сергеевич пришёл на съёмную квартиру слушателя Иванова в районе 17.00 и, не застав его дома (они разминулись буквально на пять минут), оставил записку такого содержания: «Аркадий Иванович! Профессор [такой-то] заболел, прошу вас выступить с докладом по генетике, вы – сможете, вам ведь не надо готовиться? Заседание сегодня в 19.00. Чистович». Это было за два часа до межкафедрального семинара.

…После вступительного слова, семинар начался с выступления Иванова, его же выступлением семинар и закончился в час ночи, вернее, дискуссиями вокруг этого выступления. Разгорелись жаркие споры, которые продлились более чем пять часов.

Одна женщина, профессор биологии, не выдержав «насилия» над общепринятой в то время «лысенковщиной» (во времена преследования последователей Н.И. Вавилова), с крайним возмущением произнесла:

– Вы что, не разделяете постулаты мичуринской биологии?!

– Какой-какой биологии? – переспросил слушатель с некоторой издёвкой.

– Мичуринской! – Профессор с раздражением перешла на крик.

– Вам, как профессору, должно быть известно, что такой биологии не существует! – твёрдым голосом сказал Аркадий. – Есть мичуринское направление в биологии (во всяком случае, пока ещё есть), но не мичуринская биология!

Со стороны это выглядело так, будто молодой строгий учитель отчитывает нерадивую ученицу в зрелом возрасте.

Впоследствии в одной из поздравительных открыток своему ученику (уже Главному специалисту Среднеазиатского военного округа) А. С. Чистович напишет так: «Бесстрашному Аркадию Ивановичу – человеку, который не сгибался даже в смутное время генетических предрассудков и мозговых парадоксов…»

Однажды, встретив Аркадия, Чистович сообщил своему ученику, как ему казалось, радостную весть:

– Аркадий Иванович! Я включил вас в свою статью как соавтора. Вы не против?

И, как само собой разумеющееся, перешёл на другую тему разговора.

– Подождите-подождите, в какую статью? На какую тему? Я должен прочитать её для начала, – начал возмущённо горячиться «соавтор», прерывая дальнейшее развитие разговора.

– Аркаша, статья посвящена инфекционной природе психозов, мы это обсуждали. Я не мог вас найти, а время поджимало, поэтому статью уже отправил. А содержание статьи здесь, – как-то растерявшись, промолвил Андрей Сергеевич и протянул несколько листов бумаги с распечатанной на машинописной машинке копией текста.

После прочтения статьи, Аркадий заявил:

– Я не согласен, вернее, не совсем согласен с тем, что здесь изложено, поэтому мою фамилию надо убрать.

– Но статья уже в Москве! – удивился такой реакции профессор.

– Отзывайте статью, Андрей Сергеевич, моей фамилии там быть не должно! И кто вам дал право включать меня в соавторы без моего разрешения? – твёрдо сказал слушатель военно-медицинской академии Аркадий Иванов.

Чистович согласился…

– Ты должен много работать, и тогда быть тебе академиком, – не раз повторял Чистович вслух и в письмах Аркадию Ивановичу Иванову.

Филиппова Нина

Родилась и окончила школу на Камчатке.

После окончания Казахского политехнического института работала по специальности в Алма-Ате, на киностудии «Казахфильм» в должности замдиректора картины. После Высших курсы сценаристов и режиссёров при Госкино СССР в Москве – кинодраматург.

Мастерская Валерия Фрида.

До экрана дошли два полнометражных сценария: один – на студии Роллана Быкова в Москве, другой – в Алма-Ате на коммерческой студии «Фортуна».

Фрагмент повести «Источник жажды»

…Рахметулло взглянул на Арифа и воскликнул:

− Ты безбожно искренний человек! Это похвально, конечно… Но вот эта «звезда по имени Солнце» греет и лучших, и худших. И не только таких искренних людей, как ты, но и самых подлых лжецов. – Он показал в сторону реки «вожделений». − И вот эта похоть, которая кувыркается в речке, и наша воля, простая человеческая жадность и великая щедрость – такие растения имеют свои корни, крону и время цветения…

− Наша воля? – переспросил Ариф.

− С помощью «хочунчиков» большинства людей мы обязаны достигать своих целей. Ты никогда не думал, что благодаря личным устремлениям многих, к их большому удовольствию, можно сделать из целых стран подстилку для себя? Ну, неважно, для нас с тобой, например, или для твоего народа, если ты такой заботливый. И при этом все слои этой подстилки будут иметь исключительные манеры, редкую национальную самобытность и горы еды на душу населения…

− Я люблю спать на жёстком.

− Это я понял. Но послушай гул этой реки. Я даю людям то, чего жаждут их несчастные души. Слышишь, как им хорошо? И вот, когда от этого бесконечного кайфа укус комара им покажется выстрелом в спину, мы войдём в них как нож в масло. Нам даже шашкой махать не придётся. А пока я дарю им блаженство. Нирвану. Я дарю им НИЧТО. Разве ты не хочешь того же?

− Я хочу сверхцель…

– Ах ты, Господи! Твоя высшая цель с потолка не падает. Это преодоление, напряжение. Жертвы. Это насилие. Люди его боятся. Они не видят в нём никакого смысла. Они хотят просто хорошо жить и уверены, что остальное сделает само время. Они не хотят знать и надеются обойтись верой… Ты для них − кость в горле. И река эта рано или поздно собьёт тебя с ног или заставит плыть по течению… Ладно, не будем о грустном. Смотри, ребятишки тебя заждались…

Ариф пошёл к ним, мальчишки тут же окружили его:

− А что такое философия единоборства? А что такое дух каратэ?.. – кричали они, перебивая друг друга. – Какой дух! Дал в лоб – и общий привет…

Ариф обратился к самому громкому:

− Кого ты любишь больше всего?

− Папу, – неожиданно тихо ответил мальчик

− Теперь наберись храбрости и представь, что ты долго-долго искал своего отца, ждал встречи с ним, жил ожиданием этой встречи. И хоть в поисках его ты упёрся в стену, ты нашёл его! Ты увидел его прибитым к этой стене. Намертво прибитым ржавыми скобами! Кто-то постарался и вогнал ему пику между рёбер. Пику для верности. Я ведь не об отце именно говорю: это твоя самая сокровенная мечта прикована этими скобами, это твоя самая единственная надежда истекает кровью. И ты даже не знаешь. Кому мстить. Ты никогда не хотел никому мстить. Но с последним вдохом отца взрывается твоё прошлое и исчезает будущее. Как Земля не знает, что подчиняется Солнцу, ты не знаешь, куда направлен огонь, который бушует в тебе. Ты следуешь, не слыша. Ты превратился в шаровую молнию и сожжёшь любого бешеного пса на твоём пути. Так убивает пустота твоего сознания. Это и есть дух каратэ. – Ариф нанёс в лицо мальчика удар, удержав кулак в миллиметре от его лба, но мальчик не моргнул даже. Ариф чуть улыбнулся и растормошил его. – Но если вдруг ты вспомнишь о друзьях или о чебуреках, слышишь меня? Или вот обо мне, например, молния погаснет, и тот бешеный пёс вцепится в твоё горло. Поэтому надо следовать, не слыша. Так у тебя появляется шанс достичь тех берегов, о которых ты раньше не подозревал…

Опустив глаза, Рахметулло слушал, стоя неподалёку. Ариф сел на песок и сказал:

− Хватит на сегодня. – Но притихшие пацаны, широко раскрыв глаза, ожидали чего-то невероятного и расходиться не собирались. – По домам! Всем искупаться и смотреть на небо, на звёзды перед сном…

− Концерт окончен, пацанва, дёргай отсюда! – подтолкнул мальчишек подошедший Камаль и получил от них пару тычков бок.

− Пойдём! – позвал Рахметулло и присел на корточки рядом с Арифом. – Пойдём, я приглашаю. У меня шашлык на огне, мёд свежий.

Ариф спросил, поднимаясь:

− У вас акцент? Откуда вы?

− Когда-то я закончил профтехучилище в Душанбе. Простое советское ПТУ с бандитским уклоном. Там книжек и начитался.

…Если бы не шашлык на горячем мангале, землянку, к которой они подошли, даже с расстояния двух метров было трудно заметить. Камаль выносил из-под земли продукты. Рахметулло дал Арифу шампур, унизанный кусочками мяса:

− Попробуй, попробуй! – сказал он, – Классное мясо. Это Камаль маринует.

Камаль тем временем вытащил из-под земли деревянный ящик, вооружился топором и, усердно сопя, выдёргивал гвозди из крышки.

– Знаешь, какое главное его достоинство? – спросил Рахметулло, показав шампуром на Камаля. – Он умеет сгибаться под сильным ветром. Никакой ураган не сломает его и не вырвет с корнем. Он выживет там, где ты бы, например, не смог. Потому что ты примешь бой. А он расстелется просто и переживёт всех. В нашем деле такими людьми грех пренебрегать. К тому же он вызывает доверие добротой своей, мягкостью, любовью даже тогда, когда исполняет очень злую волю. Очень злую.

Камаль открыл крышку ящика. Рахметулло взял оттуда одну винтовку, протёр слегка, собрал и выстрелил в направлении полуразрушенного дома… Отложил в сторону, взял другую итоже произвёл только один выстрел в том же направлении. Протирая третью, Рахметулло спросил:

− Самад сказал мне, что ты из ГБ?

− Да ну его! – отмахнулся Ариф.

− Посмотри, – Рахметулло дал Арифу бинокль. – Сколько дырок от пуль в этой стене, столько стволов побывало в этом подземелье.

Ариф посмотрел, куда стрелял и показывал Рахметулло: одна стена саманного дома была выложена из деревянных шпал, и на всю эту стену дырками от пуль была нарисована «Сикстинская мадонна», вернее, её пулевое подобие.

− Ангелов ещё нету по углам, – сказал Рахметулло и сделал следующий выстрел, потом ещё – из каждой винтовки – по одному: плечо, шея, бровь, глаз…

На отстрелянном ящике Камаль поставил крестик. Под крышкой следующего контейнера лежали автоматы.

– И гранатомёты есть?! – пошутил Ариф.

– Много чего есть, – рассмеялся Рахметулло, но из них – картина смазанная выходит, разносят всё. Деталей не видать. Хочешь пальнуть?

– Испорчу шедевр. В кино настрелялся.

– Не одобряешь. Понимаю. Но все известные полотна в истории именно так написаны. Ты же сам говорил о высшей цели. Но чтобы дальше прыгнуть, надо сильней качнуть. Нарушители равновесия – первые отблески будущего прорыва, – смеялся Рахметулло, стреляя из оружия, которое подавал ему Камаль. – Может быть, это и есть главное призвание таких людей, как я. И не только в смысле стрельбы…

И на этом ящике Камаль поставил крестик.

− Да… – вернул бинокль Ариф, – красивая картина выходит! Но копия.

Рахметулло повесил бинокль себе на шею:

− Ну… Тебя послушав, может быть, своё полотно я напишу другими красками…