Текст книги "Сказочные истории"

Сказочные истории

© Н. А. Дехтерёва, наследники, пересказ, 2020

© Б. А. Дехтерёв, наследники, иллюстрации, 2020

© АО «Издательский Дом Мещерякова», 2020

Волшебная флейта

ВОЛЬФГАНГ АМАДЕЙ МОЦАРТ

(1756–1791)

Однажды молодой сын короля, принц Тамино, охотился в глухом, дремучем лесу. Тамино был смелым и ловким охотником, но на этот раз его постигла неудача. Весь день бродил он по лесу, но так и не подстрелил ни зверя, ни птицы. Только зря истратил все свои стрелы. К тому же и заблудился. Шёл сам не зная куда.

Но вот лес поредел, и вскоре Тамино вышел на опушку. Перед ним открылась мрачная местность, вокруг только камни да суровые голые скалы. Тамино стоял и удивлённо осматривался.

И вдруг что же он видит?

Из расщелины скалы выползла огромная страшная змея. Вот она приближается к нему…

Что оставалось делать? Ведь Тамино был безоружен!

Он бросился бежать, а змея, извиваясь, с необыкновенной быстротой поползла за ним.

Тамино бежал что было сил, он понимал, что змея вот-вот его настигнет.

– Помогите! Помогите! Спасите! – кричал бедный юноша.

Наконец силы вовсе оставили его, и он упал без чувств.

Змея уже готова была кинуться на принца, но в это самое мгновение появились три феи в чёрных одеждах. В руках феи держали копья и разом метнули их в змею. Копья вонзились в чудовище и убили его на месте.

Феи наклонились над юношей, который всё ещё не приходил в себя, и увидели, как он красив. Они решили рассказать о нём своей повелительнице, Царице Ночи: это были её придворные дамы.

Феи исчезли.

Вскоре Тамино очнулся и увидел неподалёку мёртвую змею. Он не мог ничего понять:

«Что произошло? Кто сразил чудовище?»

Но тут послышалась весёлая песенка, а затем появился и тот, кто её напевал. До чего же это было забавное существо! Только представьте себе: человек в костюме из разноцветных птичьих перьев! И весь увешан клетками, в которых были птички!

– Кто ты такой и как тебя зовут? – спросил Тамино.

– Меня зовут Папагéно. Неужели ты не слыхал обо мне? – воскликнул смешной человечек. – Так слушай!

И он запел:

 
Известный всем я птицелов,
Я вечно весел. Тра-ля-ля!
Меня все знают, стар и млад,
Хоть я не знатен, не богат.
 

Всё, что ты видишь вокруг, – продолжал Папагено, – это владения Царицы Ночи, ты попал в её царство. А я служу ей, ловлю для неё пташек.

– Уж не ты ли спас меня, не ты ли убил змею? – спросил Тамино.

– Ну конечно я, – ответил Папагено с важным видом. – Кто же ещё мог совершить такой подвиг?

Не успел он это сказать, как вновь появились три феи. Одна держала кувшин с водой, другая – камень, а третья – большущий висячий замок.

– Всё это мы принесли тебе, Папагено, в наказание за то, что ты болтлив, хвастлив и к тому же лжёшь, – сказала первая фея. – Вместо вина получай воду, вместо хлеба – камень. А вместо сладкой груши – вот это.

И повесила бедному хвастунишке на рот замок.

Затем феи рассказали Тамино, что это они избавили его от гибели и что Царица Ночи, в знак особого к нему расположения, посылает ему портрет своей дочери, прекрасной Пами́ны.

Едва глянув на портрет принцессы, Тамино пленился её необычайной красотой и горячо полюбил Памину.

– Знай же, благородный юноша, – продолжали феи, – Памина, дочь нашей повелительницы, похищена. Она томится в плену у злого волшебника Зарáстро. Спаси Памину!

– Я готов немедля идти выручать Памину! – ответил юноша с жаром. – И спасу её, чего бы мне это ни стоило!

Тут раздался гром, дрогнула земля, и появилась сама Царица Ночи, грозная и величественная.

– Не бойся меня, принц, – сказала она. – Я знаю, ты благороден и смел. Ты сумеешь спасти мою дочь. Сама я бессильна против злодея, который украл её у меня. Освободи Памину, и она станет твоей женой, обещаю тебе. Тебя ждут счастье, несметные богатства и слава.

Сказав это, Царица Ночи исчезла.

А бедный Папагено всё это время стоял, не в силах произнести ни слова. Он только тряс головой и жалобно мычал.

К радости Папагено, одна из фей сказала ему:

– На этот раз Царица Ночи милостиво прощает тебя.

И сняла замок.

– О, какое счастье! – воскликнул птицелов. – Мой язык снова на свободе!

– Да, но не давай ему воли, – остановила его фея. – Не вздумай опять лгать и хвастать. В другой раз тебе не будет прощения. Лгуны заслуживают того, чтобы им вешали на рот замок.

– Нет-нет! – воскликнул Папагено. – Никогда в жизни больше не солгу.

– А ты, Тамино, – обратилась к принцу другая фея, – прими от меня подарок. Я дарю тебе флейту. Она поможет тебе в пути, будет тебя веселить. Смело иди ко дворцу Зарастро и не страшись опасностей.

Тамино взял флейту и приложил её к губам. И что же? Она сама заиграла, да так чудесно! Сердце Тамино преисполнилось радости и отваги. Конечно, он непременно найдёт и спасёт Памину!

– А я имею честь кланяться, – поспешно сказал Папагено принцу. – Нам не по дороге.

– Кланяйся сколько твоей душе угодно, – сказала третья фея, – но тебе, Папагено, придётся отправиться вместе с Тамино. Ты будешь ему слугою и товарищем в трудном пути. Так приказала Царица Ночи. И для тебя тоже есть подарок, вот эти колокольчики. Они могут сослужить тебе службу, звон их заставит плясать каждого.

Как ни отнекивался трусишка Папагено, пришлось ему подчиниться. И оба они, Тамино и птицелов, пустились в дальний путь выручать принцессу Памину из неволи.

Долго-долго шли они, пробираясь через лесные чащи, высокие горы и бурные потоки. Дорога была нелёгкой. Тамино то и дело наигрывал на своей флейте, и у него становилось радостнее на душе.

Но вот, после многих дней скитаний, путники увидели сквозь густые заросли деревьев высокий дворец Зарастро.

– Наконец-то мы у цели! – радостно воскликнул принц. – Поторопимся, Папагено!

– Зачем так спешить? – возразил трусливый Папагено. – Впрочем, принц, иди вперёд, а я пойду за тобой следом, сторонкой… Я тебя догоню.

И Папагено нырнул в лесную чащу, оставив Тамино одного. Папагено шёл не торопясь, опасливо поглядывая на башни дворца Зарастро, возвышавшиеся вдали. И вдруг впереди послышались крики. Огромный мавр силой тащил за собой прекрасную девушку, а та плакала и звала на помощь.

Увидели друг друга мавр и Папагено и в ужасе кинулись в разные стороны. Мавру ещё никогда не приходилось встречать человека в птичьем оперении, а птицелова напугал огромный рост и грозный вид мавра. Но любопытство пересилило в Папагено страх. Он вскоре вернулся и спросил девушку, кто она такая.

Каково же было его удивление, когда он узнал, что перед ним сама принцесса Памина!

– Как ты очутилась в лесу? И куда тащил тебя огромный страшный человек?

– Это мавр Моностáтос. Зарастро приказал ему быть моим стражем, а Моностатос стал уговаривать меня, чтобы я вышла за него замуж. Я так перепугалась, что тайком убежала из дворца. Но мавр догнал меня и потащил обратно. Он грозился заковать меня в цепи. Вот почему я кричала и звала на помощь.

– Ах он злодей! – воскликнул Папагено. – Но не бойся, Памина. Знай: тебя полюбил прекрасный и благородный принц Тамино. Он выручит тебя из беды.

И Папагено рассказал Памине обо всём том, что случилось с Тамино. Добрый птицелов так хорошо описал красоту и смелость Тамино, горячую любовь принца к Памине, что юная принцесса тоже полюбила прекрасного и мужественного юношу.

А Тамино тем временем дошёл до дворца Зарастро и уже хотел было войти в его широкие двери, но путь ему преградил высокий старец.

– Кто ты, юноша? – спросил он принца.

– Я принц Тамино. Я ищу Памину, дочь Царицы Ночи. Её похитил злой волшебник Зарастро, и я хочу спасти её.

– Ты заблуждаешься, Тамино, – спокойно ответил ему старец. – Коварная Царица Ночи обманула тебя. Она жестока и мстительна. Она хочет уничтожить всё светлое и прекрасное. Она поклялась в вечной ненависти к Зарастро. Да, Памину похитил Зарастро. Но он не злодей. Зарастро – мудрый и добрый волшебник. Ведь Памина дочь Солнца. Царица Ночи держала её у себя обманом. Зарастро вырвал Памину из власти мрака и привёл её в своё царство света и добра.

– Так Памина жива, она здесь? Я могу её сейчас же увидеть? – воскликнул обрадованный юноша.

И он на радостях заиграл на своей флейте.

Какие это были дивные, поистине волшебные звуки!

На эти звуки из лесу отозвался своей песенкой птицелов Папагено. Вместе с Паминой он приближался к дворцу.

Одновременно с ними появился и мавр Моностатос. Он кинулся к Памине и уже готов был схватить её, но Папагено принялся громко звонить в свои колокольчики, и…

И что тут началось!

Огромный мавр прыгал и плясал так, что невозможно было смотреть на него без смеха!

На весёлый звон колокольчиков и прекрасные звуки флейты отовсюду стали подходить люди. Они радостно приветствовали принца, пели и танцевали.

А затем вышел из дворца и сам волшебник Зарастро.

Нет, высокий старец не обманул Тамино. Зарастро и в самом деле был не злой, а добрый волшебник. Мудрый Зарастро хотел сделать сердце принцессы добрым и отзывчивым, научить её только хорошему.

Памина бросилась к ногам волшебника, она просила прощения за то, что убежала из его дворца. Зарастро поднял её, обнял и сказал, что он нисколько не сердится. Он попросил её рассказать, почему она убежала.

Памина рассказала ему всё.

Как разгневался Зарастро на глупого Моностатоса!

А Тамино и Памина увиделись впервые и радостно бросились друг другу навстречу.

Но Моностатос грубо оттолкнул Памину и пытался схватить принца.

– Оставь их, Моностатос, – сказал Зарастро. – Ты поступил очень дурно. Ты заслуживаешь строгого наказания. Уведите его, – приказал он слугам.

Те подхватили и увели глупого и злого мавра.

– А теперь мы с Паминой можем уйти отсюда? – спросил Тамино волшебника.

– Нет, друг мой, счастье нужно заслужить, надо стать достойным его, – ответил мудрый Зарастро. – Ты должен сначала выдержать нелёгкие испытания. Докажи, что ты достоин прекрасной Памины, и я отдам её тебе в жёны.

– Я люблю Памину больше жизни, для неё я с радостью пойду на всё! – воскликнул юноша пылко.

– Хорошо, будь же готов к первому испытанию, – сказал ему Зарастро. – И помни: если ты не устоишь, проявишь слабость, Памина не станет твоей женой. А если и ты, Папагено, – обратился он к птицелову, – хочешь счастья, придётся и тебе пройти через испытания.

– Нет-нет, я наотрез отказываюсь! – испуганно завопил Папагено. – Никаких испытаний!

– Ну что ж, – сказал ему Зарастро. – Но тогда и не рассчитывай на счастье, не жди от жизни награды.

– А что это за награда? – осторожно спросил Папагено.

– Я дам тебе хорошую, добрую жену.

– А, это другое дело! – воскликнул Папагено. – Тогда я, пожалуй, согласен.

– Готовьтесь же к первому испытанию, – сказал Зарастро.

Впереди вспыхнуло и забушевало огромное пламя. Папагено в страхе упал на землю. А Тамино дунул в свою флейту и под её звуки бесстрашно шагнул навстречу огню.

– И я, и я пойду с тобой! – воскликнула Памина. – Я хочу разделить с тобой все невзгоды.

И оба они, держась за руки, бросились в пламя.

Не успели они вступить в бушующий огонь, как он исчез. И вместо огня перед ними встали высокие грозные волны бурного океана. Это было величественное и устрашающее зрелище, но Тамино вновь заиграл на флейте, и влюблённые вновь мужественно пошли навстречу волнам. И волны расступились перед ними и исчезли.

– Вы оба выдержали первое испытание, – сказал Зарастро Тамино и Памине. – Вы оба доказали своё мужество и бесстрашие. Теперь тебя, Тамино, ждёт второе испытание.

– Я готов, – ответил Тамино.

Что же он видит?

Перед ним появился роскошный королевский дворец. Принц сразу же узнал дворец своего отца. А вот и сам король, и рядом с ним королева, мать Тамино. Они простирают к сыну руки, умоляют его.

– Дорогой наш сын, – говорят они, – не подвергай свою жизнь опасности. Не верь волшебнику Зарастро, он мучает тебя напрасно. Вернись к нам! Зачем тебе зря страдать, зря рисковать своей жизнью? Неужели на свете нет никого лучше Памины? Вернись к нам! Тебе стоит только пожелать, и ты снова очутишься в родном дворце. Всё будет как прежде. Мы устроим великолепный пир в честь твоего возвращения! Мы подыщем тебе невесту во сто крат прекраснее Памины. Откажись от Памины, возвращайся к нам. Жизнь для тебя будет легка и приятна, без горестей и печалей.

– Я люблю Памину и буду верен ей всю жизнь, – сказал Тамино. – Ради неё я готов перенести любые страдания. Я верю Зарастро.

Дворец и всё вокруг исчезло. Снова перед Тамино и Паминой стоял Зарастро.

– Ты выдержал с честью и второе испытание, Тамино, – сказал он. – Ты доказал свою верность и преданность Памине. Остаётся третье, и последнее, испытание. Перед тобой сейчас откроются два пути. Ты должен выбрать тот, который тебе больше по душе. Смотри!

Небо как будто раскололось надвое. С одной стороны царила тьма, ходили тяжёлые, грозные тучи – всё было окутано зловещим мраком. И только вдалеке сиял чёрными огнями роскошный, усыпанный алмазами трон. На нём восседала властная, жестокая Царица Ночи. Лицо её было гневно, глаза грозно сверкали.

А с другой стороны на светлом лазурном небе сияло солнце и лило свои горячие лучи на зелёные леса и поля. И всюду люди – весёлые, довольные. Среди них был и Зарастро. Он говорил людям, что человек не должен таить в своём сердце злобу и жестокость, тогда все будут счастливы.

Но вот Царица Ночи взмахнула рукой, и на небе появилась огромная стая воронов. Всё окуталось тьмою.

– Злая Царица Ночи хочет отнять у нас свет! – закричали люди. Но они не испугались и все вместе стали гнать страшных птиц.

А Тамино всё играл на своей флейте, подбадривал людей. И во́роны улетели прочь, и на небе вновь засияло солнце.

Исчезла и Царица Ночи, но вместо неё явились три феи в чёрном. Они стали угрожать Тамино и Памине.

– Берегитесь! Не верьте Зарастро. Вернитесь к нашей повелительнице, могучей Царице Ночи. Она сулит тебе, Тамино, власть, славу и могущество. Бегите от Зарастро! Иначе страшитесь гнева царицы. Она будет беспощадно мстить тебе, Тамино, она вас обоих погубит.

– Мне не нужны власть, слава и могущество. Мне ненавистны мрак, злоба и жестокость, – громко произнёс Тамино. – Я хочу, чтобы на земле царили свет и добро.

И он весело заиграл на своей флейте.

Сразу всё исчезло. Перед Тамино стоял Зарастро и говорил ему:

– Ты избрал верный путь. Тебе надо было выбирать между добром и злом. Но зло тебя не прельстило, твоё сердце тянется к добру. Ты выдержал и это испытание. Теперь ты получил право на счастье. Памина будет твоей женой. Вы оба свободны. И береги свою флейту. Ведь она волшебная, играть на ней может только тот, у кого чистое, мужественное сердце. Она поможет тебе в беде не один раз.

– А мне? Где моя награда? – спросил жалобно Папагено, который всё это время так и пролежал на земле, не проронив ни слова от страха.

– А за что тебя награждать? – спросил Зарастро.

– Как? Разве я тоже не выдержал испытания? Я не болтал, не хвастал, не лгал… И я тоже хочу быть в царстве света и добра. Я больше не хочу служить злой Царице Ночи!

– Тебе, Папагено, не хватает мужества. Но у тебя доброе сердце и весёлый нрав. За это я награжу тебя.

Тут появилась прелестная девушка. Её платье было сшито из пёстрых птичьих пёрышек. Точь-в-точь как костюм Папагено!

– Её зовут Папагéна, она будет тебе доброй женой, – сказал Зарастро птицелову.

Как обрадовался Папагено! Он громко запел свою песенку:

 
Известный всем я птицелов,
Я вечно весел. Тра-ля-ля!
Меня все знают, стар и млад,
Хоть я не беден, не богат.
 

А потом они с Папагеной схватились за руки, закружились на месте и защебетали, как два настоящих пёстрых попугайчика.

Все были довольны и счастливы. Так хорошо закончилась история о принце Тамино и его спутнике птицелове Папагено.

И конечно, Тамино сбережёт свою волшебную флейту и всегда будет играть на ней, чтобы в сердца людей не закралась печаль. Прекрасная волшебная флейта прогонит грустные мысли.

Дюймовочка

Жила-была женщина; очень ей хотелось иметь ребёнка, да где его взять? И вот она отправилась к одной старой колдунье и сказала ей:

– Мне так хочется иметь ребёночка; не скажешь ли ты, где мне его достать?

– Отчего же! – сказала колдунья. – Вот тебе ячменное зерно; это не простое зерно, не из тех, что крестьяне сеют в поле или бросают курам; посади-ка его в цветочный горшок – увидишь, что будет!

– Спасибо! – сказала женщина и дала колдунье двенадцать скиллингов; потом пошла домой, посадила ячменное зерно в цветочный горшок, и вдруг из него вырос большой чудесный цветок вроде тюльпана, но лепестки его были ещё плотно сжаты, точно у нераспустившегося бутона.

– Какой славный цветок! – сказала женщина и поцеловала красивые пёстрые лепестки.

Что-то щёлкнуло, и цветок распустился. Это был точь-в-точь тюльпан, но в самой чашечке на зелёном стульчике сидела крошечная девочка. Она была такая нежная, маленькая, всего с дюйм ростом, её и прозвали Дюймовочкой.

Блестящая лакированная скорлупка грецкого ореха была её колыбелькою, голубые фиалки – матрацем, а лепесток розы – одеяльцем; в эту колыбельку её укладывали на ночь, а днём она играла на столе. На стол женщина поставила тарелку с водою, а на края тарелки положила венок из цветов; длинные стебли цветов купались в воде, у самого же края плавал большой лепесток тюльпана. На нём Дюймовочка могла переправляться с одной стороны тарелки на другую; вместо вёсел у неё были два белых конских волоса. Всё это было прелесть как мило!

Дюймовочка умела и петь, и такого нежного, красивого голоска никто ещё не слыхивал!

Раз ночью, когда она лежала в своей колыбельке, через разбитое оконное стекло пролезла большущая жаба, мокрая, безобразная! Она вспрыгнула прямо на стол, где спала под розовым лепестком Дюймовочка.

– Вот и жена моему сынку! – сказала жаба, взяла ореховую скорлупу с девочкой и выпрыгнула через окно в сад.

Там протекала большая, широкая река; у самого берега было топко и вязко; здесь-то, в тине, и жила жаба с сыном. У! Какой он был тоже гадкий, противный! Точь-в-точь мамаша.

– Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! – только и мог он сказать, когда увидал прелестную крошку в ореховой скорлупке.

– Тише ты! Она ещё проснётся, пожалуй, да убежит от нас, – сказала старуха жаба. – Она ведь легче лебединого пуха! Высадим-ка её посередине реки на широкий лист кувшинки – это ведь целый остров для такой крошки, оттуда она не сбежит, а мы пока приберём там, внизу, наше гнёздышко. Вам ведь в нём жить да поживать.

В реке росло множество кувшинок; их широкие зелёные листья плавали по поверхности воды. Самый большой лист был дальше всего от берега; к этому-то листу подплыла жаба и поставила туда ореховую скорлупу с девочкой.

Бедная крошка проснулась рано утром, увидала, куда она попала, и горько заплакала: со всех сторон была вода, и ей никак нельзя было перебраться на сушу!

А старая жаба сидела внизу, в тине, и убирала своё жилище тростником и жёлтыми кувшинками – надо же было приукрасить всё для молодой невестки! Потом она поплыла со своим безобразным сынком к листу, где сидела Дюймовочка, чтобы взять прежде всего её хорошенькую кроватку и поставить в спальне невесты. Старая жаба очень низко присела в воде перед девочкой и сказала:

– Вот мой сынок, твой будущий муж! Вы славно заживёте с ним у нас в тине.

– Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! – только и мог сказать сынок.

Они взяли хорошенькую кроватку и уплыли с ней, а девочка осталась одна-одинёшенька на зелёном листе и горько-горько плакала, – ей вовсе не хотелось жить у гадкой жабы и выйти замуж за её противного сына. Маленькие рыбки, которые плавали под водой, верно, видели жабу с сынком и слышали, что она говорила, потому что все повысунули из воды головки, чтобы поглядеть на крошку невесту. А как они увидели её, им стало ужасно жалко, что такой миленькой девочке приходится идти жить к старой жабе в тину. Не бывать же этому! Рыбки столпились внизу, у стебля, на котором держался лист, и живо перегрызли его своими зубами; листок с девочкой поплыл по течению, дальше, дальше… Теперь уж жабе ни за что было не догнать крошку!

Дюймовочка плыла мимо разных прелестных местечек, и маленькие птички, которые сидели в кустах, увидав её, пели:

– Какая хорошенькая девочка!

А листок всё плыл да плыл, и вот Дюймовочка попала за границу. Красивый белый мотылёк всё время порхал вокруг неё и наконец уселся на листок – уж очень ему понравилась Дюймовочка! А она ужасно радовалась: гадкая жаба не могла теперь догнать её, а вокруг всё было так красиво! Солнце так и горело золотом на воде! Дюймовочка сняла с себя пояс, одним концом обвязала мотылька, а другой привязала к своему листку, и листок поплыл ещё быстрее.

Мимо летел майский жук; увидал он девочку, обхватил её за тонкую талию лапкой и унёс на дерево, а зелёный листок поплыл дальше, и с ним мотылёк – он ведь был привязан и не мог освободиться.

Ах, как перепугалась бедняжка, когда жук схватил её и полетел с ней на дерево! Особенно ей жаль было хорошенького мотылёчка, которого она привязала к листку: ему придётся теперь умереть с голоду, если не удастся освободиться.

Но майскому жуку и горя было мало. Он уселся с крошкой на самый большой зелёный лист, покормил её сладким цветочным соком и сказал, что она прелесть какая хорошенькая, хоть и совсем непохожа на майского жука.

Потом к ним пришли с визитом другие майские жуки, которые жили на том же дереве. Они оглядывали девочку с головы до ног, и жучки-барышни шевелили усиками и говорили:

– У неё только две ножки! Жалко смотреть!

– У неё нет усиков!

– Какая у неё тонкая талия! Фи! Она совсем как человек! Как некрасиво! – сказали в один голос все жуки женского пола.

Дюймовочка была премиленькая! Майскому жуку, который принёс её, она тоже очень понравилась сначала, а тут вдруг и он нашёл, что она безобразна, и не захотел больше держать её у себя – пусть идёт куда хочет. Он слетел с нею с дерева и посадил её на ромашку. Тут девочка принялась плакать о том, что она такая безобразная: даже майские жуки не захотели держать её у себя! А на самом-то деле она была прелестнейшим созданием: нежная, ясная, точно лепесток розы.

Целое лето прожила Дюймовочка одна-одинёшенька в лесу. Она сплела себе колыбельку и подвесила её под большой лопушиный лист – там дождик не мог достать её. Ела крошка сладкую цветочную пыльцу, а пила росу, которую каждое утро находила на листочках.

Так прошли лето и осень; но вот дело пошло к зиме, длинной и холодной. Все певуньи птички разлетелись, кусты и цветы увяли, большой лопушиный лист, под которым жила Дюймовочка, пожелтел, весь засох и свернулся в трубочку. Сама крошка мёрзла от холода: платьице её всё разорвалось, а она была такая маленькая, нежная – замерзай, да и всё тут! Пошёл снег, и каждая снежинка была для неё то же, что для нас целая лопата снега; мы ведь большие, а она была всего-то с дюйм! Она завернулась было в сухой лист, но он совсем не грел, и бедняжка сама дрожала как лист.

Возле леса, куда она попала, лежало большое поле; хлеб давно был убран, одни голые, сухие стебельки торчали из мёрзлой земли; для Дюймовочки это был целый лес. Ух! Как она дрожала от холода! И вот пришла бедняжка к дверям полевой мыши; дверью была маленькая дырочка, прикрытая сухими стебельками и былинками. Полевая мышь жила в тепле и довольстве: все амбары были битком набиты хлебными зёрнами; кухня и кладовая ломились от припасов! Дюймовочка стала у порога, как нищенка, и попросила подать ей кусочек ячменного зерна – она два дня ничего не ела.

– Ах ты бедняжка! – сказала полевая мышь: она была, в сущности, добрая старуха. – Ступай сюда, погрейся да поешь со мною.

Девочка понравилась мыши, и мышь сказала:

– Ты можешь жить у меня всю зиму, только убирай хорошенько мои комнаты да рассказывай мне сказки – я до них большая охотница.

И Дюймовочка стала делать всё, что приказывала ей мышь, и зажила отлично.

– Скоро, пожалуй, у нас будут гости, – сказала как-то полевая мышь. – Мой сосед обычно навещает меня раз в неделю. Он живёт ещё куда лучше меня: у него огромные залы, а ходит он в чудесной бархатной шубке. Вот если бы тебе удалось выйти за него замуж! Ты бы зажила на славу! Беда только, что он слеп и не может видеть тебя; но ты расскажи ему самые лучшие сказки, какие только знаешь.

Но девочке мало было дела до всего этого: ей вовсе не хотелось выйти замуж за соседа – ведь это был крот. Он в самом деле скоро пришёл в гости к полевой мыши. Правда, он носил чёрную бархатную шубку, был очень богат и учён; по словам полевой мыши, жильё у него было раз в двадцать просторнее, чем у неё; но он совсем не любил ни солнца, ни прекрасных цветов и отзывался о них очень дурно – он ведь никогда не видел их.

Девочке пришлось петь, и она спела две песенки: «Майский жук, лети, лети» и «Бродит по лугам монах», да так мило, что крот прямо-таки в неё влюбился. Но он не сказал ни слова – такой он был степенный и солидный господин.

Крот недавно прорыл под землёй длинную галерею от своего жилья к дверям полевой мыши и позволил мыши и девочке гулять по этой галерее сколько угодно. Крот просил только не пугаться мёртвой птицы, которая лежала там. Это была настоящая птица, с перьями, с клювом; она, должно быть, умерла недавно, в начале зимы, и была зарыта в землю как раз там, где крот прорыл свою галерею.

Крот взял в рот гнилушку – в темноте это ведь всё равно что свечка – и пошёл вперёд, освещая длинную тёмную галерею. Когда они дошли до места, где лежала мёртвая птица, крот проткнул своим широким носом в земляном потолке дыру, и в галерею пробился дневной свет. В самой середине галереи лежала мёртвая ласточка; хорошенькие крылья были крепко прижаты к телу, лапки и головка спрятаны в пёрышки; бедная птичка, верно, умерла от холода. Девочке стало ужасно жаль её, она очень любила этих милых птичек, которые целое лето так чудесно пели ей песенки; но крот толкнул птичку своей короткой лапой и сказал:

– Небось не свистит больше! Вот горькая участь родиться пичужкой! Слава богу, что моим детям нечего бояться этого. Этакая птичка только и умеет чирикать – поневоле замёрзнешь зимой!

– Да, да, правда ваша, умные слова приятно слышать, – сказала полевая мышь. – Какой прок от этого чириканья? Что оно приносит птице? Холод и голод зимой? Много, нечего сказать!

Дюймовочка не сказала ничего, но когда крот с мышью повернулись к птице спиной, нагнулась к ней, раздвинула пёрышки и поцеловала её прямо в закрытые глазки. «Может быть, эта та самая, которая так чудесно распевала летом! – подумала девочка. – Сколько радости доставила ты мне, милая, хорошая птичка!»

Крот опять заткнул дыру в потолке и проводил дам обратно. Но девочке не спалось ночью. Она встала с постели, сплела из сухих былинок большой славный ковёр, снесла его в галерею и завернула в него мёртвую птичку; потом отыскала у полевой мыши пуху и обложила им всю ласточку, чтобы ей было потеплее лежать на холодной земле.

– Прощай, миленькая птичка, – сказала Дюймовочка. – Прощай! Спасибо тебе за то, что ты так чудесно пела мне летом, когда все деревья были такие зелёные, а солнышко так славно грело!

И она склонила голову на грудь птички, но вдруг испугалась – внутри что-то застучало. Это забилось сердечко птицы: она не умерла, а только окоченела от холода, теперь же согрелась и ожила.

Осенью ласточки улетают в тёплые края, а если которая запоздает, то от холода окоченеет, упадёт замертво на землю, и её засыплет холодным снегом.

Девочка вся задрожала от испуга – птица ведь была в сравнении с крошкой просто великаном, – но всё-таки собралась с духом, ещё больше закутала ласточку, потом сбегала принесла листок мяты, которым закрывалась вместо одеяла сама, и покрыла им голову птички.

На следующую ночь Дюймовочка опять потихоньку пробралась к ласточке. Птичка совсем уже ожила, только была ещё очень слаба и еле-еле открыла глаза, чтобы посмотреть на девочку, которая стояла перед нею с кусочком гнилушки в руках, – другого фонаря у неё не было.

– Благодарю тебя, милая крошка! – сказала больная ласточка. – Я так славно согрелась. Скоро я совсем поправлюсь и опять вылечу на солнышко.

– Ах, – сказала девочка, – теперь так холодно, идёт снег! Останься лучше в своей тёплой постельке, я буду ухаживать за тобой.

И Дюймовочка принесла птичке воды в цветочном лепестке. Ласточка попила и рассказала девочке, как поранила себе крыло о терновый куст и поэтому не смогла улететь вместе с другими ласточками в тёплые края. Как упала на землю и… да больше она уж ничего не помнила и как попала сюда – не знала.

Всю зиму прожила тут ласточка, и Дюймовочка ухаживала за ней. Ни крот, ни полевая мышь ничего не знали об этом – они ведь совсем не любили птичек.

Когда настала весна и пригрело солнышко, ласточка распрощалась с девочкой, и Дюймовочка ототкнула дыру, которую проделал крот.

Солнце так славно грело, и ласточка спросила, не хочет ли девочка отправиться вместе с ней, – пускай сядет к ней на спину, и они полетят в зелёный лес! Но Дюймовочка не захотела бросить полевую мышь – она ведь знала, что старуха очень огорчится.

– Нет, нельзя! – сказала девочка ласточке.

– Прощай, прощай, милая добрая крошка! – сказала ласточка и вылетела на солнышко.

Дюймовочка посмотрела ей вслед, и у неё даже слёзы навернулись на глазах, – уж очень полюбилась ей бедная птичка.

– Кви-вить, кви-вить! – прощебетала птичка и скрылась в зелёном лесу.

Девочке было очень грустно. Ей совсем не позволяли выходить на солнышко, а хлебное поле так всё заросло высокими толстыми колосьями, что стало для бедной крошки дремучим лесом.

– Летом тебе придётся готовить себе приданое! – сказала ей полевая мышь. Оказалось, что скучный сосед в бархатной шубе посватался за девочку.

– Надо, чтобы у тебя всего было вдоволь, а там выйдешь замуж за крота и подавно ни в чём нуждаться не будешь!

И девочке пришлось прясть по целым дням, а старуха мышь наняла четырёх пауков для тканья, и они работали день и ночь.

Каждый вечер крот приходил к полевой мыши в гости и всё только и болтал о том, что вот скоро лету будет конец, солнце перестанет так палить землю, – а то она совсем уж как камень стала, – и тогда они сыграют свадьбу. Но девочка была совсем не рада: ей не нравился скучный крот. Каждое утро на восходе солнышка и каждый вечер на закате Дюймовочка выходила на порог мышиной норки; иногда ветер раздвигал верхушки колосьев, и ей удавалось увидеть кусочек голубого неба. «Как светло, как хорошо там, на воле!» – думала девочка и вспоминала о ласточке; ей очень хотелось бы повидаться с птичкой, но ласточки нигде не было видно: должно быть, она летала там, далеко-далеко, в зелёном лесу!

К осени Дюймовочка приготовила всё своё приданое.

– Через месяц твоя свадьба! – сказала девочке полевая мышь.