Текст книги "Ричард Кобден"

Итак, Брайт потерял свою жену и в усиленной работе на пользу общества искал облегчения своего горя; Кобден, как мы знаем, лишь за год перед этим женился; но ни богатство, ни общество любимой женщины не помешали ему, однако, с неподражаемой энергией отдаваться интересам Лиги: так живо было в нем – при полном личном благополучии – представление о «тысячах голодных матерей, жен и детей», о которых он говорил Брайту.

Даже более того: в своем увлечении идеями Лиги Кобден забывал свои личные дела, что скоро отразилось на его состоянии. Без его энергичного труда, без его умелого руководительства фабрика, оставленная, главным образом, на старшего брата Фредерика, приносила все меньше и меньше дохода и, наконец, через несколько лет стала даже давать значительные убытки.

В самом деле, работа для Лиги поглощала почти все время Кобдена, масса писем каждый день приходила со всех концов Англии со сведениями о ходе дела, каждый день в центральное управление в Манчестер являлись лица, желавшие сообщить что-нибудь полезное для Лиги или, наоборот, просившие объяснений от нее. На все хватало времени у Кобдена – и на корреспонденцию, и на переговоры с посетителями; его громадный ум усваивал все сведения, которые так или иначе освещали вопрос о пошлинах на хлеб; мало-помалу он в этом отношении делался наиболее сведущим в Англии человеком. В этом – т. е. в полном и всестороннем знакомстве с вопросом о хлебных пошлинах – и заключалась сила Кобдена, которая дала себя почувствовать даже в английском парламенте, куда он был скоро выбран представителем от местечка Стокпорт.

VI
Деятельность Лиги до 1845 года – одно из величайших общественных движений новейших времен

Уже несколько лет подряд государственное хозяйство Англии велось из рук вон плохо; в конце каждого года в казне образовывался дефицит, на покрытие которого надо было придумывать новые налоги или заключать займы; всеми чувствовалось дурное экономическое положение страны. Общее неудовольствие отразилось, наконец, и в парламенте и привело (в 1841 году) к падению министерства лорда Мельбурна.

«То было тяжелое время для английского народа», – писали мы в своей биографии другого знаменитого английского деятеля Гладстона. «Государственная казна пополнялась преимущественно посредством косвенных налогов, т. е. налогов на предметы потребления; больше всего, конечно, поступало доходов с налогов на предметы первой необходимости, т. е. такие предметы, в которых не привыкла себе отказывать даже беднейшая часть английского народа (чай, сахар, спирт, пиво, табак и т. п.). Самым тяжелым бременем на народ ложились, однако, пошлины на привозной хлеб; пошлины эти возрастали по мере удешевления английского хлеба и падали и даже совершенно уничтожались только тогда, когда хлеб в Англии достигал крайне высоких “голодных цен”»[2]2
  Мижуев П. Г. Гладстон. СПб., 1893. С. 18.


[Закрыть].

Новый первый министр сэр Роберт Пиль решился изменить торговую политику Англии и частью уничтожил, частью уменьшил весьма многие из пошлин и налогов. Возможную недостачу в средствах казны Пиль не соглашался устранить увеличением тех налогов, которые падали преимущественно на беднейшие классы. «В этом отношении мы уже дошли до границ возможного», – говорил Пиль парламенту. Вместо этого он предложил привлечь к уплате государственных расходов достаточные классы, для чего он предполагал обложить специальным налогом всех, получавших в год дохода 1500 рублей и больше.

Корень всего зла – хлебные пошлины – Пиль оставлял, однако, почти без перемены. Первый министр не захотел даже принять депутации от нескольких сот делегатов, съехавшихся со всех концов Англии просить нового министра об отмене хлебных пошлин.

Речь Пиля с изложением предлагаемых финансовых реформ была встречена аплодисментами и вызвала лишь незначительные возражения со стороны противной партии. Тогда встал Кобден и сказал, что считает своим долгом немедленно высказать, что, по его мнению, отношение Пиля к хлебным пошлинам есть злое издевательство над бедствиями народа. В самом деле, после всех предлагаемых реформ английский народ должен был по-прежнему платить пошлину, правда несколько меньшую, за привозной хлеб, мясо, масло, яйца и даже за картофель.

Произнесенные в парламенте слова Кобдена вызвали выражения сочувствия из всех больших городов Англии, тысячи петиций с сотнями тысяч подписей были отправлены Кобдену для передачи в парламент. Во многих городах состоялись многочисленные митинги (собрания), на которых выражалось такое же негодование по поводу слишком слабых мер Пиля, какое в парламенте высказал Кобден.

Но, как это обыкновенно бывает в Англии, дело ограничилось лишь таким публичным выражением неодобрения мерам министерства, но не вызвало нигде никаких беспорядков, где бы понадобилось вмешательство военной силы. Поражение не только не обескуражило Лигу, но придало ей даже большую энергию, как это обыкновенно бывает в Англии – могли бы мы прибавить и в данном случае. «Прежде мы тратили на распространение наших идей тысячу рублей в неделю, теперь мы будем тратить десять тысяч», – говорил, например, Кобден, обращаясь к делегатам Лиги, собравшимся в Лондоне, и выражая чувства, воодушевлявшие всех членов Лиги. В это время около миллиона рублей уже было затрачено Лигой в Манчестере и в других городах Англии, тем не менее Кобдену и его помощникам удалось в короткое время собрать еще полмиллиона на дальнейшие работы Лиги. Надо сказать, что то был тяжелый год для фабрикантов хлопчатобумажных изделий, однако многие из них жертвовали крупные суммы, будучи уверены, что они вернут свои деньги, как только будет уничтожена главная помеха деятельному обмену товарами между Англией с одной стороны и континентальными государствами Европы и Соединенными Штатами – с другой.

Теперь мы должны объяснить, почему Пиль, один из замечательнейших государственных деятелей Англии настоящего столетия, настаивал на сохранении хлебных пошлин, так как было бы несправедливостью думать, что он хотел служить лишь интересам крупных землевладельцев.

Нет, Пиль имел в виду также благо своей родины, но он не понимал так хорошо, как Кобден, ее истинных интересов, он не знал столь же хорошо, как Кобден, экономического состояния Англии и других европейских государств. На примере Пиля мы убеждаемся в простой, но, к сожалению, мало понимаемой истине, что недостаточно быть хорошим человеком, чтобы делать добро людям; прежде всего надо иметь много ума, а часто и много трудолюбия, чтобы разобрать, что полезно и что вредно для общества; иначе же при самых добрых намерениях можно не только не сделать добра, но даже причинить людям много зла.

Пиль не соглашался на отмену хлебных пошлин, так как опасался, что после такой отмены прекратятся посевы на многих земельных участках, которые в то время обрабатывались; он боялся, что вследствие этого Англия окажется в полной зависимости от чужих государств по отношению к обеспечению народа продовольствием, и видел в этом большую слабость в случае внезапной войны.

Пиль не отдавал себе отчета в том, что неразумно ввиду возможных будущих бед держать постоянно значительную часть населения впроголодь, он недостаточно оценивал весь вред, который терпела Англия вследствие того, что ее хлебная торговля приняла характер азартной игры, так как мы уже знаем, что пошлины на иностранный хлеб то повышались, то понижались в зависимости от колебания цен на хлеб в Англии.

Пиль не отдавал себе вполне отчета во всей справедливости этих соображений; не понимало их и большинство его соотечественников. Некоторые, сознававшие все зло хлебных пошлин, молчали или даже защищали их, так как эти пошлины служили для них источником дохода. Даже рабочие долго относились холодно к деятельности Лиги, увлекаясь так называемым «чартистским» движением, имевшим в виду главным образом политические реформы.

Однако главная сила противников Лиги была в земледельческих округах: фермеры видели свое единственное спасение в хлебных пошлинах, а в деятелях Лиги – своих личных врагов.

На них-то и обратили теперь все свои усилия Кобден, Брайт и другие деятели Лиги. По целым неделям они переезжали из города в город, из местечка в местечко, произнося повсюду речи, вызывая ораторов противной партии на публичные состязания. Часто это были настоящие турниры; три-четыре, иногда даже шесть часов длился спор в присутствии многочисленных слушателей и всегда оканчивался полным поражением сторонников запрещения свободного ввоза съестных продуктов.

Тщетно пытались фермеры ответить Кобдену на главный вопрос: что они выиграли со времени существования высоких пошлин? Выиграли землевладельцы, но никак не фермеры, с которых землевладельцы брали высокую арендную плату ввиду дороговизны хлеба. Особенно же очевидно было, что хлебные пошлины, «покровительствуя» землевладельцам, нисколько не «покровительствовали» земледельческим рабочим, которые за свой тяжелый труд получали плату, едва хватавшую на удовлетворение первых потребностей семьи. Очевидно, хлебные пошлины существовали лишь для обогащения английских крупных землевладельцев.

Деятельность Лиги в это время приняла громадные размеры. В течение 1843 года 500 человек занимались даровой раздачей по всей Англии изданий Лиги; 15 миллионов брошюр было таким образом роздано в Англии и Шотландии, в 150 городах и в 25 местечках были прочитаны лекции агентами Лиги. 500 тысяч рублей было истрачено в 1843 году, на следующий год решено было еще расширить деятельность Лиги и собрать пожертвований на миллион.

Были, однако, обстоятельства, которые парализовали все усилия Лиги. Реформы, произведенные в 1842 году Пилем, имели хорошее влияние на экономическое положение страны; кроме того – и это самое важное – 1843 и 1844 годы были годы очень урожайные, страна не чувствовала всего зла, приносимого хлебными пошлинами, так как своего хлеба оказалось довольно.

Напрасно Кобден требовал в парламенте отмены хлебных пошлин: его не хотели слушать. Обращаясь в 1845 году с речью к многочисленному народному митингу в Лондоне, Кобден говорил по поводу нежелания министров обсуждать требования Лиги: «Они, конечно, уничтожат со временем хлебные пошлины, они понимают, что невозможно будет удерживать их в случае неурожая или голода, а голод легко может наступить, достаточно для этого трехнедельного дождя во время уборки хлеба; но что же это за государственные люди, которые ждут бедствия, чтобы приступить к необходимым реформам?»

Как мы увидим ниже, слова Кобдена оказались пророческими.

Из писем, которые посылал в это время Кобден своей жене, видно, что он работал для Лиги до полного физического изнеможения. Кроме общих заседаний в парламенте он еще должен был участвовать в работах особенной комиссии, состоявшей также из членов парламента, для исследования положения земледельческих округов Северной Англии; вместе с тем он не переставал являться от времени до времени на публичные митинги и произносил там речи, печатал статьи в изданиях Лиги и т. п.

Кобден часто писал домой, что положительно не знает, когда найдет возможность вернуться на время в родную семью: до такой степени все его время было поглощено работой.

Вот как, например, описывал он свой день в письме к жене от 20 июня 1845 года: «Я сообщу тебе, как я обыкновенно провожу день. От 12 до 4 часов дня продолжаются заседания парламентской комиссии. Затем надо идти в парламент на общее заседание, где прения длятся до 12 часов или даже до 2 часов ночи, как это было, например, два раза на прошлой неделе, так что я в эти дни оставался в здании парламента 11 часов подряд… Ты извинишь меня после этого, – прибавил в конце письма Кобден, – за то, что я не всегда аккуратен в переписке с тобой».

Надо не забывать при этом, что Кобден до такой степени был поглощен общественными делами, когда его личные дела становились из рук вон плохи. Как нам известно, он поручил заведование делами фабрики своим братьям, намереваясь сам приезжать к ним от времени до времени для общего обсуждения наиболее важных вопросов. Братья не сумели повести дело как следует, сам Кобден, как мы видим, не находил совсем времени для своих личных дел; в результате оказалось, что около описываемого нами периода Кобдену грозило полное разорение и даже большие долги. Надо заметить, что члены английского парламента за свой труд никакого вознаграждения не получают.

В таком критическом положении Кобдену оставался лишь один исход – отказаться совершенно от общественной деятельности и попытаться спасти семью от безысходной нужды, взявшись самому за управление делами фабрики. Узнав о крайнем положении Кобдена, верный друг его Джон Брайт сейчас же помог ему привести в порядок свои денежные дела, горячо протестуя против того, чтобы Кобден оставлял Лигу, притом в такое время, когда для Лиги особенно была нужна его работа.

VII
Роковая осень 1845 г. Голод в Ирландии и отмена хлебных законов

В 1844 году Кобден, обращаясь к парламенту, говорил, что будущие поколения с трудом поверят тому факту, что в то время, когда Ирландия периодически страдает от голода, питаясь самым дешевым из пищевых средств – картофелем, в это самое время в Соединенном Королевстве существуют пошлины на иностранный хлеб, существует закон, запрещающий ввоз или по крайней мере препятствующий ввозу пищевых продуктов.

Прошел год со времени произнесения этих слов Кобденом. Настала роковая осень 1845 года. Дождь шел месяц подряд; пшеница вышла плоха, картофель совсем погиб. Печальные вести приходили отовсюду, министры, однако, не унывали. Но вот распространился слух, что картофель погиб и в Ирландии, а он там составляет главную и чуть ли не единственную пищу всей массы населения: стране грозил формальный голод. Напрасно пытались было скрыть от английского общества размеры наступающего бедствия: оно было слишком громадно.

Первый министр Роберт Пиль раньше своих товарищей понял, что пробил час окончательного уничтожения хлебных пошлин, что пора, наконец, допустить беспрепятственный ввоз съестных припасов в периодически голодающую страну.

К несчастью, товарищи Пиля – остальные министры – не желали так решительно отказаться от своих заблуждений и думали ограничиться временной помощью бедствующему населению. Пиль вышел в отставку.

Между тем Лига теперь была более деятельна, чем когда-нибудь, большинство английского общества поняло всю справедливость требований Лиги, всю пользу ее деятельности: десятки тысяч народа собирались слушать ораторов Лиги. Кобден произносил речи в разных концах Англии, и, когда он говорил, например, в Лондоне, его собралось слушать более 30 тысяч человек. На митинге, устроенном Лигой в Манчестере, энтузиазм, возбужденный речами Кобдена и других ораторов, был так велик, важность переживаемого момента настолько проникла в сознание всего собрания, что, когда стали делать подписку на усиленные расходы Лиги, в течение двух часов было подписано пожертвований на 600 тысяч рублей.

Постоянное возбуждение и речи на открытом воздухе перед многочисленными собраниями сломили даже железное здоровье Кобдена: в начале 1846 года он слег в постель, страдая одновременно головными болями, болями в ушах и в горле. С тех пор он на всю жизнь остался с несколько хриплым голосом и глуховат. К счастью, дело, ради которого Кобден пожертвовал своим здоровьем и своим состоянием, было уже близко к осуществлению. Роберт Пиль был снова призван составить министерство и уже прямо повел дело к уничтожению хлебных законов.

Вспомним, что население Ирландии, в 1841 году доходившее почти до 10 миллионов, через 10 лет уменьшилось до 6,5 миллионов. «Население Ирландии, – писали мы в биографии Гладстона, – особенно изменилось в сороковых годах… В эти годы умерло до миллиона людей от голода и столько же ирландцев оставило свою злосчастную родину, эмигрируя большей частью в Америку». Эти факты и числа так красноречивы, что не требуют дальнейших объяснений, и по ним можно составить себе понятие о том количестве человеческих страданий, какое за ними скрывается.

Едва оправившись от болезни, Кобден все-таки принял участие в обсуждении билля об отмене хлебных пошлин, предложенного Пилем. Более двух недель шли горячие прения в парламенте, более 100 речей было произнесено ораторами за и против закона, и, наконец, билль был принят большинством ста голосов.

Когда через несколько дней после этого Роберт Пиль, уже снова подавший в отставку вследствие несогласия парламента на одну из предложенных им законодательных мер, в замечательной речи заявлял парламенту о сложении с себя власти, он между прочим сказал следующее: «Что касается до проведенного нами (министрами) Закона об уничтожении хлебных пошлин, я не хочу лишать заслуги этой меры никого из тех, кому она принадлежит. Я должен, однако, прибавить, что эта честь не принадлежит ни членам оппозиции (противной партии в парламенте), ни мне, ни членам моей партии. Здесь, среди нас, находится человек, которому принадлежит честь этой меры. Да, господа, человек, имя которого должно быть и будет навсегда связано с этим важнейшим государственным актом, единственно из чистых и благородных побуждений с неослабевающей энергией настаивавший на этой мере, обращаясь к уму и сердцу своих сограждан с безыскусственным красноречием, которое может дать только глубокое убеждение в истине своих слов, этот человек, я говорю без колебания, есть среди нас находящийся Ричард Кобден, и ему, несомненно, должна навсегда принадлежать вся слава этой меры».

Несмолкаемые рукоплескания раздались со всех сторон и нашли горячий отклик всего населения страны. Впечатление от слов Пиля было тем сильнее, что всем было известно, что Пиль считал себя оскорбленным одной из речей Кобдена (произнесенной им в парламенте за несколько лет перед этим), в которой Кобден в высшей степени резко порицал министерскую деятельность Пиля. Пиль понял теперь, что лишь глубокая преданность своему отечеству, глубокая «любовь» к своим согражданам могла внушить Кобдену такую «ненависть» к известным законодательным актам, которые Кобден считал источником великих бедствий для страны. Пиль понял, насколько он был несправедлив, видя в нападках Кобдена желание нанести ему личное оскорбление, – и как благородный противник засвидетельствовал свое заблуждение перед лицом английского парламента и с ним вместе перед лицом всего английского народа.

Итак, наконец совершился переворот в экономической жизни Англии: она отказывалась от мысли поддерживать свое быстро увеличивающееся население продуктами собственного земледелия; ей давно следовало сделать это для полного процветания промышленности и торговли, которые с течением времени принимали всё большее и большее значение, как главный источник национального богатства.

Как ни очевидна стала наконец необходимость такой перемены, Кобдену и его соратникам по деятельности в Лиге удалось так скоро убедить английское общество в правильности своих воззрений лишь благодаря тому, что интересы богатого и многочисленного класса фабрикантов совпадали с интересами всего общества; поэтому-то, главным образом, фабриканты так охотно жертвовали большие суммы денег и поддерживали деятельность таких бескорыстных ревнителей народного блага, как Кобден, Брайт, уже упомянутый нами парламентский деятель Виллье и многие другие, столь же преданные, но не менее заметные и даровитые работники Лиги.

Трудно описать популярность Кобдена после отмены хлебных законов: все спешили выразить ему свое уважение и поздравить с успешным окончанием дела его жизни, все – начиная с самой английской королевы и кончая массами простого народа. К великой чести английского общества, надо прибавить, что всеобщее признание громадных заслуг Кобдена выразилось и более осязательным образом. Мы уже знаем крайнее положение, в которое привело Ричарда Кобдена ведение дел фабрики его братьями; помощь, которую оказал своему другу Джон Брайт, позволила Кобдену лишь отдалить роковую развязку.

Среди своей необыкновенной популярности, среди груды писем от незнакомых людей с выражением радости по поводу торжества идей Лиги, Кобден сознавал грозящее ему неминуемое банкротство. Когда, однако, стало известным крайнее положение, в каком очутился Кобден вследствие своей самоотверженной деятельности на благо родины, друзья и почитатели устроили в его пользу национальную подписку; подписка имела громадный успех, и в короткое время было собрано и передано Кобдену 800 тысяч рублей (80 тысяч фунтов стерлингов). Так нация благодарила человека, который пожертвовал всем – здоровьем, богатством и даже в известной мере семейным счастьем (мы знаем, как редко ему удавалось быть среди своих детей и жены) – для уничтожения великого общественного зла.