Текст книги "Кавказ. Выпуск XVII. Черкесия"

Малая Абхазия

Колыбель жителей этой страны есть, собственно, так называемая Абхазия, откуда они удалились с юго-западного на северо-восточный склон Кавказского хребта не позже XVIII столетия по тем же самым причинам, по которым вышли из нее цебельдинцы и медовеевцы; они сохранили тип и язык своей Отчизны. Малоабхазцы, если можно их так называть, разделяются на несколько самых малочисленных обществ, носящих разные названия большей частью по именам своих владетелей или бывших предводителей при их переселении. Я ограничусь указанием только мест их жительства и некоторых особенностей, потому что вообще они весьма мало отличаются друг от друга и совершенно сходствуют со своими коренными родичами, выше уже описанными. Первое место между жителями Малой Абхазии по своей численности занимают басхоги, которым особенно приписывается название абазинцев, хотя оно придается и всем абхазам; татары называют их алтыкисек, то есть «шесть кусков», потому что они составились из шести родов. Басхоги населяют возвышенную полосу северной покатости Главного хребта, между верховьями рек Кума и Подкумок и у истоков рек Кефар, Лаба и Губс; их разделяют обыкновенно на кумских и кубанских; последние, занимавшие земли кабардинцев до 1822 года, были в подчинении у их князей; с того же времени и те и другие подвластны русскому правительству. Народонаселение басхогов составляет до 6500 душ, в том числе кубанских до 4 тысяч и кумских до 2500. На северо-запад от них, между верховьями рек Кефар и Лаба, живут башильбеи, или бесильбеи, которых население составляет до 3 тысяч душ. Прежде они занимали земли бесленеевцев и платили им дань, но после покорения этого черкесского общества считаются в числе прямоподвластных России и состоят под управлением своих князей из абхазского княжеского рода Маршания. За ними следуют по направлению к северу и северо-западу самые малочисленные общества, имеющие от 600 до 1000 душ и расположенные по северному склону Кавказского хребта, а именно: Там – на верховьях Большой Лабы; Кызылбек – между Большой и Малой Лабой; Шегирей – по Малой Лабе; Баг, или Бег, – на реке Ходзь, у подошвы лесистой горы Ашим-бах; Баракай – на реке Губс, у подошвы Главного хребта. На эти последние общества имели сильное влияние до настоящего времени черкесы: с одной стороны – бесленеевцы, а с другой – абадзехи; а потому хотя они сами по себе бессильны, но служили убежищем для абреков и отъявленных разбойников как из Абхазии, так и со стороны абадзехов и кабардинцев. Вследствие этого же влияния все общества Малой Абхазии тверже в магометанской вере, чем их родичи. Число жителей Малой Абхазии простирается до 15 тысяч душ, а с присовокуплением 131 тысячи душ, считающихся в Большой, или Старой, Абхазии, народонаселение всей вообще Абхазии составляет около 146 тысяч душ[81]81
  В «Русском инвалиде» (1866. 4 марта. № 56) помещено тоже более приблизительное «Сведение о кавказском горном населении за последнее время», которое составлено, впрочем, не по народностям, а по правительственным округам, то есть в отношении административном, а не в смысле этнографическом; а потому показанные в этом «Сведении…» числа никак не могут совпадать с вышеприведенными нами числами. В означенном «Сведении…», между прочим, значится, что в Сухумском военном отделе жителей в округе Сухумском 16 475, в Абхазии – только 26 762, в Самурзакане, напротив, – 25 570, да в Цебельдинском приставстве – 10 643, а всего – только 79 190. Из этого заключить следует, что часть остального населения Большой Абхазии и все население Малой Абхазии отнесены к другим правительственным округам.


[Закрыть].

Абхазы вообще телесным устройством, образом жизни, нравами, обычаями, занятиями, одеждой и вооружением весьма схожи со своими соседями-черкесами. Это сходство было замечаемо и прежде как византийскими, так и грузинскими писателями; в последнее время оно до такой степени поражало некоторых наблюдателей, как, например, Дюбуа, Лапинского и других, что они почитают абхазов и черкесов за один народ, конечно, не обращая внимания на языки, которыми говорят эти народы. Некоторые из наблюдателей, однако ж, находят, что абхазы не так живы, как черкесы, смуглее и сухощавее их, притом не так смелы и воинственны. Но все эти оттенки относятся до, собственно, так называемых абхазов; другие же общества их, как то: джигеты, медовеевцы, цебельдинцы и отчасти малоабхазцы – и по наружному виду, и по смелости, и по наклонности к войне и грабежу весьма схожи с черкесами. Если, говоря вообще, абхазы должны уступить что-нибудь по телесной красоте черкесам, то женщины их в этом отношении могут состязаться с черкешенками. Между ними много красавиц, но только в тех же сословиях и в том же возрасте, как это было замечено и у черкешенок. При этом нельзя не вспомнить слов Волнея, который в свое время считался знатоком Востока. Описывая базары его, где производилась купля и продажа невольниц для гаремов и где красота женщины была определяема с математической точностью, он говорит, что на этих базарах выше всего ценились черкешенки, вслед затем – абхазки, потом имеретинки и грузинки и, наконец, уже – европейки. Обращаясь к образу жизни, занятиям, нравам и обычаям абхазов, мы находим разительное сходство с черкесами: то же патриархальное устройство семьи, та же неограниченная власть отца над детьми, мужа над женой, то же наказание за неверность ее, тот же калым за жену, то же унижение женщины, то же уважение к сединам, то же бесчеловечное и дикое кровомщение и то же безусловное гостеприимство, наконец, то же одеяние и вооружение[82]82
  Мы пользовались теми же источниками, которые были указаны при описании быта черкесов; относительно же статистических сведений руководствовались преимущественно кавказскими периодическими изданиями, представляющими более официальный характер.


[Закрыть]. Если же некоторые из абхазских обществ не так воинственны и отважны, как черкесы, то это происходит от жизненных условий и от обстоятельств, которые не позволили у них вполне развиться природным качествам и наклонностям к войне и грабежу.

В коренной, собственно называемой, Абхазии были владетели (ах) и при них телохранители (ашнамхуа), оберегающие их особу. Но учреждение единовластия владетельных князей, не говоря уже об ограниченности его, было не продуктом внутренней жизни народа, а устройством, извне явившимся: сперва князьям Шервашидзе предоставлено было управление страной от Порты, а потом от русского правительства. Из истории адыгейского народа, составленной по его преданиям Шорой Бекмурзиным Ногмовым, мы видим, что и у черкесов были прежде такие же правители и тем же путем образовавшиеся, о чем в своем месте будет подробно объяснено. Прочие абхазские общества представляют относительно управления большое сходство с черкесами. У них есть князья (тавад), дворяне (амист), свободные люди (анхоа) и рабы (агруа). Князья составляют с дворянами почти одно сословие; первые пользуются только несколько большим почетом перед вторыми, но те и другие составляют господствующий класс землевладельцев. В собственной Абхазии они имеют одинаковые обязанности к владетелю, не платят никаких податей и не подлежат за преступления никакому наказанию, кроме денежной пени. По призыву владетеля они обязаны были собираться для защиты как его, так и своего края, сверх того они подносили владетелю подарки, когда он посещал их. В других абхазских обществах, где также существуют князья и дворяне, власть их над народом весьма ограниченна, только те из них пользуются ею, которые отличаются личными достоинствами или предки которых имели особые заслуги [перед] народом. Свободные люди во всей Абхазии имеют право владеть землей и даже рабами, но сами несут установленные обычаем повинности по отношению к князьям или дворянам, на земле которых поселены. Они обязаны помогать им в полевых работах и два раза в год давать им по арбе кукурузы или проса, по одной скотине и по одному кувшину вина. Телесное наказание в Абхазии не существует. В случае сопротивления владетелю земли или неисполнения своих обязанностей свободных людей заковывают в железо и доставляют в суд. Со своей стороны они вправе приносить жалобы за обиды и притеснения, и когда владелец по суду окажется виновным, то крестьянин навсегда освобождается от его подчинения. Рабство у абхазов существует в той же степени, как и у черкесов. Всякий свободный человек может иметь рабов и распоряжаться ими, как своей собственностью. Рабы в Абхазии двух родов: коренные, рожденные в доме, и новые, добытые грабежом или на войне. Первых в Абхазии нельзя иначе продать, как с разрешения владетельного князя. Новоприобретенного же раба всякий владелец имеет право продать куда и как ему угодно. Рабы не изъяты от телесного наказания, но оно почти никогда не исполняется, потому что горцы вообще им гнушаются.

Законы, или, лучше сказать, обычаи наследства, у абхазов весьма просты. Имение после умершего делится поровну между сыновьями. Дочери не участвуют в наследстве, но получают пропитание до замужества от своих братьев, обязанных сверх того дать им приданое, сообразное с их состоянием. В случае неимения прямых наследников мужского пола имение делится поровну между ближайшими родственниками умершего, на которых переходит обязанность содержания и выдачи в замужество его дочерей. Вдова ничего не наследует после смерти своего мужа, но вправе требовать пожизненное содержание от его наследников. Выморочное (оставшееся без наследников. – Изд.) имение в коренной Абхазии поступает в пользу владетелей или князя.

Дела спорные о наследстве, по семейным распрям, по условиям и прочие, а равно дела о проступках и преступлениях решаются в Абхазии по обычаю. Мы обязаны барону Торнау за сообщение сведения о процессе абхазского суда, который в простой, первобытной своей форме много сближается с формой суда, выработанной продолжительным опытом и усилием науки у народов просвещенных. Тяжущиеся, или заинтересованные, стороны выбирают обыкновенно судей из числа лиц, пользующихся доверием в народе. Избранные судьи назначают день суда по своему усмотрению. В случае особенной важности дела заседание назначается в ограде древнего монастыря, возле развалин церкви или под сенью особо чтимого дуба, вообще в местах, уважаемых абхазами по преданиям христианской или языческой старины. Народ собирается к слушанию дела, которое обсуждается публично. Судьи сперва дают присягу в том, что они будут судить дело по совести, по правде и по обычаю, потом выслушивают тяжущихся и свидетелей и, когда все обстоятельства выяснены, удаляются для тайного совещания и решения дела. Но до объявления приговора судьи берут от противных сторон присягу и поручительство в том, что он будет исполнен, потому что на судьях лежит обязанность не только решить дело, но и привести решение в исполнение. Смертная казнь не существует в Абхазии. Князья и дворяне отвечают обиженному своим имуществом, а прочие – своей личной свободой, когда недостанет у них собственности на уплату пени; в первом случае они делаются рабами, до тех пор пока не найдут средства откупиться. Пени уплачиваются деньгами, скотом и всякого рода имуществом, в том числе и рабами.

Хлебопашество у абхазов, как и у соседей их, черкесов, находится в самом первобытном состоянии и ограничивается небольшим посевом кукурузы, мингрельского проса (гоми), ячменя и табака для своего потребления. Абхазия весьма богата виноградом, из которого выделывается порядочное вино, и разными фруктами, особенно грушами, сливами и персиками, которых деревья доставляют изобильные плоды без всякого ухода за ними. Леса абхазские изобилуют дубом, буком, чинарой, грецким орехом, каштаном и шелковицей; около Сухума растут огромные буковые деревья и букс[83]83
  Buxus sempervirens, отличающийся особенной крепостью; это дерево неправильно называют пальмой (это самшит. – Изд.).


[Закрыть]. Скотом абхазы беднее своих соседей, лошади их мелки и слабосильны; во многих местах заменяют их ослы. Из диких зверей в абхазских лесах водятся в большом числе дикие козы, серны, кабаны, медведи, волки, лисицы, шакалы, редко – барсы. Но особенного внимания заслуживает открытие Торнау в лесистых горах Малой Абхазии зубра – животного, которого до сих пор находили только в одной Беловежской пуще, в Гродненской губернии.

Прибрежные абхазы занимаются рыбной ловлей и добычей дельфинов, из которых вытапливают жир, приобретаемый у них турецкими и греческими купцами. Кроме этого товара, предметы их отпускной торговли составляют: строевой лес, невыделанные звериные кожи и мед, добываемый от диких пчел, отличающийся необыкновенной добротой, он почти не имеет воска, тверд и чист, как сахар, преимущественно этот мед требовался в Константинополь. Но, конечно, в былое время, самый прибыльный торг абхазов, как и черкесов, составлял живой товар. Из привозимых в Абхазию товаров наиболее требовались соль и огнестрельное оружие, затем – бумажные, шелковые и суконные материи.

II

Как ни затруднительно было для нас по недостатку положительных данных представить полное изображение двух важнейших народов Западного Кавказа, но нам предстоит еще больше затруднений при решении вопроса: какое место они должны занимать в общей семье народов? А потому, прежде нежели приступим к разрешению этой темной для нас задачи, считаем нужным привести мнения других о том же предмете. Начнем с основателя сравнительной антропологии и этнографии – Блюменбаха. В своей классификации народов[84]84
  Blumenbach S. F. De gener. huan. variet. nationum. 1776.


[Закрыть] он принимает для различия их главным основанием телесные, типические признаки, а именно: цвет кожи, волос и глаз, форму волос и головы, черты лица, рост – словом, все, что составляет наружную физиономию людей, образующих народы. Следуя своему критерию, Блюменбах разделил все известные в его время народы на пять главных рас, или пород[85]85
  Так как слово «порода» применяется в зоологической системе к животным вообще, то, вероятно, для отличия человека Блюменбах заменил сказанное слово для народов термином «раса». Выражение это, усвоенное ученой литературой вообще, принято и у нас. Впоследствии, когда возникла необходимость дальнейшего деления рас, стали употреблять и другие выражения, как то: «группы», «отделы», «семейства» и т. п. Для сохранения единообразия и определительности в моих этнографических исследованиях я допускаю при классификации народов русские выражения в следующем порядке: принимая народ как единицу, я употребляю в восходящей линии сперва «семейство», потом «поколение», наконец «племя»; в нисходящей же линии представители народа называются мною «отраслями его». Для объяснения примером возьмем народ русский. По нашей номенклатуре он принадлежит к семейству славян, к поколению европейских арийцев, к племени арийскому (индоевропейскому); отрасли его составляют: великорусы, малорусы и белорусы. Еще пример: народ венгерский принадлежит к племени туранскому, к поколению финскому, к семейству финно-угорскому, в котором заключаются, кроме него, вогулы, угро-остяки и пр. Я не выдаю, впрочем, этой номенклатуры за неизменный образец и предоставляю всякому употреблять для классификации народов термины по его усмотрению, лишь бы только они были постоянны и определительны.


[Закрыть]. Первая из этих рас, отличающаяся совершеннейшим устройством телесных форм, названа им кавказской; к ней он причисляет кроме кавказских народов всех европейцев, за исключением финнов. В этом смысле, термин кавказская раса употребляется и поныне некоторыми этнографами, а потому нам могут сказать, что вопрос о племенной принадлежности кавказских народов решен уже в конце прошлого столетия. К сожалению, он не только не решен, но окончательное решение его отодвинуто, может быть, еще на некоторое время. Научные исследования, после Блюменбаха произведенные, достаточно убеждают, что телесные формы и все наружные признаки людей, составляющих народы, подвержены весьма значительным изменениям не только от скрещивания их между собой, но не менее того и от изменения среды, в которой они обитают. Под именем же среды мы должны разуметь не одни климатические условия в обширном смысле этого слова, но также род пищи, употребляемый народами, образ их жизни, упадок или возвышение умственного развития, изменение социальных и политических их отношений и т. д. Чем совокупнее, постояннее и продолжительнее действуют эти агенты среды, тем более оказывается влияние их на уклонение народов от прежнего их типа. В своем месте (глава «Об основаниях классификации народов») мы привели для подтверждения этой истины множество примеров, взятых между народами всех частей земного шара. Укажем из этих данных на выдержку, хоть, например, на красивых и просвещенных венгров и кровных их родичей, полудиких вогулов и енисейских остяков; на отличающихся правильностью телесных форм европейских турок и происходящих от одного с ними корня весьма некрасивых якутов. Никто теперь не будет основывать классификацию народов на одних телесных формах, подвергающихся таким разительным изменениям. В настоящее время для определения племени, к которому принадлежит известный народ, необходимо обращаться или к истории, объясняющей его происхождение, или к языку, тесно связанному с его духовной жизнью; в состав этого языка могут входить чуждые слова и выражения, но грамматический строй его остается всегда неизменным, пока он существует и пока народ, им говорящий, не уничтожится или не сольется с другим окончательно. Наука, совершенно новая, – сравнительная филология – дала уже возможность назначить для европейских народов место в общей классификации. Мы знаем теперь положительно, что европейцы, за исключением финнов и турок, принадлежат к арийскому племени, знаем также и то, что некоторые из кавказских народов принадлежат совершенно к иному племени – туранскому; о других же народах Кавказа мы имеем до сих пор весьма недостаточные сведения. Из всего этого мы вправе заключить, что выражение «кавказская раса», как ее понимал Блюменбах, в настоящее время не может иметь прочного значения в научном отношении.

Академик Гюльденштедт, первым познакомивший ученый свет с этнографией Западного Кавказа после посещения его в 1768–1774 годах[86]86
  Описание путешествия Гюльденштедта издано по смерти его Палласом с краткой биографией автора на немецком языке в 1787–1791 годах.


[Закрыть], говорит, между прочим, что в горах живут с древнего времени на тех же местах остатки народов, следовавших из Азии в Европу во время Великого переселения. Остатки эти пополнялись впоследствии новыми переселенцами из Европы. В другом месте своего «Путешествия по России и Кавказским горам» (Т. 1. С. 467) он утверждает, что черкесы составляют особенный народ, который, сколько по языку, столько же и по другим обстоятельствам судить можно, ни с какими народами не состоит в родстве, за исключением, однако ж, своих соседей-абхазов. Оба народа, то есть черкесы и абхазы, имеют, по мнению Гюльденштедта, один коренной язык, который, однако ж, распадается на столько различных диалектов, что говорящие ими без особого навыка не понимают друг друга. Последнее известие покойного академика обращает на себя особенное внимание, как результат личных наблюдений, подкрепленный и другими лицами, посещавшими означенные народы.

Знаменитый наш натуралист Паллас в описании своих путешествий по южным областям России (в 1793 и 1794 годах) касается, между прочим, и происхождения черкесов, объясняя его таким образом: «Древние черкесы были скитающиеся рыцари, которые, покорив народы, жившие на Кавказе, приняли их быт и сделали свой язык господствующим точно так, как поступили тевтонские рыцари в Ост-Зейском крае, покорив прежних его обитателей». В подтверждение этого мнения он упоминает, что князья и дворяне между кабардинцами (составляющими отрасль народа черкесского) имеют особое наречие, скрываемое ими от простолюдинов. Но чтобы это наречие существовало, по крайней мере в настоящее время, того никто из знающих близко кабардинцев не подтверждает.

Люлье, занимавшийся всем, что относится до этого народа, отвергая показание Палласа, говорит, что, хотя и существует у черкесов искаженное наречие (арго), оно употребляется только между охотниками[87]87
  Люлье Л. Я. Общий взгляд на страны, занимаемые горскими народами, называемыми черкесами (адиге), абхазцами (азега) и другими смежными с ними // Кавказский календарь. 1857.


[Закрыть]. Странное с первого взгляда мнение Палласа некоторым образом выясняется при дальнейшем разборе сказаний о влиянии на кабардинцев и народного элемента. Сам Паллас в другом месте своего сочинения упоминает, что кабардинские князья и дворяне выводят свое происхождение от аравийских владетелей. Это подтверждают и другие писатели, основываясь на предании, существующем у кабардинцев, а именно граф Иван Потоцкий[88]88
  Klaproth. Voyage aux stepes d’Astrakan et au Caucase.


[Закрыть] и Феликс Фонтон[89]89
  La Russie dans l’Asie Mineure.


[Закрыть]. Относительно убыхов, другой отрасли черкесов, ученый Потоцкий полагает, что они должны представлять остатки древних аланов, присовокупляя, однако ж, к тому, что для окончательного разрешения этого вопроса ему недоставало знания убыхского языка. Об абхазах говорит профессор Эйхвальд[90]90
  Reise in den Kaukasus ete. 1837.


[Закрыть], что они считают себя потомками египтян, но скорее полагать должно, что они происходят от абиссинян, потому что сами себя называют «абсне», другие же, продолжает Эйхвальд, думают, что абхазы – потомки армян. Эти сведения представляют одни догадки и предположения, не основанные на прямых доказательствах. К этой же категории сведений о происхождении народов, о которых идет речь, принадлежит и сообщение известного историка гуннов, Дегиня, который выводит черкесов от киргизов, останавливаясь на одном созвучии имен этих народов – керкес и киргиз. Сам он говорит[91]91
  Histoire des Huns. T. 4. Lib. 22. P. 252, 253.


[Закрыть], что киргизы пришли будто бы в нынешнюю Черкесию с монголами в XIII веке от Р. X. и жили прежде между Обью и Ангарой. Между тем известно положительно, что черкесы под именем керкетов, зигов или адигов и прочих были исторически известны за несколько веков до Р. X. и никогда не оставляли своей страны до последнего их выселения. Наконец, ни по языку, ни по истории, ни по типическим свойствам черкесы не имеют ничего общего с киргизским народом тюркского происхождения.

Затем следуют писатели, приводящие в подкрепление своих мнений о происхождении черкесов и абхазов более доказательств, а потому мы остановимся на них долее и рассмотрим ближе приводимые ими аргументы. Первое по времени место из этих писателей занимает датский историограф Сум, посвятивший ученые труды свои, между прочим, исследованию о некоторых народах, населявших страны между Каспийским и Черным морями. Он издал об этом предмете сочинение (в 1776–1779 годах[92]92
  Сочинение Сума переведено с датского на русский язык протоиереем Сабининым и напечатано было первоначально в «Чтениях Московского общества истории и древностей» в 1846 году под заглавием: «Исторические рассуждения о происхождении народов, населявших Польшу, Россию и земли между Черным и Каспийским морями, и пр.».


[Закрыть]), в котором утверждает, «что черкесы, многочисленный и известный красотой своих женщин народ, происходит от хазар». Доказательства Сума заключаются главнейше в следующем: язык черкесский, по мнению Пейсонеля, имеет некоторое сходство с угорским (угро-финским), а этот был (по мнению того же автора) языком хазар; черкесы занимали часть земель, которыми владели хазары; кабардинцы, составляющие значительную часть народа черкесского, по свидетельству Константина Порфирородного, тождественны с кибарами, составлявшими отрасль хазар. Не говоря уже о том, что Пейсонель не имеет никакого авторитета в сравнительном языковедении, сам же Сум в другом месте [своего сочинения] приводит мнение компетентных писателей, утверждающих, что хазары говорили по-турецки, но для ослабления исторического факта он присовокупляет, «что это не был нынешний турецкий язык!». Оставляя все это в стороне, мы ныне, опираясь на лексико-грамматические сочинения, изданные в последнее время об адигском и абхазском языках, можем утверждать положительно, что эти языки существенными элементами своего строя отличаются от угро-финских и тюркских, а следовательно, и от хазарского языков. Что касается второго аргумента, то он не имеет никакого значения. Народы вследствие разных исторических событий могут занимать не только часть, но и всю территорию других иноплеменных народов, то смешиваясь с ними, то совершенно вытесняя их. В настоящем же случае история свидетельствует, что хазары никогда не занимали малодоступных мест, которыми с самых древнейших времен обладали черкесы и абхазы. Последнее обстоятельство, приводимое Сумом в доказательство его мнения, если только мы безусловно примем тождество упоминаемых Константином Порфирородным кибар с кабардинцами, может относиться только, в частности, к одной этой отрасли адигского народа, не касаясь прочих отраслей его, может служить частным эпизодом в истории этого народа, не имевшим влияния на общую судьбу его. Известие императора Константина[93]93
  Porphyrogen Constantin. De adm. Imp. C. 39. P. 108.


[Закрыть] о кибарах весьма кратко: он говорит, что это была отрасль хазар, которая по причине внутренних народных смут принуждена была удалиться к печенегам – чисто турецкому народу – и между ним к северу от Черного моря поселиться; все это случилось за несколько десятков лет до того времени, когда писал царственный автор (952). Должно полагать, что после того они перешли через Дон и приблизились к Кавказу, без сомнения, после чрезвычайного ослабления вообще хазар сперва узами и команами, а потом русскими великими князьями в конце X столетия, потому что Кедрен[94]94
  Cedrenus. Apud Historie. Byzant. P. 768–771.


[Закрыть], писатель следующего века, упоминает о кибарах в числе народов, живших к северу от Кавказа. В своих странствиях кибары приближались в XII столетии к Кубани и здесь столкнулись с выдвинувшейся из гор отраслью черкесов, покорили ее и сообщили ей свое имя. История представляет нам много подобных примеров. Если, повторяем, можно кибар принимать за кабардинцев, то этим легко объяснить предание, сохранившееся у этих последних о времени пребывания их предков в Крыму, куда могли увлечь за собой их победители, что у народов тюркского корня, каковы были хазары, происходило часто, и это тем более, что кибары могли найти прочное убежище в Крыму, большей частью которого владели их кровные родичи – хазары. Во всяком случае, допуская, что кабардинцы заместили собой кибар, что первые по большей численности своего населения впоследствии поглотили последних, получив, однако ж, от них наименование, чему история представляет также много примеров[95]95
  Укажем, между прочим, на варяго-русов и славян в России, франков и галлов во Франции, тюрко-финских болгар и славян в нынешней Болгарии.


[Закрыть], мы никак не можем допустить того, чтобы частный случай был перенесен на общую судьбу всего черкесского народа, чтобы хазары, явившиеся на сцене истории с VI столетия от Р. X., были предками черкесов и абхазов, известных под теми же именами и в тех же местах за несколько веков до Р. X. Этому противоречит и история, и сравнительная филология[96]96
  Если мы допустим мнение, что хазары – представители аорсов и сираков, то увидим, что и эти народы являются не ранее первых двух веков от Р. X.


[Закрыть]. Языки означенных народов существенно различны как от турецкого, который был первоначально языком хазар, так и от угро-финского, которым говорила часть народа по смешении хазар с восточными финнами[97]97
  Из всех народов, являвшихся попеременно на сцене необъятных степей, простирающихся по северным берегам Каспийского, Азовского и Черного морей, включая туда же и соседние подошвы Кавказа, без сомнения, самый замечательный народ были хазары. Во время своего могущества (VIII и IX века от Р. X.) они заставляли трепетать персидских государей, аравийских калифов и византийских императоров. Но воинские подвиги не составляли еще исключительного их преимущества. На этом поприще соперничали с ними и другие соплеменники их – гунны, авары, болгары, команы. Но они отличались не только от них, но и от других современников умственным развитием и цивилизаций. Хазары производили обширную торговлю, связывая чрез нее Азию с Европой, и сохраняли в высшей степени веротерпимость. Несмотря на то что повелители их (каганы), нынешние сановники, были иудейской веры, в Хазарии было много магометан, христиан и даже идолопоклонников – все они без всякого стеснения исполняли обряды своего вероисповедания. О хазарах оставили нам сведения греческие, римские и мусульманские писатели; истории этого народа посвящали свои труды ученые Германии, Франции, Англии и России. Это дало нам возможность составить особенную статью о замечательном хазарском народе. В ней, между прочим, мы старались разъяснить и спорный вопрос: к какому из известных народных семейств должны быть причислены хазары? Византийцы и римляне, знавшие этот народ по его правительству и видевшие, что не только правительственные лица, начиная с государя (кагана), носили турецкие имена, но и весь механизм управления страной был чисто турецкий, положительно признавали хазар за турок. Мусульманские писатели посещали Хазарию еще в X столетии, когда хазары, покорив себе старожилов – восточных финнов, носивших разные названия, составили с ними народ смешанный, подобно тому, как это произошло прежде с аборигенами финского происхождения, а первоначально с тюркскими скифами, сироками, аварами и болгарами. Вот почему мусульманские писатели иные говорят, что у хазар был и особый язык, не похожий ни на турецкий, ни на персидский; другие – что хазарский язык походил на язык болгар (волжских), которые, как известно, были народом также смешанным, составившимся из тюркских и финских элементов; третьи, наконец, что у хазар замечались два типа людей, по наружности не похожих друг на друга: желтовато-черного цвета, а другие – белого цвета и высокого роста. Это доказывает только, что в то время смешавшийся народ не слился еще окончательно. Все это, а равно и другие факты, приведенные в вышеупоминаемом сочинении нашем, повторение которых слишком далеко завлекло бы, привели нас к убеждению, что хазар должно почитать народом смешанным, в котором преобладающим по началу происхождения и по могуществу был тюркский, а по численности – финский элемент. Вероятно, ничтожный остаток этого могущественного некогда народа, принадлежащий к той части хазар, которая исповедовала иудейскую веру, сохранился в караимах, держащихся Моисеева закона и отвергающих Талмуд. Они говорят тюркским языком и живут в Южной России, преимущественно в Крыму, где, например, Чуфут-Кале считают священным для себя местом.


[Закрыть]. Мы не указываем уже на типическое различие в телесном и духовном отношении, существующее, с одной стороны, между тюрками и восточными финнами, а с другой – между черкесами.

Мнение, высказанное Пейсонелем о родстве языков угро-финских с черкесским[98]98
  Peysonel. Указ. соч. Р. 12, 13, 80.


[Закрыть], не осталось без последствий. Юлий Клапрот, посещавший в начале нынешнего столетия с ученой целью Кавказ и описавший свое путешествие сперва на немецком, а потом с добавлениями на французском языке[99]99
  Voyage au mont Caucase et en Georgie. 1823. Vol. 1. Р. 380–382.


[Закрыть], говорит, «что черкесы весьма древний народ на Кавказе. Язык их отличается от других идиом кавказских как по словам, так и по синтаксису; он показывает, однако ж, родство с корнями финскими, особенно же с языками вогулов и сибирских остяков. Это сходство заставляет заключать, что черкесы, так же как вогулы и остяки, принадлежат одному корню, который в самую отдаленную эпоху разделился на несколько ветвей, из которых одни, вероятно, образовали гуннов»[100]100
  В других своих сочинениях (Archiv für asiatische Literatur, Geschiehte u. Sprachkunde, Asia poliglota etc.) Клапрот повторяет это и распространяет означенное и на другие народы Кавказа.


[Закрыть]. Для убеждения в этом мнении Клапрот приводит грамматические заметки, впрочем, весьма краткие, о языке черкесском и к тому присовокупляет несколько слов этого языка, которым он придает название «Черкесского словаря» (Vocabulaire). Первый оставляет он без сравнения, как бы следовало, с грамматическим языком, который считают родственным с черкесским; в названном же им словаре мы едва насчитали десяток слов, которые автор полагает с большой натяжкой сходственными с вогульскими, самоедскими и даже западно-финскими. Можно ли на таких данных основывать родство языков при настоящем положении сравнительной филологии? Мы предоставляем решить это читателю. Со своей же стороны считаем обязанностью присовокупить, что вообще известия Клапрота о народах Кавказа имели в свое время большой авторитет. Этому способствовало, с одной стороны, младенчество науки сравнительного языковедения и недостаток точных сведений о кавказских народах, а с другой стороны, способность автора легко собирать сведения, группировать их и делать из них замечательные выводы. Но теперь, когда сравнительная филология сделала такие успехи, когда мы имеем более точные сведения о кавказских народах и когда вместе с тем обнаружились источники, из которых Клапрот почерпал свои сведения и на которых основывал он свои заключения[101]101
  Мы ссылаемся по этому предмету на извлечения из писем с Кавказа покойного академика Шегрена к покойному же академику Френу, помещенные в Бюллетене Академии наук 19 января 1837 года (№ 23).


[Закрыть], авторитет этого писателя, по крайней мере между нашими учеными, сильно поколебался. Несмотря, однако ж, на то, мнение его о родстве черкесов и вместе с тем абхазов с уральскими или восточными финнами разделяется по сие время некоторыми учеными. Мы же со своей стороны на основании вышеописанного никак не можем с ним согласиться, тем более что и история не представляет ничего, что могло бы служить доказательством генеалогической связи таких несходственных между собой народов, каковы, с одной стороны, черкесы и абхазы, а с другой – вогулы и остяки.

Обратимся к тем писателям, которые описывают происхождение черкесов, основываясь на народном предании. Люлье в вышеприведенной статье (Кавказский календарь 1857 года) говорит, что они считают себя аравийскими выходцами. Вот как автор описывает это предание. Вследствие междоусобных раздоров в Египте один из народных предводителей аравийского происхождения переселился оттуда со своими приверженцами в Малую Азию (когда это произошло и сколько времени эти выходцы там оставались – предание о том умалчивает). Выселившейся колонии угрожали мусульмане, желавшие обратить ее жителей в магометанство. Это понудило их (предание тоже не означает времени) к другому переселению – они явились в Крыму. Как и когда они туда попали – предание не говорит, но пребывание их в Крыму подтверждается названием некоторых местностей: там существуют развалины замка, называемого татарами Черкес-Кермень; равнина между Бельбеком и Качей именуется Черкес-дюз (Черкесская долина). Из Крыма выходцы перешли на восточный берег Черного моря, но по каким причинам и в какое время – предание о том также умалчивает. Оно свидетельствует только, что странствователи заняли сперва равнины около нынешней Анапы, а потом предводители их перешли в Кабарду и подчинили своей власти весь черкесский народ. Из этих властителей царствовал со славой в XV столетии Имал-Теген, которого кабардинские князья считают своим родоначальником и которого воинские подвиги и мудрость гремели по всему Кавказу. Не этим ли выходцам придает Паллас название странствующих рыцарей, ссылаясь на народное предание о происхождении кабардинских князей и дворян от аравийских владетелей?

Гораздо с большими подробностями и дополнениями передает вышесказанное предание Шора Бекмурзин-Ногмов, природный черкес, историограф своего народа[102]102
  «История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев Шорой Бекмурзин-Ногмовым» издана под редакцией г-на Берже и напечатана в «Кавказском календаре» за 1862 год. Господин Берже предпослал этому сочинению краткую биографию автора, из которой видно, что он родился в ауле Ногмова, близ Пятигорска, в 1801 году, принадлежал к семье абадзехской, переселившейся в Кабарду, и считался в числе кабардинских узденей 2-й степени. С юных лет Шора Ногмов чувствовал влечение к учению и в 18 лет знал уже язык арабский, потом изучил языки турецкий, персидский и русский. Сперва он был муллой, но вскоре отказался от этой обязанности и поступил в русскую службу переводчиком, и употреблялся кавказским начальством на Линии для разных секретных поручений. В 1830 году Ногмов поступил в Гвардейский кавказско-горский эскадрон, участвовал в походе против поляков и получил офицерский чин. Живя в Петербурге, он усовершенствовал себя в арабском языке и, возвратясь на родину, в должности секретаря Кабардинского суда занялся составлением истории своего народа. Окончив ее в 1843 году, он отправился в Петербург для издания своего сочинения при пособии правительства, но, не успев совершить того, умер там в следующем, 1844 году. Кроме истории, Шора Ногмов составил еще грамматику кабардинского языка, которую представил покойному академику Шегрену, но тот возвратил ее автору с советом переделать ее и употребить при том вместо русских букв арабскую азбуку для выражения звуков кабардинского языка. Грамматика эта, по словам г-на Берже, находится у него.


[Закрыть]. Сущность рассказа Ногмова о происхождении адигского народа заключается в следующем: хан Ларун, уроженец вавилонский (?), вследствие гонений оставил родину и поселился в Египте; там два сына его, Черкес и Бекес, приобрели своими подвигами большое влияние между жителями и сделались повелителями страны. Турецкий султан Ислак (?), узнав об этом, пошел на них войной и победил их в Сирии, причем оба брата были убиты, а место их заняли ближайшие их родственники Туманбай и Араб-хан. Не будучи в состоянии держаться против победоносного султана, они решили бежать; войска султана их преследовали, и Туманбай был убит, а Араб-хан успел скрыться и явился к греческому императору, который по его просьбе дозволил ему с его дружиной поселиться в Крыму. Здесь Араб-хан умер, а сын его Абдан-хан, наследовавший ему, боясь мести турецкого султана, при котором турки часто нападали на греческие области, переселился с приверженцами своими на Западный Кавказ, где обитавшие адыхейцы приняли их дружелюбно. Абдан-хану наследовал малолетний сын его Кес, который по достижении юношеского возраста показал столько храбрости и мудрости, что все адыхейцы признали его своим повелителем. После него царствовал сын его Адо, а за ним следовал Хурофатлаэ, слабый и малодушный, при котором адыхейские князья отложились и стали было жить по-прежнему независимо. Наконец, после него принял бразды правления знаменитый Имал (правильно: Инал. – Изд.), прославившийся мудрым правлением и храбростью; он покорил соседние народы, в том числе и абхазов, при заключении мира с которыми на реке Бзыбь умер в 1427 году. Это первое и последнее указание на время события в сочинении Шоры Ногмова; все прочее – неизвестно когда именно совершалось. Из истории его вовсе исключена хронология, а потому она теряет научное достоинство и становится простой повестью. Хотя же он и говорит далее, что вышесказанные события заимствованы им отчасти из Джиафара и что он пользовался книгой Табари[103]103
  Ат-Табари Абу-Джафар Мохамет – один из древнейших и плодовитейших историков магометанских; сочинение его известно под названием «Тарих ар русул ва ль мулук» (История пророков и царей). Можно догадываться, что Ногмов указывает на это сочинение.


[Закрыть] «О княжеском родословии», но что именно заимствовано им из сочинения Табари – остается неизвестным. Издатель истории Ногмова г-н Берже, отклоняя от себя ручательство за достоверность рассказа Ногмова, приводит в подлиннике и в русском переводе извлечение из сочинения «Тенти-Теварих» (1670–1672) об участи Туманбая, со смертью которого начинается предание о странствованиях аравийских или египетских выходцев и о дальнейших событиях его династии. Из этого извлечения, между прочим, видно, «что последний царь египетский из черкесской династии был Кансогори, который владел Египтом и Сирией в 902 году по магометанскому исчислению, а по христианскому – в 1496 году. По прошествии 16 лет его правления турецкий султан Селим разбил его в Сирии, причем Кансогори лишился жизни. По смерти его был избран египетским царем Туманбай из черкесской же нации. Туманбай принужден был дать вновь сражение Селиму и, будучи разбит, бежал к шейху Селиму, который выдал его турецкому султану, а этот приказал его повесить. Таким образом, со смертью Туманбая угасла черкесская династия в Египте и Сирии, и страны эти с того времени (1517) присоединены к Турецкой империи».