Текст книги "Кавказ. Выпуск XVII. Черкесия"

Мусульманская история подтверждает приведенное г-ном Берже сказание, а вместе с тем дополняет его в том, чего в нем недостает, и вообще разъясняет кажущиеся непонятными и загадочными отношения черкесов к Египту и к Аравийскому калифату (правильно: Арабский халифат. – Изд.). Монголы под предводительством Чингисхана и его преемников опустошили мечом и огнем пройденные ими пространства в Азии, достигли пределов Кипчака, занимаемого тюркскими народами, преимущественно команами, или половцами, и Кубани, где жили некоторые отрасли черкесов. Здесь, как и в других местах, они увлекали за собой из среды побеждаемых ими народов множество пленных обоего пола. Лагерь их и рынки Азии были наполнены такими невольниками. Египетские султаны, видя возможность дешево умножить свои войска, приобретали из таких невольников людей, отличавшихся силой и наружным видом, и формировали ими отдельные легионы. Один из этих султанов – Бибарс, тюркского или команского происхождения, заключил с императором Михаилом Палеологом трактат, в силу которого он получил свободный проход через Дарданеллы в Черное море с целью приобретения по восточным его берегам невольников, которыми там производилась торговля с древнейших времен, для своей армии[104]104
  Makrisi. Histoire des sultans Mamelouks de l’Egypte. Itrad. par Quatremere. 1837. Т. 1. Р. 116.


[Закрыть]. Таким образом египетские султаны приобрели в конце XIII столетия более десяти тысяч храбрых и красивых воинов из Мингрелии и Абхазии, но преимущественно из черкесов. Эти-то рабы положили основание знаменитой в истории нынешнего Египта военной корпорации, известной под именем мамелюков[105]105
  Слово мамелюк образовано от причастия арабского глагола melek – «владеть» и означает «владеемый», то есть раб.


[Закрыть]. В непродолжительном времени мамелюки обратились в настоящих преторианцев. Подобно им они начали предписывать законы своим государям и дошли до того, что стали низводить их с престола по своей воле. Наконец, умертвив последнего государя из владевшей в то время Египтом династии, возвели вместо него на престол одного из своей дружины, назвав его султаном. Таким образом, потомки черкесских рабов сделались повелителями Египта и Сирии. Буйные и своевольные мамелюки поступали и со своими государями точно так же, как и с прежними: они возводили их на престол и низводили по своему произволу. Это продолжалось с небольшим два столетия, в течение которых было на египетском престоле сорок семь государей из черкесской династии. Судьба их зависела совершенно от мамелюков, употреблявших для низложения своих государей и меч, и веревку, и яд. Такой порядок в управлении довел государство до упадка. Повелитель оттоманов, султан Селим, пользуясь этим, напал на Сирию, разбил здесь наголову египетского государя Туман-бея, захватил его, повесил и сделался властелином Египта и Сирии. Это произошло в 1517 году. Каково было начало, таков был и конец владычества черкесской династии над Египтом и Сирией. Таким образом, путем истории мы добрались до загадочного Туман-бея (Туманбая или Туманпая, как называет его Ногмов) и до его трагической смерти. Могло быть, что после разгрома, произведенного Селимом, брат несчастного Туман-бея, Араб-хан, страшась преследований султана, скрылся сперва в Малой Азии, потом перешел в Крым и, наконец, переселился в Кабарду, как повествует Шора Ногмов. Нельзя отвергать и того, что часть приверженных Араб-хану мамелюков-черкесов могла сопутствовать ему и разделять его участь. Я говорю «часть», потому что, как свидетельствует история, мамелюки его оставались еще в Египте, где мало-помалу начали усиливаться и при владычестве оттоманов приобрели большое влияние на управление Египтом и сделались опасными для правителей его, пока, наконец, могущественный Мегмет-Али не сокрушил их так, как султан Махмут в Константинополе янычар. Мы допускаем также, что потомки Араб-хана властвовали над кабардинцами, что в числе их был и знаменитый Имал, от которого кабардинские князья ведут свой род; не можем только согласиться с автором в том, что Имал скончался в 1427 году, потому что предок его, Араб-хан, должен был оставить Египет по смерти своего брата, Туман-бея, как свидетельствует мусульманская история, в 1517 году; а между тем, не говоря уже об Араб-хане, было из его семейства, по свидетельству самого Ногмова, пять правителей Черкесии, включительно с Ималом; следовательно, он не мог умереть ранее конца XVI столетия, и ни в коем случае это не могло быть в 1427 году. Но все вышесказанные происшествия составляют только один эпизод из истории черкесского народа – эпизод, охватывающий случайные сближения черкесов с Египтом и аравитянами, эпизод, относящийся к более позднему времени, именно к XVI столетию от Р. X. Между тем памятники исторической литературы эллинов и римлян убеждают нас, что народ черкесский существовал на тех же местах, как и ныне, за несколько веков до Р. X. А потому предположение о происхождении этого народа от египтян или аравитян, которому подали повод означенные отдельные и случайные события, не имеет никакого основания.

Но Шора Ногмов не останавливается на этом. Он идет далее, стараясь убедить нас в том, что история ошибается, считая антов за славян, тогда как они были настоящие черкесы. Предмет этот заслуживает особенного с нашей стороны разъяснения. Для подтверждения своего мнения автор прибегает к филологии, к истории и к географии. Древние греки называли наших предков, говорит он, зигами, а иногда керкетами; последнее, вероятно, означает прозвание, данное народу соседями его или греками. Грузинские писатели именуют их джихами, а страну Джихетией. Эти слова – зиги и джихи – напоминают, продолжает Ногмов, слово цуг, которое на адыгском языке значит человек[106]106
  Это не есть оригинальная мысль автора, но повторение того, что сказал сорок лет ранее Клапрот, не отличающийся, впрочем, точностью в своих заключениях.


[Закрыть]. Но настоящее, коренное имя нашего народа, говорит он, есть ант, изменившееся со временем в адыге. Можно ли допустить такое фонетическое изменение по строю языка адыгского, мы предоставляем решить специалистам; со своей же стороны можем утвердительно сказать, что, по свидетельству литературных памятников эллинов, римлян и арабов, ни один из народов Кавказа не носил названия ант. Обращаясь к словам джихи или джигеты, мы знаем, что это название принадлежит не адыгскому народу, а одной отрасли народа абхазского. Г-н Берже, как бы в подкрепление сказанного Ногмовым о джигах, приводит извлечение из сочинения грузинского царевича Вахушта по переводу академика Броссе. Но заключающееся в этом извлечении описание географического положения и границ Джихетии указывает прямо на местность, занимаемую нынешними джигетами, или садзенами, с включением малых обществ тоже абхазского народа (ахчипсоу и айбга); во всяком же случае оно никак не может относиться к стране, которую занимал адыгский народ. В заключение приведенного извлечения царевич Вахушт говорит: «Эта страна (Джихетия) чрезвычайно сходна с Абхазией по своим произведениям, своим животным, своим нравам и обычаям: люди там уподобляются зверям. Некогда христиане – они не знают более их религии. Абхазы и джиги одеваются, вооружаются и снаряжаются, как черкесы, часто даже имеретинцы принимают их обычай». Из этих слов видно только, что автор отделяет джигов как от абхазов, так и от черкесов; причем, однако ж, находит, что джиги чрезвычайно сходны вообще с абхазами, а черкесам уподобляются только по одежде и вооружению, что и поныне сохранилось, по свидетельству очевидцев. Далее Шора Ногмов указывает, что Страбон называет реку Кубань Антикитис, что автор сочинения «Дербент-Наме» именует все народы, обитавшие от Терека до Дона, джумианд и что, наконец, по сохранившимся преданиям, предки нынешних черкесов обитали от Терека до Волги и Дона на север и, продолжая селиться по обе стороны Азовского моря, доходили до Крымских степей на запад, к югу же примыкали к Кавказским горам, в ущельях которых жили абадзехи. Идя все далее и далее по этому пути, Ногмов видит своих антов и в народе, обитавшем под этим именем на Днепре, где их встретил в I веке от Р. X. диакон Павел (Павел-диакон жил не в I, а в IX столетии). Вероятно, продолжает автор, та часть нашего народа, которая обитала на западном берегу Азовского моря, подалась потом от стеснения готов вверх по Днепру. Тут, как бы испугавшись своей смелости, автор говорит, что «ему было бы прискорбно, если бы читатели видели в том желание породнить его соотечественников с русскими». Извинение совершенно напрасное. Если бы автор успел доказать, что черкесы действительно состоят посредством антов в родстве с восточными славянами или россиянами, то он оказал бы тем большую услугу этнографии, нимало не унизив русский народ и не возвысив своего собственного. Все дело состоит в силе доказательств.

Река Кубань, как и все значительные реки в Европе и Азии, носила разные названия. Из древних исторических источников известно, что эта река с того времени, как она сделалась известной грекам в конце V столетия до Р. X., называлась Гипанис. Это имя держалось до начала III века до Р. X., когда начали называть реку Варданес, что продолжалось весьма долго, именно до конца VI столетия после Р. X. С того времени явилось новое имя Кофин или Куфис, которое генуэзцы потом обратили в Копа. Кубанью начала называться эта река не ранее XIII века от Р. X., с появлением татар. Все это было общим названием реки. Некоторые же рукава ее назывались различно: так, Константин Порфирородный называет главный рукав реки Укрух, Плиний один из рукавов – Сефериос, а Мелла – по имени залива или лимана, которым река впадает в море (limon Sindicus), Синдос. Страбон, сохраняя общее название реки Варданес, упоминает о большом рукаве ее под именем – Атикита Антикитис и при этом говорит о большой рыбе, водящейся здесь, которую называет атикеа (неизвестно, рыба ли дала название рукаву или обратно). Но во всяком случае это одно созвучие слов не может служить подтверждением мнения Ногмова, что анты, как принимает история, были не славяне, а адыги – черкесы.

Мы не остановимся на том, может ли одно имя джумианд, употребленное автором «Дербент-Наме», обозначать антов, и именно антов адыгских, без всяких дальнейших объяснений. Но не можем оставить без внимания слов Шоры Ногмова, которыми он придает такое широкое распространение своему народу: от Волги и северной подошвы Кавказа до Дона и Днепра. На этом огромном пространстве, по свидетельству истории, обитали в древности скифские и сарматские народы; около христианской эры занимали значительную часть его аорсы и сироки; наконец, в первые века от Р. X. постепенно являются на этом пространстве как бы этапами разные народы: арийского племени – готы и аланы; туранского племени – гунны, авары, хазары, болгары, печенеги, команы и пр. Но об антах-адыгах нет помина. Народное имя анты явилось в начале VI столетия от Р. X., и с того времени на основании совершенно достоверных исторических данных они считаются принадлежностью славянской семьи. Пределы нашей задачи не дозволяют нам привести всех этих данных. Но в этом случае достаточно указать на два важнейших свидетельства об антах двух современных писателей, пользующихся вообще авторитетом в истории. Первый из них, алано-гот Иорнанд (562), был секретарем остготского короля, а потом Равенским епископом и по своему положению знал близко отношения своего народа и соседних с ним в то время славян. Второй, грек Прокопий (550), занимал важный пост при императоре Юстиниане и описывал подробно и добросовестно все отношения к своему правительству разных народов, в том числе и славян.

Вот что говорит Иорнанд: «За Дунаем лежит Дакия, огражденная высокими горами; по левой стороне, к северу обращенной, начиная от вершин Вислы, живет на неизмеримом пространстве (per immensa spatia) многолюдный народ винды, хотя имена их изменились теперь по различию родов и жилищ, однако они большей частью называются славянами и антами. Славяне обитают от города Новетунского и озера, называемого Музиапским, по самый Днепр; анты же, храбрейшие из них, живут в окрестностях Понта от реки Днестр до Днепра…».

В другом месте, рассказывая о войнах Эрманриха, Иорнанд говорит, между прочим: «Победив многих северных народов, он обратил оружие свое на венетов… Они, как я сказал уже в начале повествования, или обозрения, народов, пошли от одного рода, но теперь называются тремя именами: венетами, антами и славянами (Venetas, Antes, Sclavi), и хотя ныне повсюду за грехи наши свирепствуют, но тогда все находились под властью Эрманриха…»[107]107
  De Gothorum origine. C. 5 и 23.


[Закрыть].

Вот подлинные слова Прокопия: «Миотийский залив впадает в Понт Эвксинский. Тамошние обитатели известны были прежде под именем киммерийцев, а ныне уже называются утругурами; дальнейшие же края на север занимают бесчисленные народы антов». Описание свое о свойствах и правах вообще славян Прокопий заключает так: «Перед тем славяне и анты имели одно имя, то есть в старину назывались спорами, потому, думаю, что жили рассеянно, от этого они занимают такие обширные земли – и точно, большая часть земель по ту сторону Истра (Дуная) принадлежит им»[108]108
  Procop. bell. Goth. edit. Par. cap. 15. P. 421–422.


[Закрыть].

Нет сомнения, что перед такими свидетельствами не могут устоять догадки и предположения Ногмова о том, что история будто бы «несправедливо называет славянами антов, тогда как это имя должно принадлежать черкесам».

Дабы придать более веса своему мнению, Шора Ногмов ссылается еще на два события, которые, по его мнению, доказывают, что анты были не славяне, а адыги, или черкесы. Одно из этих событий относится к столкновению антов с готами, а другое – к покорению антов аварами.

Мы не можем оставить без объяснения этих происшествий и начнем с первого, которое Ногмов излагает таким образом: «В половине IV столетия от Р. X. на реке Баксане, протекающей по Кабарде, жил князь Дауо; у которого было восемь сыновей; из них старший, Баксан, знаменитый нарт (витязь), со всеми братьями и 80 нартами был убит в жестоком сражении с гутами (готами, по мнению автора). По этому случаю была сложена в честь Баксана песня и совершаются ежегодно игрища народные в память его. Сестра убитых братьев перенесла трупы их в Кабарду, похоронила их с честью на берегу реки Этоко[109]109
  Этоко – один из притоков Подкумка, протекающего близ Кисловодска, следовательно, не в дальнем расстоянии от Пятигорска.


[Закрыть] и воздвигла на могиле их памятник, существующий и поныне. Памятник этот, – пишет Ногмов, – представляет молодого человека в шапочке и в платье, похожем по покрою на нынешний бешмет с продольной строчкой и т. д. (следуют подробности одежды)… Ноги не сделаны, но нижняя часть представляет столб с греческой надписью на передней стороне. В надписи можно разобрать многое и, между прочим, имя Баксана, а в конце – год, который показывает, что памятник воздвигнут в IV столетии. История, – говорит автор, – подтверждает предание, разумеется, если перенести имя антов со славян на адыгов. Но возможно ли это? В разрешении этого вопроса заключается весь предмет исследования, вся сущность искомого. От византийского историка того времени и Иорнанда мы знаем, – продолжает Ногмов, – что наследник готского короля Эрманриха, Винитар, хотя и был уже сам данником гуннов, но хотел еще повелевать другими народами и завоевал страну антов, обитавших на север от Черного моря, умертвив в сражении царя их Боксо с 70 знатнейшими князьями. Различие, – по мнению автора, – между изустным преданием и историей весьма незначительно: Боксо – то же, что и Баксан, с греческим окончанием; одна лишь разница в месте жительства антов: оно показано в истории на севере Черного моря, а, по преданиям, они жили на востоке от него».

Прежде, нежели мы выскажем мнение наше, считаем необходимым обратиться опять к Иорнанду, на которого ссылается автор и на свидетельстве которого основываются исторические писатели по делам, к готам относящимся. Ему, как историографу своего народа, должно быть более, нежели кому-либо, известно: где, с кем именно и когда последовало событие, о котором идет речь. Вот подлинные слова Иорнанда: «Остроготы по смерти Эрманриха отделились от визиготов и, находясь в зависимости от гуннов, жили по-прежнему на северных берегах Черного моря под правлением Винитара из рода аланов, который, желая сравниться с дедом своим, Атульфом, хотя не имел равного счастья с Эрманрихом, однако, тяготясь господством гуннов, старался мало-помалу освободиться от них, а потому, желая показать удальство, вторгся в пределы антов и, сразившись с ними, был на первый раз разбит, но, оправясь после победы, приказал для устрашения народа распять на кресте повелителя его по имени Божа (Booz nomie) с его сыновьями и 70 сановниками. Таким образом, уже около года повелевал он как царь гуннов. Баламбер, не желая простить ему такого самоуправства, пошел на него войной, и в сражении на реке Эрико[110]110
  Эрико напоминает славяно-русское слово ерик, которым называются протоки и затоны больших рек. Днепр имеет много таких ериков.


[Закрыть] сын сам застрелил его из лука (378)»[111]111
  Jornand. De Gothorum origine. С. 23.


[Закрыть]. При этом не должно упускать из виду, что Иорнанд, как выше доказано, антов считает всегда славянами. Сличая далее его свидетельство с рассказом Шоры Ногмова, оказывается далеко не такое малое различие между историей и преданием, как думает Ногмов. Историк говорит, что событие имело место на северных берегах Понта, между Днепром и Днестром, где, по его прежнему показанию, жили анты-славяне. Ногмов указывает на восточные берега Черного моря и на Кабарду. Расстояние между этими местностями огромное. Предводителя антов Иорнанд называет Божем или Боозом, а не Боксо, как именует его автор, вероятно, для удобнейшей деривации из этого слова названия своего героя Баксана и соименной ему реки в Кабарде. Трудно, наконец, допустить, чтобы в устных преданиях народа могло сохраниться происшествие с такой подробностью и ясностью в течение такого долгого времени (с IV по XIX столетие). Остается памятник, который мог бы служить сильным аргументом в пользу этого счастливого мнения Ногмова. Если время не коснулось разрушительно этого счастливого памятника в течение пятнадцати столетий, так что сохранилась в целости греческая на нем надпись, то для убеждения нас в том, что под ним покоится именно прах героя Божа, или Боксана, что он действительно погиб в сражении с готами, предводимыми Винитаром, и погребен своей сестрой в IV столетии, следовало бы Ногмову снять и предъявить верный снимок (факсимиле) с надписи; а это по недалекому расстоянию памятника от города Пятигорска представляло все удобства. Без соблюдения такого необходимого условия свидетельство Ногмова не может пользоваться никаким значением в истории.

Другое событие, на которое указывает Шора Ногмов, относится к покорению антов аварами в VI столетии от Р. X.

«Адыги, – говорит он, – жили спокойно и сохраняли независимость, как вдруг распространился слух, что аварский хан Байкан с многочисленным войском опустошил владения Греческой империи и даже самый Алиг, то есть Грецию; очередь доходила и до нашего народа. Хан Байкан потребовал от него через своих послов покорности. Князь Лавристон и другие адыгские вожди не исполнили желания хана и отвечали его послам гордыми и неприличными речами; послы стали поддерживать достоинство своего хана и заплатили жизнью за свою дерзость. Хан, собрав многочисленное войско, вступил от берега Черного моря в землю адыгов (Кабарду) и завладел ею до реки Баксан. Месть его преимущественно устремилась на Лавристона и других вождей. С этого времени, – продолжает Ногмов, – селения и поля наших предков опустошились, и народ адыхейский стал упадать. Хан Байкан после покорения нашего народа взял у него лучших воинов и повел их на завоевание земель, лежащих около Каспийского моря».

Для подтверждения этого предания Шора Ногмов приводит в подлиннике описание столкновения антов с аварами из истории Карамзина, в которой все, что касается послов хана Баяна, дерзких речей Лавритаса, покорения и разгрома антов и увлечения лучших из них воинов аварами для завоевания других стран, действительно сходствует с тем, что говорит Ногмов. Но разница, и притом самая существенная, состоит в том, что в приведенном описании, основанном на свидетельстве современных писателей, завоеванный аварами народ анты были славянами, а не адыгами, и что само событие произошло на северном берегу Черного моря, между Днепром и Днестром, а не на востоке от Черного моря к Кубани и Баксану, как полагает Ногмов, произвольно изменяя с тем вместе имена аварского хана и предводителя антов.

Дозволив себе такой произвол, автор продолжает: «Предание во всем сходно с историей, но повесть о Лавристоне перенесена несправедливо к славянам европейским, которые смешаны с кавказскими антами. Те и другие были покорены аварами; но подробность и верность предания насчет местности пути, по которому следовал хан, вступивший в землю антов от берега Черного моря, наименование этой дороги смертными Байкановыми путями, наконец, верность в именах, сохраняемых через многие столетия: вместо Баяна – Байкан, вместо Лавритаса, более походящего на греческое имя, – Лавристон, по окончанию чисто антское (адыгское) слово; все это не позволяет сомневаться в достоверности предания. Кажется, – заключает Ногмов, – без излишней самонадеянности можно сказать, что предание может пояснить исторические сведения, оставшиеся у греков о двух народах, которые, по их известиям, считались соплеменными», – в этих словах опять проявляется мнение, хотя и робко высказанное, о соплеменности или родстве антов-адыгов с антами-славянами. Открытие весьма важное, если бы только аргументы автора имели какую-либо историческую силу, но, к сожалению, они далеки от нее.

Авары явились на исторической сцене в VI веке от Р. X. По свидетельству современных писателей Агафия (559), Менандра (594), Маврикия (603) и Феофилакта Самосатского (629), авары – выходцы из Восточной Азии, подобно своим предшественникам, гуннам, двигались по главной, торной дороге всех кочевников туранского племени – через Волгу, Дон, Днепр и Дунай, покоряя на пути встречающиеся народы и увлекая их за собой, волей и неволей, далее на запад, к владениям Восточной империи. В 557 году авары показались на Дону, около 560 года они были уже на Днепре и Днестре, где и покорили пограничные отрасли восточных славян – антов. Известный историограф славянского народа Шафарик, основываясь на свидетельстве Менандра, полагает, что это покорение, или, лучше сказать, нашествие, ограничивалось только некоторой частью антов и было непродолжительно[112]112
  Шафарин П. Й. Славянские древности / Русск. пер. проф. Бодянского. Т. 2. Кн. 1.


[Закрыть]. С этим нельзя не согласиться, тем более что жилища антов простирались далеко на север по Днепру. Но если допустить даже, что все анты были в то время покорены аварами, то это покорение никак не могло относиться к другим славянам, жившим от них на юго-западе – в Дакии и Паннонии. К этим-то славянам, свободным и сильным, беспрерывно нападавшим на Восточную империю, относится событие, на которое указывает Шора Ногмов. Аварский хан Баян (как он называется современными писателями), а не Баксан (как именует его Ногмов) требовал через своих послов покорности именно этих славян, а не антов, уже побежденных. Лаврет, или Лавритас (как называет его современный писатель Менандр), а не Лавристон (как именует его Ногмов) и другие славянские вожди отвечали на это дерзкими словами, упоминая о своей свободе и своих подвигах, завели ссору с послами и умертвили их. Последствием этого было опустошение страны их аварами, которые, умножив побежденными славянами свои полчища, двинулись далее, иные из них на Илирик, а другие в Моравию, Чехию и Германию, где встретились с победоносными войсками Карла Великого; после этого имя аваров постепенно начало исчезать из истории. Столкновение же их со славянами засвидетельствовано положительно современными писателями с указанием мест, времени и последствий. После этого доводы Шоры Ногмова, основанные на неясном предании и на произвольных толкованиях обстоятельств, теряют всякое значение. Напрасно он ставит вместо славян своих адыгов, напрасно переносит место события с одного конца Черного моря на другой, с Дуная на Кубань, напрасно направляет своих антов-адыгов с аварскими победителями на завоевание земель, лежащих около Каспийского моря, то есть на восток, следовательно, по пути, совершенно противоположному тому, по которому следовали авары в Европе после покорения настоящих антов-славян. Все это не может никого убедить в том, чего домогается Шора Ногмов. Нельзя при этом упустить из виду, что авары, как свидетельствует история, в своем движении на запад, в Европу, оставались и на равнинах, прилегающих с севера к Кавказу, часть их могла проникнуть на Кавказ и, победив некоторых из тамошних народов, увлечь их за собой для дальнейших грабежей и завоеваний. Судьба эта могла постигнуть и кабардинцев, которые могли участвовать с аварами в завоевании земель, лежащих около Каспийского моря. Греческие писатели действительно указывают на войны аваров с персиянами. Это, вероятно, послужило началом и основанием предания, сохранившегося у кабардинцев, которое Ногмов произвольно распространил и своевольно перенес само событие с Днепра и Днестра на Кубань и Баксан. Таким образом, к сожалению, мы не могли извлечь ничего существенного из сочинения народного историографа о происхождении черкесов, или адыгов, и о племенном родстве их с другими народами[113]113
  Дальнейший разбор сочинения Ногмова не является моей задачей, но я считаю обязанностью выразить мое мнение, что это сочинение при отсутствии хронологии и при других важных недостатках содержит довольно интересные предметы по части преданий, народных поверий, обычаев и песен, которые могут служить пособием для будущего историографа черкесского народа.


[Закрыть].

Новейший исследователь быта черкесов Лапинский касается также вопроса о генеалогической связи этого народа с другими. Я говорю «касается», потому что при этом удобном случае он распространился более о происхождении народа русского, который он величает москалями, чем черкесов и абхазов. Прежде всего Лапинский отвергает само название черкесы, придаваемое будто бы одними русскими этому народу, и утверждает, что это имя принадлежит вовсе не ему, а совершенно другому народу. Потом, опираясь на пресловутое учение другого поляка – Духинского, которого он для большего эффекта называет русским ученым потому только, что несколько времени он жил в Киеве, Лапинский вычеркивает русских из семьи славян и из племени индоевропейского, лишает их имени русские, велит им именоваться московитами или москалями, выводит происхождение их от смешения татар с финнами и назначает им место в племени туранском. Положив своему исследованию такое основание, подкрепляемое таким авторитетом, как Духинский, автор обращается к происхождению черкесов, которое он объясняет следующим образом: слово «черкес» весьма древнее и состоит из двух турецко-татарских слов: чер или чар – «искать» и кес – «хищничать, убивать». Это слово, по мнению его, служило сначала названием разбойничьей вольницы, возникшей на берегах Днепра, в которой главный элемент составляли татары-москали и к которой присоединялись потом беглецы разных народностей. Главное пребывание этой вольницы было на Днепре, где и поныне находится город Черкассы. Когда же беглецы из Польши и Малороссии стали умножаться среди черкесской вольницы, и таким образом славянский элемент начал в ней преобладать, тогда часть ее, состоящая из татар (в том числе и москалей), удалилась на Дон и основала там Новые Черкассы, или Новый Черкасск; оставшиеся же на Днепре начали называться кайсаками, а потом уже казаками. Особенного замечания заслуживает разделение Лапинским казаков вообще по народностям: «Только днепровские казаки, – говорит он, – сохраняют в себе славянскую кровь; донские произошли от смешения татар с москалями, а оренбургские представляют смесь татар, турок, башкир, тунгусов, киргизов, туркоманов, калмыков и москалей!». Далее следует у Лапинского довольно запутанное сказание о том, как московские великие князья притесняли вышеозначенных удалившихся на Дон черкесов, желая распространить между ними восточно-христианскую веру, как часть из них удалилась далее на восток и поселилась на равнинах между Черным и Каспийским морями, к северу от рек Кубань и Терек. Удалившиеся таким образом на Кавказ черкесы принесли с собой, как говорит Лапинский, дикие татарские нравы и магометанскую религию. Те из них, которые поселились со стороны Терека, скоро слились с народами Дагестана, принадлежащими туранскому и семитскому племенам. Но переселенцев на Кубани ожидала совсем иная участь. Здесь, именно на левом берегу этой реки, черкесы встретились с народом, так же воинственным, как и они, но отличавшимся вместе с тем рыцарскими нравами и любовью к свободе; народ этот называет Лапинский абазами. Оба народа – черкесы и абазы Лапинского, – по сказанию его, вели между собой беспрерывную войну, которая окончилась в пользу последних. Побежденные черкесы искали защиты под стенами турецких крепостей Анапа и Суджук или селились на пустых местах при устьях речек Псекупс, Пши и других, впадающих в Кубань, где образовали вместе с абазами малые общества бжедухов, кемюргоевцев, мокошей, кирачаевцев и т. д. По исчислению Лапинского, едва пятьдесят семейств черкесов смешались собственно с абазами и поселились между ними. Но самая значительная часть их двинулась в Кабарду, покорила тамошних жителей индоевропейского, туранского и семитского поколений и вместе с ними образовала смешанный народ, который принял магометанскую веру черкесов, но удержал язык абазов. Переселение русским правительством запорожских казаков с Днепра на Кубань и донских на Терек понудило последние остатки черкесов смешаться частью с казаками, частью с абазами и дагестанцами. Так описывает Лапинский уничтожение на Кавказе своих черкесов, вместо которых, по его мнению, следует принимать его же абазов. Что касается существенного вопроса о генеалогической связи этих абазов с другими известными народами, то Лапинский говорит решительно, что они, несомненно, принадлежат по языку и происхождению к индоевропейской расе, так точно как и соседи их – княжеские абазы, сванеты и осетины; в Европе же кровными их братьями должны почитаться албанцы или арнауты, потому что и те и другие обитают на гористых, и притом восточных, берегах: первые – Черного, а вторые – Адриатического моря! О родстве языка адыге с индоевропейским Лапинский не представляет ни одного доказательства, никаких данных. Но относительно происхождения своих абазов он очень многоречив. Оставляя в стороне все то, что не принадлежит собственно этому народу и более относится к москалям, албанцам, грузинам, армянам, осетинам и прочим, сущность рассказа Лапинского заключается в следующем: у абазов (Лапинского) существует предание, что предки их пришли из страны, лежащей на юго-востоке и что прежде они жили на берегах большой реки, называемой Абаза. Действительно, прибавляет Лапинский, на юго-востоке есть большая река Абаза, или Алаза, и страна, по которой она протекает, называлась Албанией, как о том свидетельствуют древние ландкарты; в этом он находит подтверждение тому, что абазы и албанцы – ближайшие родичи. Само имя адыге, которым отличают себя северные от южных, или княжеских, абазов, происходит от аде (потом или позже) и ге (приходить или быть) – значит, «позже пришедшие», из чего Лапинский заключает, что, следуя с юго-востока на северо-запад и достигнув восточных берегов Черного моря, они встретили уже тут поселения: армяно-грузинские на юге и далее на север сперва греческие, а потом генуэзские, с которыми и перемешались; поэтому, говорит Лапинский, поражает наблюдателя большое число грузинских физиономий, встреченных им на юге Абазии, греческих в середине и романских на севере[114]114
  Подробности заключаются в соч.: Лапинский Т. Die Bergvölker des Kaukasus und Freiheitskampf gegen die Russen. 1863. Bd. 1.


[Закрыть].