Текст книги "Золотой томик поэзии II"

Лилия Буряк
Алма-Ата

И лишь душа

 
Среди дерев взмахнёт крылами птица.
Мне жизнь мила, но истина милей,
И с сожаленьем вглядываясь в лица,
Я жду конца своих суровых дней.
 
 
Что власть? Ведь без любви – уныние.
Известность раздевает напоказ.
На золото найдётся кто-то сильный,
И стены от беды не скроют нас.
 
 
Взрывая путь, заговорили мины,
Закат горит огнём в тревожный час,
Смеётся дурачина без причины,
Снимая маску и пускаясь в пляс.
 
 
И на дыбы судьба, и в хвост и в гриву,
И лишь душа, раскинув два крыла,
Несёт меня над этим скорбным миром,
Храня в себе прелюдию добра.
 

Ирина Васильева
Богданово, Псковская область

Зачем ты заставляешь так любить?

 
Зачем ты заставляешь так любить?
Смотреть на месяц влажными глазами?
Тянуть с небес серебряную нить
И вышивать признания стихами?
 
 
Сейчас мне и уютно, и тепло…
Огонь и кофе, мягкий плед и кошка,
А где-то там (за камнем и стеклом)
Метель гуляет по дворам и стёжкам…
 
 
Но будет утро – божья благодать,
И день на редкость солнечный, погожий…
Зачем я заставляю обожать
И прирастать Душою, сердцем, кожей?
 

«Три раны алеют на тонком и нежном запястье…»

 
Три раны алеют на тонком и нежном запястье…
Зачем? Почему? И откуда? Откуда? Откуда?
На сотни кристаллов рассыпалось хрупкое счастье.
Мерцающим снегом ложится на сердце остуда.
 
 
А где же та близость на уровне радужных квантов,
Сияющих волн, огибающих море и город?
И где же признаний волшебные, лёгкие мантры?
А где расставания, встречи и долгие ссоры?
 
 
Быть может, всё это на красной, угрюмой планете,
За пологом пыли в какой-то глубокой воронке,
Куда не проникнут ни ливень, ни пламя, ни ветер,
А только лишь свет,
удивительно тусклый и ломкий…
 
 
Три раны закрылись, зажили, почти что пропали.
Всё внешне достойно, пожалуй, вполне гармонично.
И только в одной из уютно обставленных спален
Душа, задыхаясь, кричит по ночам истерично.
 

Ольга Васильева
Бобруйск, Беларусь

Осень-осень, не скучай

 
Осень-осень, не скучай,
Приходи ко мне на чай!
Поболтаем на досуге,
Как две лучшие подруги.
 
 
Ты продрогла? Сбрось листву,
Не стесняйся… Уберу.
Как могу, тебя согрею,
Прогоню твою хандру.
 
 
Не печалься, не тужи,
Лучше, осень, расскажи,
Как природу превращаешь
В расписные витражи…
 
 
Говоришь, грибов в лесу,
Как веснушек на носу?
Поливала их слезами
По утрам, плетя косу?
 
 
Ты печалилась о чём?
Тут заботы ни при чём?
Ну, признайся мне, что где-то
Влюблена немножко в лето.
 
 
Вдруг багряной стала… Да?
Не волнуйся, не беда,
Никому твои секреты
Я не выдам никогда.
 
 
И поверь мне: так же где-то
По тебе тоскует лето,
И бессонными ночами
Тихо плачет иногда…
 

Демон

Посвящается одноимённой поэме М. Ю. Лермонтова

 
Непознанный, как тень в ночной тиши,
Присев на край скалистого обрыва,
Напрасно он стремится обрести
Покой, смирив душевные порывы.
 
 
Невольно, зорко вглядываясь в даль,
Он ищет всюду мира и забвенья,
Но дух мятежный вновь зовёт в груди —
И нет ему нигде успокоенья…
 
 
Как в первый раз желает он любви,
И любит сам, сгорая, как в последний,
Но выбранная жертва уж в крови,
Хоть колокол звонит уже к обедне…
 
 
И вновь пылает алая заря,
И вновь дрожат в сплетеньи грешном руки…
О, Демон!.. Твой смертелен поцелуй.
Но без него – ещё смертельней муки.
 

Татьяна Васильковская
Луганск

Книжный червь

 
Он глотает книги, как таблетки,
Запивая очень крепким чаем,
Зная, что красавицы-кокетки
Не танцуют с «книжными червями».
 
 
Скажут: «Слишком прост, хотя приятен…»
Но не модой мы одной едины,
Что ему милее и понятней,
Всё, как мхом, покрыто нафталином.
 
 
Он упрямо ищет сводки, даты,
Отравляя мозг словарным ядом,
Заполняя дней пустые такты
Глубиной, отсутствующей рядом.
 
 
Приоткрыв сокровищницу смыслов,
Между строк мечтает заблудиться.
И отбросив бытовые мысли,
С жадностью вгрызается в страницы.
 

Мысли

 
Семь рабочих часов мною прожиты,
И маршрутка трясётся усталая…
Все друзья говорят, очень сложный ты,
Но вот только простых не встречала я.
 
 
Все простые в толпе или издали,
Или если совсем незнакомые,
Иль в таблицах по столбикам с числами,
Общих фото с улыбками скромными…
 
 
Ну, а если поближе придвинуться
И в глаза посмотреть очень пристально,
Там сплошные кометы и синусы
С пятистами сокрытыми смыслами…
 
 
Посмотри же и ты повнимательней
Мне в глаза, там горит небо слёзное…
Не проехать бы пункт обязательный,
Подышу на окошко морозное…
 
 
Так, средь сложных мечусь безбилетная,
Всё ищу, где б пролезть и пристроиться…
Отыскать бы мне строчки заветные,
Чтоб самой, наконец, успокоиться…
 

Софья Вахнина
Москва

«Жизнь измеряется рассветами, а не закатами…»

 
Жизнь измеряется рассветами, а не закатами,
Взлётами, а не падениями,
Тёплым временем года: мы говорим
«двадцать лет», а не «двадцать зим».
Просто первые люди земли,
оглядевшись, решили когда-то:
Мир, который им дали,
божественно неотразим.
 
 
Так с тех пор повелось:
обрастая моментами прошлого —
Неудачами, горем ли,
радостью, смехом, восторгом, —
Всё стремится душа
помнить только одно хорошее,
Верить людям всегда,
как бы дорого это ни стоило.
 
 
Как бы ни было грустно,
всё ищешь приятные мелочи —
Тишину по утрам,
круассан с миндалём на работе.
И от этих моментов
становится чуточку легче
Пережить перекосы судьбы
на крутом повороте.
 
 
Как всплывает в воде
лёгкий мячик, наполненный воздухом,
Так не тонет душа
в океанах печали и лжи,
Только держит не воздух,
а знание – рано ли, поздно ли,
Наступают рассветы,
которыми меряют жизнь.
 

Девочка с персиками

 
Сквозь окно светлый полдень
ложится косыми лучами
На белёную скатерть, и стул,
и скрипучий паркет.
Ты на миг забежала,
и персик схватила случайно,
И сидишь за столом
больше сотни непрожитых лет.
 
 
Как вживую я чувствую
запах старинного дома:
Это дерево пахнет,
прогретое летней жарой.
Здесь лелеяли сад,
чтоб спустя и полвека потомок
Наслаждался плодами
с ворсистой сухой кожурой.
 
 
Как мне жаль, что теперь
не живут в знаменитых усадьбах.
Почему я до боли люблю
их помещичий быт?
О семнадцатом годе
я вовсе хотела не знать бы,
Но незнанием этим
последствий судьбы не избыть.
 
 
А тебе всё неведомо.
Есть лишь родные аллеи,
По которым бы бегать и бегать
и в солнце, и в дождь.
Потому ли, что в детстве
все фрукты казались спелее,
Только вырастешь —
сладость такую уже не найдёшь.
 
 
Ты вбежала – был август,
вот осень взошла незаметно,
И кленовые листья легли
на обеденный стол.
Знаешь, время несётся
быстрей, чем любая комета.
Хорошо, что художник
сказать ему сможет: «Постой!»
 
 
И мгновение детства
доверив холсту на мольберте,
Он отложит палитру,
и все вдохновенно решат,
Что картина его —
безусловное, светлое «Верьте!» —
Восхитительной жизни,
как чистая эта душа.
 

Максим Верхогляд
Санкт-Петербург

К истокам

 
Выплюнет жерло
метро пресловутого
Тысячи сонных,
унылых людей.
 
 
Так нас встречает
рабочее утро.
Дней повторение,
без новостей.
 
 
И, погрузившись
в глубины сознания,
Едем навстречу
вчерашнему дню.
 
 
«Я, повинуюсь, —
шепчет сознание. —
Я, повинуюсь,
но так не хочу».
 

Ольга Веселова
Великий Новгород

Осень

 
Мы со златовласой давние подруги,
Часто вместе пили терпкое вино,
Я ей поверяла все души недуги
И мечты крушенье, всё смешав в одно.
 
 
Колдовским напитком, выжимкой печали
С ароматом прели напивались мы,
И лесные травы, вянущие дали
Странно утешали, просветляя сны.
 
 
От весны всё дальше, мне всё ближе осень,
Та поймёт, кивая, веткой зашуршит,
А порой одарит: солнце, в небе просинь…
И надежд весенних эхо долетит…
 

Зоя Видрак
Нью-Йорк

И звёзды позабудут как дышать

 
И звёзды позабудут как дышать,
Когда ты не придёшь тропой весенней,
Не оживёт замёрзшая душа,
Недели промелькнут без воскресенья,
Подснежник не восстанет из земли,
Земля не принесёт плода земного,
Где губы равнодушные твои
Не вознесут единственное слово.
Так лебединой пары меркнет стать,
Из глотки хлынет кровь от потрясений,
Так звёзды позабудут как дышать,
Когда ты не придёшь тропой весенней.
 

Мы танцевали при луне

 
Мы танцевали при луне:
И шаг к тебе, и шаг ко мне,
Как будто древний менуэт.
И волны пели.
 
 
И шаг назад, и шаг вперёд,
И реверанс, и поворот.
Смеялся звёздный небосвод…
Страна веселья.
 
 
Одежду лёгкую сорвав,
Бросались в воду. И тела
Сливались, как одна струна.
Любовь качала.
 
 
Я вспоминаю, как кино.
Нам было двадцать… Всё равно…
Я между звёзд смотрю его
Опять сначала.
 

Ольга Витале
Тула

Прейскурант

 
Все исхоженные дороги
Неспроста выставляют счёт.
В прейскуранте маршрутов многих
На ухабах ценнее взлёт.
 
 
Не узнать бы во время оно
Только ломанные гроши
В одиночестве перезвона
Горизонтов твоей души.
 

Дорожный этюд

 
Она смотрела из окна,
Как поезда ему кричали,
Отстукивая времена
И опрокидывая дали.
 
 
Он не черкнёт и пары строк
В ответ непрошеной печали.
Он, как перрон зимой, продрог,
Он полминуты как скучает:
 
 
Прощанье выпито до дна
И ум другою мыслью занят.
В тот самый миг поймёт она,
Как рвётся нить сердечной ткани.
 
 
Возьмёт бумагу, карандаш,
А память пьяненьким матросом
На третий ярус, как багаж,
Воспоминания забросит.
 

Марина Волкова
Екатеринбург

Душа закону высшему верна

 
Средь темноты, неправды и разбоя,
Когда ни лат, ни дружеской руки,
Тот не умрёт, кто может быть собою,
Всем временам суровым вопреки.
 
 
Не сгинет тот, кто в путь идёт без маски
И, веря в жизнь, всему живому рад,
Растит цветы и дарит миру сказки,
Хотя внутри порой бушует ад.
 
 
Ты спросишь вновь: нужны ль сейчас поэты?
Но, хороши они или плохи,
Во тьме – бесценна даже капля света,
В войну – нежней рождаются стихи.
 
 
Пусть волшебство упрямый ум разрушит,
Пусть лучший мир пока на грани сна,
Не запереть в темницу боли душу —
Душа закону высшему верна.
 

По кромке вечности скользя

 
Купальский вечер, вещий сон —
Моя негаданная радость,
Цветов в венке заветном сладость
И шелесты со всех сторон.
 
 
Не гаснет дивная заря,
По небу свой разлив румянец.
А мы танцуем древний танец,
Друг в друга душами смотря.
 
 
И то спокойная вода,
То яростный огонь меж нами.
Моя любовь к тебе – как пламя,
Твоя – как нежная звезда…
 
 
Течёт тумана молоко,
Сливаясь с небом распростёртым.
Здесь, в измерении четвёртом,
Всё по-другому, всё легко:
 
 
По травам стелется стезя
И сводит нас на новом круге.
Мы растворяемся друг в друге,
По кромке вечности скользя.
 

Ночь так светла

 
Ночь так светла… Медовая заря
Ночует в мягких травах за рекою.
Цветы о чём-то нежном говорят…
Мне чудится, как будто бы рукою
Коснулся кто-то бережно щеки
И вновь пропал, как ветра дуновенье…
Как дороги, божественно-легки
На грани сна твои прикосновенья!
 
 
А где-то вдалеке шумит гроза
И клонятся сирени белой гроздья…
Мне снова снятся милые глаза,
В которых наших встреч коротких звёзды
То гаснут вдруг, то вспыхивают вновь
На самой кромке между тьмой и светом…
Кто верит, что кончается любовь —
Тот ничего не понял в мире этом.
 

Игорь Вольфсон
Санкт-Петербург

Между островами

 
Какая в этом сумрачном граните
Гранёная волнуется вода!
Речушек мелких призрачные нити
По карте устремляются сюда.
И ранним маем ладожские тромбы
Стекают по артериям Невы.
Каналы, как в Одессе катакомбы,
Под небом той неяркой синевы,
Что, укрываясь тучностью свинцовой,
Не затмевает шпилей волшебство,
Вознёсшихся над крепостью суровой…
Вода средь камня. Больше ничего!
Предвестником столетнего разлива
Поверх отметок, ординаров, норм,
Презрев потуги дамбы суетливой,
Здесь осенью царит балтийский шторм.
Фонтанка, Мойка, Крюков и Обводный
И полудикий Муринский ручей,
Во льду ль зимой, в сезон ли судоходный,
Я ваших брызг незваный казначей!
 

2005 г.

Предвоенное лето

 
Представляю порой предвоенное лето —
Тёплой неги с мурашками зыбкий союз.
Ночь давно отхрустела, метнулись Судеты,
И Республика пала, и с Веной аншлюс…
 
 
Над лазурной водой загорелые лица,
И скользящую яхту ласкает волна,
Утомлённое солнце всё медлит садиться,
И так сладки короткие ночи без сна.
 
 
Этих лёгких костюмчиков ветреный трепет,
Эти светлые платья и шляпок поля,
Вавилонских руин нескончаемый лепет,
И не ставшая пухом покамест земля.
 
 
Ах, не так ли – всего лишь тому четверть века —
Собирался в Сараево Франц Фердинанд,
Ах, не так ли жену венценосного грека
Умыкнул шаловливый троянский инфант?!
 
 
Брошен жребий. Войска примеряют границы.
Беспощадного времени маршевый ход…
Но ещё не окончен сезон в Биаррице,
Море сомкнуто, новый не начат исход…
 
 
Ах, не так ли мы станем когда-то и где-то,
Позабывший урок легкомысленный род,
Вспоминать беззаботное прошлое лето,
Тот контактно-живой девятнадцатый год?!
 

2020 г.

Макс Гаевич
Бобруйск, Беларусь

Семь нот

 
Казалось бы, всего семь нот…
Казалось бы, что невозможно
сказать о самом главном, но…
Я слышал в музыке тревожный
и дерзкий грозовой раскат,
безумство молний в майском небе.
Я слышал, как звенит тоска,
что вяжет в жгут и быль, и не быль.
Я слышал тот трескучий смех,
что означает радость, счастье,
скрипящий чёртом синий снег
и то, над чем ещё не властен
был всемогущий человек:
Слились мелодия и время.
На всё свой час, всему свой век.
Своя пора на «ногу в стремя».
Своя пора на «крылья в лёт»,
на «камнем вниз» и «миг на грани».
Что ж, музыкант, сыграй мне лёд
замёрзшей комнатной герани
и пустоты переполох,
где губы в кровь любовь разбила.
Всего семь нот, но…ты не бог.
Ты – музыкант, тебе по силам.
 

Алла Григоренко
Белгород

В разлуке

 
Услышь моё «ЛЮБЛЮ!»
В краю далёком,
Как будто бы не сто дорог
Меж нами пролегли…
Услышь моё «ЛЮБЛЮ!»
При ветре в окна.
Я крикну… молча —
Ты услышь мой крик!
 
 
Я и во сне явлюсь
К тебе девчонкой
С венком осенних листьев
В волосах.
Узнай мой крик! —
Я с поздней красной розой
И с тихой грустью
Без тебя в глазах…
 
 
Очнись от сна!
И к зову мчись навстречу! —
Скучают плечи
По твоим рукам…
Пусть будет вечер,
Пусть вздыхают свечи…
А после вновь дорога далека.
 

Алексей Груздев
Москва

Баркарола

 
Уходят на небо все облаком белым
С причала погибшей земли корабли.
Из рая их ангелы ловят в прицелы
И топят, и топят словами любви!
 
 
Целует мне кто-то навязчиво мысли:
Я сразу же вспомнил планету живой,
Где в поиске выгоды лёгкой и быстрой
Убили природу последней войной.
 
 
Стою, улыбаясь, один на причале;
Финал был понятен, конечно, давно.
Элизиум свой навсегда потеряли,
А больше не ждут нас нигде, и никто.
 
 
И кто-то кусает за пальцы небрежно;
Вот вижу, как черти ползут из глубин.
Земля умерла, а вокруг безмятежность…
Не страшно, не больно… Я всё заслужил…
 

Ева Даль
Ярославль

Я не завешу в комнате зеркал…
Романс

 
Несёт потери времени театр,
Кумиры подошли к «концу сезона».
Последний акт из траурных тирад —
И навсегда уходят без поклона…
 
 
Я не завешу в комнате зеркал,
Хотя, поверьте, что тоскливо в доме.
И тот меня поймёт, кто собирал
Их фото чёрно-белые в альбоме.
 
 
Я не завешу в комнате зеркал,
Печально сознавая, что по сути,
Их жизнь была – публичный трибунал,
Средь армии поклонников и судей.
 
 
Я не завешу в комнате зеркал,
Не возложу цветы у их могилы,
Но есть в душе особый пьедестал,
Для тех, кого мы искренне любили.
 
 
Под занавес из траурных тирад
Уходят наши звёзды с небосклона.
Стареют люди, но не сам театр —
Другой состав у нового сезона…
 

Ольга Долбышева
Черемхово, Иркутская область

Звёздный странник

 
Не гони, странник звёздный, года,
Насладись тишиной светлой ночи.
Посмотри, как сияет звезда,
Та, к которой стремишься ты очень.
 
 
Посмотри, как в реке голубой
Ветер блики созвездий колышет,
В каждом вдохе почувствуй: любовь
Вместе с нами прохладою дышит.
 
 
Прикоснись к серебристой волне,
Отдохни от скитаний немного.
В безмятежном, божественном сне
Будет ровной и лёгкой дорога.
 
 
Путь души от земли к небесам,
Словно луч рассечёт километры,
Увлажнит твои губы роса,
И разбудят планетные ветры.
 
 
Встанешь ты, пробуждённый с зарёй,
Сознавая величье мгновенья.
В этом миге – безбрежный покой.
В этом миге – души озаренье,
 
 
Что не нужно всё время спешить
И за чем-то невидимым гнаться.
Иногда нужно просто забыть
Обо всём и покою предаться.
 
 
Не гони, странник звёздный, года.
Насладись тишиной светлой ночи.
Подождёт пусть немного звезда,
Та, к которой стремишься ты очень.
 

Моя пленительная Русь…

 
Моя пленительная Русь,
Мы связаны одной судьбою.
Душой познать весь мир стремлюсь,
Но сердцем остаюсь с тобою.
 
 
Я пью берёзовую грусть
И хвойный аромат вдыхаю.
Разлюбит милый? Ну и пусть!
Вновь на ромашке погадаю.
 
 
Из одуванчиков венок
Сплету и буду солнца краше.
И вышью новый завиток
На полотне всей жизни нашей.
 
 
Обидят больно? Всех прощу,
Не буду зло в себе лелеять.
Я мести кровной не ищу —
Не стоит слёзы в землю сеять.
 
 
А коль окутает печаль,
Накроет плечи тёмной шалью,
Опорой станет мне алтарь
Священной веры – путь к познанью.
 
 
К истории страны влекусь,
К истокам родины и рода.
Мою пленительную Русь
Люблю всё больше год от года.
 

Светлана Дотц
Новошахтинск, Ростовская область

На старой шахте

 
На старой шахте, где шахты нет,
стоит усталый за много лет
могучий тополь, едва дыша.
Когда-то кроной цвела душа,
дарила людям любовь и тень.
Он ждёт их верно который день,
который месяц, который год,
то в пух одетый, то в снег и лёд.
Он ждёт, что выйдут они на свет,
на старой шахте. Но шахты нет.
 

Ветер

 
Руки мои – крылья.
В мыслях моих – воля.
Глупо с тобой жили,
сердце моё. С болью
рвёт на куски ветер
тело, оно хило.
Слабых юдоль метит,
чтобы судьба била.
Крики мои – нега
всем, кто мычит в стаде.
Больше нельзя бегать
даже себя ради.
Пусть он сорвёт кожу,
может, под ней перья,
может, под ней ножны
с тем, что убьёт зверя.
 

Любовь Дубкова
Челябинск

«Ни дня без строчки?..»

 
Ни дня без строчки?
Ну что ж, отлично.
Чеканю точки
Из жизни личной.
Из многоточий
Тетрадь листаю,
Нужна мне срочно
Хоть запятая.
 
 
Не до вопросов
И восклицаний,
Без переносов
И порицаний
В конце листочка
Мне б запятую.
Да только точки
Опять рисую.
 
 
И не поможет
Ни дождь, ни ластик.
Червяк под кожей
Пока всевластен.
Рукою водит
И сердце студит,
По венам бродит,
И судит, судит…
 

«Необитаема долина…»

 
Необитаема долина,
Мой взгляд поверхностно-незорк.
Исчезли пальмы-исполины,
Песок изнеженный прогорк.
 
 
Отравлен мир, вокруг – пустыня,
Живое ускользнуло вглубь.
Воспоминаньем хрупким сгинет
Прикосновенье тёплых губ.
 
 
Пристанище в подземном русле
Найдут вчерашние слова,
И обречённо сердце хрустнет.
И я пойму, что неправа…
 

Сергей Еромирцев
Санкт-Петербург

Эскиз

 
Рыжий кот, обломок янтаря,
Капли солнца на вечернем платье,
Лёгкий привкус летнего объятья,
Горький смех начала сентября.
Дробь рябины, города тиски.
Под ногами небо расплескалось,
И берёзы ржавые листки,
И в душе непрошеная жалость.
Ангел мой, ты проводи меня
Через ночь знакомою тропою,
Как ведёт усталого коня
Мальчик ясноглазый к водопою.
 

Память

 
На забытых войнах нет врагов.
Тишиною заросли надгробья.
Карточки с рассохшихся крестов
Смотрят в неизвестность исподлобья.
 
 
Заржавели жадные ножи,
Отыграли траурные марши,
И течёт размеренная жизнь,
Забывая без вести пропавших.
 
 
Всё сравнялось – звёзды и кресты.
Жертвы, палачи, врачи и судьи —
Все теперь невинны и просты —
Рядовые умершие люди.
 
 
Начиная натиск на восток,
Треплет ветер старую осину.
Я стою на кладбище пустом,
На лопатки память опрокинув.
 

Время ходит пешком

 
Время ходит пешком. Шоколадное небо смеётся,
И плюёт с высоты на хранилище гордых костей.
Над затихшей империей коршун истории вьётся,
И мамаши с тревогой домой загоняют детей.
 
 
Ещё только начало, и плебс ещё сыт и беспечен.
На границах враги ещё прячут оскалы мечей.
Время ходит пешком. Его путь черепами отмечен,
И зигзагами молний, и чёрным железом ночей.
 
 
Океаны дрожат в предвкушении бури столетия,
На лице небосвода бесшумные росчерки птиц
Время ходит пешком.
Поднимается солнечный ветер,
Начинается век передела привычных границ.
 

Алёна Иванова
Озёрск, Челябинская область

Библиотека книжных душ

 
«Не хлопать дверью!»
              (Впрочем, двери вовсе нет.)
«Здесь не шумят!» (Но тишина царит от века.)
Добро пожаловать! Моя Библиотека
Всегда открыта, словно книга. Культпросвет
Неумолимо возвышает человека.
Вам скоро выпишут читательский билет.
 
 
Безвестный путник… Ваше имя – для людей.
Оно – ничто наедине с собой и чаем
В ином краю страниц и слов: он обитаем
Лишь Персонажами да горстками гостей —
Его Читателей. Мы – то, что мы читаем.
И что ни брат ваш, то изрядный лицедей.
 
 
И кто-то мнит: он перед книгой всемогущ.
Её сквернит, надев геройскую личину.
Того по долгу и по совести низрину
Я, Архивариус печальных книжных душ.
Прошу за мною! Полог тайны их откинут.
Маэстро ветер, в коридорах гряньте туш!
 
 
Читальный зал. Пустынно. Свет настольных ламп.
В нём согреваются увядшими мечтами,
Любуясь бережно хранимыми цветами,
Альбомы ветхие с гнильцою по углам;
Чуть слышно шамкают зияющими ртами.
Им снова грезится душистый фимиам.
 
 
Сюда по лестнице спускайтесь на этаж.
Пусть не смущает вас назойливая морось.
Осколки слёз былых кумиров… Капли в море
Чреды эпох. Увы, утих ажиотаж.
Беда бестселлеров. O tempora! O mores![1]1
  O tempora! O mores! – (лат.) О времена! О нравы!


[Закрыть]
Диктует мода – не талант – большой тираж.
 
 
Пройдёмте ниже. Осторожно, всюду – топь.
Удел забытых и потерянных – трясина.
Набились плотно под обложки пыль и тина.
Вдали блуждают огоньки болотных троп:
Надежда пленников немых неугасима —
Запечатлеет мох следы знакомых стоп.
 
 
Ещё этаж. А это – школьный коридор.
Не по годам интер-активным в услуженье
Идут, сконфуженно теснясь от униженья,
Под прессом лени пережившие позор…
Да что романы – сказки в кратком изложенье!
Запрещено им ранить нежный кругозор.
 
 
За мною, вниз! Ну, кто здесь тянет уголок?
Взгляните: бедный, он заломлен как закладка.
Приют обиженных небрежною повадкой —
Залитых чаем, растрепавших корешок…
Не перечислить! Им неведома разгадка,
За что их мир непредумышленно жесток.
 
 
Ещё чуть ниже! Нестерпимый тяжкий стон.
Отдел, где голос обретает боль увечных.
То жертвы умысла и злости бессердечных.
Здесь все, разорванные в клочья, что щитом
Закрыли в ссоре, все дефектные навечно,
Чей лик измазал ученический жаргон.
 
 
Пора оставить их. Пожалуйте сюда.
Да, молодёжь у нас с недюжинной смекалкой.
Не парадокс ли это: классика на свалке?
Все раритеты, дорогие, иногда —
Лишь грёза… Нынче же бесценное не жалко.
А фолианты безответны. В том беда.
 
 
Уже недолго! Скрип. Бренчанье бубенцов.
Сквозят во мраке стеллажи совсем пустые.
Среди Читателей есть Критики слепые.
А вот и призраки непризнанных творцов:
Вмиг чуют Критика, забитые, худые,
И жаждут мести за отметины рубцов.
 
 
Смелей, для нас они – лишь тени. Вниз. Отдел.
Вы побледнели? Не волнуйтесь: там, на блюде,
Мои помощники, прилежные до жути.
Да, черви. Книжные. Как раз в разгаре дел.
Да, жрут листы. Бывают книги, точно люди:
Одна обложка. Что ж, Читатель оскудел.
 
 
Один этаж – и наша цель: Архивный зал,
Моя обитель. Он, по сути, оружейный.
Конец экскурсии – извечно совершенный!..
Табличка «Выход» не горит? Я вас ввязал
В дурное дело? Не кричите, оглашенный!
Финал истории сразит вас наповал.
 
 
Ты погрузился в чтенье очень глубоко.
Библиотека не разверзнет подземелье.
Читатель, в книжный переплёт попал ты с целью
Понять судьбу Литературы широко.
Ты критик – что ж, зарубят.
             Грешник – тронет прелью.
Читака – что ж, червём пролезешь далеко.
 
 
Да, безоружен потаённый ваш скелет.
Маэстро ветер триумфально завывает.
Вас Архивариус к ответу призывает.
В моей руке не шпага. Слово-амулет.
Но слово меткое, и слово убивает.
Туше! А вот и ваш читательский билет.