Текст книги "Хранители традиций"

Задержанный довольно быстро сказал адрес, куда поехали подельники. Мы с Нигматом переглянулись:

– Поехали задерживать?..

Стали собираться. Увидев это, таксист с сомненьем покачал головой:

– Возьмите ОМОН, там два здоровых парня.

Для нас с Нигматом это прозвучало как вызов. Мы знали возможности друг друга ещё по спортзалу.

– Как думаешь, два на два справимся? – спросил я.

– Ребята всё равно все на заявках, – улыбнулся Нигмат. – В отделе только мы с тобой. Поехали, разберёмся.

Это и был тот случай, когда я неправильно оценил ситуацию и свои силы в ней.

Взяв только наручники и резиновые дубинки, вместе с задержанным поехали по адресу. В четырёхэтажном доме подельники задержанного гуляли у подруги на последнем этаже. На звонок и стук в дверь, естественно, открывать отказались.

Переглянувшись с Нигматом, я выбил штатную заводскую жиденькую дверь ногой. В пустом проёме, полностью его закрывая, стоял здоровенный парень. За его плечом качался ещё один такой же. И весом за 100 кг каждый. Оба были на голову выше меня. Одного из них мы вдвоём с Нигматом ещё задержали бы, но два на два шансов не было никаких.

Нигмат тоже это понял.

– Что будем делать? – спросил он.

– Ты иди вызывай подмогу, скажи, нападение на сотрудников милиции, а я постараюсь их в квартире задержать, – ответил я.

Напарник побежал звонить, а я начал парням пудрить мозги разговорами про уличные понятия. В ходе беседы, пока мы перемещались из прихожей на лестничную клетку и обратно, выяснилось, что амбалы уже выпили по литру водки, и море теперь им в прямом смысле по колено.

Я уже загрустил от безысходности, когда услышал на лестнице знакомые голоса наших оперов. Вернулся Нигмат, а с ним уже вооружённый Алишер Мурадуллаев, который прекратил мой позор топтания с разговорами. Упаковав здоровенных мутантов в наручники, Алишер проводил их в дежурную машину до управления. Выяснилось, что это детишки-мажоры руководителей расположенного в семидесяти километрах от столицы шахтёрского золотодобывающего городка приехали в столицу развеять грусть-печаль от сельской жизни и после литра водочки переоценили свои возможности. На следующее утро их отцы приехали в управление с самыми дорогими адвокатами.

Для меня эта ситуация стала уроком, что Бог создал людей сильными и слабыми, а Макаров уравнял их шансы, создав свой пистолет. Каким бы уверенным в себе я ни был, на «незнакомые» задержания следует ездить с табельным оружием…

Если бы я рос не уличным пацаном, а парниковым ботаником, то и из пистолета вряд ли бы стрелять умел: надо знать, что обозначают цифры на прицельной планке и точка на курке. Поэтому кроме нормального активного детства у мальчиков должна быть нормальная армия с положенными тяготами и лишениями службы, а не годовое курортно-санаторное лечение. Иначе они не только Родину, но и правопорядок и себя защитить не сумеют.

Грустно, но факт.

Владислав Злыгостев

Поэт японских трёхстиший хокку, произведений жанра любовной лирики, научный публицист. Автор научного пособия и серии статей «Управление по-японски», написанных по результатам стажировки в Японии.

Литературные произведения и научные работы автора являются победителями более 200 российских и международных конкурсов.

Обладатель более 60 наград, включая знак отличия «За вклад в развитие образования», медаль им. Сократа, золотую медаль «За новаторскую работу в области высшего образования», серебряную медаль им. В.И. Вернадского, золотую медаль «Европейское качество», орден «Первый среди равных», грамоту Генерального Консульства Японии, золотую медаль Международной Академии современных искусств.

Мне подари одну лишь ночь!

 
Мне подари одну лишь ночь,
Ночь счастья ты мне подари;
Ведь только в силах ты помочь
Мечтать с рассвета до зари.
 
 
Одну лишь ночь мне подари,
При лунном свете я живу.
И буйством красочной любви
Явись не сном, а наяву.
 
 
Лишь ночь одну мне подари —
В любовном ложе при свечах,
В глаза мне жадно посмотри
И растворись во всех грехах.
 
 
Одну лишь ночь мне подари,
Как будто ты не сможешь впредь
Услышать стук в моей груди,
Судьбою велено истлеть.
 
 
С тобою мне не превозмочь —
Огонь и страсть горят внутри.
Мне подари одну лишь ночь,
Одну лишь ночь мне подари…
 

И это был всего лишь сон…

 
В свеченье сказочной луны
Кружатся в танце свет и мгла.
И ты, рапсодия весны,
Влюбиться в ноты чувств смогла.
 
 
Вдыхая яркий аромат
Цветов, уснувших под луной,
Я в прятки перестал играть,
Иду тропинкою прямой.
 
 
Дорожкой лунною во тьме
Идёшь по зеркалу воды,
Обнажена. Навстречу мне
Богиней снов явилась ты.
 
 
Я встретил сотканный из звёзд
Твой нежный, одинокий взгляд.
На чёрном полотне из слёз
Увидел чувств-планет парад.
 
 
Тебе я руку протянул,
Мне улыбнулся небосклон!
Проснувшись, понял, что уснул,
И это был всего лишь сон…
 

Огонь той страсти, что во мне угас

 
Мой взгляд направлен снова в небеса,
Читаю мантры, словно в первый раз.
Я разжигаю так же, не спеша,
Огонь той страсти, что во мне угас.
 
 
Угас тогда, когда я потерял
То чувство, что внутри себя хранил,
Когда я сердце нежно доверял
И под луной лишь для тебя открыл.
 
 
Я в полумраке искорки ловлю —
Частицы чувств, – влюбляясь всё сильней.
При свете звёзд я небеса молю
Найти свой путь среди ночных аллей.
 
 
В надежде пламя страсти развести,
Я до рассвета буду всё искать.
И чувства вспыхнут у меня в груди,
И всё воздастся, нужно только ждать.
 
 
Сумел в ладонях искорку сберечь,
Присел перед камином в тот же час.
И мне сегодня удалось разжечь
Огонь той страсти, что во мне угас…
 

С тобою ночь казалась бесконечной…

 
Сегодня ночью было не до сна, увы.
С тобою ночь казалась бесконечной:
Волшебным голосом шептала о любви,
Воспоминаньях жизни скоротечной.
 
 
Сжимала крепко ты в объятьях нежных рук
С шипами розу и, слезу роняя,
Ты понимала: вспять уже не повернуть
То время жизни, пламенем сгорая.
 
 
Ты продолжала лишь в мечтах своих летать,
Сминая свёрток о любви небрежно.
И чувства текстом на бумаге догорать
В камине сердца будут безнадежно.
 
 
Хранишь любовь, окутав ангела крылом
Для ночи той, – единственной и страстной.
Ведь знаешь, время я остановить пером
Не мог, чернила тратя понапрасну.
 
 
Любви отдайся вся, изящною свечой
Растаяв в пламени. Серебряный подсвечник
Казался храмом под чарующей Луной.
С тобою ночь казалась бесконечной.
 

Не могу без тебя прожить

 
Не могу без тебя прожить —
Даже думать об этом больно.
Лишь прошу я меня простить,
Что влюбился в тебя невольно.
 
 
Не могу без тебя прожить —
Ни минуты, ни дня, ни ночи,
Каравеллой ты будешь плыть
По судьбе, что я напророчил.
 
 
Не могу без тебя прожить —
И ни вдоха не сделать больше!
Без надежды тебя любить
В бесконечные страстные ночи.
 
 
Не могу без тебя прожить —
И ни шага не сделать в пропасть.
Лишь с тобой могу позабыть
Любви непристойную робость.
 
 
Не могу без тебя прожить —
Каждый день лишь с тобою светел.
То мгновенье боготворить
Буду я, когда тебя встретил.
 

Кисть чистых мыслей

 
Явилась ангелом сквозь свет и тьму,
Прообразом изящною скульптуры.
И чистых мыслей кисть по полотну
Скользит по бархату твоей натуры.
 
 
Та кисть скользит, историю любви
В любовном ложе страстно создавая.
И краски чувств, что подарила ты,
Луна сегодня сохранит седая.
 
 
Рисует звёздами с тебя портрет,
Ресницы нежно кончиком касаясь.
При пламени свечей в глаза смотреть
Хотел бы вечно, в слезах отражаясь.
 
 
Мольберт заполнен, кисть не устаёт,
Дыханьем страсти, стоном наслажденья,
Вонзаясь в бархат, счастье создаёт,
И заповедь – игрою наважденья.
 
 
Явилась ангелом сквозь сон и бред,
Перед камином сбросив всю одежду.
И чистых мыслей проливая свет,
Рисует кисть мечты моей надежду.
 

Любовь у камина

 
Сегодня осень. У камина
Любовь, укутанная пледом,
Историю свою творила
И озаряла лунным светом.
 
 
И с треском чувства вырывались
Из сердца-пламени камина,
Они в тумане растворялись,
И осень их к себе манила.
 
 
И листопадом настроенья
Любовь под зонтиком гуляла.
И лишь забытые поленья
В камине страсти догорали —
 
 
Как догорал листок помятый
Любовной прозы ликованья.
И поглощал огонь проклятый
Слова из сердца сквозь терзанья.
 
 
А с ними дан обет молчанья.
Любовью в памяти блистала;
Разлука-осень на прощанье
Лишь скрежет в сердце оставляла.
 

Последний осени листок

 
Шуршит листва, и клён, роняя
Последний осени листок,
Вздохнул печально; грусть родная
Вонзает мысли между строк.
 
 
Роняет клён те краски жизни,
Наполнив их своим теплом,
На те же намекая мысли,
Что вещим мне явились сном.
 
 
И осень золотом, шальная,
Портрет рисует во дворе;
Тоскою сердце наполняя,
Дыханьем ветра в ноябре.
 
 
Всю душу чувствами пронзая,
Та осень чуждою была.
Сквозь листопад тебя узнаю,
Срывая лист календаря.
 
 
Любовью очень согревает,
И тлеет в сердце уголёк.
С надеждой в небо улетает
Последний осени листок…
 

Я сердце пред тобой открыл

 
Я сердце пред тобой открыл,
Впустил я ангела в него.
Тот ангел сизокрылым был,
Влюбился в свет из ничего.
 
 
Я сердце пред тобой открыл,
Пусть подчинился я судьбе.
И звёзды с неба подарил
Тебе и только лишь тебе!
 
 
Я сердце пред тобой открыл,
А с ним и разум потерял.
Про всё на свете позабыл
И знал, что я в любовь играл.
 
 
Я сердце пред тобой открыл,
В жестокой схватке проиграл.
Себя тебе я посвятил
И душу за любовь продал!
 
 
Да будет так! – пускай продал,
И плот любви в мечты уплыл,
Ему вдогонку прошептал:
«Я сердце пред тобой открыл…»
 

Любовь за стенкой стерегу

 
Несу я службу, – пёс бродячий,
Любовь за стенкой стерегу.
И снова грусть, и сердце плачет,
От мыслей и судьбы бегу.
 
 
И серый дождь штыки вонзает
В следы мятежного дитя,
Что у камина замерзает,
А сердце вырывает тьма.
 
 
Седой от страха опустился
Туман изменчивой судьбой.
И в тот же вечер я влюбился —
Как в омут канул с головой.
 
 
Я вспоминал, как преклонился
В молитвах искренних речей
Лишь пред тобой. И свет родился
В мгновенье утренних лучей.
 
 
Любовь рассвета стерегу я,
Дыханья аромат вкусив.
И взглядом твой портрет рисую,
Слезами краски растворив.
 

Весной в нас верила любовь

 
Сегодня ночь. Пронзающий мороз
Сковал мечту, а сердце пеплом тлеет.
Я снова в снег роняю капли слёз,
И пусть они твою любовь согреют.
 
 
И лишь бродяга-ветер холостой
Прильнул тихонько у моей беседки.
Не устаю бежать на голос твой,
Что звонко скачет соловьём на ветке.
 
 
Курчавый дым клубится над рекой,
В теченье мыслей вихрем отражаясь.
В ночной сторожке обретёт покой
Соната жизни, с чувствами сражаясь.
 
 
Победу над тобою одержав,
Под звёздным небом звуки раздаются,
Мелодию любви к груди прижав,
К мечтам иду, что в небе вьюгой вьются.
 
 
Растаял снег, – следы пропали вновь,
Как в памяти исчезли те мгновенья,
Когда весной в нас верила любовь,
А оказалось – это сновиденья…
 

С тобою ночь осталась позади

 
С тобою ночь осталась позади.
И белый снег кружится за окошком,
А стуки сердца моего в груди
Всё так же слышишь у себя в ладошках.
 
 
Сегодня утром солнцем ты взошла
Над горизонтом сказочной долины.
И под ногами бьются зеркала,
Плетутся чувства нитью паутины.
 
 
И озаренье – свет ночных небес —
Луной подкралось так же незаметно,
Как незаметно этот день исчез —
Под листьями скрываясь неприметно.
 
 
Подкинь поленьев в топку из сосны!
Душа с улыбкой пробуждаться будет;
А вместе с нею оживают сны,
Твоё тепло согреет и разбудит.
 
 
Бессонной ночью ты ко мне приди
И лишь со мной останься ненадолго.
С тобою ночь осталась позади,
Как памяти зеркальные осколки…
 

Роняя слёзы, плачут облака

 
Роняя слёзы, плачут облака,
И ливнем грусти исчезают тучи —
Всё той судьбой летят издалека,
И гром пугает голосом могучим.
 
 
Бушует осень – вьюгой листопад;
Печалью слёзы затмевают солнце.
Унылый клён снимает свой наряд,
И только ветер в хороводе вьётся.
 
 
А гром гремит всё громче и сильней,
И, эхом страха небо наполняя,
Невидим был, но вышел из теней,
Как будто слёзы радости роняя.
 
 
Природа дарит осень неспроста —
Никто не станет тем, кем был он прежде.
И жить мечтами с ночи до утра
Стремится каждый осени надеждой.
 
 
А небо дарит чувства свысока,
Наполнив грудь любовью грациозной.
Роняя слёзы, плачут облака,
Напоминая, что любить не поздно…
 

Узнал тебя из миллиона звёзд…

 
Узнал тебя из миллиона звёзд —
Лишь ты светилась в небе ярче всех!
Судьбой твой милый образ превознёс,
Услышав звон из купола небес.
 
 
Узнал тебя из миллиона звёзд
И, засыпая, взгляд не отрывал.
С тобою рядом каждый день был прост,
Когда я чувства в кузнице ковал.
 
 
Узнал тебя из миллиона звёзд
И в мыслях понял – без тебя не жить.
Восприняла мою любовь всерьёз
Лишь ты свеченьем глубины души.
 
 
Узнал тебя из миллиона звёзд
И любовался с ночи до утра.
Ронять осколки зеркала из слёз
Не сможешь ты, – ведь не позволю я.
 
 
Небесный ангел, что тревожит грудь,
Тебя на Землю под крылом принёс.
И, всматриваясь в света Млечный путь,
Узнал тебя из миллиона звёзд…
 

Загляни, Луна, в окошко!

 
Загляни, Луна, в окошко —
Посмотри, как незаметно
Тень крадётся, словно кошка,
От лучей фонарных света.
 
 
Загляни, Луна, в окошко —
Сквозь вуаль. Гитары тонкой
Силуэт, что без одёжки,
Согревай игрою звонкой.
 
 
Загляни, Луна, в окошко —
Шторы для тебя открою.
Посиди со мной немножко,
В новый день войди со мною.
 
 
Загляни, Луна, в окошко —
Посети на сон грядущий.
И согрей любовь в ладошке,
Что оставил под подушкой.
 
 
Из молочного тумана,
Пусть всерьёз, не понарошку,
Из-за гор, как из кармана,
Выгляни, Луна, в окошко!
 

Я в высоте великих чувств…

 
Вдыхаю грудью воздух гор
И взглядом чистый вид ловлю.
Судьбе иду наперекор —
Всё потому, что я люблю.
 
 
Я в высоте великих чувств
Как будто заново рождён.
И смысл, что был когда-то пуст,
Любовью в сердце сохранён.
 
 
Тянусь к вершине. Каждый шаг
Даётся тяжелей в пути.
Дождём красивых слов промок
Алмаз, что был прижат к груди.
 
 
И ветра мысли уловить
Сумею мудростью веков.
А жизни бег остановить
Я силой духа не готов.
 
 
Судьбе навстречу я иду,
Взбираясь выше с каждым днём.
Ведь той дорогой я иду,
Что мне явилась вещим сном.
 

Лишь под Луной творятся чудеса!

 
Лишь под Луной творятся чудеса.
Пусть этой ночью как всегда не спится…
Я мысли отпускаю в небеса,
Где облака летят безумной птицей.
 
 
И звёзды улыбаются в ответ
Моей мечте, что прячется в камине,
Где был когда-то принят и согрет
Портрет любви, срисованный с картины.
 
 
И лишь творятся ночью чудеса —
Как волшебством, дождём минуты счастья
Наполнят грудь – фрегата паруса
Дыханьем ветра в колыбели страсти.
 
 
И ночью сказки начинался мир,
Где открывался занавес историй.
Твоей любви я преданный кумир —
От яда страсти пьян и непристоен.
 
 
Пускай разбил алмаз любви большой,
Ковал сначала меч судьбы покорной.
Ведь иногда, чтоб было хорошо,
Нам нужно сделать человеку больно.
 
 
И вот поднялся в выси-небеса,
Закрыв глаза, шагнул в открытый космос.
Лишь под Луной увидел чудеса,
Услышав вслед любви печальный возглас…
 

В душе и сердце сохраняя Мир

 
Сегодня Мир я в сердце создаю,
Огнём священным мысли озарив.
Себя всецело Миру отдаю,
В душе мечту надеждой пробудив.
 
 
Народов Мира дружбе отдаю
Свою любовь и часть своей души!
На стражу Мира ангелом встаю,
В надежде Мира продлевая жизнь.
 
 
Открытку Мира в небо посылать,
Где Миру нет препятствий и границ,
Не устаю. И новый Мир встречать,
Где голубь Мира всех прекрасней птиц!
 
 
Тот голубь Мира отправлялся в путь,
Своей судьбы писатель и творец.
И лишь любовью наполняя грудь,
Иду я снова с Миром под венец.
 
 
Любовь заменит слёзы и тоску,
В душе и сердце сохраняя Мир.
Горжусь я тем, что в Мире я живу;
Я миротворец – Мира я кумир!
 

Тебя узнал в тумане над рекой…

 
Тебя узнал в тумане над рекой,
Седую ночь украдкой разбудив.
Явилась ты и боль сняла рукой,
На сердце камень вдребезги разбив.
 
 
Тебя узнал на кончике пера.
В себя нещадно ты меня влюбив,
Мечтала в осень чувствами играть,
Любовью краски в лужах растворив.
 
 
Тебя узнал в твореньях между строк,
Загадкой века для меня была.
И дни сжигал, что был я одинок,
В камине страсти выгорел дотла.
 
 
Тебя узнал: твой Музы силуэт
Являлся мне под бронзовой Луной.
Я не творец, всего лишь я поэт,
Слагаю мысли о любви хмельной.
 
 
Мне суждено сквозь звёздный хоровод
В порыве страсти рифму отыскать.
Окинув взглядом млечный небосвод,
Смогу везде одну тебя узнать.
 

Бессонной ночью я тебя люблю!

 
Сиянье звёзд в твоих глазах ловлю,
Как диск Луны коснулся небосвода.
Бессонной ночью я тебя люблю,
И мыслей плен разрушила свобода.
 
 
Ловлю комету в отраженье глаз,
Сквозь Млечный путь упавшую слезою.
Сегодня ночью в одинокий час
Делился сердцем – чувствами с тобою.
 
 
Вдыхая жадно ночи аромат,
Мечтой безумной отдавался страсти.
Словами лести для тебя богат,
Где нет границ для красноречий власти.
 
 
И сладкой ночи ощущая вкус,
Я становился пленником терзаний.
Коснувшись губ, в тебе я растворюсь,
Как слёзы неба – в мыслей океане.
 
 
Бросая вызов, отпускал судьбу;
Я – странник тьмы, блуждающий в тумане.
Бессонной ночью я тебя люблю
Сквозь строки чувств и ярких звёзд мерцанье!
 

Вершатся чудеса

 
Сегодня ночь, – вершатся чудеса!
И белый снег опять летит куда-то.
Волшебной песни слышать голоса
Всем суждено лишь фразою крылатой.
 
 
Сквозь скрип двери и хруст седых полен
Играет светом лунная дорожка.
Дыханье ветра попадает в плен
Сегодня ночью, заглянув в окошко.
 
 
Пера движенье, словно взмах крыла,
Скользит по льду, рисуя наважденье;
И говорит, что жизнь всего одна
И что бесценно каждое мгновенье!
 
 
Свечи волшебной пламя не щадит —
Кружится в танце от дыханья страсти,
Рисуя то, что сердце говорит,
И этот миг не зря зовётся счастьем.
 
 
Сегодня ночь, – вершатся чудеса!
И мир несёт любовь под звуки скрипки,
Где тень от света будет ускользать,
Оставив в сердце лишь одну улыбку.
 

Владимир Калинин

Родился в г. Омске. После завершения обучения в средней школе работал слесарем на телевизионном заводе.

Окончив Высшую школу ВТБ СССР и аспирантуру, преподавал в этом же вузе. Уволился в запас в звании подполковника и трудился федеральным судьей Черёмушкинского районного суда г. Москвы, где в течение 12 лет рассматривал уголовные дела.

Владимир Семёнович – член Интернационального Союза писателей. Опубликовал несколько повестей и рассказов в жанре криминальной истории. Финалист конкурсов имени А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова журнала Московской городской организации Союза писателей России «Российский колокол» – «СовременникБ». Номинант премии им. М. А. Шолохова с вручением одноимённой медали.

Ради денег на всё пойду
(отрывок из повести)

Летним утром в городе Энске красота неописуемая. Ветра нет. Кругом буйная зелень садов. Деревья яблонь и груш в мощных лучах солнца склонились под тяжестью созревающих плодов. На траве газонов, на листьях и лепестках цветов, растущих на многочисленных клумбах и в пышных цветниках, сверкают капельки ночного дождя. Воздух свежий, чистый, наполненный ароматами плодов, цветов и душистых трав.

Середина недели. До выходных еще два дня. В здание «НИИЗарубежМедицины» резво вбежала секретарь генерального директора Наташа. Поздоровалась с полусонным охранником, сидящим за столом у входа. Он только кивнул в ответ и проворчал:

– Твой шеф уже пришел. Не спится старику.

Она сняла с доски для ключей от служебных кабинетов ключ от приемной генерального директора. По лестнице поднялась на второй этаж, где находилось ее рабочее место. Открыв массивную входную дверь, подошла к своему столу у окна, справа от двери в кабинет ее начальника.

Не успела Наташа сесть за стол, как услышала хлопок – как ей показалось, похожий на звук при открытии бутылки шампанского.

«Чего это среди недели решили пить шампанское?» – мелькнула у нее мысль.

Увидев на столе папку с надписью: «На подпись», решила положить ее в сейф. Наверное, директор подписал документы и бросил ей на стол. Открыв папку, обнаружила, что подписей директора на бумагах нет. Такого не было никогда. Почему директор ничего не подписал? Забыл? Тогда почему папка с бумагами лежит на ее столе?

Надо позвонить директору и спросить разрешения войти. Может быть, он с кем-то занят…

Позвонила. Никто не снял трубку. У Наташи начала возникать тревога за здоровье шефа. Что это за хлопок, который она слышала? Значит, там кто-то есть. Почему никто не берет трубку телефона?

Она подошла к двери кабинета и прислушалась. Никаких звуков не услышала. Тогда, набравшись смелости, открыла дверь. И тут на всё здание НИИ раздался ее невероятно громкий визг, переходящий в истерический, нечеловеческий вопль.

Первым ее необычно громкое и долгое «А-аа-ааа!..» услышал заместитель директора по экономической безопасности Дмитрий Иванович Чекулаев. Он рано приходил на работу. Не открыв дверь своего кабинета, расположенного по соседству с кабинетом директора, даже не вынув ключ из замка, он бросился на крик молодой женщины. Ворвавшись в приемную директора, увидел истерически рыдающую Наталью.

– В чем дело? Наталья Ивановна, успокойтесь и скажите: почему вы так рыдаете? Вас кто-то обидел или напугал? – обратился он к секретарю директора.

Но она не могла прервать приступы рыданий и сказать что-либо в ответ. Только показывала рукой на открытую дверь кабинета генерального директора НИИ.

Чекулаев вошел в хорошо знакомый ему кабинет. То, что он увидел в кабинете, потом будет детально описано в протоколе осмотра места происшествия.

На черном кожаном диване полулежало тело генерального директора Петра Ильича Коршунова. Чекулаев обратил внимание на неестественно вытаращенные глаза начальника, почти выкатившиеся из орбит. На правом виске зияла круглая пулевая рана, окруженная ожогом от пороховых газов. Из нее еще слабо вытекала кровь. Поток, стекавший по бледной щеке на промокшую от крови белую рубашку и далее на паркетный пол, образовал средних размеров лужу.

Рядом с диваном на полу лежал наградной пистолет «ТТ», принадлежавший директору. Чекулаев взял руку своего начальника и проверил наличие пульса. Сердце уже не билось. Рука погибшего начинала холодеть под струей прохладного воздуха из кондиционера, включенного еще живым директором…

Чекулаев посмотрел на директорский стол и заметил лист бумаги, придавленный тяжелой авторучкой. Он не стал ничего трогать и вышел из кабинета. Плотно закрыл дверь, обнял дрожащую, всхлипывающую Наталью Ивановну и сказал:

– Пётр Ильич ушел от нас. Вызывай полицию и скорую медицинскую помощь. Он застрелился. Закрой дверь в его кабинет на замок и никого до приезда полиции не впускай. Полиция тоже пусть входит только в присутствии понятых.

– Дмитрий Иванович, до приезда полицейских и врачей, пожалуйста, не уходите от меня. Я боюсь.

– Глупенькая, мертвых не надо бояться. Живые бывают гораздо опасней. Ты вызывай полицию и медиков. Схожу на минутку к себе в кабинет. Там ключи остались в дверном замке. Вызову начальника службы безопасности НИИ и сразу вернусь. Никому больше не сообщай и, еще раз тебя прошу, никого в кабинет директора не впускай.

– Дмитрий Иванович, поскорей возвращайтесь, – уже более спокойно попросила Наталья, закрывая на замок дверь в кабинет директора.

Первой приехала опергруппа полиции во главе со старшим следователем. На место происшествия вошли с понятыми из числа работников службы безопасности института. Чекулаев сопровождал их. Все присутствующие сосредоточили внимание на теле Петра Ильича, стараясь близко не подходить.

Старший опергруппы подошел к столу и взял в руки лист бумаги, вытащив его из-под авторучки. Чекулаев стоял с ним рядом, и они вместе про себя прочли единственную фразу: «Всё сделайте по закону».

Чекулаев прошептал следователю:

– Давай выйдем на минутку.

Следователь оказался сообразительным и молча вышел из кабинета, предварительно дав указание оперативному работнику составлять протокол осмотра места происшествия. Чекулаев подхватил его под руку и проводил в свой кабинет.

– Слушай, майор. Ты опытный сотрудник, многое на свете повидал и знаешь, что в православии самоубийц не хоронят так, как православных, умерших при других обстоятельствах. Пётр Ильич православный, и семья его тоже православная. Надо сделать вывод, что он погиб от неосторожного обращения с оружием.

– Ну, ты даешь! А куда я дену предсмертную записку?.. Ее же надо внести в протокол осмотра места происшествия.

– Ты ее оперу не показывал. Никто, кроме тебя и меня, ее не видел. Они все смотрели на тело погибшего. Ну, если тебе потом потребуется ее внести в дело, напишешь еще один протокол дополнительного осмотра места происшествия. Такое практикуется.

При этом Чекулаев сунул в карман форменной куртки офицера несколько денежных купюр.

– Ладно. Уголовного следа здесь не предвидится. Сделаем вывод, что погиб от неосторожного обращения с пистолетом. Человек он был хороший. Институт практически организовал и тащил его на себе, не жалея своих сил.

Тут открылась дверь кабинета. Вошла секретарь первого заместителя директора НИИ Людмила Громова.

– Дмитрий Иванович, вас приглашает Константин Фёдорович. Срочно.

– Хорошо. Сейчас приду, – недовольным тоном ответил Чекулаев. Он не любил, когда к нему без разрешения кто-нибудь входил.

Перед тем как пройти по переходу в лабораторный корпус, где находился кабинет заместителя директора по науке Константина Фёдоровича Ерохина, Чекулаев заглянул в приемную директора НИИ. Наталья Ивановна успела привести себя в порядок – смыла с лица пятна от туши, возникшие от слез, ручьем бежавших с ее накрашенных пушистых ресниц. Глаза оставались слегка припухшими, но щеки были уже припудрены.

– Как обстановка?

– Всё нормально. Ваши указания исполнила. Лишних людей никого не впускала.

– Молодец. Пусть работают профессионалы. Я имею в виду полицию и врачей.

– Дмитрий Иванович, Петра Ильича врачи увезут в морг? Кто сообщит его жене и родственникам?

– Конечно, увезут – с разрешения следователя после окончания осмотра места происшествия. Я сейчас иду к Ерохину, с ним решим, как и кто сообщит родственникам о том, что Пётр Ильич ушел навсегда от нас.

– Поняла.

– Умница. Действуй по обстановке.

В кабинете Константина Фёдоровича за длинным приставным столом сидели завхоз, председатель профкома, заведующие лабораториями и главные специалисты. Дмитрий Иванович энергично открыл дверь и громко поздоровался, пожав руки каждому и соблюдая при этом субординацию.

Ерохин, оглядев всех присутствующих, убедился, что практически весь служебно-хозяйственный актив в сборе, за исключением главного бухгалтера, который уже несколько месяцев как уволился по собственному желанию. Начал без вступлений:

– Все понимаете, что нас постигло большое горе. Однако, как говорят в народе, все будем там, только в разное время. Сейчас надо сделать всё на высоком уровне, как подобает в таких случаях. Вопросами с кладбищем, гробом, крестом и венками займется наш опытный завхоз Пётр Сергеевич. С церковью вы тоже сможете договориться.

– Нет, с попами я не умею разговаривать. Лучше пусть кто-нибудь другой, кто подипломатичней.

– Я решу со священником вопросы отпевания и проведения панихиды, – вмешался Чекулаев.

– Вот и отлично. Теперь надо решить, кто сообщит жене о трагедии, произошедшей с Петром Ильичом. Думаю, что председатель профкома справится с этой задачей. Надо тактично подготовить жену и донести до нее эту горькую весть.

– В таком случае я поеду в ЗАГС за свидетельством о смерти. Без него ничего не сделаешь, – поднявшись со стула, сказал завхоз.

– Надо ехать к жене покойного Коршунова. Пусть она возьмет необходимые документы: паспорта – свой и мужа, свидетельство о браке. После чего вместе с ней и с документами вернуться в институт. К тому времени осмотр места происшествия закончится. Старший опергруппы вызовет из морга машину для перевозки тела умершего. В морге надо взять справку или иной документ, подтверждающий смерть Коршунова П. И. и с этой бумагой можно ехать в ЗАГС за свидетельством о смерти тоже вместе со вдовой Коршунова. Так что без Людмилы Петровны не обойтись, – уточнил Чекулаев.

– Для поминок надо найти приличное заведение, чтобы было вкусно, недорого и сердито. У нас большой специалист по предприятиям общественного питания Юрий Никитич, наш бессменный завлаб. Я думаю, вы сможете решить этот вопрос. Прошлый Новый год мы отмечали в кафе рядом с магазином «Айсберг». Там прекрасные повара и официанты. Мебель крепкая, из толстых досок и брусьев. Думаю, что там мы сможем помянуть Петра Ильича, – выразил свое безапелляционное мнение зам по науке.

– Я договорюсь, – согласился Юрий. – Только назначьте точное время и дату. Вероятно, для похорон понадобится оркестр. Могу договориться с музыкантами из ресторана «Приют пилигрима».

– Пожалуй, оркестр потребуется. Это мы решим с родственниками – что и когда играть. Остальным быть готовыми для оказания помощи главным исполнителям. Всем задачи ясны?.. За работу!

Чекулаев поехал к священнику в церковь при городском кладбище.

Кладбище сохранилось с дореволюционных времен. Еще в хорошем состоянии остались могилы местных знатных людей – купцов, чиновников и военных. Старая часть, если смотреть издалека, похожа на солидный парк с выросшими у могил могучими дубами и вязами. Мощные стволы в основном лиственных деревьев как бы подчеркивали основательность и крепость нравов лежащих под ними лиц, главным образом старообрядцев.

В городе было несколько действующих старинных церквей. Около кладбища на месте когда-то стоявшей церкви построили новый красивый храм. Надо отметить, что в настоящее время по всей России строятся ежедневно не менее трех больших и малых церквей. Только вот количество школ и медицинских лечебных заведений сокращается, так же как сокращается коренное население. Церковных руководителей такая обстановка в стране не тревожит. Активно исповедуют умирающих и отпевают усопших…

Чекулаев приехал на своем автомобиле. Время было послеобеденное. Навстречу ему из кладбищенских ворот шла группа людей разного возраста, одетых в темную и черную одежду. Несколько женщин среднего возраста были в черных шляпах с черной вуалью. Их поджидал автобус и несколько легковых автомашин.

При входе в церковь он встретил священника с кадилом в руке, возвращавшегося с похорон. Священник – худощавый мужчина в черной рясе, с крестом на груди. Он был не похож на попа, какими их изображают на картинах и карикатурах – солидных, с толстыми животами и окладистой бородой. У встреченного Чекулаевым священника была не борода, а жиденькая бороденка рыжего цвета. Однако бас, которым обладал священник, вызывал уважение. Ему бы на сцену – исполнять народные песни и оперные арии. Может быть, поет где-нибудь в хорошей компании…

Чекулаев обратился к священнику как положено в православной церкви. Сложил руки перед собой ладонями вверх и поклонился, сказав:

– Благословите, батюшка.

Священник перекрестил его, благословляя. После взаимного приветствия на вопрос батюшки, что привело горожанина к нему, Чекулаев без всякого вступления сказал:

– Я пришел к вам по вопросу о возможности отпеть хорошего человека, усопшего сегодня утром.

– Кто же этот раб Божий?

– Пётр Ильич Коршунов, сегодня утром скончался.

– О, какое горе… Я его на днях встречал в мэрии. Здоров и крепок был на вид.

– Да, неосторожно обращался с оружием.

– Самоубийство?

– Нет. Неосторожность.

– Вы уже сталкивались с отпеванием по церковному уставу?

– Нет, не приходилось.

– Атеист?..

– В детстве был крещен.

– Дело в том, что тело умершего положено переносить из дома в храм в сопровождении священника со свечами в руках и с церковным песнопением.