Текст книги "Устроен мир таинственно и просто. Сборник произведений номинантов на Премию имени Сергея Довлатова. Выпуск 3"

 
Ты соткана из света золотого,
Любимая мелодия моя.
Ты, в сумерках звуча, сумела снова
Напомнить мне о счастье бытия.
 
 
Простая и красивая, как солнце,
Как небо в звёздах, как вечерняя заря.
Заставишь меня плакать и смеяться,
И помнить, что на свете всё не зря!
 
 
Нужны нам всем капели и метели,
Осенний лес, и летняя жара,
И грусть земная. Вечные качели
Мелодии добра и зла.
 
 
Звучит струной то тихо, то враз звонко
Внутри меня мелодия души.
Ты соткана из света. Пусть. Негромко.
Судьбу мою любовью предреши.
 

 
Каждый знает, как пахнет дорога:
Чемоданом, волненьем и грустью.
Да, грусть пахнет домашним уютом
И цветком, что польёшь и отпустишь.
 
 
Кот оставлен соседу, в кармане
Шевелятся ключи и билеты.
Паспорт? Слева. Страховка? В диване.
Второпях позабыты котлеты.
 
 
Или нет, с рюкзаком или сумкой.
Нет, не поезд! Машина с друзьями!
С ветерком! Ничего не забыто!
Потому что собрались заранее!
 
 
Тянет нас почему-то из дома,
Тонкой нотой зовёт дорога.
Хоть раз в год, хоть куда, на немного
Мы частенько уходим с порога,
 
 
Чтоб увидеть кино, или пальмы,
Или как апельсины зреют,
Чтобы вновь окунуться в море
И узнать, как цветут орхидеи.
 
 
Мы вернёмся, наполнены новым,
И с волненьем причалим к дому,
Позабудем про всё плохое
И начнём жить чуть-чуть по-другому.
 

 
Просыпаюсь с ощущеньем счастья,
Сложно радость жизни не заметить.
Видеть солнце даже сквозь ненастье,
Чудака на улице приветить.
 
 
Не забыть полить свои растения,
Покормить котов, позвать удачу.
Помолиться Богу без смятения,
Даже если где-то напортачу.
 
 
За окном погода – загляденье!
Новый день мне новое несёт.
Я дышу, могу работать с наслажденьем.
Миг ценю. Любой. Ведь всё пройдёт.
 

Проза

Александр Ведров

Александр Ведров – уроженец Свердловской области. После окончания Уральского политехнического института поступил на Ангарский атомный комбинат. Литературной деятельностью занялся в 1999 году. Автор десяти изданных книг.

Александр Ведров регулярно проводит творческие встречи с читателями, печатается в иркутских газетах. Публиковался в «Антологии русской прозы» за 2018–2021 годы, награждён медалями Пушкина и Чехова. Член Российского союза писателей (РСП), лауреат Национальной литературной премии «Писатель года» (2015). Финалист ряда премий РСП. Дипломант конкурса Русского Императорского Дома «Наследие». Председатель Иркутского отделения РСП. Кандидат в члены Интернационального Союза писателей.

Нет сказок лучше тех, которые создала сама жизнь.

Г. Х. Андерсен

Ваня Петров, якут по материнской линии, к охоте пристрастился лет с двенадцати, как и многие его сверстники. Он рос сиротой и знал только, что когда-то его родители, оба геологи, погибли в авиакатастрофе. Чем же ещё заняться подросткам в якутских стойбищах, как не охотой? К восемнадцати годам ему выделили постоянный охотничий участок, богатый соболем и белкой, где молодой охотник выполнял за сезон не один отпущенный план. Как-то в охотничьих похождениях он решил навестить стойбище Булчута, своего дяди, участок которого располагался по соседству. Когда они днями раньше встретились на стыке охотничьих угодий, у ручья, то дядя жаловался на сильные боли в области живота, вот и надумал племянник справиться о его здоровье.

Только вот понятие соседства в Якутии – целой стране, по площади сопоставимой с Индией, – было относительным. В этом нетронутом краю, где численность населения не достигала и миллиона человек, царствовали горные хребты, плоскогорья и нескончаемая тайга, привольно раскинувшая хвойные покровы по горам и долам. Якутия – это полюс холода в Оймяконе. Могучая сибирская красавица Лена-река, этакое текущее море воды, тоже Якутия, примкнувшая к Северному Ледовитому океану. Здесь всё грандиозно, всё настоящее и серьёзное: природа, люди и их отношения.

Путь был не ближний; солнце уже опускалось к вершине пологой горы, когда показалась юрта, дверь которой была распахнута настежь. Что-то неладное! Ускорив шаг, Иван подошёл к юрте, но его встретил не хозяин, а крупный волк серой масти! Он стоял в пяти шагах от двери. На фоне чистого белого снега волчья шерсть отливала серебристым инеем. Сорвав с плеча винтовку, Иван навёл ствол на зверя, готовый спустить курок, но что-то помешало ему послать пулю в неподвижную мишень. Почему он застыл на месте? Ни малейшей попытки сорваться с места, уйти от верной смерти. Напротив, стоявший вполоборота волк подчёркнуто спокойно, без тени страха или злобы смотрел на него – прямо в глаза. В этом взгляде читались смирение, понимание чего-то более важного, чем встреча извечных врагов, какая-то глубокая мудрость, исходящая из высшей истины: «Да, я под прицелом, и твоя пуля быстрее моих ног. Я ждал тебя и готов принять смерть, но ты должен понять, почему я здесь». Почему же он не ушёл, хотя чует человека за версту? Мозг охотника работал лихорадочно. Он что-то знает! Знает такое, что выше его жизни… Наваждение какое-то…

Когда человек встретился взглядом с волком, то отчётливо понял: стрелять нельзя. Нельзя тревожить Дух Великого Севера, будь он Злой или Добрый, вселившийся в этого волка, который застыл в неподвижной позе. Если Дух окажется Добрым, то никогда уже не будет помогать святотатцу, но если Злой, то не простит стрелка́ и накажет его. Во взгляде волка, уловившего внутреннюю борьбу охотника, прежняя настороженность сменилась добром. Подчинившись действию неведомой силы, человек опустил оружие. Зверь принял отпущенный ему знак примирения и исчез в кустах. Только тогда пришелец ощутил холод в спине, который, впрочем, запоздало сменился жаром, охватившим его от волнения и непонимания случившегося.

* * *

Неожиданно раздался слабый детский голосок. Плач ребёнка! Что за наваждения, одно за другим, преследуют его в брошенном стойбище? Снова мороз по спине, снова человек бросает по сторонам испуганные взгляды, а руки крепче сжимают винтовку. Что-то тёмное виднелось в небольшом сугробе, где только что стоял волк; оттуда и доносился детский зовущий плач. Этого ещё не хватало! Медленно переставляя ставшие ватными ноги, юноша, уже набравшийся опыта в суровых северных условиях, подошёл ближе и увидел ребёнка, укутанного в меховые одежды. Оно было совсем маленьким, личико ангелочка, оказавшегося в безмолвной снежной пустыне по чьей-то воле, доброй или недоброй. И только одинокий волк в холодном пустынном пространстве был ему хранителем. Так вот в чём причина необъяснимого поведения волка! Он стоял на защите ребёнка, дитя человеческого! Иван знал, что в волчьих семьях забота родителей о детёнышах беспредельна, но то, что произошло на его глазах, не укладывалось в сознании. Волк перенёс родительскую любовь на человеческого младенца! Смятение охватило молодого охотника. Первым неосознанным порывом было стремление бежать от этой магии, которая, по всему видать, горазда преподнести ещё не одно колдовство. Только ноги не слушались хозяина, смотревшего на маленькое личико, пока рассудительность не вернулась к нему.

Иван нагнулся над находкой. Сколько ребёнку было от роду? Каких-то несколько дней. Как он здесь оказался? Почему не в юрте? Снег был примят, вокруг волчьи следы, вот и лёжка зверя, который пристраивался к ребёнку вплотную, согревая его своим телом. Сколько времени они находились вместе – волк и ребёнок? Следы убежавшего волка вели только в сторону леса, – значит, с последнего снегопада волк не покидал дитя, охраняя его, как мог. Но ведь снег шёл два дня назад, не позже…

Теперь вопрос: что делать с ребёнком? И как с ним обращаться, если подобных навыков у Ивана не имелось ничуть? Солнце уже коснулось лучами линии горизонта, скоро наступит полная темнота, как это бывает на бескрайней ровной местности, и медлить было нельзя. Иван взял ребёнка на руки, который сразу перестал плакать и смотрел ему в глаза, изучая нового попечителя, явившегося взамен мохнатого зверя. Кто-то завернул его в тёплую меховую одежду. Конечно, это были родители, которых почему-то нет рядом. Надо идти в юрту и как-то заняться маленьким беспомощным человечком.

Новоявленный воспитатель с живой поклажей на руках повернулся к двери жилища и только сделал пару шагов к нему, как новое ужасное зрелище предстало ему. Иван едва не выронил ребёнка из ослабевших рук. Чуть правее юрты, привалившись спиной к стволу ветвистого кедра, сидел Булчут. Тело было покрыто снегом, и только голова, возвышаясь над белым покровом, строго смотрела побелевшим лицом в сторону чада, оставшегося без помощи и заботы. Остекленевшие глаза были открыты и следили в беспокойстве за оставленным ребёнком, подчёркивая трагичность страшной картины. Около дядиных ног под продолговатым сугробом угадывалось тело его жены, родительницы крохотульки, находившейся на Ивановых руках. Что же с ними случилось? Отравление? Убийство?

А крохотулька требовала заботы и внимания. Надо всё-таки идти в юрту, развести огонь, хотя страх сковывал охотника. Что там, за дверью? Какие напасти его ещё ждут? Внимательно огляделся вокруг. Ровный ковёр снега повсюду и никаких следов борьбы. Где же собаки Булчута и куда запропастился его собственный пёс, сопровождавший хозяина ещё недавно? Это ещё одна загадка дня. Только белая пустыня вокруг и двое покойных под снегом. Навалившиеся проблемы сходились одна к другой. Осторожно вошёл в юрту. В ней ничего подозрительного, только холод казался сильнее, чем снаружи. В котелке замёрзшая вода, у выхода к стене приставлено охотничье ружьё.

Уже разведён огонь, зажжена свечка, в жилище стало теплее. За слюдяным оконцем темнота, ребёнок молчал, словно понимая, что сейчас не время для капризов, лишь временами напоминал о себе лёгкими шевелениями. Чем кормить грудного младенца, оставшегося без материнского молока? Но вот он начал издавать жалобные звуки, причмокивать в ожидании питания; начался плач.

* * *

Иван готов был впасть в отчаяние, когда в дверь снаружи кто-то начал скрести. Ребёнок умолк. Иван прислушался, взял винтовку и подошёл к двери. Снова раздалось поскрёбывание, уже требовательное. Что за духи явились из темноты? Не мертвецы же пришли наводить порядок в доме? Иван зажёг ещё одну свечу. Царапанье не утихало.

С ружьём на изготовку охотник подошёл к двери, толкнул её ногой и отскочил назад. Дверь распахнулась, и в метре от порога Иван увидел того же волка, что и раньше. В лунном свете он был хорошо виден, но снова, как и при первой встрече, неземные силы не позволили охотнику нажать на спуск винтовки. Волк не шевелился, стоял как изваяние, как добрый призрак, явившийся с визитом дружбы и приязни. Человек тоже стоял в оцепенении. Что ему ещё надо? Однажды он был отпущен восвояси – так зачем рваться в человеческое жилище?

Снова зверь стоял под прицелом, рискуя жизнью и добиваясь своей потаённой цели. Какой? Если он пришёл с добром, то чем мог быть полезен? Но если со злом, тогда только пуля могла разрешить конфликт. Они стояли неопределённо долго, пока не заплакал потерявший терпение ребёнок. Волк бросил взгляд в его сторону и опять неотрывно смотрел на вооружённого человека, склонив голову. Он просился к плачущему ребёнку, о котором заботился до прихода человека. Возможно, он знал, что делать. Иван опустил оружие и сделал два шага в сторону, пропуская настойчивого гостя. Ему почудилась в ответ лёгкая волчья улыбка. День мистики и чудес! Охотник знал манеры и повадки волков, знал, насколько они умны, хитры и осторожны, но чтобы волк улыбался…Это уже чересчур! Или в мире что-то нарушилось, или у него, Ивана, исказилось восприятие этого мира?

Волк осторожно переступил порог, мягкой поступью подошёл к лежанке и, вскочив на неё, лизнул лицо малыша. Тот мгновенно затих. Иван находился в неимоверном напряжении, готовый выпустить в зверя огневой заряд, но не видел в его действиях ничего угрожающего для ребёнка. Вот волк аккуратно переступил передними лапами через дитя и припал животом к его лицу. Раздалось энергичное причмокивание.

Волк оказался волчицей, кормящей человеческого детёныша! Иван, получивший в стойбище столько впечатлений, что их хватило бы не на один год, отказывался верить своим глазам. Уж не пятый ли сон он досматривает, где события мелькают, одно невероятнее другого? Тем временем волчица – то ли во сне, то ли наяву – слегка приподнялась и, сместившись немного в сторону, припала к детёнышу другим соском. Закончив кормление, она спрыгнула с лежанки, мельком взглянула на охранника и покинула помещение.

Только тогда Иван закрыл дверь и подбросил в огонь дрова. Ребёнок безмятежно спал, вызывая прилив нежности и умиления. Иван прилёг рядом в тревожных раздумьях о предстоящем дне. Как одолеть путь до посёлка, до которого более тридцати километров по тайге? Ведь нести придётся поклажу, винтовку и живую ношу в придачу. Чем кормить ребёнка в пути? И что произошло с погибшими хозяевами? Но вскоре путника, утомлённого затяжным переходом, переживаниями и впечатлениями от невероятных событий, одолел глубокий сон.

Его разбудил плач ребёнка и тихий шорох за дверью. Через невзрачное оконце в юрту пробивался дневной свет. Петров встал, взял ружьё и открыл дверь. Как он и ожидал, за дверью стояла вчерашняя кормилица. Иван сразу же отошёл в глубь помещения, пропуская волчицу, но на этот раз закрыл за ней дверь, сохраняя тепло в юрте, к чему волчица отнеслась спокойно. И снова охотнику померещилась едва заметная волчья улыбка. Процедура кормления повторилась, как это было накануне, после чего волчица подошла к двери, толкнула её лапой и покинула жилище.

Иван приступил к подготовке похода. Нагрел в котле воду и развернул беспокойно ворочавшегося ребёнка. Это была девочка, значит, двоюродная сестрёнка. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы протереть её влажными тряпками, перепеленать в чистые и завернуть, после чего девочка уснула. Для походной экипировки сестрёнки изготовил из рысьей шкуры что-то наподобие котомки, подвешиваемой с помощью ружейного ремня через плечо. Заглянул в хозяйский лабаз, где, к своей радости, обнаружил запас кедрового ореха. Вот что подойдёт для детского питания, если растолочь и приготовить кедровое молоко! Этим и занялся молодой и неопытный нянь. Затем собрал необходимое снаряжение в заплечный мешок. К полудню приготовления были завершены. Оставалось затащить в юрту окоченевшие тела покойных родителей осиротевшей сестрёнки, оставить на снегу, где волчица выкармливала девочку, продуктовые запасы, закрыть плотнее дверь – и в поход.

Иван Петров шёл к посёлку, где можно было пристроить сироту и сообщить о странной гибели её родителей. Скорость передвижения была невелика, пришлось устроить несколько привалов и провести наступившую ночь у костра. Питание для ребёнка оказалось вполне сносным. Иван обмакивал тряпочку в подогретую кедровую жижицу и давал её обсосать девочке. Орех и для него был хорошим подспорьем. Наступило время ночёвки. Под ровным подсветом луны, зависшей над лесом круглым жёлтым фонарём, путнику надо было быть настороже, охраняя одному, без собаки, покой ребёнка, но и растраченные силы требовали восстановления. Путник сидел, откинувшись на ворох веток, с ребёнком на коленях, перебирая в полудрёме картины минувшего дня. Причину смерти Булчута с женой будут устанавливать следователи, но почему девочка оказалась вынесенной из юрты? Кому бы это понадобилось?

И снова он видел перед собой волчицу, неподвижно стоявшую над тёмным свёртком. Да-да! Это она, волчица, движимая вековым материнским инстинктом, вынесла маленькое беспомощное существо на снежную полянку. Для чего? Но как представить себе дикого зверя, разместившегося в людском жилище? Ведь в тесной юрте лишённая обзора волчица находилась бы в постоянной опасности. Достаточно было захлопнуть снаружи дверь, и она в ловушке! Да и людское жилище само по себе для дикого зверя – строгое табу. Леса и просторы – вот её родной дом. Что-то ещё мерещилось Ивану, пока тяжёлые веки с характерным якутским разрезом не сомкнулись в беспокойном сне.

Он очнулся под утро, когда стало подмораживать. Выпил кружку тёплой талой воды и бодро двинулся в путь. День, за который было сделано несколько привалов, прошёл без приключений. Девочка вела себя на удивление спокойно, и ко второй ночи, когда мгла уже опускалась на землю, он вошёл в посёлок.

* * *

На следующий день в отделении милиции следственная группа приступила к изучению невероятного происшествия в стойбище Булчута. Присутствовали участковый милиционер и председатель коопзверопромхоза Степан Захарович. Иван видел, что в ходе допроса недоверие к нему лишь возрастало, следователи ощупывали его недоверчивыми взглядами и смотрели как на привидение, явившееся из потустороннего мира. Степан Захарович, знавший Ивана с малолетства, пытался его защищать, но без особого успеха. Иван никак не ожидал, что окажется подозреваемым в убийстве с целью ограбления своего дяди и его жены. Следователи с чего-то решили, что у Булчута было припрятано золотишко, о котором прознал племянник и которым завладел, а после принялся заметать следы небывалыми россказнями, в которые невозможно поверить. Добровольное прибытие Петрова в посёлок оформили явкой с повинной и на время расследования дела его поместили в камеру предварительного заключения. В стойбище направили группу следователей, проводником к которым вызвался Степан Захарович.

Через две недели, убедившись в невиновности Петрова, следователи освободили его из заключения. Степан Захарович, принявший близко к сердцу судьбу рано осиротевшего Ивана, советовал ему уехать из здешних мест, где пошла худая слава о человеке, который завёл дружбу с волком, а тот по ночам приводит к нему целую стаю, и они вместе воют на круглую луну, утверждая торжество Злых Духов. Поползли слухи о том, что и сам Петров был когда-то волком, потому, дескать, хищники и принимают его как своего.

– Подумай, Ваня, да уезжай подобру-поздорову, а то и на пулю можешь ненароком нарваться, – увещевал Степан Захарович.

– Куда же податься, дядя Степан? Я ведь, кроме наших мест, ничего не видел и не знаю, – недоумевал Ваня.

Впрочем, вопрос решился сам собой. По повестке воинского призыва Иван Петров был мобилизован и распределён для прохождения службы на Дальний Восток. Установить обстоятельства гибели Булчута и его жены следствию не удалось. Сохранялась версия, что их отравили, чтобы завладеть припрятанным золотом и камешками, но и она не была доказана. Осиротевшую девочку определили в детский дом, каких во множестве было разбросано по стране в послевоенные годы. До мобилизации Иван при каждой возможности навещал сестричку, названную Вероникой, и она, чуть подросшая, каждый раз просила забрать её из детдома, считая брата своим отцом. Ведь она слышала от детей и воспитателей едва ли не сказочные истории о родителях, о матерях и отцах, которые имеют семьи и живут в них дружно и весело со своими, такими же малыми, детишками.

Больше её никто из родственников не навещал. Может быть, она была не нужна, а может быть, их и не было. Но Иван, тоже выросший в детском доме, не имел возможности хоть как-то разместить и воспитывать сестрёнку. Не в охотничьем же чу́ме, да ещё без присмотра, жить девочке. А вскоре он был призван в армию.

* * *

Четыре года Вероника росла детдомовкой, где воспитательница Марфа Вениаминовна, приветливая и заботливая, старалась делать всё для того, чтобы её детки не чувствовали себя брошенными на произвол судьбы. Вероника помнила, что самым близким ей человеком был дядя Ваня, который не иначе как приходился ей отцом. Но он уже два года не приходил к ней, не раскачивал на ноге, когда садился на лавку и клал одну ногу на другую; не подбрасывал высоко под потолок, а потом ловил её над самым полом. Как же было радостно и весело ощущать себя лёгкой пушинкой в его больших и сильных руках! Давно уже не было рядом дяди Вани, который далеко служил в какой-то армии.

А в четыре годика с ней произошёл случай необычайный, который ни в то время, ни позже, до самого совершеннолетия, ей никто не мог хоть как-то объяснить. Тем днём детишки, по обыкновению, играли на площадке, отгороженной от прилегающей поселковой территории довольно высоким забором. Вдруг откуда ни возьмись на площадке появился крупный волк, который вёл себя мирно и даже благопристойно. Никто не видел, как он перепрыгнул через ограждение детдома, тихо и незаметно объявившись среди играющих детей. Испугавшись, дети с криками бросились к Марфе Вениаминовне, находившейся там же, на лавке под грибком, и на площадке осталась одна Вероничка. Одна наедине с волком.

Удивительно то, вспоминала позже Вероника Ивановна, что страха у неё совсем не было. Она и через много лет отчётливо помнила те короткие и удивительные мгновения, словно всё было вчера. Волк стоял прямо перед девочкой, но не подходил вплотную, лишь в его взгляде чудилось что-то родное, близкое и сокровенное, такое, что ей не приходилось видеть ни у кого за всю короткую жизнь. От этого проникновенного взгляда Веронике было тепло и хорошо. А ещё ей показалось, что волк улыбается!

И девочка непроизвольно пошла навстречу приветливому взгляду и доброжелательной улыбке. Пошла, несмотря на отчаянные призывы Марфы Вениаминовны спасаться и немедленно бежать от волка. Собственно, Вероника даже не принимала такого смелого решения, просто ноги сами повели её к этому громадному и мощному, но одновременно и доброму зверю. Они стояли совсем рядом, голова к голове, только волчья голова была выше, и девочке надо было потянуться рукой, чтобы погладить её. Волк опустил голову, и Вероничка в каком-то необыкновенном воодушевлении гладила это сильное и смирное животное, ощущая тонкой кожицей ладошки прямые и жёсткие волчьи пряди, а сама не отрываясь смотрела в бездонные чёрные глаза, поглощённая их необъяснимой лаской, той лаской, которой была лишена с первых дней жизни.

А на площадке поднялась паника, и крики детей и воспитательницы нарушали единение сблизившихся душ волчицы – а это была, конечно, она – и вскормленной ею девочки. На шум поспешил завхоз с собакой на поводке, рвавшейся в безудержном лае и стремлении навести должный порядок на вверенной территории. Завхоз, несущий ответственность за безопасность детской колонии, спустил с поводка сторожевого пса Серко. Тот ринулся в схватку, но волчица спокойно повернулась к собаке, встретив её взглядом, и та завиляла хвостом, дружелюбно закрутившись в эпицентре горячих событий. Не иначе как пёс осознал во взгляде гостя превосходящую моральную силу, а то и общую принадлежность к собачьему роду. Глядя на предательское примирение сторон, завхоз плюнул с досады и высказал что-то не для детского восприятия.

Волчица не стала ждать дополнительных действий к выдворению с запретной территории. Неожиданно для девочки она лизнула её в щёку и, набрав короткое ускорение, легко взмыла над забором и скрылась из вида. Серко кинулся следом, но, оказавшись перед непреодолимой преградой, облаял нарушителя заведённого порядка то ли от досады на расставание с гостьей, то ли для показного исполнения своего служебного долга. Завхоз тоже проявил прыть в операции по спасению от нападения дикого зверя. Он подбежал к освобождённой воспитаннице, осматривая её и озабоченно выспрашивая о каких-то волчьих укусах. Подбежала и Марфа Вениаминовна с теми же вопросами и потащила «пострадавшую» за руку к медсестре.

День ото дня масштаб начавшегося в детском доме переполоха нарастал. Газеты писали о волчьем визите дружбы на детскую площадку. Привлекаемые к расследованию «дикого происшествия» официальные лица отказывались признавать правдивыми «бредни о дружбе волка и ребёнка». Один из охотников факт отказа сторожевого пса от нападения на волка объяснял тем, что волк, скорее всего, был не волком, а волчицей, но ему тоже не верили. Позже Вероника Ивановна сама задумывалась о той магической силе, что была заложена природой в волчицу-спасительницу. Откуда эта способность безошибочно оценивать обстановку, входить в безмолвный контакт с человеком, устанавливая с ним доверие и понимание? Эту способность она могла объяснить разве тем, что волчица относилась к их волчьим колдуньям. Бывают же такие у людей.

Не успела взбудораженная общественность обсудить животрепещущие новости о пребывании волка в детском коллективе, как волчица провела в том же детдоме новую блестящую операцию. На этот раз она осуществила ночную вылазку с выходом на давнюю подопечную, с которой намедни прилюдно и среди бела дня восстановила доверительные отношения. Время операции было рассчитано исключительно точно. Дети уже засыпали, когда Вероника услышала за окном еле слышное поскуливание. Каким-то чутьём девочка уловила, что этот сигнал посылается ей.

Вероника подошла к окну и открыла его. Под окном увидела двух волков: одного большого, в котором признала недавнего гостя, и рядом с ним совсем маленького и очень славного волчонка. Волчица тут же подошла к открытому окну, встала передними лапами на подоконник и лизнула девочку в щёку. И опять Вероничка всей душой и властным подсознанием потянулась к зверю, словно к старому и надёжному другу. А волчица уже отошла от окна и стояла поодаль, не сводя с девочки выжидательного взгляда. Она приглашала ребёнка к себе.

Девочка не могла помнить волчицу-мать: слишком мала была она в те роковые дни, когда оказалась одна в стойбище, одна в Большом Белом Безмолвии. Но другие, ещё более сильные ощущения владели ею. Тогда, едва явившись на свет, она ещё не могла оценивать происходящее вокруг, но уже жадно впитывала в себя обрушившийся на неё новый мир, где главным был тот исток жизни, к которому она припадала в минуты кормления. И то тепло, тот запах, что создавали уют при долгих лежаниях волчицы рядом, тоже навсегда вошли в чувствительные органы дитя.

Недолго думая, Вероника подставила к окну табурет и, спустившись во двор, без капельки страха подошла к волчице, которая села перед ней на землю, а волчонок крутился возле детских ног. И снова девочка в радостном волнении гладила жёсткую волчью шерсть, перебирая её пряди тонкими пальчиками и сознавая в происходящем что-то большое и важное, такое, что останется с ней, малолеткой, надолго, а может быть, на всю жизнь.

Но волчице надо было исполнить свою задумку, ведь она пришла не ради визита дружбы, вернее, не только ради него. После времени, отведённого на излияние взаимных нежных чувств, она встала, опять лизнула девочку, затем подошла к волчонку и несколько раз ткнулась носом ему в мордашку. Было что-то такое в том загадочном и прощальном волчьем ритуале, что когда она, не оглядываясь, быстрыми скачками кинулась прочь от дорогих маленьких несмышлёнышей, один другого меньше, то волчонок, усевшись на землю, лишь провожал тоскливым взглядом убегающую мать, но не сделал даже попытки последовать за ней. Ведь волчицы славятся не только нежным и заботливым воспитанием детёнышей, но и умением держать их в строгом подчинении. Они, волчьи матери и дети, и без слов понимали друг друга лучше, чем многословные и падкие на лукавство люди.

Волчата – те лесные детёныши, которых природа одарила самыми заботливыми и преданными родителями, такими, которые до самозабвения охраняют, нежат и воспитывают малышей. Отец семейства всегда дождётся, когда волчата утолят голод, и лишь тогда доест остатки принесённой пищи. Счастливое щенячье детство сочетается с самым строгим воспитанием, с подготовкой молодняка к жизни в условиях жестокой конкуренции видов и того великого закона естественного отбора, когда выживает сильнейший. Потому-то за малую провинность волчат ждёт неминуемая суровая трёпка.

Так вот для чего несколькими днями раньше волчица приходила к ней, подросшей девочке, которую она когда-то спасала от холода и голода! Она приходила на разведку, чтобы показать приверженность и дружелюбие к давней подопечной, убедиться в её благонадёжности, а убедившись, оставить ей щенка! Не было у волчицы ни одной близкой души из людского сословия, кроме этой малышки, кому можно было доверить собственное дитя. Не было в окрестности и того охотника, которому она когда-то «из рук в руки» передала обнаруженного в стойбище младенца. С ним, взрослым и надёжным человеком, она скорее и проще могла бы «договориться» о вручении щенка, но пусть тогда живут вместе девочка и волчонок, пусть живут в радости и согласии, ведь они вскормлены одним молоком. Нет, не случайно в эпосе северных народов присутствует тема дружбы человека и волка. Эти откровения, приоткрывшие тайны прошлого, прояснились в сознании Вероники много позже, при взрослении, но не будем забегать вперёд.

* * *

Проводив убегающую в темноту волчицу-мать, Вероника обратила всю свою детскую ласку на оставленного ей на попечение волчонка. Тёпленький, пушистый карапуз тёрся о ноги, смешно барахтался, опрокидывался на спину, подавая маленькой хозяйке все знаки любви и преданности. Так наказала ему мать, да он и сам сознавал, что отныне его дальнейшая судьба зависит от неё, маленькой и славной хозяйки. Их возню прервал подошедший бдительный сторож дядя Федя, которому надо было знать, как воспитанница в полночь оказалась на улице и откуда у неё объявился щенок.

– Это мой щенок, – последовал уверенный ответ, окончательно сбивший сторожа с толку. – Меня позвала волчица и подарила мне своего ребёнка.

– Да это же волчонок! – воскликнул сторож, присмотревшись к щенку.

Что за волчица завелась у девчушки, подарившая ей посреди ночи щенка, сторож не мог уразуметь, но, наслышанный о «волчьих связях» Вероники, задавал ей на разный лад одни и те же вопросы, на которые получал одни и те же чистосердечные ответы. По его понятиям, волчонка девчонке мог бы передать кто-то из «нормальных людей», а не какая-то мифическая волчица. Не добившись на месте происшествия из показаний ответчицы никакой ясности, сторож взял для пущей надёжности «странную девочку» за руку и привёл в сторожку. Волчонок, подчиняясь материнскому наказу, неотступно следовал за девочкой.

В освещённой комнатушке, где не должно было быть места разного рода нечистым силам, дядя Федя усадил полуночницу напротив себя и приступил к расспросам «обо всём по порядку». Полученные сведения его опять не устроили, и он решил оставить расследование до утра, у директора, а волчонка в качестве вещественного доказательства оставить в сторожке. Дядя Федя достал из покосившегося шкафа старую безрукавку, бросил её у входа, затем, похлопывая по подстилке рукой, подал ночному приобретению команду «Лежать!». Волчонок подошёл к постели, обнюхал её затхлые запахи, но выполнять поступившую команду отказался, вернувшись к девочке и пристроившись к её ногам.