Текст книги "Мгновений след"

Свидания с поэтом

Мой настоящий читатель – в России…

Марина Цветаева.

ДЕВЯНОСТЫЕ ГОДЫ ПРОШЛОГО СТОЛЕТИЯ

Самую первую встречу помню, берегу, обращаюсь к ней вновь и вновь.

Это книга.

Чудным образом купленная, с трепетом читаная-перечитаная и аккуратно хранимая. Небольшой по размеру, но довольно объёмный томик в стильной чёрной обложке с уже выцветшими от времени страницами.

Ирма Кудрова. Вёрсты, дали… Марина Цветаева: 1922–1939.

В студенческие годы необъяснимым образом я, не зная даже стихов Марины Цветаевой, прониклась её судьбой. Тогда, в семидесятые, изредка можно было встретить в печати публикации о Марине Цветаевой или стихотворения поэта. Интуитивно душа откликалась на её стих.

Как пишет Ирма Кудрова: «Задолго до осознания того, что именно привнесла Марина Цветаева в нашу духовную жизнь, мы подпали под её обаяние, а говоря её словами – под её чару. Может быть, просто ощутили масштаб и яркую необычность личности, вдруг вступившей с нами в общение…»

Мне же и внешне хотелось быть похожей на Марину: короткая стрижка, прямая чёлка, необычные браслеты и серебряные перстни… Полюбила уединение, чтение, Пушкина, пыталась писать.

Прошло немало лет.

А ставшая любимой книга Ирмы Кудровой продолжает вести меня навстречу Марине.

2017 год, май, 29. МОСКВА.

О погоде в столице в тот день вещали и предупреждали все телевизионные каналы: ливень, гроза, ураганный ветер. Они не обманули, всё так и случилось.

И в этот же день у меня экскурсия в Доме-музее Марины Цветаевой.

Как замечено не единожды – перед очень долгожданными волнительными событиями природа, как будто бы испытывая, совершенно неожиданно преподносит свои сюрпризы.

А я шла и разговаривала с Мариной: «Я понимаю, ты не любишь глазеющую, скучающую публику, тебе комфортнее твоё одиночество. Но, пожалуйста, впусти меня в свой мир, хотя бы ненадолго…»

По маршруту, начертанному, возможно, свыше, но предложенному всезнающим «гуглом», пробиваясь сквозь проливной дождь, не замечая ветра, огромных луж под ногами, грома, молний и того, что промокла до ниточки, я всё-таки нашла дом номер шесть в Борисоглебском переулке.

То утро было сродни характеру Марины – своенравному, дерзкому, непубличному.

Мистика начала дня не покидала меня и в доме Марины. Я постоянно ощущала её безмолвное присутствие. Всё-таки хранят добрые духи этого дома долгую память о поэте.

Удивительная архитектура квартиры Цветаевой, которая ей очень нравилась, также говорит о необычности и неповторимости натуры Марины. Крутая винтовая лестница, гостиная с камином и вышитой скатертью на круглом столе, большая светлая детская с милой резной кроваткой, куклами-принцессами и лошадкой-каталкой.

Кабинет Марины. На стене – портрет её кумира в детстве Наполеона, на полу – шкура волка, огромный глобус. Лампа с зелёным абажуром и добротный дубовый стол создают рабочее настроение.

Свет падает в окно с очень широким подоконником, на котором Марина любила просто сидеть, наверное, раздумывая о чём-то неземном, разглядывая звёзды.

 
Вот опять окно,
где опять не спят.
может – пьют вино,
может – так сидят.
Или просто –  рук
не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
есть окно такое.
 

Окно чудесным образом выходит на крышу. Можно легко выйти и прогуляться по московским крышам. «Прикольно!», – оценила бы современная молодёжь.

Поразили меня сводчатые стеклянные потолки – придумка самой Цветаевой. Ей в любое время хотелось видеть небо.

Старинное зеркало – таинственный предмет, хранящий многие годы в своём Зазеркалье образ хозяйки. Глядя в него, невольно ощущаешь встречный взгляд серо-зелёных глаз Марины.

 
Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать – куда Вам путь
И где пристанище.
 

Прикоснувшись так ощутимо к образу Марины Цветаевой, побывав у неё сегодня в гостях, я поняла, что несмотря ни на какие обстоятельства тех лет, она была счастлива в этом доме.

Уходила я со светлой душой и мыслью – встретиться вновь.

Марине Цветаевой[1]1
  Татьяна Бадакова. «Свидание».


[Закрыть]

 
Ветра дикие пляски на крышах,
Ливень майский. Вселенский потоп.
Я к Тебе пробиваюсь, слышишь?
Через водный и людей поток.
Сердце сжалось, но вдруг пружиной
Может вырваться. Ох, как боюсь!
На свиданье к Тебе, Любимой,
Будто молния в небе, стремлюсь.
Понимаю, не ждёшь, не рада –
Одиночество вдруг нарушу.
Нипочём ураган-торнадо,
Поспешу открыть Тебе душу.
Распахнёшь заветные покои:
Своды, лестницы, окна, крыши.
Знаю, тайн мне не откроешь,
Но мы стали чуточку ближе.
Я была здесь, Тобой дышала,
Исстрадалась до исступления.
Каждый день я Твой проживала,
Каждой клеточкой чувствуя время.
 
 
Уходила… На небе солнце
В споре с радугой заиграло,
Душу высветило до донца.
Я сегодня другою стала.
 

2019 год, октябрь.

Я В ПАРИЖЕ. ВПЕРВЫЕ.

«Я сегодня увидела Тебя!.. Ты всё так же красив, молод, ярок, нежен и любвеобилен. Говорят, Тебе две тысячи лет… А, и пусть говорят! Они не видели Тебя… Бесспорно, первая Твоя мадам – La Tour Eifef l. Она в течение многих и многих лет сохраняет свой шарм и красоту, вероятно, потому что каждую ночь, когда всё вокруг погружается в сон, успевает пробежаться по Елисейским полям и выбрать себе супермодные сапожки и очаровательную шляпку в их бутиках…»[2]2
  Татьяна Бадакова. «Письмо Парижу». Отрывок.


[Закрыть]

 
Я хочу затеряться в Париже,
Удиви, очаруй, забери.
Пусть меня листопадом двустиший
Осень кружит в садах Тюильри[3]3
  Татьяна Бадакова. «Парижу. Отрывок».


[Закрыть]
…
 

И многое ещё, что удивляло в Париже дочь калмыцких степей.

Месяц, когда «красною кистью рябина зажглась», месяц Марины Цветаевой, привёл меня на свидание именно к ней.

Произошло это нестерпимо ожидаемо, молниеносно и с тихим ликованием. Написала столько несвязных слов, пытаясь описать своё состояние в тот день.

Ванв. Улица Жан Батист Потэн, 65.

Последнее предместье Парижа для Марины Цветаевой.

Тихая улица, каштан перед окнами, куст бузины, воспетый в её стихах.

Как всё это удалось сохранить, а вернее воссоздать Флорану Дельпорт?[4]4
  Флоран Дельпорт – музыкант, основатель Дома-музея Марины Цветаевой в Ванве.


[Закрыть]

Как всё это пережить мне?

С 1934 и по 1938 год семья Марины Цветаевой живёт в Ванве.

Милый компактный городок, весь в зелени и цветах, ныне пригород Парижа. Древняя католическая церковь с приятным звоном колокола, очаровательные, большей частью двухэтажные, домики, каждый из которых не похож на соседа.

Марине понравился этот старый дом «на чудной каштановой улице». «У меня чу-удная большая комната с двумя окнами и в одном из них, огромным каштаном, сейчас жёлтым, как вечное солнце. Это моя радость».

Как же ей хотелось жить и радоваться!

«Но на ванвских улицах всё это время соседи провожали её косыми взглядами, а бывшие одноклассники Мура в лицо выкрикивали оскорбления. Предвидеть всё это было нетрудно…

Враждебность ванвских соседей постоянно подогревалась прессой… Имя Эфрона постоянно фигурировало в этих публикациях…

Когда подходило время очередного «терма», ежеквартальной квартирной платы, денег в семье не оказывалось.

В редакции «Последние новости» Марину Ивановну любили те, от кого не зависела судьба её рукописей. Почти всегда приходилось ждать по нескольку месяцев публикаций не только стихов, а даже прозы. Неудачи с публикациями поэтических произведений заставили осознать, что главному её призванию, поэзии, отныне придётся потесниться»[5]5
  Ирма Кудрова. «Вёрсты, дали… Марина Цветаева: 1922–1939».


[Закрыть].

Теперь она чаще пишет воспоминания, делает переводы.

Созданы прозаические шедевры – «Живое о живом», «Дом у старого Пимена», «Пленный дух» и другие. Проза об отце и его музее, о матери и музыке, о детстве.

Как писал Владислав Ходасевич: «Тема, по существу, мемуарная… Оставаясь в пределах действительности, Цветаева придаёт своим рассказам о людях, с которыми ей приходилось встречаться, силу и выпуклость художественного произведения».

А в стихах этих лет слышны ноты глубочайшего трагизма и отчаяния:

 
     За этот ад,
     За этот бред
     Пошли мне сад
     На старость лет.
 
 
На старость лет,
На старость бед,
Рабочих –  лет,
Горбатых лет.
 

«Вера моя разрушилась, надежды исчезли, силы иссякли», – с горечью признаётся Марина Цветаева.

И вот я стою перед этим домом с каштаном у окна в Ванве.

Светлый, с мансардой, трёхэтажный особняк, весь обвитый красным плющом. Видна небольшая табличка, указывающая, что с июля 1934 года по июль 1938 года на втором этаже этого дома жила русская поэтесса Марина Цветаева. Ниже цитата из стихотворения «Дом», написанного здесь, в Ванве, в 1935 году.

 
Из-под нахмуренных бровей
Дом – будто юности моей
День – будто молодость моя
Меня встречает: – Здравствуй, я!
 

Мой настрой, мои ожидания от новой встречи с любимым поэтом поглощают всю меня.

Поднимаюсь по винтовой лестнице (снова – винтовая, как в московском доме!) в её комнаты, казавшиеся для Марины Цветаевой тогда почти раем.

Небольшие, уютные, они бережно хранят память о поэте. Стеллажи с книгами, круглый матерчатый абажур под невысоким потолком, вязаные половички. Даже сохранён уголок пола, с почти полностью стёршейся краской на старых скрипучих половицах, по которым ходила Марина!

В этом доме бережно хранится прижизненный сборник стихов Марины Цветаевой «После России», изданный в Париже в 1928 году.

Вызвал непомерный восторг и трепет большой, удлиненной формы пуф, обитый зелёным, в некоторых местах потёртым плюшем. Настоящий, Маринин!

Все непременно пожелали на нём посидеть. А я почему-то не решилась. Стояла, смотрела на этот старый милый пуф и видела Марину, слегка присевшую отдохнуть и побеседовать с любимым каштаном, который с любопытством заглядывал ей в окно. В то время очень уставшую от жизненных передряг, с потухшим взглядом, бледную, с заметной проседью в волосах.

Захотелось подойти к ней и обнять. По-доброму, безо всякого сочувствия или жалости, которую бы она вмиг ощутила и не приняла.

В группе нас было человек пятнадцать. А я будто бы осталась в квартире наедине с Мариной.

Молчать и даже не дышать, а слушать и слышать тишину дома. Прочувствовать атмосферу её любимого раннего рабочего утра. Оградить от всех посторонних людей, сложных взаимоотношений, трагических обстоятельств жизни.

ТОЛЬКО БЫ ОНА ПИСАЛА!

Но…

 
Но на бегу меня тяжкой дланью
Схватила за волосы судьба…
 

Прощание с домом Марины тоже было трогательным.

В дар поэту и как великое признание звучали строки: «Бог, не суди, ты не был женщиной на Земле…», «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…», «Моим стихам, написанным так рано…», «Если душа родилась крылатой…» и много ещё.

Флоран сыграл на рояле и спел свои песни на слова Марины Цветаевой. Удивительный человек, однажды прочитав стихи Марины, полюбил их всем сердцем, выучил русский язык, чтобы читать стихи Цветаевой на её родном языке. Его любовью и живёт музей-квартира Марины Цветаевой в Ванве.

Спасибо, Флоран, за тёплый уголок вдали от Родины, за добрую память о русском поэте.

А я увозила с собой в Россию часть парижских душевных переживаний Марины Цветаевой.

И на долгую память в сумочке – каштаны Ванва.

Александр Балдёнков
г. Москва, Россия

Александр Балдёнков – это творческое имя Балденкова Александра Владимировича, которое отражает истинное звучание фамилии.

Родился Александр в 1952 году в селе Верхнее Мячково ближнего Подмосковья.

Интерес к естественным наукам и врожденные способности позволили Балденкову А. В. после службы в рядах Советской армии поступить на учёбу и окончить физический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова.

Трудовая деятельность проходила на ин-женерных должностях в сфере производства изделий микроэлектроники, а также в области энергообеспечения зданий и строений одного из департаментов Правительства Москвы. В настоящее время он живёт и трудится в городе Видное Московской области.

Робкие попытки писать стихи в молодые годы не дали каких-либо результатов, а способность излагать свои мысли и чувства в стихотворной форме проявилась неожиданно уже в зрелом возрасте.

В большей части произведений Александра Балдёнкова отображается жизнеутверждающая позиция. С 2021 года член Российского союза писателей, неоднократно номинирован на различные премии в разделах «Поэзия».

Я в этот мир влюблен

 
Я в этот мир влюблён
И счастлив изначально.
Своей улыбкой освещён
Средь многих лиц печальных.
Я прогоняю грусть свою,
Твоё ученье принимая.
И подсознаньем чувствую,
Своим сознаньем понимая.
 
 
Я улыбаюсь всем.
Немногие лишь отвечают.
Другим я стал совсем,
Другим все козни их прощая.
 

Из детства

 
Над Замбией раскаты грома,
В Анголе тучи воду льют.
У нас на русской печке дома
Собрался греться малый люд.
Штаны от снега колом встали,
И варежки промокли вдрызг.
Но мы нисколько не устали,
Нам дела нет до холодрыг.
Катались с горок, рыли норы
В сугробах высотой с забор.
У каждого свои вершины, горы.
У нас махнуть в овраг на спор.
Краснели щёки, мёрзли пальцы.
Нам это было нипочём.
Горчицей грелись, тёрлись сальцем.
Крепчали только день за днём.
 

Показалось

 
Снежинки кружатся в вальсе
Музыки мнимой в такт.
Мир многоцветьем прекрасен.
Мартовский снег как факт.
Показалось, зимы время вышло,
Но вот наступил рассвет.
И что ж, потихоньку, неслышно
Падает, падает снег.
Деревья стоят не колышась,
Грезя теплом. Синичка поёт.
Ну а снежок пушистый
Идёт, всё идёт и идёт.
 

Пострел

 
Ручейки бегут игриво,
Звон весенний там и тут.
В радость детворе счастливой
Строить множество запруд.
Запущу кораблик дерзкий.
Пусть плывёт без парусов
На волнах в потоке резвом
Меж холодных берегов.
 
 
Он судьбой своей доволен,
Он в движенье быстр и смысл.
Ну а то, что он не волен –
Ерунда, таков удел.
Если б крылья, как у птицы,
Он летел бы, как хотел.
А сейчас бортами биться
Должен храбрый наш пострел.
 

Пора домой

 
Всё гуще облака,
К дождю погода хмурится.
Пора сказать «пока»
Прекрасной нашей улице.
Нас ждёт надёжный кров
С диваном и камином.
Подложим чутку дров,
Достанем тоник… с джином.
Трещат в огне дрова,
Даря собой уют.
И песни добрые слова
Бальзам на душу льют.
 

Осень на пороге

 
Осень на пороге
Топчется и мнётся.
Август же в итоге
Ей в лицо смеётся.
Не спеши… успеешь,
Я ещё в фаворе.
Хоть дождям ты веришь,
Видишь – солнца море.
Пробежали тучки,
Утекла водица.
Солнце прямо в ручки
Снова будет литься.
Тёплыми лучами
Греть и веселить.
Куртки с сапогами
Рано нам носить.
 

Фотоальбом

 
Галерея моя лучше выставки всякой.
Время есть, по ней я «пройдусь».
Здесь природа, друзья и событья, что святы.
 
 
Время тронуло снимки и пусть.
Нашей жизни заветные вехи,
Что подмечены в нужный момент.
И скрепляют они, пока живы, вовеки
Узы наши, как крепкий цемент.
Стройность мыслей и суть идеалов –
Украшение наших картин.
Подвиг жизни без пьедесталов,
Он велик среди шор и вершин.
 

Осень… Ноябрь

 
Финальный яркий штрих
Осеннего расклада:
Дожди прошли и ветер стих,
Морозец заменил прохладу.
 

«Ноябрь рисует дивную картину…»

 
Ноябрь рисует дивную картину:
Красна листва ещё на ветках,
Застывший лёд, а может, иней…
Всё в ожиданье снега, ветра.
Пора любая в наслаждение.
Умей всё с радостью принять.
Не изменить земли вращение
И время не воротишь вспять.
 

Стою на распутье

 
Стою на распутье.
Так было не раз.
Вопрос всё не отпустит:
Что делать мне сейчас?
Я по улице пройду,
Пробегусь тропинкою,
А потом ещё зайду
Поболтаю с Зинкою.
Отношения людские
Очень многогранные,
Где простые и тупые,
Где-то – филигранные.
Она чай заварит крепкий,
Что-то спросит, что-то скажет.
Так посмотрит, глаз-то меткий,
Может, что-нибудь подскажет.
 

Ответить хочется достойно

 
Ответить хочется достойно
На стих красивейший – стихом.
Но мысли все гуляют вольно,
Как кони в табуне степном.
 
 
Пытаюсь изловить их, заарканить,
А то приблизить ласково маня.
И кажется, поймал, «держу руками»,
Но вновь они уходят от меня.
Всему есть время и черёд.
И верю я в прекрасное, что где-то.
Весна… всё скоро расцветёт,
А за весною следом лето.
И явится оно ко мне,
Прекрасное, что было недоступно.
И буду я в том вольном табуне,
Как ни было б сегодня трудно.
 

Сергей Беер
г. Екатеринбург, Россия

Сергей Беер родился в ноябре 1965 года, вырос на Урале. Окончил Ленинградский государственный университет. Трудовую деятельность начал в 15 лет. За свою жизнь сменил несколько профессий и городов. В настоящее время живёт и работает в Екатеринбурге.

В 2020 году вышел авторский сборник рассказов под общим названием «Фрески древнего храма» (издательство «Перо»), а в 2022 году издан роман «Без права на славу» издательством Общенациональной ассоциации молодых музыкантов, поэтов и прозаиков.

Взросление

Как-то совершенно неожиданно для самого себя Сашка в одночасье стал вдруг взрослым. По большому счёту ничего экстраординарного в его жизни не случилось. Солнце, как и прежде, светило днём и пряталось куда-то за горизонт на ночь. Папа по-прежнему ходил на работу, но в их квартиру перебралась жить бабушка, мамина мама, да сама мама, вернувшись из больницы, перестала ходить на работу. И всё это из-за того, что домой она принесла маленький сверток, который иногда издавал едва слышный писк. Теперь на том основании, что он стал старшим, ему запрещалось бегать по квартире и громко орать, когда он играл, скача на деревянной лошади и изображая всадника. Ещё до того, как мама вернулась из больницы, отец объявил ему о том, что у него появилась сестрёнка, а заодно заметил, что теперь Сашка уже большой и у него обязательно появятся свои обязанности. Когда же Сашка полюбопытствовал какие, отец пожал плечами и ответил: «Вот мать вернётся – узнаешь, а пока живи как жил». Но спокойная жизнь его закончилась очень скоро, а точнее, ровно через неделю после их разговора.

Кончился ноябрь. За окном по ночам завывала метель, а наутро отец, как и прежде, отводил Сашку в детский садик, иногда по пути отчитывая сына за какую-нибудь шалость.

Взрослость пришла в первый выходной. Бабушка стирала пелёнки, отца вызвали на работу, там случился какой-то аврал, мать кормила грудью пищащий кулёк, а ему было велено одеться и идти в магазин за молоком.

– Помнишь, мы летом с тобой ходили через дорогу мимо кладбища? – поинтересовалась у него мать.

– Помню. Было жарко, и ты мне мороженое купила.

– Вот и хорошо. Возьми бидон и деньги. Купишь молока и масла, а как вернёшься, пойдёшь за хлебом, а то отец вернётся, а нам кормить его нечем.

Сашка самостоятельно оделся, взял бидон и кошелёк с деньгами, молча вышел из дому и отправился за молоком. Пройдя через двор, он поздоровался с друзьями, что катались с ледяной горки, и, минуя первую дорогу, через два дома вышел ко второй. Если по первой дороге машины ездили крайне редко, то вторая была настоящей магистралью – машины то и дело сновали туда-сюда. Подойдя к перекрёстку, Сашка огляделся по сторонам и что было духу припустился бежать через дорогу. Теперь нужно было спуститься вниз к железнодорожному полотну и перейти через него. Сашка дошёл до гаражей и встал. Прямо на него выскочила незнакомая большая рыжая собака. Она обнюхала малыша и поняв, что у того ничего съестного нет, виляя хвостом, отошла в сторону. Переведя дух, Сашка перешёл железнодорожное полотно и ступил с широко очищенного тротуара на узкую тропинку, идущую вдоль кладбища. Тропа была хорошо натоптана, но всё же на ней могли разойтись два человека. Дорога мимо кладбища не пугала его, только когда была пустынна. Кладбище было уже старое, закрытое, в самом его конце стояла изба сторожа, в которой он и жил со своей семьёй, вот сторожа-то Сашка всегда и побаивался, даже когда шёл, держась за руку матери. Зимой тропа хорошо просматривалась с одного конца кладбища до другого. Сашка прошёл уже половину тропы, когда на неё вышел сторож. Он шёл по каким-то своим надобностям и направился прямо Сашке навстречу. Сердце мальчишки сжалось от страха, но он упрямо продолжал идти навстречу своей «опасности» с одной лишь мыслью: «Что же делать? Что же делать? Что же делать?» Но ничего придумать не мог. Вскоре они поравнялись.

Седые густые брови мужчины нахмурились, в глазах появилась строгость и он спросил. Надтреснутый простуженный голос прозвучал для мальчишки, как щелчок хлыста.

– Один?

Сашка молча мотнул головой в знак согласия, от страха перехватило горло, и он не смог выдавить из себя ни звука.

– Куда?

– За молоком.

– Ишь, ты, молодца, – по бокам глаз залучились морщинки. – Мимо сторожки не беги, Найда степенность любит, иди тихо, она не тронет, а испугаешься, побежишь – догонит. Непременно уронит. Ишь, чужие-то как растут…

Мужчина сошёл с тропы, уступая мальчику дорогу.

Так Сашка и дошёл до самого магазина, всё думая о старом стороже. «И чего я его всё время боялся? Он вовсе не страшный, наверное, даже добрый. Пьёт только много. И курит – весь жёлтый от табака».

Продавщице пришлось нагнуться глубоко над прилавком, чтобы взять у Сашки трёхлитровый эмалированный бидон.

– Сколько? – поинтересовалась она у юного покупателя.

– Три.

– Донесёшь ли? – удивилась продавщица.

В ответ Сашка лишь пожал своими худыми плечами, протягивая тётке деньги.

Так же свесившись, продавщица вернула бидон мальчику. Завесила кусок сливочного масла, отсчитала сдачу и вернула ему кошелёк с авоськой.

Домой Сашка уже не бежал вприпрыжку, а шёл медленно. Бидон оттягивал руку книзу, и его приходилось перекидывать с руки на руку. Он успешно миновал кладбище. Дождался, когда пройдёт товарняк, и уже совсем было вышел к дороге, когда неожиданно поскользнулся возле крайнего гаража и, плюхнувшись на живот, соскользнул в яму, не расплескав при этом ни капли молока.

Он попытался вылезти, но с полным бидоном это никак ему не удавалось, а бросить его в яме он не решался. Услышав чьи-то шаги, Сашка принялся кричать, звать на помощь. Но то ли его не услышали, то ли он ошибся, но никто к яме не подошёл.

Яма была накрыта засыпанной снегом сеткой, поэтому в ней было не очень светло, но в самом верху светило солнце, от которого нижний слой снежного одеяла искрился синими звёздочками. Когда Сашка попал в яму, солнечный луч бил слева направо. Время шло, и луч передвинулся и стоял почти по прямой, теперь, когда Сашка задирал вверх голову, он уже падал ему в глаза. То ли от отчаяния и бессилия, то ли от того, что солнце светило ему в глаза, но у Сашки выступили слёзы. Он молча сидел в яме, ожидая, когда кто-нибудь подойдёт поближе, чтобы крикнуть что есть силы.

Вдруг сверху посыпался снег, и Сашка закричал что есть мочи.

– Эй! Помогите!

В отверстие просунулась собачья башка. Это был его рыжий знакомец. Пёс понюхал воздух и, отскочив от ямы, принялся яростно лаять. Собака с громким лаем бегала возле ямы, не убегая далеко от неё. Увидев идущего по тротуару мужчину, пёс, виляя хвостом, бросился к нему, затем с лаем от него к яме и повторив так несколько раз. Мужчина подошёл к яме и услышал отчаянный призыв о помощи. Встав на колени, он заглянул внутрь.

– Ушибся? – спросил мужчина, чтобы просто что-нибудь спросить. – Не реви, сейчас достану тебя.

Ухватившись за рамку сетки, мужчина попытался сдвинуть её в сторону, но у него ничего не получилось. Тогда он пробежал вдоль гаражей и, собрав подмогу, привёл ещё человек пять. Вскоре они вытащили мальчишку из ямы.

Едва Сашка появился на пороге, как на него накинулась бабушка.

– Где тебя носит, шельма? Весь в снегу! Надо было сначала молоко домой принести, потом бы гулял себе, сколько влезет.

– Я в яму упал, там сидел, пока не вытащили. Мне собака помогла она дяденьку привела. Он вытащил.

В коридор вышел отец. Внимательно глянув на сына, только спросил:

– Замёрз?

– Не-е. Молоко только льдом покрылось.

– Иди поешь, согрейся. А ты, мать, в следующий раз сама за молоком пойдёшь. Рано, видать, ему ещё далеко ходить. За хлебом сам схожу.

Сашка разделся и ушёл в комнату, а отец, наоборот, оделся и ушёл из дому. Бабушка принялась чистить от снега пальтишко внука и его валенки. До самого лета в магазин его больше не посылали.

Утром, когда все, кто должен был уйти на работу, уже ушли, в самый тот час, когда на улице нет практически ни души, мать отправила Сашку в магазин за хлебом. До хлебного магазина было чуть ближе, чем до молочного магазина, но в противоположную от него сторону. Дорогу приходилось переходить только в одном месте, и машины по ней ездили крайне редко, в основном утром и вечером.

Засунув кошелек с деньгами и запиской от матери для продавца в карман шорт, Сашка, размахивая авоськой, вприпрыжку отправился в хлебный магазин. Продавщицы его уже знали, да и он успел с ними познакомиться за прошедшую зиму. Войдя в магазин, Сашка поздоровался и, вынув из кармана кошелёк, протянул его продавщице.

– Шурка! – удивилась продавщица. – Один, а где же мама?

– Бабушка уехала огород городить и зелёнку сажать, а мама с сестрёнкой стирку затеяла. Тётя Люба, мне две буханки белого, батон и пирожков с повидлой.

– Что ж, иди выбирай, покупатель. Да руками хлеб не лапай, вилочкой нажимай.

Сашка подошёл к прилавку, едва доставая до самого его нижнего лотка. Взяв вилку, он двумя руками попробовал надавить на хрустящую корочку свежей буханки, у него ничего не получилось. Она не промялась. «Чёрствый, наверное», – подумал он, пробуя то же самое проделать с другой буханкой. Продавщица прервала его бесплодные попытки.

– Шурик, кашу надо есть, а не кота кормить. Весь хлеб сегодня ночью привезли, так что бери любую буханку, он весь одинаковый.

Сашка сложил две буханки в авоську и перешёл к стеллажу с батоном. Нижняя полка оказалась пустой, поэтому ему пришлось накалывать батон на вилку, чтобы забрать его с полки повыше.

До пирожков ему и вовсе было не дотянуться, потому что те лежали в лотке прямо перед кассиром, и он их даже видеть не мог, но прекрасно знал, что они там есть. Когда пирожков не было, лотка тоже не было. Тётка сложила ему пирожков в авоську и вернула кошелек, куда демонстративно вложила сдачу. С тех пор так и повелось: теперь каждые выходные Сашка самостоятельно шёл в булочную. Иногда прихватывал кого-нибудь из дворовых друзей, те тоже брали у родителей деньги и шли вместе с ним за хлебом.

По пути домой торцовая корочка одной из буханок обязательно съедалась Сашкой. Дома она почему-то была не такой вкусной как по пути от магазина до дома. Мать поначалу ворчала на сына, а потом махнула на это рукой как на неизбежность.

Что можно сделать с дождём, который идёт тогда, когда ему хочется, а не тогда, когда надо поливать картошку или огород? Ничего. Так и с Сашкой ничего сделать было нельзя. Иногда Сашка давал себе слово, что сегодня уж точно он донесёт обе буханки целыми, но терпения хватало ровно на полдороги. Когда Сашка подходил к книжному магазину, в витрине которого он видел красочные плакаты или детские книжки с картинками, он непременно останавливался и разглядывал их, и пока разглядывал, съедал половину корки, которую уже доедал на оставшемся пути.

Как-то в конце лета Сашка своим привычным маршрутом шёл в магазин и неожиданно понял, что его любимая витрина книжного магазина стоит пустой. Более того, большие витражные стекла измазаны чем-то белым, а внутри неприглядно и темно. Настроение у парня упало, и до дороги, которую ему предстояло перейти, он кое-как плёлся, то и дело подпинывая какой-нибудь камешек, оставленный метлой дворника на тротуаре. В этот раз ему пришлось долго пережидать, когда проедут все машины, для того, чтобы можно было перебежать на другую сторону. Вот уж поистине: если что-то случается, то непременно всё разом. Вторая неожиданность поджидала Сашку в самом хлебном магазине. Он как обычно вошёл, поздоровался и замер. На кассе сидела совершенно незнакомая ему грузная женщина, которая не обратила на него никакого внимания. Теперь-то он уже выучил, что свежий хлеб всегда с утра, поэтому он осторожно, крадучись, прошёл мимо не ответившей ему женщины к прилавку, как всегда сложил в авоську две буханки белого и батон, подойдя к кассе, спросил себе ещё и пятикопеечных пирожков с яблочным повидлом.

– Сколько? – переспросила тётка.

– Четыре, – уверенно ответил мальчик.

Женщина, словно проснувшаяся сова, глянула на него сверху вниз и взяла алюминиевые щипцы – пирожки друг за другом легли в его авоську.

– В школу ходишь? – спросила она, превозмогая свою лень.

– Нет, – удивился такому странному для него вопросу Сашка.

– А считать-то умеешь?

– Нет.

– С тебя семьдесят пять копеек.

Сашка протянул тётке три рубля. Кассирша, отсчитав сдачу, протянула мальчику горсть монет.

– Держи, помощничек, да смотри не потеряй, а то мать ругаться будет.

Сашка как обычно сложил сдачу в кошелёк и, сунув его на привычное место – в карман шорт – отправился домой. Это был первый случай за всё лето, когда он принёс домой хлеб, не тронув ни одной корки. Отдав кошелёк, он собирался уже вернуться во двор играть со своими друзьями, но замер на месте увидев, как побледнела мать.

– Ах, ты!.. – в сердцах выкрикнула мать, опуская кошелёк на стол. – Где шлялся?

– Нигде. Книжный закрыт, смотреть нечего.

– Тогда пошли обратно в магазин, разбираться будем, кто тебя обманул.

Мать заскочила к соседям, попросила их за дочерью присмотреть, пока она сбегает до магазина. Схватив сына за руку, поспешила в булочную. По дороге до магазина мать всё выспрашивала:

– Может, кто у тебя рубль отнял? Ты скажи, не бойся, мы его найдём и накажем, чтобы больше никогда ни у кого не отбирал.

– Да ни кого я не видел, никто не отбирал.

– Ты пойми, сынок, рубль – это большие деньги. Твой папка на рубль может два дня на обед в заводскую столовую сходить и ещё на проезд останется. А теперь? Что же я ему дам? Он ведь у нас два дня голодным будет ходить.

– В кошельке же все деньги, что тётка дала. Я всё туда ссыпал, как всегда.

Едва они вошли в магазин, как кассирша выкрикнула:

– Что, сдачу потерял? А ведь я предупреждала: смотри, не потеряй. И вы тоже, мамаша, хороши. Такого маленького и одного в магазин отправили – это не правильно. Деньги счёт любят и силу.

– Силу, говоришь, любят? Мальца обсчитала, да ещё и измываешься. Совести у тебя нет, мымра крашенная. Да тебе, я так думаю, этот рубль поперек горла встанет.

Резко развернувшись, мать с силой дёрнула Сашку за руку, и они вышли на улицу. Половину дороги, как раз до книжного магазина, мать шла молча и всё думала: «Может, и вправду потерял, а я на тётку только зря накричала. Да нет, по всему видать, соврала она, напраслину на сына наговорила. А рубль… что ж, обратно не вернёшь, как-нибудь выкрутимся. Сама виновата! Не захотела у соседки трёшку разменять, копейки-то никогда не терял, всё возвращал, а тут надо же такому случиться. О-хо-хо».

– А ты запомни, сынок, что такое рубль. Эта денежка пóтом даётся, да легко меж пальцев скользит. Отец вот только голодным ходить будет, занять не захочет.

Всю обратную дорогу до дома Сашка шёл молча. В нём боролись два чувства – вины и злобы. Он шёл и думал, как бы так отомстить тётке, чтобы она больше никогда в жизни даже не думала его обманывать, но придумать он так ничего и не смог. Решил, что как только она будет работать, уходить из магазина и ничего не покупать, а идти дальше ещё два лишних квартала в гастроном на горку и покупать хлеб там. Правда, в гастрономе не всегда были его любимые пирожки, но без них он мог спокойно обойтись, зато отец больше не будет голодать по его вине.