Текст книги "Сила слова"

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О СУРГУТЕ

Я с удовольствием поделюсь своим рассказом о становлении Сургута как нефтяной столицы и одного из энергетических центров России. В моем раннем детстве Сургут был, по существу, деревней. Я впервые увидел автомобиль (это был ГАЗ‑51) в 1953 году, когда мне было семь лет. На нем возили грузчиков и продовольственные товары городской системы торговли. Первый трактор я увидел в том же году. В контейнер этого газогенераторного трактора загружали деревянные чурки, а заводили его совместно шесть-семь человек, все вместе вращая огромную ручку. Они тянули эту ручку за привязанную к ней веревку. В моей памяти не осталось случая, когда бы этот трактор завелся и заработал, – помню только те моменты, когда его пытались завести. Правда, немного позже я увидел более современные трактора на машинно-тракторной станции, расположенной на окраине Сургута, за районной больницей. Кроме того, меня заинтересовали прицепные орудия, кормозаготовительная техника, активно применяемые колхозами на полях и фермах.

Основным видом транспорта, обеспечивавшего связь Сургута с внешним миром, был водный: обласы, гребные лодки и пароходы. Топливом для пароходов являлись дрова либо уголь. Были даже случаи, когда пароход останавливался по пути для пополнения запаса дров прямо из леса. Пароход шел до Тюмени пять суток, до Омска – не менее восьми суток.

Маленькие самолеты, типа Ан‑2, летали в основном летом, но они делали посадку только на водных лыжах и использовались, как правило, лесниками для обнаружения лесных пожаров. Позднее, после постройки в Сургуте аэропорта и прокладки в соседних деревнях грунтовых полос, самолеты Ан‑2 стали использоваться как пассажирские.

Зимой можно было использовать еще один вид перемещения в другие населенные пункты, который назывался веревочкой. Веревочка – это перевозка пассажиров на лошадях по зимним дорогам. В первые морозные дни прокладывали дороги для веревочки по лесам и болотам. Колхозы выделяли для перевозки лучших лошадей, содержали возчиков…

Из Сургута направлялся обоз с людьми – обычно ехавшими в командировку – и с почтой. Его тянули лошади, которых содержали и кормили на специальных стойбищах, приуроченных к селениям. Обоз часов за десять добирался до ближайшего села, например до Тундрина, где делали остановку, затем – до Сытомина… Так можно было доехать до Ханты-Мансийска, Увата, Тобольска и Тюмени. В селах, встречаемых по пути, были постоялый двор с трактиром. Приезжавшему предлагались горячие пельмени, крепкий чай. Продавали и спирт. От него, выпив полстакана, не пьянели на сибирском морозе – только приятное тепло ощущалось. После ночевки запрягали свежих лошадей, к работе приступал новый кучер, и ехали дальше. Подобные остановки делали через каждые 100–200 километров. Чтобы доехать до Тюмени, надо было сменить порядка десяти лошадей…

Давно не стало веревочки. Но нельзя забывать, что она несла когда-то культуру и знания в самые отдаленные районы. С ней связано и начало геологических изысканий в Среднем Приобье.

В 1962–1963 годах в Сургуте появился авиационный пассажирский транспорт. Вначале – как я уже говорил, самолеты Ан‑2. А в 1965 году, поступив в Тюменский индустриальный институт, я полетел к началу учебного года на Ан‑24. Билет был недорогой – 7 рублей (а стипендия – 35 рублей). Поэтому не было проблемы приехать в Сургут на каникулы.

Практически одновременно с авиационным пассажирским транспортом в Ханты-Мансийском округе начали ходить по Оби ракеты и метеоры на подводных крыльях.

* * *

В начале 60‑х годов, до открытия нефтяных месторождений, в Сургуте проживало всего шесть тысяч человек. Люди работали на рыбоконсервном комбинате и маслозаводе, в колхозах «Красный северянин» и «Верный путь», на промкомбинате и пищекомбинате, в артели инвалидов «Заря», леспромхозе, на МТС и МРС, на предприятиях транспорта, торговли, бытового обслуживания населения, в школах, больнице и амбулатории, в районной конторе связи.

Строителей не было, деревянные дома строили сами, при этом запрещалось использовать труд наемных работников. В 1957 году начала работать небольшая дизель-генераторная электростанция на реке Сайме. В магазинах хлеб был дефицитом номер один. Очередь приходилось занимать даже с вечера, в очереди стояли сотни человек. Позже стали продавать и муку – очереди за хлебом уменьшились. Еще покупали в продуктовых магазинах сахар, иногда – конфеты, больше ничего. Жители держали коров, кур, свиней. Коровы сами уходили на пастбище и возвращались домой. В 1961 году государство взяло курс на ликвидацию личных хозяйств в рабочих поселках. Была директива: пока совхоз или колхоз не обеспечит себя сеном, частники не имеют права заготовлять его. И мы вынуждены были отдать корову на мясокомбинат. Спасала рыба. Рыбачили и зимой, и летом – рыба у нас была всегда.

Иногда охотились на лосей.

Ездили на охоту за водоплавающей и боровой дичью, иногда близко, а иногда далеко, на реку Ватьёган. Это верховье Тромъёгана, Агана – 250–300 километров от Сургута.

Ловили рыбу, собирали ягоды и грибы.

Вот такая была жизнь. Приспособились к реальности – и, честно говоря, за счет рыбалки и охоты не приходилось жить впроголодь.

* * *

Тем не менее, бездумно догоняя и перегоняя Америку, Советский Союз лишил свой народ достатка и в мясе, и в молоке. Если бы не дела геологов, а затем и нефтяников, я не знаю, что вообще было бы с населением Сургута.

Почему? А просто в условиях отсутствия дорог летом (был только водный транспорт) и наличия лишь весьма ненадежных дорог для конного транспорта зимой такая централизация погубила четкую организацию хозяйства, какая была раньше в компактных колхозах, разбросанных по большой территории и связанных между собой только реками. В итоге совхоз «Сургутский» вообще прекратил свое существование, а совхоз «Белоярский» превратили в подсобное хозяйство «Сургутнефтегаза».

В общем, «топорное» чиновничье администрирование 1961–1963 годов в отношении колхозов нашего региона ни к чему хорошему не привело.

* * *

С появлением в Сургуте геологов жители сразу почувствовали изменения к лучшему. В магазинах появилась тушенка, а вскоре не стало вообще никаких проблем с продовольственными товарами. Началась продажа дефицитных ранее товаров, например симпатичных курточек и другой привлекательной – как импортной, так и отечественной – одежды. В первой половине 60‑х годов XX века, когда уже были открыты Западно-Сургутское и Солкинское месторождения, нефтяники создали в Сургуте нефтегазодобывающее управление (НГДУ) и контору бурения – началось строительство скважин для нефтедобычи. Был организован трест «Запсиббурнефть».

25 июня 1965 года рабочий поселок Сургут был преобразован в город. В нем тогда имелось четыре микрорайона: НГДУ, Энергетиков, Строителей и Геологов. С этого времени большими темпами стало развиваться строительство крупнопанельных домов, в короткие сроки были построены дома культуры во всех четырех микрорайонах.

В 1970 году я, окончив институт, вернулся в родной город и начал работать помощником бурильщика в конторе бурения. Через год стал бурильщиком. Через два года, когда я уже работал старшим инженером-технологом, мне с семьей дали квартиру.

* * *

В конце 70‑х годов ситуация стала резко меняться. Была поставлена задача удвоить добычу нефти в Западной Сибири – и интерес к сургутским нефтяным ресурсам сразу возрос. Создавались новые буровые бригады, новые экспедиции глубокого бурения, вахтовый метод работы в бурении (силами буровых бригад, прилетавших по определенному графику из других регионов). С начала 80‑х годов в Сургуте наконец стало резко активизироваться строительство новых домов, развернулось строительство современных дорог. Население города в это время возросло до 120 тысяч. Организованное несколько ранее производственное объединение «Сургутнефтегаз» возглавил А. В. Усольцев, а все буровые работы – его заместитель В. Л. Богданов. Этими исключительно талантливыми специалистами и руководителями были энергично начаты серьезные и весьма плодотворные перемены в деятельности сургутских нефтяников – перемены, которых настоятельно требовала жизнь.

Они большое внимание уделяли развитию научно-технического прогресса. Был организован институт «СургутНИПИнефть», научный центр, решающий стратегические задачи развития проектной и научной базы строительства скважин и добычи нефти.

* * *

Итак, шли 80‑е годы. Большой приток населения, в основном, конечно, молодежи. В городе высокая рождаемость, строится много яслей и детских садиков. Появился новый аэропорт, в город стали прилетать Ту‑154 – самые современные отечественные самолеты. Начали ходить комфортабельные теплоходы и пасажирские поезда. Набирает полную мощность ГРЭС, эта электростанция стала весьма значимой в России.

ОАО «Сургутнефтегаз» планомерно уменьшало свою зависимость от ГРЭС за счет развития сети газогенераторных электростанций. Для их работы используется попутный газ, который добывается вместе с нефтью и уже не сжигается, как было раньше. Следовательно, такая электроэнергия является для нефтяников предельно дешевой. К тому же усиливается охрана окружающей среды. Почин сургутян постепенно распространяется по нефтяным регионам Ханты-Мансийского автономного округа (ХМАО) и всей Западной Сибири.

Пик развития Сургута приходится на начало нынешнего века. Уже нет разрозненных районов – город стал единым. Обустраиваются парки, озеленяются и обретают новое высококачественное покрытие улицы и площади, построены скоростная кольцевая дорога вокруг города, «Сити-молл», включающий большие торговые площади, культурно-просветительный комплекс, а еще большой комплекс для занятий спортом и отдыха горожан. Широко развернулась работа профессионального колледжа, государственного педагогического университета, государственного университета и филиала Тюменского индустриального института, появился молодежный театр… В общем, город продолжает активно развиваться.

Сегодня в Сургуте ПАО «Сургутнефтегаз», возглавляемое генеральным директором Владимиром Леонидовичем Богдановым, Героем труда Российской Федерации, является одной из крупнейших российских нефтяных и газодобывающих компаний.

Я горжусь, что живу в этом прекрасном городе уже с населением 396 тысяч – славной нефтяной столице России!

Кучкар Наркабил

Наркабилов Наркучкар Рахматович (псевдоним Кучкар Наркабил) родился в 1968 году. Окончил факультет журналистики ТашГУ (ныне НУУз). Поэт, прозаик, драматург, член Союза писателей Узбекистана. Заслуженный журналист Узбекистана. Главный редактор газеты «Инсон ва конун». Прозу публиковал в журнале «Звезда Востока». Дипломант премии имени Франца Кафки. О творчестве Кучкара Наркабила хорошо отзывались известные писатели Борис Долинго и Евгений Гаглоев, сравнив автора с Шукшиным.

ЛЮБОВЬ ПОД ПАЛЯЩИМ СОЛНЦЕМ
Рассказ

1

Иногда я задумываюсь… Может, Всевышний поручает человеку право распоряжаться своей судьбой как ему заблагорассудится? И она может оказаться далеко, где-то в Антарктиде или Санкт-Петербурге. Вот и говори потом, что Земля огромная. Ан не-е-ет, она маленькая, малюсенькая!

Но этот рассказ не о размерах нашей планеты, нет. Он совсем о другом…

Аскар-«афганец» заболел, похудел сильно, осунулся, стал похож на скелет из кабинета анатомии. В глазах тоска. Видно, что его изнутри что-то гложет. Еле ходит неверной походкой, будто пьяный.

Те, кто его не очень хорошо знает, говорят, что у него неизлечимая болезнь, и жалеют его. А те, кто знает его, понимают, что все это вовсе не болезнь, а последствия той глупой кровавой войны. Проклинают ее на чем свет стоит.

«Неужели за столько лет нельзя забыть все это? А кто же будет следующим? Неужели мы все, участники той самой войны, обречены на такое?» – данный вопрос, конечно, волнует каждого из этого круга. Хотите узнать, что это за круг такой? Я говорю о тех людях, молодость которых испоганил Афган, которым уже за полтинник и которые все еще страдают от душевных ран, полученных в той, самой проклятой, бессмысленной, войне.

Среди них нет «чужих». Они все свои: и богатый, и бедный, и чиновник, и простой земледелец. Открыто смотрят друг другу в глаза, обращаются на «ты». Нет между ними ни границ, ни отличий. Все равны. Нет лицемерия, ложной скромности, обмана. Здесь это не срабатывает. Им кажется, что одну жизнь они уже прожили, а сейчас проживают подаренную на той войне, другую. Им было тогда всего по восемнадцать-девятнадцать лет. В чужой стране… на войне… в Афганистане…

Все они понимают, что эта часть их жизни им подарена Всевышним в счет оставленных там тысяч юных недожитых жизней… дана им в долг… Поэтому их не слишком трогают обычные житейские проблемы и неурядицы… Ведь все преходяще, никто не будет жить вечно на этой земле. А раз так, то зачем все эти переживания, интриги?

Ведь они лицом к лицу были с самой Смертью! Суетиться из-за каких-то ежедневных незначительных неурядиц они считают бесполезной тратой времени и нервов.

Раз в два месяца, в последнее воскресенье, однополчане из разных уголков страны: кто из Нукуса, кто из Ташкента или из долины – собираются в чайхане, беседуют по душам. Но сегодня друзья были не в настроении. Их огорошило сообщение Эрмата:

– Вам известно, что Аскар при смерти? Нужно его лечить. Нам обязательно нужно найти хорошего врача для него!

Наступила гробовая тишина. Всем показалось, что где-то совсем близко подул холодный, пронизывающий ветер Смерти. Все смотрели на Эрмата. Он сказал:

– Каждый даст, сколько может. Должен дать!

Это был приказ.

– М-м-м, да-а-а… Конечно, соберем. Нужно составить список. Я составлю, – сказал Кадир-стрелок. – Сам я могу дать тысячу долларов.

Тут заговорили все: «Я – двести», «А я могу пятьсот», «Я дам сто».

Рахим был молчаливым, не говорил по пустякам, он был самым состоятельным из однополчан.

– А ты, Рахимбай? Ты же самый богатый из нас, скажи что-нибудь!

Слова Эрмата привели его в чувство. Нельзя сказать, что они ему не понравились. Он просто с волнением наблюдал, как его друзья, сами не очень богатые люди, скидываются на лечение однополчанина. Его это и умиляло, и трогало до глубины души.

– Я оплачу все расходы на дорогу и больничные расходы, будь то хоть на краю света, – сказал он твердо.

– Вот и правильно! Ведь ты сейчас не сидел бы здесь, если бы тогда, в бою, тебя, тяжелораненого, на своих плечах не вынес Аскар! – воскликнул говорливый Жавли.

Эрмат покосился на него. Кто-то кашлянул, кто-то стал торопливо наливать чай. Кадир задумчиво уставился на стол. Тулкин-танкист, сидевший возле Жавли, отодвинулся, заика Кудрат придвинулся к окну.

– Ну давай! Ставь бутылку! – подначивал Рахимбая Кудрат.

Рахимбай немного помолчал, затем… расхохотался.

– Как же в Афгане не попала тебе пуля в рот, я удивляюсь, – смеясь, сказал Рахимбай.

Вот такие они. Кажется, что это не однополчане, а родные братья, самые близкие люди. В действительности так и было. Они срослись друг с другом, как деревья – корнями. Их объединили холод Смерти тогда, в боях в Афгане, визг летящих пуль, страх быть убитым и остаться в этой дикой, неприветливой земле навечно…

Когда эти пятидесятилетние однополчане собирались вместе, они превращались в тех юных парнишек, которых много лет назад столкнула судьба на полях сражений. Говорили от души, смеялись до потери пульса.

– Значит, так, Рахимбай, спасибо, что ты есть. Мы доверяем тебе Аскара, а тебя отдаем на милость Аллаха. В следующую субботу Жавли принесет тебе все собранные деньги, – ясно и четко, как в бою, сказал Эрмат.

– Почему именно Санкт-Петербург? – промямлил Жавли.

– У нас ведь тоже есть неплохие больницы…

– Не лезь туда, о чем не знаешь. Он пробудет в Питере несколько месяцев. Потом его отправят в Германию, – подытожил Рахим.

– Ну ты смотри на него! Что, ты его в мешке понесешь?

2

– Ребята, не мучайте меня, прошу вас. Я человек конченый, чувствую Смерть за спиной. Не трогайте меня, прошу вас.

В глазах Аскара, лежавшего во дворе на большом топчане под виноградником, выступили слезы. Он смотрел вдаль. «Мой закат близок, а они, черти, что творят… – злился Аскар. – Ничего мне не нужно, а тут говорят о больнице…»

Аскар повернулся на другой бок, спиной к Рахиму. Жавли вынул из кармана большой пакет с деньгами и бросил на топчан:

– Да пошел ты… Мы тут из-за тебя нервничаем, хотим помочь, а ты? Капризничаешь, как девушка на выданье…

Аскар застонал, повернулся к друзьям. Его жалкий, болезненный вид, глаза, полные слез, вызывали боль в сердце.

Рахиму стало не по себе. Жавли отвернулся. «От него несет Смертью…» – подумал он.

– Я хочу умереть здесь, в своем доме, в своей кровати, – сказал Аскар, будто читая мысли друга. Потом отдал пакет с деньгами Жавли:

– Заберите это.

Он опять отвернулся в сторону заката. «Мое солнце тоже движется к закату, уходит навсегда…» – прозвучало в голове Аскара. Ни Рахим, ни Жавли ничего не слышали. И то хорошо. Если бы все наши мысли зазвучали, этот мир погряз бы в хаосе стонов, рыданий, звуков сожаления…

Аскар, не отрывая взгляда, смотрел на алый горизонт, на заход солнца. И в этот самый миг на горизонте отчетливо появились лица его родителей. О Всевышний, он видел их, несомненно. Они потом начали исчезать. Мать несколько раз обернулась к нему, словно хотела что-то сказать… С последними лучами солнца они исчезли. Аскар вновь почувствовал боль, начал задыхаться. Ощущая свое одиночество в этом мире, хотел скорее оказаться там, среди родных людей. Зачем ему этот мир? Что его здесь держит? Кто? Ох, а это кто? Не Гулсара ли? Что, она тоже уходит с закатом? На ней та же желтая косынка, ситцевое платье в цветочек. Как букетик алых роз, она исчезла в огне красивого заката. Аскар зажмурил глаза. В лицо пыхнул огненный ветер. Он увидел Ольгу, бегущую в последних лучах заката. С медицинской сумкой она бежала к Аскару, который был ранен и лежал посреди поля боя.

Аскар чувствовал, как земля дрожит от взрывов гранат. Он упал. Придя в себя, увидел склонившуюся над ним Ольгу. Она поспешно рылась в сумке, искала обезболивающее, найдя – вколола Аскару в ногу.

Интересно, но у Аскара ничего не болит. Он все слышит. Он понимает, что, наступив на мину, перечеркнул свое будущее, что у него никогда не будет детей, что, годами прождав от него детей, с сожалением оставит его жена Гулсара… Вот опять. Он увидел горизонт. Нет, уже никого нет… Ни Гулсары, ни родителей… Только горизонт. Последние минуты заката. Затем он снова в палате военного госпиталя. Ольга промывает его рану. Золотые кудри, ниспадающие на ее прекрасный лоб, переливаются в лучах солнца. В глазах искрится загадочная улыбка. Забинтовав рану, она улыбнулась Аскару. Она была прекрасна: глаза, лицо, золотые волосы.

Казалось, что он заново переживает минуты с момента ранения. Он вспоминал обо всем: как сдружился и сблизился с Ольгой, как перекочевал с больничной палаты в ее комнату, как до конца службы ходил в женский модуль, чтоб увидеться с ней. Как ночевал у нее и шел в бой. Все это промелькнуло перед глазами в мгновенье. Вот он лежит в окопе, всеми брошенный. Над ним стоит Ольга. Не-е-ет, ее тоже нет. Ведь тридцать лет прошло…

Наверное, Ольга давно о нем забыла. Ведь за это время многое произошло: умерли родители, к другому ушла его жена, слыхал, что она родила, живет в каком-то далеком селе… Братья живут своей жизнью. А он? Вот лежит, ждет, когда придет за ним Смерть. Лежит на топчане в родительском доме, один как перст. Даже родственники не очень-то любят захаживать сюда. В этот мрачный, страшно одинокий дом с его несчастным хозяином. Даже племянники, дети его братьев, не любят приходить сюда. Аскар очень капризный. Дети оставляют тарелку с едой где-то на кухне или на краю топчана и убегают. Кому охота слушать ворчание больного дяди?

Аскар понял, что вернулся в тяжелые будни. Понял, что живет между двумя мирами. В голове все перемешалось. Война, сегодняшняя его жизнь. Веки отяжелели. Еле открыв глаза, он согласился:

– Ладно, поеду. Когда в дорогу?

– Завтра. Завтра мы тебя заберем, – Рахим сглотнул горькую слезу.

3

Дом у несчастного хозяина тоже по-своему несчастен. Дом Аскара нуждался в ремонте, был почти в полуразрушенном состоянии. Когда братья говорили о ремонте, он злился. Они уже боялись заводить речь об этом.

Младший брат все сетовал:

– Брат, нам стыдно перед людьми. Мы же не можем вас так оставить. Я за свой счет все отремонтирую. Просто позвольте мне сделать это.

– Только после моей смерти!

А старший брат махнул рукой:

– Ладно, оставь его в покое. Лишь бы крыша не свалилась на него.

Вот так он проложил границу между родными и собой. Родные хорошо понимают, что это война сделала его таким мрачным, нелюдимым, и не беспокоят его по пустякам.

А он… он не мог примкнуть к живым и не мог уйти туда – к ушедшим.

Вот и сегодня от безысходности он готовился к поездке. Ему надоели жалостливые взгляды односельчан. Положив в дорожную сумку все необходимое, он ждал Рахима и Жавли. Пусть он уедет в Санкт-Петербург или к черту на кулички, пусть останется там умирать, лишь бы не видеть жалости соседей, знакомых, родных.

Аскар сидит под абрикосовым деревом. Несмотря на то что на дворе сентябрь, на дереве ароматные фрукты. Последние в этом сезоне. «Вот это дерево. Оно тоже плодоносит. Питается силой своих корней. Если отрезать корни, оно погибнет. А человек? Человек сильнее этого дерева? Ведь корни человека – это его дети! Так почему же человек, который не может иметь детей, не умирает? У меня нет детей. Значит, нет корней. Но… я все же живу, зачем?..»

Ворота с шумом открылись. Показались Жавли и Рахим. Аскар поднялся с места.

4

Прошел месяц. О Всевышний!

Жизненные силы Аскара стали возвращаться. Где? В другой стране, в клинике возле живописного зеленого леса, в середине осени. Отродясь он не видел такого внимания и уважения к себе. Его опекали. Заботились и носились как с писаной торбой, разместили в палате люкс со всеми удобствами. Отдельная спальня, отдельная столовая… Каждый день к нему кто-то приходил, передавал изысканную еду, фрукты, овощи, сладости. Все это ему доставляют медсестры. По иронии судьбы он чувствует себя каким-то заморским гостем, важным чиновником.

– Они, наверное, меня с кем-то спутали, – говорил он всякий раз медсестре или дежурной, когда приносили ему передачи.

– Аскар… Аскар Тураев – это вы? Значит, все это вам, – отвечала медсестра.

– А кто передал?

– Не знаю. Все равно их к вам не пустят. Передачу оставляют в приемной.

Он удивляется, в окно смотрит во двор. Красивое, чистое озеро, слева бескрайний лес. В комнату врывается запах листвы, дождя, неба – запахи жизни. Он улыбается, взгляд становится чистым и прозрачным.

5

Аскар заметно окреп, стал общительным. Лицо округлилось, словом, ожил. Успокоился, его покинула боль, беспокоившая так долго. Теперь он много ходил: к озеру, гулял по осеннему лесу. Чувствовал, что возвращается к жизни, стремился жить, чувствовать красоту. Каждой клеточкой своего организма ощущал вкус этой самой жизни.

В палату возвращался бодрым. Увидев на столе разные деликатесы, соки, лесные цветы, поставленные в хрустальную вазу, смущался. «Наверное, Рахим оставил большие деньги какому-то знакомому, вот он и носит мне все это. Да, это знакомые Рахима… – думал он. – Ну и ну, Рахим. Он везде найдет лазейку. Уезжая, опять позаботился обо мне…» Аскара переполняло чувство благодарности к боевому товарищу. На глаза наворачивались слезы. Позвонил по мобильнику Рахиму.

– …Что ты говоришь? Нет, я никому ничего не оставлял.

И поручений не давал.

– Ведь кто-то носит все это?

– Говорю же, я не знаю…

– А лекарства, дорогостоящие уколы?

– К ним тоже я не имею никакого отношения.

– Ведь… ты же столько заплатил…

– Да, я давал деньги. Но они мне вернули их. Я возвратился с ними в Ташкент, не истратив ничего. Так что ты ничего никому не должен.

– А клиника? Наверное, клиника не бесплатная? – Аскару становилось страшно.

– Успокойся. Потом все узнаешь. Ты не должен ничего этой клинике. Наоборот, это она должна тебе кое-что.

Разговор был закончен, вернее, его закончил Рахим. Аскар был в шоке. Качаясь, он еле дошел до дивана, сел и закрыл глаза.

– Здравствуйте! Ну как вам лесная прогулка? Я приходила, но вас не было. Идемте, я сделаю вам укол. – Галка, красивая веселая медсестра, стояла около Аскара.

– Э-е-ей, это ты, звонкий колокольчик? – улыбнулся Аскар.

– Да, это я. Пришла к вам, дяденька боец!

– Галя, скажи мне, за чей счет мне приносят все эти деликатесы, еду, лекарства? Ваш уход, уколы? Или вы думаете, что я миллионер? – полушутя-полусерьезно спросил Аскар девушку.

– Для вас ВИП! Задание главного врача. Он сидел часами около вас, когда вы были без сознания.

– Где он сейчас? – удивленно спросил Аскар.

– В командировке. В Германии.

– К-когда приедет?

– Не знаю. А все передачи приносила Нина Владимировна.

– А почему она мне приносила передачи?

– А мне откуда знать?

Галя вышла. Аскар лег на кровать. Из открытого окна дул легкий осенний ветер, принося свежий аромат леса, октябрьских трав, хрустально чистого озера. Аскар почувствовал прилив сил, непреодолимое желание жить и с легкой улыбкой заснул.

Ему снился сон. Лес возле озера… вокруг высокие деревья.

Хотелось взлететь. Но ноги были будто пригвоздены к земле, будто его держали крепкие корни деревьев. Теперь у него тоже есть корни. Он кричит, что теперь он не исчезнет бесследно с лица земли, что теперь у него тоже есть корни. Что-то громыхнуло. Лес укрыла мгла. Он лежал на земле. Э-э-э, да здесь идет бой! Над ним стоит Ольга. Он ранен. Она перевязала его и поволокла. Потом… потом… он увидел больничную палату. Ольга перевязывала ему раны, потом, нагнувшись, поцеловала его в щеку. Он почувствовал ее горячее дыхание. Опять послышался какой-то шум. Он проснулся. Уборщица мыла полы, спешно убирала со стола.

– Разбудила? Извините. Вы спите. Я сейчас уйду. Тут придут вас проведать…

– Кто? Кто придет?

– Вы не знаете? Мать нашего главврача придет. Они вас очень уважают. Об этом знает вся клиника.

– Что?.. Что знает?

– Это собственная клиника Ольги Ивановны. Самая престижная клиника во всей округе.

– А кто такая Ольга Ивановна?

В палату влетела Галя, быстро достала из тумбочки, стоящей у кровати, письмо и отдала Аскару.

– Вы еще не читали?

– Что это?

– Не знаю. Его принесла жена Аскина Петровича Нина Владимировна. Она просила, чтобы вы его прочитали. Сейчас Нина Владимировна позвонила и сказала, что ее свекровь интересуется, прочитали ли вы письмо. Свекровь собирается к вам.

Аскар был в шоке.

Галя распечатала конверт и подала Аскару.

– Прочитайте. Она придет через час. Я не хочу попасть в неловкую ситуацию из-за вас.

Аскар стал читать.

«Здравствуй, дорогой Аскар! Как ты? Это судьба. Я благодарна Всевышнему, что нашла тебя! Несколько раз собиралась поехать к тебе, в твою страну, но не смогла, струсила. Думала, у тебя своя семья, свой налаженный быт, боялась помешать. В прошлом году мы – однополчане из 180‑го полка – связались по Интернету и встретились. От вас приехал Рахим. Собрались наши парни: с Кавказа, из Казахстана, Гриша из медсанчасти, я, Анна из Москвы (помнишь, она работала в штабе?). Встреча прошла замечательно. В Москве, оказывается, есть чайхана “Узбекистан”. Мы побывали там. Рахим приготовил плов. Я расспросила его о тебе. Он все рассказал. Сказал, что ты болен, в плохом состоянии… Я его попросила, чтобы он привез тебя ко мне. Сказала, что у меня своя клиника. Обещала, что, если у меня не получится, отвезу тебя в Германию. И почему, почему все это? Знаешь? Знаешь? Я хотела рассказать тебе при встрече… Помнишь, когда я тебя провожала, говорила, что оставляю у себя частичку тебя? Да, тогда я оставила в себе частичку тебя. Через два месяца после твоей демобилизации я тоже вернулась домой, в Питер. Привезла ту частичку в себе. Он родился, я назвала его Аскаром. Сейчас он главный врач клиники, в которой ты лежишь. Здешние зовут его Аскином, Аскином Петровичем.

За мной сюда тогда приехал Петр Игнатов, майор. Я вышла за него замуж. Помнишь, вы всегда с ним ругались? Ты все обзывал его “медицинской курицей”. Говорил, что он трус, поэтому не участвует в боях. Когда я с тобой сошлась, он ревновал меня и даже хотел отправить тебя на гауптвахту. В общем, мы поженились с Петром. Он стал жить у меня. Я была на четвертом месяце. Он знал, я сама все ему рассказала. Сказала, что это твой ребенок. Десять лет жили хорошо. Но он много пил, и алкоголь его погубил. Не смог он перенести груза военных лет. Иногда он кричал во сне: “Везут раненых. Раненые здесь…”, бедный.

Потом перестал выходить из своей комнаты. Закрывался у себя и кричал: “Здесь раненые… Есть трупы”. Просил, чтобы я принесла ему водки. В конце концов не выдержал и повесился. Его погубила война.

Вот такие дела. В общем, я ничего не говорила о тебе сыну Аскару. Невестке Нине сказала, не смогла скрыть. Она ведь женщина, поймет меня. Мою боль.

Не знаю, как рассказать сыну о тебе? Я понимаю, что ты тоже будешь шокирован, прочитав это письмо. Но что мне делать, скажи?

Сейчас сын в Германии. Решив некоторые вопросы нашей клиники, он поговорит насчет твоего лечения в Германии. Ты обязательно должен поехать туда. Осложнения, возможно, потребуют хирургической операции. Будешь под присмотром самых сильных специалистов. Я очень просила сына, чтобы он помог тебе, я сказала, что ты мой однополчанин и спас меня от гибели. Хотя сын и без этого не отказал бы мне, но я все же сказала все это.

Итак, на следующей неделе, в среду, я приду навестить тебя. Не знаю, найду ли силы поговорить с тобой. Хочу сказать, что ты можешь жить здесь, с нами, сколько захочешь. Я никогда не прогоню тебя. За городом у нас есть две дачи. Можешь остаться в нашем доме около клиники. Смотри, как здесь здорово! Лес, озеро, чистый воздух. Я все узнала о тебе от Рахима. Вчера он опять звонил мне. Он прекрасный человек. Тебе нужно здесь основательно подлечиться. Тебя же там никто не ждет. Ты не обижайся, он преданный друг, настоящий боец.

Ладно, главное – возьми себя в руки. Все будет хорошо. Ты обязательно поправишься! Я благодарна Всевышнему за то, что дал возможность еще раз увидеться с тобой! Я благодарна судьбе, не перестаю благодарить Бога за это!

До встречи.

С безграничной любовью, Ольга».

Аскар был в смятении, попробовал встать и подойти к окну, покачнулся, удержался за стену. Ему трудно было дышать. Эмоции переполняли сердце. Он еле добрался до кресла, покрылся холодным потом. Перед глазами рябило.

В это время в комнату вошла Галя: