Текст книги "Я был готов любить весь мир"

Михаил Жинжеров

Родился в 1947 году в Чернигове. Окончил Киевский институт народного хозяйства. Трудился на предприятии военно-промышленного комплекса. С 1994 года живёт в Нью-Йорке. Женат, двое детей, четверо внуков.

Публикуется с 2013 года, печатался в литературных журналах и альманахах. Автор книг «Рифмой по затылку», «И смех, и слёзы, и любовь», аудиокниги «Пегас в бане», «Из века в век, из страны в страну».

Член Интернационального Союза писателей, Российского союза писателей, Пушкинского общества Америки, Литературного клуба Нью-Йорка.

Неоднократный победитель международных литературных конкурсов. Награждён орденом им. Кирилла и Мефодия, медалями Мацуо Басё, «Александр Пушкин – 220 лет», «Владимир Маяковский – 125 лет», «150-летие А. П. Чехова», «Сергей Есенин – 125 лет», «Иван Бунин – 150 лет», звездой «Наследие» II и III степеней, грамотами и дипломами.

Далёкие друзья

 
Как много злобы в этом мире,
Предательства и эгоизма.
Прицельно бьют, как будто в тире,
По самым преданным и близким.
Как много в этом мире горя,
Тоска сжимает, словно клещи,
Укоры, сплетни, наговоры,
И хамство батогами хлещет.
Как много в мире одиноких,
Желанье высказаться гложет.
Но некому, как будто проклят.
И только должен, должен, должен…
 
 
Но вдруг среди чужих и прочих
Привет приходит издалёка,
Как лучик света тёмной ночью,
Как парус в море одинокий.
И не страшны ни мрак, ни ветер.
Есть близкие в пространстве зримом,
И счастье жить на белом свете,
И каждый миг неповторимый.
 

Потерянное поколение

 
Полузабытое, милое, прежнее
    смутно усталое сердце ласкает.
Запах сирени душистый и нежный
    школу и молодость напоминает.
Чистое, доброе, светлое прошлое.
    Солнца весеннего ласковый свет.
Где вы, родные весёлые рожицы?
    Кто далеко, а кого-то уж нет.
Мы родились в годы голода, холода,
    с войны возвратившихся дочки, сыны.
Жили в зелёном украинском городе
    в домах, не отстроенных после войны.
Годы весёлые послевоенные:
    вода за углом, об удобствах не знали.
Строили город немецкие пленные,
    мы дрались, дружили и книги читали.
Катались на лодках по быстрой Десне,
    учились «разумному, доброму, вечному».
Мы счастья желали любимой стране,
    а заодно и всему человечеству.
Мы яблоки ели, клубнику, смородину,
    песни пели давно позабытые.
Мы умереть мечтали за родину
    или великое сделать открытие.
Но вера угасла, разбились кумиры,
    словно старой бутылки осколки.
И разлетелись друзья по миру —
    с разбитого улея сироты пчёлки.
Забыли, о чём мы когда-то мечтали,
    привыкли к подлости, злу и обману.
Летят корабли в неизвестные дали
    с безумной командой и капитанами.
Конечно, не всё жизнь сумела стереть,
    остались какие-то принципы вечные.
Я и сейчас не могу стерпеть,
    когда оскорбляет мерзавец женщину.
В прошедшем остались мы измерении.
    Солнце надежды закрыли тучи.
Мы были последнее поколение,
    которое верило: жизнь будет лучше.
 

Как будто грёзы наяву

 
Как будто грёзы наяву,
   приходит лето за весною.
Но всё же я ещё живу,
   ведь ты, любимая, со мною.
Текут без радости года,
  но завтрак есть, обед и ужин.
С отцом общаюсь иногда
   и я ему бываю нужен.
 
 
Есть постоянная работа
   и постоянная зарплата.
И нахожу я подработки,
   существовать ведь как-то надо.
Найти работу очень сложно,
   хоть в жизни многому обучен.
Но я не знаю, как возможно себя хвалить,
   ну, не приучен.
 
 
Лгать не могу, хитрить, лукавить.
   И даже в трудные моменты
Я не могу себя заставить
   начальству делать комплименты.
Всё сделаешь, но не доложишь,
   хоть результат в работе видно,
Но рассказать, что я хороший,
   мне неудобно или стыдно.
 
 
Ложь и обман царят повсюду,
   лишь только деньги власть имеют.
Я никогда таким не буду: и не хочу, и не умею.
Но всё равно придёт весна.
   Отчаиваться мне нельзя,
Ведь есть отец, сестра, жена
   и где-то далеко друзья.
 
 
Не собираюсь горько охать.
   Жизнь новая уже давно.
И, может, всё не так уж плохо,
   лишь мне понять не суждено.
 

Исповедь

 
И много горя мне и радость испытать
  пришлось, и часто я бывал не прав.
Хранить к кому-то не умел я злость,
  предательство и подлость испытав.
Прощал и забывал завистников, врагов,
  но помнил всех, кто делал мне добро.
Я помощь оказать любому был готов
  и за друзей всегда стоял горой.
Я искренне любил и не жалел себя.
  И многое, пусть и не всё, предвидел.
Бывал жесток, хоть каждый раз любя,
  но, не желая, многих я обидел.
Я тоже, как Есенин, никого уж не зову,
  хотя о многом всё-таки жалею.
Я презираю сплетни, лживую молву,
  от горя и обиды плакать не умею.
Был часто слишком резок, прям
  и не умел быть дипломатом гибким.
Мне горько оттого, что был не прав,
  что допускал просчёты и ошибки.
И всё-таки я прожил жизнь не зря,
  хоть почему-то на душе тревожно.
Близка уже моя последняя заря, и не вернуть
  того, что было так возможно.
Любая боль когда-нибудь пройдёт,
  промчится время грустной песней.
Устало сердце кровью изойдёт,
  жизнь улетит, как птица в поднебесье.
 

Простите

Absqueomniexceptiōne

(без всякого исключения).

 
Клубками судьбы сплетены
  в истории давно уж тесно,
И каждому отведены таланты,
  время, роль и место.
В отрезке времени и места
  моей судьбы проложен путь.
В одном моё промчалось детство,
  в другом умру когда-нибудь.
За всё, в чём был не прав когда-то,
  за промахи и упущенья,
В чём перед кем-то виноватый —
  за всё хочу просить прощенья.
Перед людьми под небом звёздным
  был в прошлой жизни виноват,
Что многое я понял поздно,
  что поздно свой раскрыл талант.
Что ненароком мог обидеть,
  не смог кого-то защитить,
Что не умел я ненавидеть так сильно,
  как умел любить.
Простите, что в пучине быта
  запутался как сельдь в сети,
Что многое уже забыто
  и нет ни времени, ни сил.
Живя на обнажённых нервах,
  судьбе всегда давая сдачу,
Как часто был я лучшим, первым,
  но постоянно неудачно.
Друзья далёко на планете,
  и хоть признаться неприятно,
Родным не смог остаться детям,
  и даже близким и понятным.
Мне скоро предстоит уйти туда,
  откуда нет возврата,
И я спешу сказать «прости»
  всем, перед кем был виноватым.
 

Ульяна Завацкая

Ульяна Викторовна родилась 29 мая 1977 года в солнечном Узбекистане, городе Ташкенте. Детство и юность прошли в Таджикистане, в небольшом, но очень красивом городе Чкаловске. В четырнадцать лет переехала в Россию, в небольшое село в Корочанском районе Белгородской области, где жила у своих тёти и бабушки и окончила школу. Затем работала няней, училась в белгородском колледже, по окончании которого получила профессию кондитера. По семейным обстоятельствам вернулась в Азию, в город детства, где прожила несколько лет, но из-за начавшихся там военных действий приехала обратно в Белгород. Работала пекарем, няней, продавцом. В 2003 году вышла замуж, родила четырёх детей и всё время посвятила семье и воспитанию детей.

Тяга к литературному творчеству появилась с детства: писала сказки, рассказы, стихи, позже начала работать в жанре любовного романа.

Ульяна Завацкая – автор остросюжетных приключенческих, любовных романов: «Ожидание», «Кривые треугольники» в двух томах, юмористического фэнтези рассказа «Маленькие повести больших и великих дел».

В настоящее время работает над новой книгой, занимается воспитанием детей и своим хобби – вышивкой бисером, а также оформлением своих картин в готическом стиле для художественного альбома.

Городской роман

Наскоро ополоснувшись, он обтёрся большим полотенцем. Накинув рубашку, нырнул в брюки и вышел из ванной, застёгиваясь на ходу. Войдя в комнату, Игорь невольно замер, залюбовавшись. Лизонька сидела на постели спиной к нему и, подняв стройную ножку, натягивала колготки. Вроде бы ничего такого не происходило. Ну да, немного странно, что она одевается таким способом… Но, боже, как она это делает!

«О, как же она невероятно соблазнительна!» – с восхищённым трепетом подумал он. Затем нагнулся и нежно обнял.

Мужские ладони обняли полушария её грудей, трепетно лаская. Его губы страстными поцелуями утонули в ложбинке на шее женщины. Из её груди вырвался сладостный стон. Легко оттолкнув, она развернулась к нему, её руки с проворной поспешностью вырвали из брюк тщательно заправленную рубашку. Она расстегнула ремень и, уткнувшись лицом в живот, стала покрывать его быстрыми лёгкими поцелуями. Звенящая пустота комнаты заполнилась стоном мужчины. Не в силах больше сдерживать страсть он резко оттолкнул её. Откинувшись, она распласталась на постели, доверчиво раскинув руки. Запрыгнув в постель, Игорь утонул в её объятьях. Соединившись, они растворились в друг друге. Казалось, ничего, кроме их всепоглощающей страсти, не существует. Мир взорвался на тысячи восхитительных осколков, и вселенная разверзлась их криком… Их души летели к звёздам, а тела, тяжело дыша, замирали…

С трудом откинувшись, он обессиленно упал на спину и притянул рукой её к себе. Она прильнула, прижавшись к его груди в усталом упоении. Ах, как хотелось закрыть глаза и уснуть, вот так, вместе, и забыть обо всём! Но нужно было вставать и спешить в этот суетный мир с его заботами и проблемами, ждущими за порогом. Лиза, помня об этом долге, зашевелилась, пытаясь встать и стряхнуть с себя сладостную дремотную негу. Но Игорь, не желая отпускать, властно привлёк её к себе.

– Пожалуйста! – взмолился он ласково. – Ещё чуть-чуть, совсем немножко! Просто полежи со мной!

Не в силах отказать Лиза легла на его плечо.

– Хорошо, – ответила она, – но совсем чуть-чуть!

Было так хорошо… Так спокойно… И за окнами тихо шумел город. Он словно океан – большой, огромный – всё что-то рокотал и рокотал своё! А они, словно два зачарованных странника, грелись на крошечном островке в лучах счастья и всё плыли и плыли куда-то в райские земли…

* * *

Лиза вдруг услышала, как плачет ребёнок. По привычке она вскочила и бросилась в темноту. Запутавшись в простыне, чертыхаясь, упала. Раздражённо позвав мужа, гневно спросила:

– Кто выключил свет, чёрт возьми?

Проснувшись от крика Лизы, Игорь, ничего не понимая, сел в постели.

– А его никто не включал, – хмурясь, в темноте сказал он.

Вздрогнув от его голоса, она, испуганно озираясь, спросила шёпотом:

– Игорь? Ты что здесь делаешь?

– По-моему, мы оба здесь! – констатировал он факт.

– Где «здесь»?! – ещё больше испугалась она. – О нет! – всхлипывая от отчаянья, простонала, осознавая, что случилось. – Мы уснули! Господи! Господи! Господи! – несчастно шептала сквозь слёзы, пытаясь собрать свои вещи.

– Лизонька, милая, не убивайся так! – Игорь, поняв наконец, что произошло то, чего не должно было случиться, соскочив с постели, помогал ей собирать вещи, сам чуть не плача от осознания своей вины и жалости к ней. – Может, всё ещё обойдётся! – уговаривал он.

– Что «обойдётся»?! – в отчаяньи с упрёком вскричала она. – Ты что, не понимаешь?! Уже ночь за окном! – бросила она словно обвинение, продолжая бурчать, спешно натягивая на себя собранную одежду. – Ребёнок не кормленный, няню давно пора было отпустить. И муж в это время уже всегда дома. Что мне теперь прикажешь делать?! Как я объясню всё это?! Где я могла быть до сих пор?! Уснула в магазине?! Или в такси?! А как ты мог уснуть?! – обвиняя, она сорвалась на крик, разрыдалась. – Как я могла уснуть?!

– Лизонька, солнышко, ну подумай, – пытаясь её утешить, уговаривал он, поспешно пытаясь надеть брюки, – если б дочка проснулась, няня непременно бы позвонила, ведь так? Ты бы услышала телефон и проснулась. А ведь она не звонила? И если б ей нужно было уже идти, она бы тоже напомнила. Значит, ещё не настолько поздно. Просто темно. Но ведь сейчас зима. Темнеет рано. И к тому же твой муж, если б уже пришёл и не застал тебя дома, тоже бы позвонил. Он ведь всегда так делает, чтобы узнать, где ты и когда будешь. Вот видишь, дорогая, всё не так страшно.

С надеждой посмотрев на него, она метнулась к телефону как к спасательному кругу утопающий, поспешно вытаскивая его из сумки трясущимися руками, неловко выронила, но успела увидеть – ЗВОНКОВ НЕ БЫЛО! Счастливо рассмеявшись, бросилась Игорю на шею, стала порывисто, благодарно целовать его.

– Игорёчек, какой же ты умный! Прости меня, хороший мой! Прости меня, дурочку!

– Я и не думал сердиться, лапушка. Я сам испугался, знаешь, как? – В ответ он нежно покрывал её лицо поцелуями. – А знаешь, – сказал он с грустью, вдруг посерьёзнел и отстранился, – ты прости меня, конечно, но я был бы рад… если бы всё наконец прекратилось! – словно боясь, что не решится сказать или она его остановит, выпалил он на одном дыхании.

– Что «прекратилось»? – боясь услышать ответ, настороженно спросила она, замерев, опустила глаза, боясь смотреть на него, в эти родные любимые строгие сейчас глаза, внутри у неё всё томительно сжалось.

– Эта ложь прекратилась, и твой муж узнал о нас, потому что… я не могу так больше!

Последние слова, она чувствовала, он выговорил с большим трудом. Ему было больно.

– Ты с ума сошёл, да?! – яростно вскрикнула она, пытаясь злостью, словно щитом, прикрыть свою боль.

– Лизонька, милая моя, хорошая, ну не злись, пожалуйста! Я знаю, я всё помню, мы обговаривали это.… Я обещал тебе, что никогда не стану затрагивать эту тему – твою семью и мужа… Но ведь всё изменилось, милая моя, и я… Я так люблю тебя! И не могу, просто не в силах отпускать тебя, зная, что ты идёшь к нему…

– Он, как ты выразился, мой муж! И ты правильно подметил, что обещал никогда не говорить ни о моём муже, ни о моей семье…

– Я знаю, Лизонька, знаю… И раньше меня даже устраивало, что ты замужем…

– Да уж, ты ведь не любишь серьёзных отношений, к жизни относишься легко, не терпишь никаких обязательств, – язвительно заметила Лиза, закончив одеваться. Резко встав, она прошла в ванную, к зеркалу. – Именно это мне понравилось в тебе, когда я согласилась на наши… отношения.

– Я знаю, лапушка моя, ну не загораживайся от меня стеной отчуждённости, прошу тебя! Всё ведь теперь изменилось!

Лиза вопросительно вскинула брови, подкрашивая губы помадой. Воодушевлённый её молчанием, Игорь продолжил:

– Лапушка, Лизонька, ты ведь не будешь отрицать, что теперь это не просто страсть?

Я люблю тебя, и ты, я чувствую, тоже любишь меня!

Женщина, вздохнув, грустно улыбнулась своему отражению.

– Я люблю заниматься с тобой любовью, Игорь, – жёстоко уточнила она. – И меня всё устраивает! Я не хочу ничего менять! – сказала твёрдо, хотя на душе у неё кошки скреблись, разрывая её сердце тоской невозможности что-либо изменить.

– Зачем? Кого ты хочешь обмануть? – жалобно спросил Игорь. Казалось, он вот-вот расплачется, как мальчишка.

У Лизы болезненно сжалось сердце, но она, собрав волю в кулак, сказала:

– Я люблю своего мужа! И свою семью!

От сдерживаемых эмоций голос её звучал иронично и как-то холодно. Игорь испугался, почувствовал, что у него просто выбили почву из-под ног. Его прошиб холодный пот. Он понял, что, если будет настаивать, может потерять её прямо сейчас. Навсегда!

– Лизонька, ну неужели ты, правда, вот так вот относишься ко мне?! – В его голосе было столько боли, столько отчаянья, что ей пришлось ухватиться за край раковины, чтобы удержаться и не броситься к нему в объятия, моля о прощении.

Игорь был прав, теперь всё изменилось… Просто страсть уже не утоляла их потребность в друг друге, им хотелось большего… Расставания становились болезненными, а разлука – невыносимой… Лиза чувствовала, что одиночество ноет в её душе физической болью, ломая тело тоской, словно судорогами… Ей было одиноко рядом с мужем… и даже с дочкой… Она теперь постоянно чувствовала пустоту в душе и не в силах была заполнить её ничем…

– Игорь, – сказала она тихим и сухим от боли голосом, – ты прав! Так больше продолжаться не может… Я тоже не могу больше разрываться между мужем и тобой…

– Милая моя! – обрадовался Игорь.

И бросился к ней, заключил её в объятия, не позволяя продолжать. Не позволяя сказать больше ни слова, не позволяя отвергнуть его, он в страстном поцелуе завладел её губами. Хаотично ласкал её дрожащими руками, целовал, не давая опомниться, в ужасе от того, что она может оттолкнуть его, выкинуть из своей жизни.

– Любимая, милая моя, лапушка моя, клянусь, я сделаю всё возможное, чтобы ты была со мною счастлива! – горячо шептал он. – Я буду исполнять все-все твои желания! Обещаю, я буду хорошим мужем тебе и отцом твоей доченьке! Я так люблю тебя, так люблю! Я никому… Никому тебя не отдам!..

– Игорь, нет, нет, ты не понял меня! – Лиза попыталась отстранить его, остановить, оттолкнуть. Но невыносимо было бороться с ним и с собой…

– Прошу тебя, милая моя, нежная моя, не говори пока ничего! – умолял Игорь. – Обещаю, что не буду торопить тебя! Я дам тебе столько времени, сколько ты захочешь! Я готов ждать! Только не бросай меня совсем, заклинаю… Я не смогу… не знаю, как буду без тебя! Я с трудом переношу наши краткие разлуки! Это ничего. Но я не выдержу, если ты оставишь меня! Жизнь без тебя теряет всякий смысл. Лизонька, родная моя, хорошая, прошу, не бросай!

– Ну что же ты говоришь такое, Игорёчек, милый?.. Ну ты же понимаешь, будет только хуже…

– Нет! Нет! Нет! – Заглушал он её протесты поцелуями. – Не говори, умоляю, не говори сейчас ничего… Подумай, просто подумай! Мы можем быть вместе! Навсегда!

Мы можем быть счастливы! Никогда не разлучаться! Засыпать и просыпаться в объятиях друг друга!..

– А как же моя дочка? – всхлипнула не в силах сдержать свои чувства Лиза.

– Она будет нашей! Я буду самым лучшим отцом…

– Но ведь у неё уже есть отец, а у меня – муж!.. И его я тоже люблю! И он любит меня!

Как же я могу поступить так с ним?! Причинить ему столько боли?!

– А мне, Лизонька, мне, ты можешь причинить столько боли?!

– Но ведь я ничего не обещала тебе, а ему обещала!

Она поспешно собрала косметичку и бросила, не глядя на него:

– Мне пора домой! К своей семье! И лучшее, что мы можем сейчас сделать, – забыть про этот разговор! Или нам придётся расстаться!

Опустив взгляд, она прошла мимо него к двери.

– Я провожу тебя! – Бросился к ней Игорь, испугавшись, что она сейчас уйдёт и он больше никогда её не увидит!

– Нет! Спасибо! – Лиза вымучила из себя улыбку. – Я позвоню тебе, как будет возможность.

Уходя, она хлопнула дверью. Лёгкие шаги простучали каблучками по лестничной площадке. Игорь в каком-то оцепенении опустился на пол. Ему хотелось плакать, выть в голос от разрывающей тоски. Но слёз не было, глаза его были сухи, а в душе – пустота…

* * *

Прошла неделя. Лизонька не позвонила, не прислала ни одной смски… Игорем завладела тоска, безысходность, он чувствовал, что это всё – конец их отношениям, и он сам был этому виной. Его душа маялась и металась, словно запертый зверь в клетке. А когда он наконец решился ей позвонить и услышал хладнокровный, безразличный голос автоответчика, который сообщил, что номер больше не обслуживается, Игорю показалось, что земля под его ногами разверзлась и он падает в пустоту. Туда, где больше нет ни Лизоньки, ни её милого, сладкого голоса, ни её мягких рук, ни её медовых губ, ни её бездонных голубых глаз, в омуте которых он растворялся бесконечной нежностью, ни её страстного, благодарного на ласки тела…

Опустошённость, тоска, отчаяние накрыли его с такой силой, что он почувствовал себя несчастным и беззащитным, как незаслуженно наказанный ребёнок, которому горько и безмерно одиноко стоять в этом тёмном углу. Ему захотелось упасть на землю и выть от невыносимой боли в груди, такой, что казалось, словно наживую вырвали сердце. Нужно было что-то сделать, как-то унять, заглушить эти страдания, пока они не растерзали всё его существо!

И ещё он чувствовал свою вину, с жестокой ясностью понимал и укорял себя в том, что это именно его слова оттолкнули от него Лизоньку, заставили её прервать их связь. Ему стало тошно от этого осознания, хотелось наказать себя. Если б в его разрыве отношений с Лизонькой был виноват ктото другой, он бы набил ему морду, в лучшем случае…

Игорь пошёл в ближайший бар, напился до поросячьего визга и нагло напросился на драку к местным мордоворотам. После третьего «раунда» его, измочаленного, избитого, словно отбивной бифштекс, выбросили в ближайшую канаву.

Когда очнулся от забытья и нашёл себя в плачевном виде в канаве от боли, захватившей его избитое тело, он застонал охрипшим голосом. С его израненных губ сорвался тихий скрип. Игорь усмехнулся над собой, над своим ребячеством. Затихнув на мгновенье, чтобы переждать приступ боли, он взглянул в небо и замер, поразившись. Это была невероятно звёздная ночь. И звёзды, такие огромные, как в детстве на Севере, мерцая в предрассветной тающей мгле, смотрели ему прямо в глаза, будто живые. Словно вселенная говорила с ним тихим шёпотом. И отчего-то вспомнился «маленький принц» Экзюпери с его невероятной романтикой неба и смеющимися, словно тысячи бубенцов, звёздами. Он простонал как старый лис и усмехнулся: «Когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать…»

Почему-то стало легче на душе, забрезжила надежда, как поднимающийся над городом рассвет. Игорь подумал, что жизнь продолжается. Закусив губу, чтобы не кричать, и кряхтя от боли, Игорь собрал своё разбитое тело и поплёлся домой зализывать раны.