Текст книги "Ирландские легенды и сказания"

Брайан поблагодарил добрых жен и, распрощавшись с ними, отправился на поиски ладьи. Братья, решив, что его слишком долго нет, уже собирались плыть дальше, а тут он возвратился и укрепил их в решимости до конца исполнить свой долг.

Сыновья Туиреана отправились на поиски горы Миохаойна. Долго ли, коротко ли, в конце концов они отыскали эту гору, но навстречу им вышел стороживший ее воин. Едва Брайан увидел его, как вызвал на бой, и они были похожи на двух могучих львов, не желавших уступать друг другу, пока Миохаойн не упал замертво.

После гибели Миохаойна три его сына вышли сразиться с сыновьями Туиреана. Если бы кто с востока земли решил прийти посмотреть на сражения, то смотреть ему надо было бы на битву этих героев, столь тяжелы были их удары и столь мудры были их решения. Сыновей Миохаойна звали Корк, Конн и Аэд, и тремя копьями они пронзили сыновей Туиреана, но не остановили их. Сыновья Туиреана тоже пронзили их своими копьями, и их удары были смертельными.

Тогда Брайан спросил:

– Братья, куда мы теперь?

– Мы умираем, – ответили ему братья.

– Поднимайтесь, потому что мы еще должны трижды крикнуть.

– Нет.

Тогда Брайан поднялся сам и помог встать своим братьям, и, хотя у них из ран ручьями текла кровь, они громко закричали, как требовал Луг Длиннорукий.

Потом Брайан помог братьям дойти до ладьи, и они долго плыли по морю, пока он не сказал:

– Я вижу Бейнн Эдайр, и крепость нашего отца, и Тару королей.

– Мы бы не умерли от ран, если бы тоже увидели это, – посетовали его братья. – Брат, если ты любишь нас, подними нам головы и положи их себе на грудь, чтобы мы поглядели на родную Ирландию. А потом и умереть не страшно. О Брайан Огненная Доблесть, не знаешь ты, что такое предательство, и лучше бы нам умереть, чем видеть раны на твоем теле. Нет здесь лекаря, который пособил бы тебе.

Они пристали к берегу в Бейнн Эдайр и оттуда сразу направились к дому своего отца.

– Поезжай, – попросил Брайан отца, – в Тару и отдай этот вертел Лугу, а еще попроси у него шкуру, которая исцеляет любые раны. Ради нашей дружбы пусть он даст нам шкуру, потому что в наших жилах течет одна кровь, и пусть он не отвечает нам злом на зло. О, милый отец, торопись, или мы не дождемся тебя.

Туиреан помчался в Тару, отыскал Луга Длиннорукого, отдал ему вертел и попросил шкуру, однако Луг отказал ему.

Туиреан возвратился домой ни с чем. И тогда Брайан попросил:

– Отвези меня к Лугу.

Отец так и сделал. Брайан попросил у Луга шкуру для себя и своих братьев, но Луг отказал ему, заявив, что не даст ему шкуру даже за все богатства земли: мол, сыновья Туиреана должны умереть, ибо велико зло, которое они совершили.

Брайан выслушал его и вернулся к братьям. Он лег между ними, и они в одночасье испустили дух.

Туиреан так сильно сокрушался по своим могучим и прекрасным сыновьям, ни один из которых не уступал ни в чем королю Ирландии, что силы оставили его и он тоже умер.

И отца, и сыновей похоронили в одной могиле.

Вскоре после того, как сыновья Туиреана добыли для Луга сокровища со всей земли, в Скене высадились фоморы.

На сей раз в Ирландию явилось все фоморово воинство во главе с Балором, и Бресом, и Индехом, сыном Де Домнанна, короля фоморов, и Элатом, сыном Лобаса, и Голлом, и Ирголлом, и Октрайаллахом, сыном Индеха, и Элатом, сыном Делбайта.

Луг послал Дагду следить за фоморами и задерживать их сколько возможно, а сам стал собирать воинов Ирландии на битву.

Дагда явился к фоморам и попросил их немного подождать. Фоморы согласились. А чтобы посмеяться над Дагдой, они сварили суп, потому что он очень любил есть суп. Королевский котел залили четырежды двадцатью галлонами парного молока, потом бросили в него козлов, овец и свиней и, когда варево было готово, вылили его в огромную яму. Они позвали Дагду и сказали, что он должен все это съесть, потому что иначе они обидятся на ирландцев за негостеприимство, как это прежде случилось с Бресом.

– Мы убьем тебя, если ты оставишь хоть каплю, – пообещал Индех, сын Де Домнанна.

Дагде ничего не оставалось, как соорудить черпак, в который помещалось сразу полсвиньи, и приняться за дело.

– Неплохой у вас суп, да и мясо сварено, как надо, – сказал он.

Он стал отправлять в рот один черпак за другим, пока не съел весь суп, а когда нечего стало черпать, рукой соскреб со стен, что на них налипло.

После такой еды Дагду одолел сон, а столпившиеся вокруг него фоморы смеялись над ним, потому что живот у него раздулся и стал не меньше, чем обеденный чан в большом доме. Однако прошло немного времени, и великан Дагда как ни в чем не бывало отправился восвояси. Одет, правда, он был неприглядно. Впереди рубаха была длинная, а сзади короткая, на ногах – башмаки из лошадиной шкуры мехом наружу, а в руке – вилка, на которую он мог насадить восемь человек. И следы он оставлял такие глубокие, что они вполне могли сойти за границу между королевствами. По дороге повстречалась ему Морриган, Ворона Сражений, которая мыла перья в реке Униусе в Коннахте. Одной лапкой она стояла на Уллад Эхне, на южном берегу, а другой – на Лоскуинне, на северном берегу, и волосы свисали с нее восемью незаплетенными прядями. Она сказала Дагде, что принесет мужам Ирландии кровь сердца Индеха, сына Де Домнанна, угрожавшего Дагде.

Пока Дагда был у фоморов, Луг созвал друидов, кузнецов, лекарей и возниц со всей Ирландии, чтобы всем вместе решить, как действовать во время битвы.

Первого он спросил Матгена, чем он может помочь воинам.

– Вот чем, – ответил Матген. – Я могу обрушить на фоморов все горы Ирландии. Двенадцать самых высоких гор Ирландии послужат тебе: Слиав Леаг и Денда Улад, Беннай Бойрхе и Брай Рурай, Слиав Бладма и Слиав Снехте, Слиав Мис и Блай-Слиав, Немтанн и Слиав Маку Белгодон, Сегойс и Круахан Айгле.

Потом Луг спросил виночерпиев, чем они могут помочь воинам.

– Сначала мы напустим на фоморов жажду, – ответили они, – а потом принесем им двенадцать самых больших озер Ирландии, и хотя они будут умирать от жажды, им не напиться из наших озер. Я назову тебе их: Дерг-Лох, Лох-Луимн, Лох-Орбсен, Лох-Ри, Лох-Мескде, Лох-Куан, Лох-Лаэг, Лох-Эках, Лох-Фебайл, Лох-Дехет, Лох-Риах, Мор-Лох. А потом мы пойдем на берега двенадцати рек Ирландии и спрячем их от фоморов. Все спрячем: и Буас, и Бойнн, и Банна, и Нем, и Лай, и Синан, и Муайд, и Клайгех, и Самайр, и Фионн, и Руиртех, и Сайуайр. Фоморы ни за что их не найдут и не напьются из них. А мужи Ирландии смогут утолять из них жажду, даже если битва продлится семь лет.

Луг спросил и друида Фигала, сына Мамоса, чем он поможет воинам.

И он ответил:

– Вот чем. Тремя языками пламени я опалю лица фоморов и две трети доблести и храбрости отниму у них, слабыми станут сами фоморы, и слабыми станут их кони. Зато мужи Ирландии с каждым вдохом будут набираться сил и, будь они в битве даже семь лет, не почувствуют усталости.

Луг спросил колдуний Бехуилле и Дайан:

– А вы чем поможете воинам?

– Вот чем. И деревья, и камни, и сама земля станут воинами против фоморов и такой ужас наведут на них, что не смогут они победить.

Луг спросил Карпре, сына Этайн, чем он поможет воинам.

– Вот чем. На рассвете я прочитаю поносные стихи на северном ветру, и стоять я буду на горе, уперевшись спиной в терн и взяв в руки камень и ветку терна, и от моих поносных стихов такой стыд овладеет фоморами, что не в силах они будут выстоять против воинов Ирландии.

Потом Луг спросил Гойбниу Кузнеца, чем он поможет воинам.

– Вот чем. Пусть воины Ирландии сражаются даже семь лет, сколько бы ни ломались у них мечи или копья, вместо каждого сломанного у них тотчас будет новый. И ни один меч, и ни одно копье, выкованные моими руками, не будут хуже прежних. И ни один фомор, раненный ими, не оправится от ран. Не сможет сделать такого кузнец фоморов Долб, сколько бы он ни старался.

– А ты, Кредне? – спросил Луг медника. – Чем ты поможешь воинам?

– Вот чем, – ответил Кредне. – Сколько бы ни потребовалось заклепок для копий, и рукоятий для мечей, и ободов для щитов, ни в чем не будет у них недостатка.

– А ты, Лухта? – спросил Луг плотника. – Чем ты поможешь воинам?

– Я дам им сколько нужно щитов и древков для копий.

И лекаря Дайансехта спросил Луг, чем он может помочь воинам.

– Сколько бы ни было раненых, если только не снесут им голов и не выпустят им мозги, все они будут живы и здоровы к следующему утру.

И Дагда сказал:

– Сколько бы ни хвалились вы своим великим уменьем, я один сделаю все то, что вы обещаете.

– Тогда ты добрый бог! – вскричали со смехом все, кто отвечал на вопросы Луга.

А Луг заговорил с воинами и вселил в каждого столько сил, что все они ощутили себя королями или великими героями.

Отсрочка тем временем подошла к концу, и фоморы с ирландцами сошлись лицом к лицу на равнине Маг Туиред. Однако это не та Маг Туиред, где они сражались в первый раз, а другая, которая расположена севернее, возле Эас Дара.

Два воинства грозно стояли друг против друга.

– Не откажешь в смелости мужам Ирландии, если они пришли сражаться с нами, – сказал Брес сыну Де Домнанна.

– Клянусь, – заявил тогда Индех, сын Де Домнанна, – на мелкие кусочки разрублю я их кости, если они не покорятся нам и не заплатят дань.

Сиды же постановили не пускать в битву Луга, потому что его смерть была бы для них невосполнимой утратой, и они приставили к нему семь воинов стеречь его.

В первый день ни один из королей не вступил в сражение. Бились не на жизнь, а на смерть только простые воины, гордые оказанной им честью.

Вечером воины расходились, а наутро вновь сходились в жестоких поединках, и так продолжалось много дней. Одного не могли понять фоморы: почему их поломанные мечи, брошенные на поле битвы, так и лежали там и их раненые умирали, не дождавшись рассвета, а у детей богини Дану все было по-другому – и мечи не валялись, и раненые шли утром сражаться как ни в чем не бывало.

А дело было вот в чем. К западу от Маг Туиред и к востоку от Лох-Арбах колдовали над родником Дайансехт и его сын Октруил и его дочь Айрмед. Всех, кого ранили днем, приносили сюда и опускали в воду как мертвых, а из воды они выходили сами на своих ногах, да и сил у них становилось не в пример больше.

С мечами же и копьями управлялись Гойбниу Кузнец да Лухта Плотник, которые умели работать быстрее всех на свете. Кредне Медник не отставал от них, и к утру все поломанные мечи, копья и щиты опять делались как новые.

Фоморы решили послать одного из своих юношей, чтобы он разузнал, как сиды умудряются столь быстро чинить свое оружие и исцелять своих раненых. Выбор пал на Руадана, сына Бреса и Бригит, дочери Дагды, потому что он был сыном и внуком сидов. Руадан ловко справился с тем, что ему было приказано сделать, и возвратился к фоморам. Выслушав его, фоморы решили, что больше всех вредит им Гойбниу Кузнец, и они послали Руадана убить его.

Руадан пришел к Гойбниу и попросил у него наконечник для копья. Потом он попросил у Кредне заклепки и древко у плотника. И все получил. А еще там была Крон, мать Фианлуга, точившая копья.

Руадан взял в руки копье и бросил его в Гойбниу. Он не промахнулся, но Гойбниу вытащил копье и метнул его обратно в Руадана, который тотчас упал замертво. И Брес, и все фоморово воинство видели, как он был сражен и умер. А потом пришла Бригит и оплакала своего сына. Гойбниу же вошел в родник и вышел из него живым и здоровым. Однако Октрайаллах, сын Индеха, призвал к себе всех фоморов и приказал каждому взять по камню и бросить его в родник. После этого родник пересох, а над ним выросла гора, которую назвали Горой Октрайаллаха.

Пока Гойбниу ковал наконечники для копий, дурные слухи дошли до него о его жене. Тяжело стало у него на сердце от ревности, а так как в ту минуту держал он в руках древко копья, то запел заклинания, и, кого бы потом ни поражало копье, вспыхивал тот ярким пламенем и сгорал в мгновение ока.

Наконец настал день великой битвы. Фоморы покинули свой лагерь и стали тесными рядами. Не было среди них ни вождя, ни простого воина, который не прикрыл бы тело кольчугой, не надел бы на голову шлем, не взял в правую руку тяжелое копье, не повесил на пояс меч, а на плечо – щит. И идти против них в тот день было все равно что биться головой о стену или нападать на огонь.

Но сиды поднялись и, оставив Луга и девять воинов, стороживших его, вступили в бой. Мидир был с ними, и Бодб Деарг, и Дайансехт. Бадб, Маха и Морриган кричали, что идут с ними.

Трудный был бой. Поначалу тяжело доставалось сидам. Нуада Среброрукий, король Ирландии, и Маха, дочь Эрнмас, пали, убитые Балором, королем фоморов. Октрайаллах убил Кассмайла, и Кейтленн тяжело ранила копьем Дагду.

Но потом Луг убежал от стороживших его сидов и встал во главе воинства, зовя мужей Ирландии до конца защищать родную землю, чтобы никогда больше не быть им рабами чужеземцев. Он запел песню мужества, и сиды с громкими криками вновь бросились в битву.

Много полегло в тот день храбрых воинов, много мужей ушло в стойло смерти. Честь и позор шагали там рука об руку, твердость духа и кровавая ярость. И белая кожа юных воинов была в красной крови. Копья с грохотом бились в щиты, мечи полыхали огнем, кричали воины. Многие скользили в крови и падали под ноги сражавшимся, ударяясь головами о головы убитых, и река уносила тела врагов и друзей без разбору.

Луг и Балор сошлись в бою. От поношений Луга ярость охватила Балора, и он приказал своим воинам:

– Поднимайте мне веко, пока не увижу я того, кто смеет поносить меня.

Воины исполнили его приказание, но Луг метнул в него свое красное копье и попал ему в глаз, так что оказался он на затылке и поразил трижды девять фоморов. Если бы Луг не выбил Балору глаз, он бы в одно мгновение сжег всю Ирландию. А потом Луг отрубил Балору голову.

Индех, сын Де Домнанна, упал, и его затоптали до смерти. Кровь пошла у него горлом, и он призвал к себе своего барда Леата Гласа, но бард не в силах был исцелить смертельно раненного героя.

Потом явилась на поле боя Морриган, и сиды с новыми силами бросились на врагов. Как она обещала, она принесла Дагде кровь Индеха.

После этого сиды с легкостью отогнали фоморов к берегу моря. Луг и его воины преследовали их, пока Луг не встал лицом к лицу с Бресом, сыном Элата, и не было рядом с ним защищавших его воинов.

Брес сказал так:

– Лучше тебе пощадить меня, потому что, если ты не убьешь меня теперь, коровы Ирландии никогда не перестанут давать молоко.

– Мне надо испросить совета у мудрецов Ирландии, – ответил ему Луг.

Луг повторил слова Бреса, сына Элата, Маэлтайну Мор-Бретаху Справедливому-В-Суждениях, и он сказал так:

– Не щади его ради этого, потому что нет у него власти над их потомством, хотя есть у него власть над нынешним стадом.

– Если ты пощадишь меня, – во второй раз взмолился Брес, – мужи Ирландии будут собирать урожай четыре раза в году.

Но Маэлтайн сказал так:

– Весна для вспашки и посева, начало лета – для вызревания зерен, начало осени – для уборки урожая, а зима – чтобы есть его.

– И это тебя не спасет, – сказал Луг, возвратившись к Бресу.

Но все же ему не хотелось убивать доблестного мужа, поэтому он спросил:

– Когда ирландцам лучше всего пахать, сеять и убирать урожай?

– Пусть они пашут во вторник, и сеют во вторник, и урожай снимают тоже во вторник, – ответил Брес.

Луг поблагодарил его и отпустил на все четыре стороны.

Во время этой битвы Огма нашел Орну, меч Тетры, короля фоморов, вытащил его из ножен и почистил его. И тогда меч рассказал ему обо всем, что было им совершено, потому что в старину мечи и это умели.

Луг, Дагда и Огма преследовали фоморов, потому что они украли у Дагды арфу, которую звали Уайтне. Когда они примчались в дом пиров, то увидели там Бреса и его отца Элата, а на стене в зале висела арфа, которой Дагда запретил петь, пока он сам не снимет свой запрет. Иногда ее называли еще Дур-да-Бла, что значит «дуб двух цветений», а иногда – Койр-кетар-куин, что значит «четырехсторонняя музыка».

Едва Дагда отыскал глазами свою арфу, как он сказал:

– Приходи, лето, приходи, зима, устами арф, молочными сосками и бочками вина.

Арфа тотчас спрыгнула со стены и метнулась к Дагде, убив по дороге девять человек.

И Дагда сыграл на ней трижды: мелодию сна, мелодию плача и мелодию смеха. Когда он играл мелодию плача, жены плакали, не в силах сдержать слезы, а когда играл мелодию смеха, все жены и дети смеялись, а когда он заиграл мелодию сна, все заснули, и три мужа живыми и невредимыми выбрались из стана фоморов. И тогда Дагда позвал телку, которую получил в плату от Бреса за строительство крепости. Она позвала своего теленка, и на ее зов все ирландское стадо, которое фоморы увели как дань, вернулось на свои луга.

Се, друид Нуады Среброрукого, был ранен в битве и пошел на юг и шел до тех пор, пока не оказался в Карн Коррслебе. Там он присел отдохнуть, измученный ранами, страхом и долгой дорогой, и увидел вдалеке прекрасный луг со множеством цветов, и ему во что бы то ни стало захотелось дойти до него. Он собрал последние силы и побрел к нему, а когда ступил на него, то упал и умер. Там его похоронили, а потом разлилось озеро и затопило весь луг, и теперь это озеро называют Лох-Се.

Из всего воинства фоморов остались в Ирландии всего четыре мужа, которые бродили по стране и портили зерно, и молоко, и дары садов и моря, пока в ночь Самайн их не прогнали с ирландской земли Морриган и Энгус Ог. С тех пор фоморам строго-настрого запрещено ступать на ирландский берег.

Когда сражение закончилось и тела погибших воинов были похоронены, Морриган и горам и рекам поведала о великой победе:

– Мир везде от земли до неба, мир от неба до земли, мир на поднебесной земле! Пусть вечно живут победившие в битве!

Никто не знал, сколько полегло мужей, потому что нельзя сосчитать звезды на небе, снежинки в снегопаде, росинки на траве, или траву под ногами скота, или коней сына Лира в штормовом море.

Луг стал королем над всеми сидами, и свой главный дом он построил в Насе.

Пока он был королем, его приемная мать Таилте, дочь Маг Мор, умерла. А перед смертью она наказала Дуаху Черному, который построил Дом Заложников в Таре, расчистить лес Куан, чтобы на ее могилу могли приходить все, кто пожелает. Дуах позвал мужей Ирландии корчевать лес и подлесок, и через месяц от леса не осталось и следа.

Луг похоронил Таилте на равнине Мидхе и насыпал над могилой каменный холм, который сохранился и поныне. Он приказал жечь огни и оплакивать свою приемную мать, а еще постановил каждое лето устраивать в память о ней празднества со всякими играми. И это место он назвал ее именем – Таилтен.

А родная мать Луга, прекрасная высокая Этне, после битвы на Маг Туиред приехала в Тару, и он отдал ее в жены Тадгу, сыну Нуады, которому она родила Муирне, мать Финна, и Туирен, мать Брана.

Долго правил Луг, а потом королем Ирландии выбрали Дагду.

Луг покинул Ирландию, и говорили, будто он умер в Уснехе, где сходятся пять ирландских королевств и где в первый раз ирландцы зажгли огонь. Миде, сын Брата, сделал это для сыновей Немеда. Он горел шесть лет, и в каждом очаге Ирландии – искра того огня.

Однако Луга видели в Ирландии в то время, когда родился Кухулин и когда Конхобар и воины Алой Ветви преследовали белых птиц до реки Бойнн. Еще он возвращался и три дня сторожил сон Кухулина во время войны из-за быка из Куальнге.

В третий раз его видел Конн Ста Сражений, и вот как это было.

Когда Конн жил в Таре, он на рассвете ходил в Королевскую Рат, а с ним три его друида – Маол, Блок и Буис – и три барда – Этайн, Корб и Кесарн. Каждый день он поднимался на гору оглядеть со всех сторон Ирландию, чтобы ни один сид не явился в нее незамеченным. В тот день он стоял на камне, который возьми и заскрежещи так, что его услышали не только в Таре, но и в Брегии.

Конн спросил своего главного друида, что это с камнем и почему он скрежещет или кричит так, что его слышно чуть ли не во всей Ирландии. Друид попросил пятьдесят три дня отсрочки, а через пятьдесят три дня Конн вновь задал ему свой вопрос, и друид сказал так:

– Этот камень называют Лиа Файл. Его принесли из Фалиаса, и в Таре он останется навсегда. Но, пока живут в Таре короли, здесь должно быть место для празднеств с играми, и если в последний день празднества не приедет сюда король, то тяжелый будет год для Ирландии. А когда скрежетал камень под твоими ногами, то сколько раз он скрежетал, столько еще будет королей из твоего народа в Ирландии. Только не спрашивай у меня их имена.

Пока они так разговаривали, тьма опустилась на землю и с нею пришел такой густой туман, что никто не знал, в какую сторону идти. Тем временем послышался приближающийся стук копыт.

– Горе нам, – вскричал Конн, – если нас увезут в чужую страну!

Всадник бросил три копья, и второе было быстрее первого, а третье быстрее второго.

– Никто не смеет бросать копья в Конна из Тары! – возмутились друиды.

Бросив три копья, всадник подскакал поближе, почтительно поздоровался с Конном и пригласил быть гостем в его доме. Конн с друидами и бардами отправились в путь и – долго ли, коротко ли – оказались на прекрасном лугу, на котором возвышалась королевская гора, возле входа росло золотое дерево, а внутри горы был просторный дом с крышей из белой бронзы. Они вошли в дом и увидели всадника, который сидел на королевском возвышении, и в Таре не было мужа краше его.

Еще в доме была юная жена в золотом головном уборе. Рядом с ней стояла серебряная бутыль с золотыми ободами, и золотая чаша закрывала серебряное горлышко.

– Кому я должна подать вино? – спросила она.

– Конну Ста Сражений. Он победит в ста сражениях, прежде чем погибнет сам.

Потом он приказал ей налить эль сыну Конна, которого назвал Искусником Трех Криков. А потом назвал имена всех королей Ирландии, которые наследуют Конну Ста Сражений, и сказал, сколько каждому отмерено жизни.

Юная жена отдала Конну бутыль и чашу, а еще по ребру вола и борова. Двадцати четырех футов было ребро вола.

Хозяин дома сказал ирландцам, что юная жена – это вечная королевская династия Ирландии.

– А сам я, – проговорил он под конец, – Луг Длиннорукий, сын Этне.