Текст книги "Осеннее равноденствие"

Ирина Горбань

Поэт, писатель. Родилась и живёт в Макеевке. Окончила Глуховский государственный педагогический институт по специальности «Преподаватель дошкольной педагогики и психологии». Работала ведущим специалистом в отделе реализации социальных проектов в Министерстве информации ДНР. Автор рассказов о погибших и раненых детях Донецкой области (проект «Ангелы», «Пёрышко Ангела»), очерков о погибших защитниках Донбасса. Одно из направлений – «Белые журавли», где ведётся активная работа по увековечению памяти ополченцев, защитников Донецкой Народной Республики.

Автор 10 сборников стихов и прозы. Книги «В зоне видимости блокпоста» и «В осколках отражается война» издательства «Картуш» – г. Орёл – презентовала в Москве на Красной площади на фестивале «Красная площадь – 2019» и в Рязани на фестивале книги «Читающий мир».

Член Союза писателей России, Союза писателей ДНР, МСП и «Нового современника». Лауреат литературных премий «Молодая гвардия», им. Михаила Матусовского, им. Людмилы Татьяничевой, им. Владимира Даля.

Лик

 
Разлетелись мелким крапом
Разномастные осколки,
На кустарниках повисли
Пожелтевшие плоды,
 
 
Оцарапало вдруг щёку,
Словно острою иголкой,
Потянулся кровью склизлой
Шрам до самой бороды.
 
 
Только рана ведь не рана,
Это так, одна бороздка,
Это словно от помады
Несмывающийся след.
 
 
Только поздно или рано
Вдруг арта взорвётся хлёстко,
И осколки звездопада
Превратятся в сухоцвет.
 
 
Ближний бой – горячий самый,
Как мартеновские печи.
Ближний взрыв сметает угли
И уносит в облака,
 
 
И, укутав в звёздный саван
Окровавленные плечи,
Подмигнёт и вдруг растает
Светлый лик из-под платка.
 

Стариковое

 
Я боюсь тебя, знаешь, война…
И жалею в тебе не себя,
Дом мой – выжженная сторона,
Безоконные стены дымят.
 
 
Я боюсь оборвать кружева
Паутин, как связующий шанс,
Как я выжила, как я жила,
Принимая «плюсов» дисбаланс!
 
 
Я боюсь тебя, мирная жизнь,
Ведь не помню в тебе ни-че-го,
Это вечное слово «держись»
Не работает, словно мертво.
 
 
Я себя, так и быть, не боюсь,
Ведь я выжила в этом аду,
Вот бы только увидела Русь,
Что я тоже к победе иду.
 

Осеннее

 
Вот и закончилось лето,
Город охвачен обстрелом,
Жизни сплошная рулетка
Новой машиной сгорела.
 
 
Снова дымятся газоны,
Свалены в кучу деревья,
Нам убежать бы – резонно,
Только в кончину не верим.
 
 
Верим: останемся живы —
Стержень стальной у Донецка.
Струнами тянутся жилы:
Дом догорает соседский.
 
 
Больше листву не сжигаем:
Каждый огонь – испытанье,
Мы по прилётам гадаем.
Смерти холодной дыханье.
 
 
Вот и закончилось лето,
Осень походкою робкой
Бродит на выселках где-то
К дому протоптанной тропкой.
 

Шар

 
И снова бой: прилёты и ответки,
И жёсткий мат ничем не приглушить,
Вдруг рядом взрыв – до судороги меткий
И пульсом в венах:
выжить…
выжить…
жить…
 
 
А где-то солнце в облаках пылает,
И сквозь ресницы небо фосфорит,
И часть осколка, как геенна злая,
Горит свечой, и всё вокруг горит.
 
 
А мне не жарко.
Мне до боли зябко,
Я стон подальше в пекло уберу,
И полевых цветов нарву охапку,
И во всё горло в небо заору.
 
 
Мне больно…
больно,
мне до боли страшно,
И я тону в предутренней росе,
А впереди сцепились в рукопашной
Мои сыны на красной полосе.
 
 
И только кровь решает в этой битве,
Кому земля, кому полнеба в дар,
И, поклонясь в заутренней молитве,
Я обниму
земной
воздушный
шар.
 

Кусочек дома

 
А давай померяемся болью:
Расскажи мне, что сейчас болит?
У кого сейчас осколок доли
Улетел подальше от земли?
 
 
У меня взлетел кусочек дома,
У тебя сарай и огород,
Город потерял крыло роддома,
И земля теряет свой народ.
 
 
А давай померяемся счастьем:
У кого огромнее оно?
Если много – подели на части,
Ветру раствори своё окно.
 
 
Пусть в него летит победы эхо,
У истории на то свои права.
Если ты, оставив дом, уехал,
Вспомни: только дома твой привал.
 

Ти. Ши. На

 
Безвозвратно потерялась
В лабиринтах отражений,
И не выбраться наружу —
Из-под ног уходит дно.
 
 
Под бомбёжками сравнялось
Двух миров самосожженье,
Только птицы в небе кружат —
Так давно заведено.
 
 
Лет, пожалуй, этак десять
Лабиринтами окопов
Ходят парни и девчата.
Им бы жить ещё лет сто,
 
 
Но войне неведом кесарь.
Ни петрушки, ни укропа,
Ни домов, ни адресата,
Только танк взамен авто.
 
 
А изгибы лабиринтов —
Не кроссворды и задачи,
Здесь давно себя изжило
Новых правил решето.
 
 
Где-то правят сибариты,
Где-то празднуют удачу,
Здесь на вытянутых жилах
Рвутся тросы шапито.
 
 
Десять лет на нитке кукла
Вместо лампы в потолочье,
От порога нет тропинки,
И обрыв давно без дна,
 
 
Из стены, от взрыва «впуклой»,
Арматура рвётся в клочья,
Рвётся кукла в четвертинки —
Так приходит Ти. Ши. На…
 

Мы

 
Война подзатянулась не на шутку,
Ей торопиться вроде не резон,
И как бы не лишиться нам рассудка
И на простой не перейти жаргон.
 
 
Амбре войны испробовав с лихвою,
Мы от духов воротим тонкий нос,
Где аромат не лебеды с алоэ,
Здесь лёгкий дым отстойных папирос.
 
 
И пусть у града есть свои намётки,
И пусть громит периметра дугу,
Мы горизонта левый край нечёткий
Не отдадим ни чёрту, ни врагу.
Всё медленнее бьют по нам зенитки,
Всё реже рвут безоблачную тишь,
Мы снова мокнем под дождём до нитки,
Но не ушли.
 
 
А разве устоишь?
Мы устоим. Мы сильные. Мы можем!
За нами Родина, за нами мать с отцом,
И мы к победе новый путь проложим.
Пусть не на танках. Мы пойдём пешком.
 

Барвинок

 
Ты меня не нашёл, не увидел, не встретил.
То ли ты невнимателен был, то ли зол,
Я давно не живу в этом доме, на третьем,
Я, как птица, мечусь между вымерших зон.
Я латаю сандалии ниткой суровой,
Каждый новый стежок кровоточит и жжёт,
И вовек не пройти мне дорогой Христовой,
Мне то узок корсет, то сандалия жмёт.
По дорогам бредут вездесущие люди,
Среди них нет меня, мне их путь незнаком.
Нашей встречи с тобой в этом мире не будет,
Неживые цветы мне шептали о том.
Новый век, новый год – время бронежилетов,
У войны нет дорог – у победы есть цель,
Я мечтаю тебя увидать этим летом,
Не могилу украсив барвинком, – постель.
 

Платье из ситца

 
Вновь совещание, мамы нет, можно играть подольше,
Пусть на столе только винегрет, завтра сварганит борщик.
Завтра надёжнее, чем вчера, завтра на день постарше,
Будут и ночи, и вечера, что-то немного страшно…
 
 
Платье из ситца, из ситца бант, впрок и трусы нашиты,
Школьный отряд – трудовой десант, только не для элиты.
А впереди ещё медсанчасть, кровь, нашатырь, зелёнка,
Будут лечить, а потом встречать маленькую Алёнку.
Мама с сестрой и ещё пацан – добрый соседский парень.
Жаль, что не помню его лица, выехал в Заполярье.
 
 
В стареньком клубе идёт кино, зал переполнен. Душно.
В цыпках запястья и насморк, но дождь проливной снаружи.
Здесь мне тринадцать. Ещё дитя, а за порогом юность,
Бабки глазами потом съедят, если не оглянулась.
 
 
Что им, познавшим беду войны? Что мне, войны не знавшей?
Главное – вовремя не заныть: будет война и наша.
Вот уже тридцать и первый взрыв. Вот вертолёты кружат,
Клубы закрыты на перерыв, стынет в подвале ужин…
 
 
Я теперь мать, как судил меня Бог. Я для дитя – опека,
Снайпер убил меня. Как он мог, дом превращая в пекло?
А за порогом играет туш странный оркестр-моно.
Слышишь мелодию? Не нарушь звуками телефона.
 

Письмо

 
Счастье – иметь такой вид из окна:
Кота и оранжевую канарейку.
Знаешь, мой друг, приезжай-ка ты к нам,
Смотаемся вместе с тобою на реку,
 
 
Где в каждой песчинке и каждой волне
Отметины ставит моё мирозданье,
Где целый пролёт разбомблённого зданья
Живёт, отражаясь в тебе и во мне.
 
 
Где в каждой лягушке царевны намёк,
Где наши Иваны не стрелами бьются
И, солнечный жар выливая из блюдца,
Снарядов огонь подаёт «Солнцепёк».
 
 
Знаешь, мой друг, этот вид из окна…
Эти лягушки, принцессы и кошки…
Я пошутила с тобою немножко.
Не приезжай. В наших окнах – война…
 

Молитва о бабе Зине

 
То ли чётки в руках, то ли бусы,
То ли шёпот её, то ли крик,
Бабе Зине ноябрь улыбнулся,
Лучик света из тучи возник.
 
 
С новой силой под шарф проникая,
Обнимает ноябрь холодком,
И наотмашь – колючая капля,
И по нервам – убийственный гром.
 
 
Каждый день ощутимей предзимье
И слышнее снарядов полёт…
Я тихонько шепну бабе Зине:
Пусть ещё на земле поживёт.
 
 
Пусть погост, от войны ненасытный,
Простоит много лет без неё,
Пусть ещё почитает молитвы
С бабой Зиной моё старичьё.
 
 
Пусть родные просторы ковыльи,
Словно бабий морщинистый лик,
Под окопы лопатой изрыли,
Превращая дорогу в тупик.
 
 
Оберегом, молитвой, крестом ли
Сохранить родниковую стынь…
Баба Зина поёт до истомы
Не убитую «Градом» Псалтирь.
 

В этом городе

 
В этом городе всё по-особому,
Где промозглая серая стынь
Облаками над клёнами собрана
И в туман погрузились мосты.
 
 
А мосты здесь особенно траурны,
Фонари – оригами из слёз,
Здесь аллеи украшены мрамором,
Здесь воюют ребята всерьёз.
 
 
В этом городе воздух особенный,
Звёздней небо, река холодней,
И пока до конца не угробили,
Есть дорога – мы ходим по ней.
 
 
Разве можно сравнить несравнимое?
Всех роднее – промозглая стынь.
Ах ты, Родина, сердцем хранимая,
Место Иверских чистых святынь.
 

Даниил Горюнов

Даниил Владимирович родился 15 января 1997 года и вырос во Владивостоке. Окончил Морской государственный университет им. адмирала Г. И. Невельского. Работает в сфере логистики на должности экспедитора.

Поэзией увлекается с самого детства. Сначала слушал, как читает стихи мама, потом начал читать сам, а затем написал свой первое, второе, третье стихотворение… и втянулся. Часть его произведений опубликована в интернете, другая половина хранится в дневниках.

Первая печатная публикация – в 2020 году в альманахе «Спутник».

В университете писал стихи на заказ, но скоро понял, что это плохо влияет на творчество, поэтому отдаётся поэзии только во времена эмоциональных наплывов и пишет о том, что не может выразить вслух.

Поэзия стала для него отдушиной, тихой гаванью, где можно остаться наедине с собой и собрать в единый пазл миллиарды осколков мыслей в голове.

Очень надеется, что его творчество не кажется тем, кто его читает, бредом сумасшедшего или подростковой истерикой, хотя в целом всегда придерживался мнения, что всё написанное понимается так, как прочитано.

Мы рисовали

 
Мы рисовали голубые небеса,
Улыбчивое солнышко в углу
И тёплое касание его луча,
Людей счастливых на цветном лугу…
 
 
Мы рисовали дом и дымоход,
Прозрачное стекло входной двери,
Кота с усами у распахнутых ворот
И за холмами – городов огни…
 
 
Какими рисовали города? —
Большие улицы, жилые исполины,
Спешащие куда-то дамы, господа
С улыбками на лицах и на спинах!
 
 
Мы рисовали парки и пруды,
Забитые прилавки магазинов,
Кино, театры в осаждении толпы:
Трудяг, беспечных и простолюдинов!
 
 
Мы рисовали дядю Стёпу, Айболита,
Не на одном листе, а в тысячах квартир…
Вы скажете: «Мечта тех лет давно изжита»,
Но нынче дети просят тот же мир…
 

Сыну

 
Останься верен самому себе,
Останься предан делу, правде, воле,
Вставай на путь, лежащий поперёк судьбе,
И помни: даже одинокий – воин!
 
 
Не жди другого, верь, но не надейся,
Неси добро и яркий тёплый свет,
Открытым будь, по ветру не развейся,
Крепчай сквозь призму скоротечных лет!
 
 
Блюди устав о чести и о дружбе,
Храни любовь, закройся от греха,
Будь справедлив и в жизни, и на службе
И уважай и друга, и врага.
 
 
Не бойся в спину воткнутых ножей,
Не поддавайся клевете и слухам,
Предательство лишь закаляет королей.
Будь сильным телом, разумом и духом!
 
 
Не забывай родных краёв, кровей,
Достойным сыном будь и будь примерным братом!
Не обижай тех, кто тебя слабей,
Гордиться научись своим каратом!
 
 
Живи – учись, нам не соврал великий.
По горло сытый будешь этим веком.
Живи – оставить след свой не безликий,
Живи путём, достойным человека!
 

Спасибо

 
Спасибо. Было здорово. Прощай.
Зла не держи. Я на тебя – не буду.
По вечерам теперь не ожидай,
Дай время мне: дорогу позабуду.
Я не горжусь, я не разочарован.
Я не в обиде. Просто опустел.
Как видишь – не был я к тебе прикован,
Раз о прощании заговорить посмел.
Что было – не похоже на любовь,
Я помню это чувство… Эта сила…
И пусть не заразила мою кровь,
Зато в душе поэта разбудила!
За это и спасибо! Но… прощай!
Признаюсь: было здорово с тобою!
Я отпускаю. Тоже отпускай.
Сиди. Я за собой закрою!
 

Любить – это…

 
У них порог засыпан был стеклом.
Я затушил окурок сапогом
И в комнату, где свет едва касался стен,
Любовь и ненависть где пережили плен,
 
 
Зашёл. Кивнул. И в угол отошёл,
Чтобы меня шквал их эмоций не нашёл.
Она всклокочена, в рубашке и чулке,
А он, сжимая-разжимая ярость в кулаке,
 
 
Пытался кровь с губы ладонью утереть.
Я видел – тяжело ему терпеть.
«И что теперь? – спросил он тихо, прошептал: —
Довольна? Покричала?» – «Покричал!»
 
 
Она горела, изнутри – дикое пламя,
И, всех вокруг и самоё себя изранив,
Дышала коротко, сказала глубоко:
«Давай закончим? Не уедем далеко,
 
 
Если ты крутишь влево, а я вправо.
Ломать судьбу друг другу не имеем права!»
Я видел. По глазам. Я слышал в тоне:
В любовью муках созданных вот-вот утонет,
А он – такой же утопающий – молчал,
Наверное, Амура умолял
Дать шанс ещё, быть может, в сотый раз:
«Если не вышло прежде, обязательно получится сейчас!»
 
 
Но оба они верили в одно:
Это конец. Это сердцами решено.
И, позабыв о ссоре и о драке,
Они, прожившие так долго в горе-браке,
Обнялись и заплакали в плечо…
И на моих щеках вдруг стало горячо.
 
 
Они любили, они строили, старались,
Они терпели и без устали сражались,
Но философия любви была сложнее,
Непокорней, непонятней и сильнее:
Любить – это не только строить, слушать…
Любить – это порой суметь разрушить…
 

Море всё смоет

 
Море всё смоет… Надо лишь пометаться
от переборки к переборке,
С бутылкой в обнимку закрыться в каптёрке
И только под томным взглядом Луны
Прийти на корму… Тут море и ты!
 
 
И можно кричать! Кричать от души,
Хотя от неё лишь одни угольки…
Сгребай их в ладони… и за борт бросай…
Море, родное… Всё забирай!
 
 
Всю боль… всю обиду… Любовь! – что б ей сталось!
Бери! Не хочу, чтобы что-то осталось!
Дави эти чувства, как пальцами гниду!
Пускай верещат! Они слабые с виду,
 
 
Но только поддайся – они разорвут,
И даже врачи уже не спасут…
Одно только море тебя успокоит,
Лишь море нежной рукою накроет
И слёзы солёные с щёк соберёт…
Лишь море всё смоет… Лишь море поймёт…
 

Тень

 
Иду домой не торопясь, спокойным шагом
Вдоль облупившихся фасадов, фонарей.
Я не один, она всегда со мною рядом
Лежит на тротуаре молча – тень.
 
 
В подъезде поднимаюсь с тихим стуком,
Уткнувши палец в плитку, собирая пыль.
За мной по лестнице ползёт без слов и звуков
Всё та же тень – моя напарница и быль.
 
 
Вхожу в квартиру, закрываю плотно дверь,
Бреду меж комнат и приветственно киваю.
Почти всегда здесь кто-то из людей,
Но только тень лежит на стенах и встречает.
 
 
Я без особенной охоты раздеваюсь,
Лью в кружку чай и на кровать сажусь.
И рядом тень… А может, ошибаюсь?
Что, если на предметы – я ложусь?
 

Авангард

 
Я опускаю веки. Вода струится по коже.
Я думаю о человеке, на которого ты не похожа:
У тебя не её улыбка и совсем не её голос.
В сливе – та в ванной дырка – не её запутанный волос.
 
 
У тебя не её глаза. У тебя не её запах,
Как не та на траве роса, если ты из России, но в Штатах,
У тебя не такая фигура, губы не те и руки,
У тебя нет её прищура, заводящего после разлуки.
 
 
Нет в тебе той поддержки и правды,
Нету клятвы и нету любви…
Почему же моим авангардом в стихах
Выступаешь – ты?!
 

Ты тоже ищешь истину…

 
Мы начали, не зная ничего…
Спонтанно! Той глубокой, тихой ночью,
Когда ты голову вдруг на моё плечо,
Доверившись, склонила, смежив очи.
 
 
Тогда автобус двигался на юг…
И я не спал – тревога разыгралась.
Я покидал страну извечных вьюг,
Оставить там всё прошлое стараясь.
 
 
Ты тоже от чего-то убегала.
Я видел слёз следы, что на щеках,
Украдкой рукавом ты вытирала,
Желая спрятать боль от лишних глаз.
 
 
Не думая, накрыл тебя рукой,
А ты прижалась ближе, чтоб согреться,
Не ведая, что я тебе чужой.
И в этот миг забилось моё сердце…
 
 
Ты, видимо, почувствовав его,
Проснулась, резко села, извинилась,
И я в твоих глазах узнал того,
Кого скорей забыть ты тщилась…
 
 
И тихо, для тебя лишь, произнёс:
«Не бойся, всё осталось позади…»
А ты в ответ мне задала вопрос:
«Ты тоже ищешь истину любви?»
 
 
И начали… Не зная ничего.
Спонтанно. Той глубокой, тихой ночью
Я жителем стал сердца твоего.
И навсегда влюбился в твои очи…
 

Светлана Зайцева

Светлана Анатольевна – поэт, переводчик (немецкий и английский языки). Родилась в 1969 году в г. Люберцы Московской области в семье будущего дипломата. В 1992 году окончила Московский государственный лингвистический университет, долго жила и работала в Германии. В настоящее время живёт в Москве.

Мать троих детей: Владимира, Анастасии и Екатерины.

Автор двух книг стихов: «Бабочка в храме» («Озарение», Новокузнецк, 2003) и «Фабрика облаков» («Серебро слов», Коломна, 2019).

Пишет стихи с четырнадцати лет. Есть публикации в разных журналах: «Смена», «Юность», «Работница», «Жеглов и Шарапов», «Дарьял», «Фактор», «Европейская словесность», «Русский писатель», «Акме», «Лето 2023», а также в альманахах «Третье дыхание», «Озарение», «Воскресенье», «Кавказский экспресс 2016», «СТО-ЛИЦА № 9/2023».

Лауреат конкурса «Народный поэт», участница Пушкинского конкурса «С веком наравне» в номинации «Поэзия» (2002), Третьего форума молодых писателей России (2003).

Некоторые стихи положены на музыку.

Своими Учителями в Поэзии считает Владимира Высоцкого и Марину Цветаеву.

Росток

Пока живо было – молчало.

Умерло – нежно пою

Надпись мастера Гварнери на скрипке Паганини

 
Росток, невесомый и зыбкий,
Мальчишке едва до плеча,
Воскреснет прекрасною скрипкой,
Бессмертной в руках скрипача…
 
 
Но всё же не это, не это
Его золотая пора —
А листья зелёного цвета,
Теплее ладони кора.
 
 
Резвятся под кроною дети,
И не дозовёшься домой…
Не вспомнит росток о Бессмертье —
Как равный, заплачет со мной.
 
 
Погаснут бездонные звёзды,
Что нынче поют в небесах,
Но свитые птицами гнёзда
Сохранны на хрупких ветвях.
 
 
Как должно, живут и воскресли
И корни его, и листва.
А музыка, дивная песня, —
Вершина Его мастерства.
 
 
И, коль недосмотром иль чудом
Бессмертье случится со мной,
Прошу о немногом: пусть буду
Не скрипкой Твоей, не струной, —
 
 
Но тем безымянным, беспечным,
Что путь пробивает себе
Навстречу Бессмертью. Навстречу
Счастливой и страшной судьбе.
 

Золото и кровь

 
Из золота в багрец перетекая,
Летит кленовый пятипалый лист.
И в тонких жилках – словно кровь людская:
В ней две реки, два пламени слились.
 
 
– Прочь, рифма! Прочь, пустое многословье!
Стою, простою мыслью сражена:
За всё мы платим золотом – иль кровью.
Две древних страсти, но душа – одна.
 
 
Мир к долгому готовится зимовью,
На две страны незримо разделён:
На тех, кто платит золотом – иль кровью…
И всё роняет листья брат мой – клён.
 

Морская мелодия

 
Сердце латано-перелатано,
Ветер пряди сметёт со лба.
И путями, лишь ей понятными,
Нас приводит к Любви Судьба.
 
 
– Я любила тебя – не странно ли?
Но – ни радости, ни тепла!
И тоска по весёлым странствиям,
Как волна, меня повлекла.
 
 
Не пришла проститься с поклонами,
Средь морских исчезла зыбей.
И русалочьими, зелёными
Всё смотрела вослед тебе…
 
 
– Ты казался мне дальним островом,
Милым островом вдалеке.
Я вернулась к тебе. Мне просто бы
Прикоснуться к твоей руке!
 
 
Мне жемчужных перстней не нашивать,
Ни кораллов, ни янтаря…
Об одном прошу: не расспрашивай,
По каким носило морям,
 
 
Где плыла, над какими безднами
И откуда на скулах соль?
– Ах, расспросами бесполезными
Не неволь меня, не неволь!
 
 
Мир устроен просто и правильно:
Где он, хвост серебристый мой?
Из Любви – из дальнего плаванья —
Возвращусь я к тебе – домой.
 

Противоборство певчих

 
Заря. И вновь – противоборство певчих
Там, за окном… И вновь проснусь одна…
От птичьих голосов. Мне было б легче
Твоих любимых слушать имена —
И слышать лишь, как безмятежно дышишь,
И знать – вспугну движением ресниц…
Ты рядом спишь. И я тебя не слышу.
Привычка: утром слышать только птиц.
 

Приметы любви

 
Последним из любви уходит запах.
Он – тайный хищник средь иных потерь.
Коль он ушёл на невесомых лапах,
В любовь надолго затворилась дверь.
 
 
Мы честно делим жёсткую подушку
И отбываем каторжные сны…
Но запах (прежний запах!) кружит, кружит
Вдоль крепостной разрушенной стены
 
 
Застывших тел. Он властвует всецело,
Солёным бризом проникает в нас…
И, если я обнять тебя посмела, —
Его монаршья воля и указ.
 
 
– Не отстраняйся! Только попрощаться!
…Я оттолкнусь от берега легко —
И растворюсь в рассветном первом счастье,
Где кожа пахнет тёплым молоком…
 

Не давайте заветных имён сыновьям!

 
На деревьях звенит ледяная листва.
Рукавицу, помедлив, прохожий поднимет.
– В честь любимого первого сына назвать?
– Каждый день повторять драгоценное имя?
 
 
Думаешь, малость схитришь – и обманешь Судьбу?
Навсегда отречёшься от песни разлучной?
Это имя ему, словно крестик на лбу,
Чтобы целиться снайперу с неба сподручней.
 
 
В белоснежной рубахе, пробитой насквозь…
Так недавно – привязан к тебе пуповиной…
– Позабудь, промолчи, если что не сбылось!
Бог любимого отнял. Отнимет и сына.
 
 
…Чтобы слезы в подушку не лить в три ручья,
Чтоб к ожогу зажившему не прикасаться,
Не давайте заветных имён сыновьям.
Лучше уж по старинке – как деды, по святцам.