Автор книги: Сборник
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Карина Степановна Диодорова
В Школу-студию МХАТ я поступила в 1954 году. В Студии царила вполне пуританская атмосфера… Ну, например, невозможно было появиться на занятиях не только с накрашенными губами, но и – боже упаси! – с ярким маникюром. Только на третьем курсе, когда начались занятия по гриму, можно было немного подкрасить губы. Женя Урбанский, который был курсом старше, вполне официально вызвал нас и сказал, что второкурсников мы должны приветствовать вставая! «Потому что они в студии уже пожили и поработали». И мы со страшной силой ждали, когда мы, наконец, станем третьекурсниками. Вот тогда мы покажем, вот тогда мы приведём всё в полный порядок!
Иза Высоцкая (Изольда Константиновна Жукова). Ростов, 1961 г.
Итак, мы дождались своего часа… И остолбенели, когда 1 сентября 1956 года в Студии появился новый набор. Ничего похожего на нашу чопорность и пуританство! Всё пело, плясало и веселилось – на всех лестницах и лестничных площадках. Это был курс Володи Высоцкого, курс, по тем временам, очень раскрепощённый и очень современный. Курс, который пел весь, целиком! Все они были с гитарами и другими музыкальными инструментами.
И сам Володя очень быстро стал центром внимания, а для нашего курса центром нежности и любви… Уже начались его знаменитые рассказы про двор на Большом Каретном, про Курочку Рябу, про соседа-голубятника Леньку «Гунявого»… Ну, четверокурсники все-таки дистанцию держали. Но Володя же полюбил нашу любимую подругу Изу Мешкову-Жукову и как-то сразу полюбился всему нашему курсу.
Аркадий и Никита Высоцкие, конец 1960-х. Фото Е. Щербиновской
Вы знаете, у меня, конечно, бело-розовое восприятие Володи Высоцкого, потому что это – Студия, это самое начало жизни… Итак, Иза и Володя поженились – всё это было на моих глазах. И многое рассказывала любимая подруга.
– Ты знаешь, что мой натворил… Звонит, говорит, что везёт 700 рублей… Занял тысячу, триста истратил… Приезжает домой, привозит три рубля. Где деньги? – раздал на улице… «Ты знаешь, Изуль, у них такие мрачные лица! Они такие несчастные!
Муж задерживается у друзей… Звонит: «Изуля, ты хочешь, чтобы я приехал быстро?!» Приезжает быстро, но без свитера. Где свитер? – Отдал таксисту. «Но ты же сама хотела, чтобы я приехал быстро, да и свитер был рваный».
Изуля переживает – муж немного непутёвый… Ходит взад-вперед… «Изуля, не горбись!» Володя не мог видеть, если она расстраивалась… «Изуля, не горбись!»
Иза закончила студию, распределилась в Киев… Володя часто приезжал. Однажды пришёл в театр на репетицию. А Романов – народный артист СССР, главный режиссёр – терпеть не мог, если кто-то посторонний сидел в зале. Кричит со сцены:
– Кто там?
Высоцкий отвечает:
– Пока никто!
А потом Ростов, где я работала и куда после Москвы приехала работать Иза… Естественно, она бывала у меня, бывал и Володя. 1961 год, приезжает Володя. Им надо серьёзно поговорить, а у меня одна комната…
– Карина, ну нам же надо поговорить!
– Вы что, с ума сошли… У меня же одна комната.
– Сдай балкон!
Вот там, на балконе, они и поговорили.
Так сложилось, что у меня с Володей соприкосновения по нескольким временам, по нескольким кругам… Первый – это Студия и Иза… Второй – я возвращаюсь в Москву: Володя уже с Люсей, у них дети. У меня растёт Ирина… И вот второй наш – «детский» период…
Наши дети вместе ездили в загородный санаторный детский сад. Вернее, каждую неделю на электричке мы за ними ездили… Маленький Аркадий был ослепительно талантлив – просто ком солнечного света!
Едем в электричке…
– Дорогие товарищи! Я буду объявлять остановки:
Станция «Звезда Альтаир». Следующая – «Столица Амстердам»!
– Тётя Карина, мне исполнилось пять лет. Читать перестал, начал писать…
Володя купил первую дорогую гитару. 500 рублей! – тогда это были деньги. И вдруг Аркадий говорит мне:
– А у папы гитару украли.
– Как украли?
– Да, украли. Вот люди! Он пришёл к ним петь, а они украли гитару и французский значок с пиджака!
Борис Диодоров, Изольда Жукова, Карина Диодорова и Борис Вахнюк на вечере журнала «Вагант», в честь 60-летия Высоцкого. Москва, ЦДРИ, 25.01.1998 г.
Фото Т. Зайцевой.
Французский значок, действительно, был – это такая деталь, что я поверила. Сижу и до самой Москвы переживаю за Вовку… Надо уже выходить, я спрашиваю у Аркаши:
– И на чём же теперь папа играет?
– Ну, как на чём? Пришлось отдать ему мою балалайку!
Сидим у Люси, несколько женщин. Заходит Аркадий:
– Дорогие женщины! Самые милые и любимые! У нас во дворе замечательный мальчик продаёт замечательный пистолет! И всего за один рубль.
Люся:
– Никаких пистолетов!
– А-а, дуры! Кто вас сюда звал?! – И т. д…
Через некоторое время в комнату вваливается Никита:
– Можно попить?
– Ну, иди. Там на кухне…
Никита тихо идёт на кухню… Примерно через полчаса в комнату врывается Аркадий:
– А Никита не только украл у вас рубль и купил пистолет, но и не даёт мне пострелять из него!
В общем, они совершили все мыслимые преступления: и воровство, и предательство. И я их хорошенько отшлёпала! Вот тогда я и поняла пользу наказания. Это же освобождение от вины! И ребята тоже это поняли…
– Тётя Карина, ты живи у нас…
И снова электричка… Аркаша «выступает»:
– Дорогие товарищи! Сейчас я буду петь папины песни!
«В заколдованном болоте
Там кикиморы живут…»
Пассажиры интересовались:
– Мальчик, а почему ты поёшь?
– А сегодня у Ирочки день рождения.
– Она кто тебе – сестрёнка?
– Нет, она – двоюродная девочка!
Но вернёмся к Володе. Мой день рождения, сижу дома, никого не жду. Звонок в дверь – Высоцкий.
– Володя, ты что?
– Да, у меня до спектакля час времени, пришёл попеть тебе песни…
И протягивает туфельки для Иришки, до сих пор помню их: чешские, фирмы «Батя», 28 размер. (Это были лучшие туфли в детстве Ирины.) И ещё пачку сигарет «Филипп-Моррис»…
– Ой, откуда у тебя «Филипп-Моррис»?
– Я вчера был во французском посольстве…
Однажды мне срочно понадобились деньги. Звоню Высоцкому.
– Карина, ты вовремя. Сегодня снял деньги… И «развязываю».
– Володя, зачем?
– Ты понимаешь, я уже не могу. Мне так тяжело видеть эти мрачные лица! Такое количество несчастных людей! А когда выпью – всё в другом свете, всё меняется. Я всех люблю! Понимаешь?
Потом редкие случайные встречи… И в 1980 году на Пасху – наша последняя встреча. Это было на Красной Пахре, на даче у Людмилы Зыкиной. Володя заходит, увидел нас – и бросается к Боре! Обнимает нас и… здоровается с Ириной. А потом спрашивает:
– А это кто?
– Володя, это же Иришка!
Однажды мы сидели с дочерью и вспоминали Володю. И моя Ирка вдруг говорит: «Ну, вот, дядя Володя умер, Даль умер… За кого теперь замуж выходить?
1988–1989 гг.
В наш тесный круг не каждый попадал
Марина Михайловна Добровольская
Так получилось, что в Школу-студию МХА’Г несколько человек были приняты раньше других. 2 июня 1956 года стало известно, что приняли ленинградца Вильдана и москвичей – Яловича, Портера и Высоцкого. А поздно вечером в тот же день объявили, что приняты Лена Ситко и я… И всем нам было велено прийти на следующее утро.
А в Москве тогда творились невероятные вещи – примерно, как сейчас. 1956 год – начало общественного подъёма, оттепель. В залах Академии художеств на Кропоткинской открылась выставка Кончаловского. Мы зашли в Студию, а потом пошли на эту выставку. Потом долго гуляли в Александровском саду… Вот тогда-то мы все и познакомились по-настоящему.
И сразу же было видно, что особенно сблизились Высоцкий и Ялович. Они оба были москвичами, оба всё время «хохмили». Но если Гена был смешным сам по себе и шутил по поводу, то Володи всегда кого-то изображал, играл какой-то типаж. В общем, с самого начала они оба были комедийными, ярко-характерными. Чуть позже Володя стал пробовать на нас свои рассказы – это было уже начало его собственного творчества. И все эти рассказы были от лица какого-нибудь типажа. С самого начала это было актёрское творчество.
Совсем недавно на похороны Юлия Даниэля в Москву приезжал Андрей Донатович Синявский, наш преподаватель литературы, приезжал всего на несколько дней. Так вот, он и его жена Мария Васильевна Розанова рассказывали, что им правдами и неправдами удалось вернуть из КГБ свою плёнку с записями Высоцкого. Наверное, это самая ранняя плёнка с записями песен, а главное рассказов. А может быть, это единственная такая плёнка, потому что других записей ранних рассказов Высоцкого не сохранилось.
А некоторые Володины рассказы и записать-то было невозможно. Это были «немые» рассказы. Ну, например, о том, как закусывал его дядя. Дядя говорил тост и по ходу дела выпивал рюмку, но водку не проглатывал. Ему предлагали закуски, а он показывал жестами: это не то, и это не то… А водку всё время держал во рту, и мимика от этот была совершенно невероятной! В конце концов ему давали то, что он хотел, и он проглатывал водку… «Вот я и говорю…» – и продолжил тост. Это был просто блестящий актёрский этюд. Помнит ли кто-нибудь об этом?
Сцена из дипломного спектакля Школы-студии МХАТ «Свадьба» по А. П. Чехову. Слева направо: В. Большаков (телеграфист Иван Михайлович Ять), Л. Евгенина (акушерка Змеюкина), А. Иванов (лакей), Г. Портер (кондитер Дымба), В. Высоцкий (отставной коллежский регистратор Евдоким Захарович Жигалов), Т. Додина (жена Жигалова Настасья Тимофеевна), М. Добровольская (дочка Жигаловых Дашенька), Г. Ялович (жених Эпаминонд Максимович Апломбов). Москва, 1960 г. Фото И. Александрова
Но наверняка все ребята помнят нашу любимую игру «в бороды». Идёшь с кем-нибудь по улице, увидишь человека с бородой, и надо первым сказать: «Моя борода!» и так нужно было набрать три «бороды». Правила такие. Борода у «Бороды» не считается («Борода» – это был швейцар в ресторане ВТО). Борода в машине или на велосипеде – две «бороды». Борода у милиционера – три «бороды». Ну, а если кто-нибудь увидел милиционера с бородой в машине! Это все! Сразу пять «бород»! И можно заказывать «американку», то есть придумать что-нибудь, чтобы проигравший выполнил.
Пятьдесят шестой, пятьдесят седьмой годы… Тогда много невероятного происходило. Тогда впервые в нашу страну приехал итальянский певец Марио Дель Монако, он пел вместе с Архиповой в «Паяцах». И один из первых рассказов Володи был о Дель Монако, рассказ от имени Серёжи из Марьиной Рощи Я могу только очень бледно это воспроизвести…
«Ну, там в пнофкоме дани эти бинеты. Они зе сездесят нубней стоят! Ну, я это Нюнке говоню… Я зе пенедовнк, вобсе… А это зе сестой нят пантена! И как же мы долзны выгнядеть! Ну, Нюнка посне смены спать вобсе не стана, сназу в нанихмахенскую… Ну, сени мы в сестой нят… там это, стемнено. Высен этот с паноской, пни панаде, весь в чённом. Тут это, музыка, хоть пнась. Нюнка сназу захнапена, ну, понимаесь, она зе не слана…»
И вся эта смешная и грустная истории заканчивалась так. «Ну, сто я вам, небята, сказу. Дель Монака, мона быть, он и певец. Мона быть, и итаньянский. Мона быть, я нисево не говоню. Но ведь ннсево не понятно!»
Или ещё один тип – «Вася-ловитор склизские руки». Он работает в цирке – ловит, если кто-то из воздушных гимнастов срывается. И этот Вася-ловитор погибает, спасая своего товарища. На поминках все говорят хорошие слова про Васю, какой он был замечательный человек. И наконец, встал Костя-тяжеловес «нижний», сказал речь, а потом сказал «ап!» – и все «слепили заднего» (сделали заднее сальто) в честь Васи. Вот такой был рассказ…
Синявский очень ценил эти рассказы Высоцкого. Вообще, с Андреем Донатовичем многое связано. Он пришёл к нам не сразу. Сначала русскую литературу нам читал Абрам Александрович Белкин, вот он и привёл к нам Андрея Донатовича. Русская литература первой половины XX века. Пришёл к нам такой немного странный человек, ещё молодой, но уже с бородой. Глаза тоже странные: не поймёшь, на тебя глядит или нет. Он говорит очень тихо, с расстановкой, немного растягивая слова. Но сразу же – ощущение доверия к тебе. Но самое главное – что́ говорит! Называет имена, которые мы не знали: Бунин, Цветаева, Ахматова, Мандельштам. Мы узнаём, что муж Ахматовой, Николай Гумилёв, был расстрелян, а сын репрессирован. У нас были не только лекции, но и беседы. Синявскому можно было сказать, что Бунин тебе ближе, чем Горький. Только он всегда требовал, чтобы твоё мнение было обосновано. Почему нравится? А почему не нравится?.. Синявский учил нас мыслить.
С другой стороны, Андрею Донатовичу, по-видимому, тоже было интересно с нами. Как потом выяснилось, он впервые столкнулся с такими яркими индивидуальностями, хотя у него были ученики и прежде. Его очень заинтересовал наш «капустник», идею которого нам подсказал наш любимый педагог Борис Ильич Вершилов. К сожалению, он умер в марте 1957 года. По его идее мы сделали необыкновенный «капустник».
Вообще, наш курс был очень музыкальным. Валя Никулин великолепно играл на рояле. Гена Ялович играл на многих музыкальных инструментах, его аккордеон постоянно лежал в Студии. Рома Вильдан тоже играл. Я помню, что и Володя садился за фортепиано, что-то подбирал. С первого же «капустника», в котором было очень много музыки, мы стали любимым курсом в училище. Изображали педагогов, студийную жизнь.
А Борис Ильич смотрел-смотрел на всё это и как-то сказал:
– Знаете что, ребята. Что же вы не делаете настоящих «капустников»? Таких, какие когда-то были во МХАТе!
– Как? У нас нормальные «капустники»!
– Да нет. Вы всё изображаете педагогов, всё про свою Студию. А вот во МХАТе делались пародии на все виды искусства. Попробуйте сделать такой!
И наш курс сделал такой «капустник»! Была пародия на трагедию – мы играли «Отелло». Мавр был Жора Бпифанцев, его красили чёрным. Я играла Дездемону… Выходили люди в красных колпаках со свечами. Жора говорил: «Сначала свечу задую, потом её». И надевал чёрный колпак. А перед появлением Отелло я пела:
«Как увижу, как услышу,
Всё во мне заговорит,
Вся душа моя пылает.
Вся душа моя горит!»
Потом – пародия на цирк. Все наши ребята сидели на тумбах, как разные звери, и чесали друг друга ногами. Выходила Аза Лихитченко в высоких сапогах, с хлыстом – укротительница! Она засовывала голову в «пасть» Вильдану! А потом под «ап! ап!» они прыгали друг через друга.
В этом капустнике Володя очень хорошо изображал Чарли Чаплина. В котелке, в длинном фраке, с тросточкой. Он двигался по-чаплински и пел:
«А я бы дал экрану
Второго Ив Монтана!
Но мне сказали: рано!
Сниматься не дают!
Тарам-пам-пам, пам-пам…»
А ещё был кусок, когда мы изображали цыганский табор. Все. Весь курс! Этим цыганским табором и кончался наш «капустник». И вот под «Танцуй, Васёк черноголовый!» выскакивали Большаков и Высоцкий (у него было такое прозвище – «Васёк»), выскакивали, плясали, а Володя начинал петь такую французско-цыганскую абракадабру под Ива Монтана:
«Жем прямо через Гран-бульвар,
Атанде шоз, атанде шоз, атанде шоз нуар!
Тротуары и бульвары,
Аксессуары!
Пурген кашнэ, ален журне!»
А мы все подхватывали: «Ай не-не, не-не! Ай, не-не!»
«Капустник» пользовался большим успехом и, как мне кажется, именно после этого Андрей Донатович Синявский стал к нам присматриваться. Он даже приходил на наши экзамены по специальности. А после этого мы побывали у него в гостях. Не весь курс, конечно. Я помню, что там были Жора Епифанцев, Гена Ялович, Володя Высоцкий, конечно, и ещё человека три-четыре. Вот так мы попали в знаменитый подвал к Синявскому.
А тогда в моде были блатные песни. Да, иногда мы гуляем в перерыве по улице Горького, и вдруг Володю окликают: «Ну-ка, Васёк, подь сюда». Значит, у него остались старые дворовые знакомства. Более того, они с Яловичем знали эти уличные песни и пели их вдвоём, это было замечательное исполнение! Одна песня была комедийная, и они её выстроили как диалог: один человек рассказывает, а другой уточняет.
Один: Я вышел в сад весенний прогуляться.
Стоит она…
Другой: Стоит одна!
Один: Не в силах воздухом весенним надышаться.
Я подошёл и речь завёл:
Мол, разрешите, дама, с вами прогуляться.
Другой: Она в ответ?
Один: Она в ответ сказала: «Нет!
И не мешайте мне другого дожидаться…»
Это было смешно. Я думала, что давно уже всё забыла. Оказывается, я запомнила эту песню. А потом была песня «На Перовском на базаре», мы её пели всем курсом, а я кричала:
«Есть вода, холодная вода!»
И все подхватывали:
«Пейте воду, воду, господа!»
Была плёнка, где Ялович пел:
«На Колыме, где Север и тайга кругом,
Среди замёрзших елей и болот…»
Так вот, все эти песни были записаны, но я не знаю, куда делась эта плёнка и сохранилась ли она вообще. А у Синявского сохранилась – это совершенно точно, потому что он ценил эти песни. И ещё, он очень высоко ставил самые первые Володины вещи. «Это был воскресный день, и я не лазил по карманам» или «Понял я, что в милиции делала моя с первого взгляда любовь». Да, ведь Андрей Донатович вместе с Машей сами прекрасно пели блатные песни! От них я впервые услышала эту замечательную песню про Марсель:
«Там девочки танцуют голые,
Там дамы в соболях,
Лакеи носят вина,
А воры носят фрак!»
Синявский был большим знатоком и ценителем такого рода народного творчества, и именно это он ценил в Володе. Как мне кажется, именно Синявский заставил Высоцкого серьёзно этим заниматься. Он считал, что Володино раннее творчество ближе к народному. И до сих пор – мы недавно с ним разговаривали – Андрей Донатович думает, что это у Володи самое главное, самое настоящее…
Мария Васильевна Розанова и Андрей Донатович Синявский
А как была записана та плёнка с ранними песнями и рассказами? Маша специально позвала Володю, когда Андрея Донатовича не было дома, записала, а потом подарила Синявскому. И эта плёнка считалась собственностью Марии Васильевны, поэтому из КГБ её вернули.
Не знаю точно, были ли знакомы Высоцкий и Галич, но вполне могли, потому что, когда мы учились на третьем курсе, будущий «Современник» репетировал «Матросскую тишину». Репетировал на нашей учебной сцене. А потом мы даже дежурили у них на спектаклях, были билетёрами, когда им давали площадку филиала МХАТа. Да! Когда спектакль «Матросская тишина» запретили, мы хотели ставить эту пьесу в своём молодёжном экспериментальном театре. И даже все вместе ходили к Галичу домой, он жил у метро «Аэропорт». И Высоцкий был вместе со всеми. Галич тогда дал нам свою пьесу.
Володя, Володя… Ну, например, впервые, в своей жизни я была в ресторане по приглашению Володи Высоцкого. Это было 25 января 1957 года. Мы закончили первый семестр, Володя пригласил Таю Додину, меня и Гену Яловича. Дядя Сёма – Володин папа – дал сыну 20 рублей, чтобы отметить день рождения. Мы заняли отдельный столик, и на эти 20 рублей мы пили коньяк, ели икру и другие вкусные вещи. Вот так я впервые попала в ресторан – по приглашению Высоцкого. Тогда у него была такая юношеская симпатия ко мне, но всё было очень приблизительно, ничего серьёзного… Просто дружеское расположение, которое осталось на всю жизнь.
А потом мы поженились с Геной Яловичем. Была замечательная свадьба осенью 1958 года. Свадьба была в «Праге», и весь вечер «на манеже» был Володя. Он сочинил прекрасный «капустник», и, по-моему, у Гены должна была сохраниться эта плёнка. И на Мещанской у них с Ниной Максимовной мы бывали. Трёхкомнатная квартира на две семьи, там ещё жили тоже сын с матерью. Там однажды мы встречай Новый год, а потом на майские праздники поженились Володя с Изой Жуковой. И свадьба была у Семёна Владимировича и Евгении Степановны на Большом Каретном. Народу было много, и я помню, что мы пели наши песни.
И после Студии мы общались довольно долго. Я очень близко подружилась с Лилей Ушаковой – женой Жоры Епифанцева, – вот у них я часто встречала Володю Высоцкого. И не на праздники, а просто так. Было время, когда ему некуда было пойти. Я знаю, что он тосковал, когда они расстались с Изой, но и с ним бывало трудно. Я помню, как мы с Лилей целый вечер возили Володю по Москве. Он пришёл уже трезвеющий, но ещё в тяжёлом состоянии. У Лили тогда его оставить было нельзя, – куда везти? Тогда только что родился маленький Никита – поехали на Беговую. Денег на такси не было, а Володя в жуткой депрессии. В общем, нам с Лилей досталось…
Айзкраукле? Это было в 1964 году осенью. Гена и Володя снимались в фильме «На завтрашней улице», а я приехала на неделю из Ленинграда. Я помню, они жили в палатках. Решили ехать в «Лидо» – это был шикарный ночной ресторан, который недавно открылся. Вышли на дорогу, «голосовали», добирались на «попутках». И там, в «Лидо», мы засиделись. С нами был Толя Утевский, у которого оказались знакомые музыканты, они играли в этом ресторане… Уже прошло четыре года после Студии, и у Высоцкого было уже довольно много песен.
Ресторан закрывается. Но уже Ялович за роялем, Володя поёт свои песни. А за соседним столом сидят пожилые люди – бывалые такие мужики. Их тоже не выгоняют – видно, они дали деньги. И один наклоняется к нам: «Ребята! Вы знаете песни Высоцкого?! Да это же мой кореш! Мы с ним вместе срок тянули!» А Володька показывает: «Ребята, только молчите!» А потом мы всей компанией ночевали у Утевского на даче, которую он там снимал…
Вы понимаете, нашему поколению вначале действительно повезло. Как произошёл перелом после XX съезда, как перемешалось всё в наших мозгах, так и пошло… Многие имена и авторитеты для нас не имели никакого значения. Нас потом обманывали, водили за нос, но все равно – суть оставалась. Мы были уже другими.
Когда я закончила школу и поступила в Студию, у меня было ощущение, что я всё могу! Если захочу – могу полететь! Только надо было очень захотеть. Было ощущение, что всё возможно! Хрущёв ходит по улицам! Он с Тито прошёл по Пушкинской – здесь, у нас! И всё нормально! А какой был фестиваль! А потом, когда я стала работать в «Современнике» – ведь мы же во время спектакля бегали читать стихи на «Маяковскую»! Отыграем первую картину – бежим на площадь читать Цветаеву, Ахматову, Мандельштама! А потом – назад! И успевали к выходу на сцену!
Тогда мы мечтали о своём театре – молодёжном экспериментальном. Даже сделали два спектакля. Начинали репетировать пьесу Епифанцева, в которой звучали песни Высоцкого. Но время шло, время изменилось очень резко – оттепель кончилась. До февраля 1967 года мы ещё репетировали, собирались, а потом театр распался, к сожалению…
Позже я Володю встречала всё реже и реже. Но он обладал таким счастливым человеческим даром – к нему люди навсегда сохраняли прекрасное отношение. Несмотря на то, как сводила и разводила их жизнь. Потому что, как мне кажется, Володя умел видеть и ценить в людях лучшее, главное.
Однажды я встретила Володю на Каретном ряду. Он снимал квартиру в том же самом доме, где жил Епифанцев. Лиля и Жора уехали в отпуск, а нам с мужем оставили квартиру. И мы с Володей встретились совершенно случайно и неожиданно на остановке такси. Встретились как родные люди! Как будто мы вчера расстались.
Июнь 1989 г.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.