Текст книги "Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. Книга 2"

Михаил Иосифович Туманишвили

— Ваша первая встреча с Высоцким – когда и как это было?

– В 1960 году я уходил из Театра Пушкина, но поехал на свои последние гастроли с этим театром в Ригу. А Володя именно в это время был принят в театр и тоже поехал в Ригу. Вот тогда я и познакомился с ним. Но это было ни к чему не обязывающее общение, я из театра уходил и близких отношений ни с кем завязывать не хотел. В следующий раз я увидел Володю у Лёвы Кочаряна…

— Расскажите немного о Кочаряне.

– Кочарян работал в кино, я в театре – и друг о друге мы ничего не знали. Но после Театра Пушкина мы с Валей Куликом – моим другом по Вахтанговской студии – перешли в Театр киноактера. Валя снимался на Мосфильме, где-то познакомился, а потом и подружился с Лёвой Кочаряном. Кроме того, Валя знал, что наши отцы – Иосиф Туманов и Сурен Кочарян – были очень дружны, и счёл своим долгом познакомить и подружить сыновей.

Я тогда жил на Арбате, в Кривоарбатском переулке. Мы с мамой занимали большую комнату в коммунальной квартире. И вот однажды Валя Кулик притащил ко мне Лёвушку Кочаряна, а с Лёвой, по-моему, был тогда Толя Утевский. Вот таким образом мы и познакомились… В том прекрасном возрасте любые встречи превращались в не менее прекрасные застолья – и мы быстро сошлись.

А потом я стал бывать у Лёвы Кочаряна… И вот в этом доме на Большом Каретном я познакомился уже со всей компанией: и с Артуром Макаровым, и с Юрой Гладковым, и с Володей Высоцким. А потом – с Аркашей Свидерским, Володей Акимовым, Гариком Кохановским, – но это было уже позже. А основной состав нашей компании – это Лёва, Толя, Артур, Юра, Володя и Олег Савосин.

— Какой это год?

– Я вам могу сказать… Это был конец 1960 или самое начало 1961. В это время мы с Володей Высоцким как-то очень подружились. Правда, ближе всех мне был Лёва Кочарян. Но с Володей мы сблизились настолько, что после смерти моей мамы, он просто жил у меня. Временами, но жил… И когда ему – в силу каких-то обстоятельств – нужно было побыть одному, он приходил прямо ко мне. Да и женился он на моих глазах…

— А каким образом?

– Обстоятельства были такие… Мы были уже очень дружны, скорее всего, это конец 1961 года… В Москву приехала с Ленфильма Анна Львовна Тубеншляк – второй режиссёр картины «713-й просит посадку». И она пригласила меня пробоваться в этот фильм; в этой же картине пробовался и Володя. Кстати, позже я выяснил, что мы претендовали на одну роль. И на эту роль морского пехотинца был утверждён Володя. А когда Тубеншляк приехала забирать его в Ленинград на съёмки, я пошёл их провожать. И в окне вагона я увидел очень красивую девушку… (А в это время ни одну симпатичную девушку мы оставить без внимания просто не могли.) Я – Володе: «Ты эту девушку потом обязательно привези к нам». А Тубеншляк говорит: «Это наша актриса – Люся Абрамова. Она тоже снимается в «713-м». И Володя отвечает: «Обязательно привезу». А сам женился на ней! – там же, в Ленинграде!

Людмила Абрамова в роли Эвы Пристли на съемках х/ф «713-й просит посадку». Ленинград, сентябрь 1961 года. Первый советский фильм-катастрофа, снятый режиссёром Григорием Никулиным на киностудии «Ленфильм». Премьера состоялась 3 апреля 1962 г.

А потом были наши набеги на родильный дом, в котором рождались Володины сыновья. Мы набирали в «Арагви» какие-то кушанья – сациви, шашлыки, лаваши и буквально прорывались в этот родильный дом. Чуть ли не в родильное отделение… Остановить нас было невозможно – это была какая-то стихия.

— Высоцкого утвердили на роль, а вас нет – это не повлияло на ваши отношения?

– Ну что вы! Я был счастлив, что Володя попал на эту картину… Это было то удивительное и прекрасное время, когда каждый совершенно искренне радовался за товарища, который получил пусть даже твою роль. А сейчас это даже понять практически невозможно… Вы понимаете, в нашей компании были такие отношения, что любой успех твоего друга воспринимался как большой праздник для тебя лично! С тех пор многое изменилось – мы поскучнели, постарели, стали жёстче, – а тогда это было совершенно нормально.

— Большой Каретный – что вам особенно запомнилось из того замечательного времени?

– Мне запомнилось ощущение непрерывного, постоянного творчества. Да, был в наличии весь привычный антураж: застолье, тосты – но мы собирались не для этого. Собирались поговорить, поспорить… Многие из нас недавно закончили театральные институты, многие уже начинали работать в кино, было много друзей и знакомых в театрах и на студиях. Первые фильмы, первые роли, первые книги… А ещё собирались, чтобы послушать первые Володины песни.

Причём, на Большом Каретном бывали совершенно разные люди – от высоких интеллектуалов до настоящих блатных. А между ними – жокеи, биллиардисты, работники торговли – и вообще кто угодно. В общем, крутилась такая громадная команда, в которой могли встретиться люди совершенно разные по своим симпатиям и антипатиям. И всё это объединял, конечно, Лёва – он был человеком громадной эрудиции и сильного концентрирующего начала.

И вообще, это был родной дом, куда мы могли прийти когда угодно и с кем угодно. И мне всегда было жалко жену Лёвы – Инну Кочарян. Ведь на её плечах лежали заботы о всей нашей банде. Дом был абсолютно открытым – с утра до вечера. Ей было, конечно, очень трудно – всех нас и накормить, и приютить, и со всеми справиться. Ведь были времена, когда мы встречались там почти ежедневно.

Иногда мы ходили в ВТО, рестораны тогда были гораздо дешевле и доступнее. Зарабатывали мы тогда мало, но на всё хватало. И никогда не считали деньги… Не было расчётов – сегодня ты платишь, а завтра я. Всё, что было, несли в этот дом. Жили, повторяю, как одна семья.

Причём людям, которые собирались у Лёвы Кочаряна, всегда было интересно друг с другом. Может быть, в другом доме они не сказали бы между собой двух слов. Но на Большом Каретном была такая атмосфера, что люди раскрывались. Это всем нам очень многое давало.

— И как раз в это время – самые первые песни Высоцкого…

– Первые Володины песни были чисто блатными. Хотя скорее даже не блатными, не хулиганскими, а озорными. Озорные песни на заданную – блатную тему! Ведь всегда существует такой приблатнённый мир с «романтикой», которая пленяет воображение очень молодых людей. И в этом мире якобы есть законы дружбы и кодекс чести… Хотя это существовало, может быть, только в нашем воображении. Но признаюсь, тогда всё это на нас действовало.

— А запомнились вам какие-то конкретные случаи, связанные с первыми песнями Высоцкого?

– Об одном уже рассказал Артур Макаров. Да, я вполне мог сказать, что не могу бить человека по лицу – сказывалось моё интеллигентское воспитание. А вот ещё случай… Это было у меня на Арбате… 1964 год, зима. Я уже был женат. И вдруг глубокой ночью я проснулся. Мне показалось, что чем-то кинули в окно – мы жили тогда на третьем этаже. Я подошёл к окну, оно было большое, трёхстворчатое – с подоконником. Напротив – фонари, падал пушистый снег, и вся улица была засыпана. Абсолютная тишина. И под этим фонарём стояла машина, рядом фигурка в шапке-ушанке, тоже засыпанная снегом. Это был Володя, немного пьяненький.

– Вовка, ты что?

– Мишаня, я лёгоньким снежочком бросил в стёклышко, чтобы не разбить тебе окно. Я из Ленинграда приехал. У тебя нет пятёрочки?

У меня тогда ночевал один из братьев Савосиных и ещё кто-то. У нас на всех была одна пятёрка – до зарплаты. Естественно, она перешла к Володе. Он моментально купил бутылку водки – у таксистов в то время была такая цена – и поднялся к нам…

Потом он заставил нас всех лечь спать и сел за стол. До утра он сидел за этим столом и писал. И утром он нам спел две песни, одну я прекрасно помню – это песня про китайцев, про Великую китайскую стену, а вот какая была вторая – забыл.

— И тогда же было написано четверостишие, посвящённое вам:

 
Туманная туманность Андромеды,
Туманов Мишка тоже весь в тумане.
Но несмотря на горести и беды,
Всегда имеет пять рублей в кармане…
 

– Да, а связано это ещё вот с чем… У нас была такая приятельница – Галя Ушакова. Она работала главным администратором кинотеатра «Арс» на Арбате. Галя – человек доброжелательный и компанейский – очень полюбила всю нашу компанию. И однажды она мне говорит.

– Миша, у тебя в комнате надо сделать ремонт!

– Галка, ремонт сделать, конечно, хорошо – но где взять деньги?

– Я тебе дам художника из нашего кинотеатра, он хотя бы стены покрасит.

– Ну, хорошо.

Мы все куда-то уехали, а когда я через несколько дней вернулся домой, то не узнал свою комнату. Все стены были выкрашены в разные цвета. Одна была чёрной, вторая – темно-вишнёвой, третья – темно-зелёной. И на этих стенах маслом были изображены какие-то химические структуры, кристаллы, соединения – нечто фантастическое. Очень похоже на детскую комнату при отделении милиции. Художник почему-то решил именно так расписать мою комнату. Но смотреть на это долго было невозможно, вполне можно было «трёкнуться». И тогда Володя написал:

 
У меня с нервишками
что-то неустроено.
Надо стенки Мишкины
поклеи́ть обоями!
 

— А когда и как вы вместе с Высоцким попали в длительную гастрольную поездку по Сибири?

– Состоялась эта поездка таким образом… Это был ноябрь 1963 года. У меня в доме были какие-то сложности, и у Володи тоже что-то не клеилось дома – он был какой-то бесприютный и неприкаянный. Тогда я ещё работал в Театре киноактёра, и мы очень часто собирались у нас, на улице Воровского. В театре был дешёвый буфет, биллиардная, и у нас там было много друзей-приятелей.

Владимир Высоцкий и Виталий Войтенко (крайний слева). Новокузнецкий драматический театр, 7 февраля 1973 г. Фото В. Богачёва

Как-то мы с Володей сидели в этом буфете и о чём-то разговаривали. Скорее всего, грустили по поводу наших «поломанных» жизней. И к нам подошёл какой-то человек – как впоследствии выяснилось, его звали Виктор Войтенко[3]3
  На самом деле, имя Войтенко не Виктор, а Виталий. (Ред.)


[Закрыть], который и предложил нам поехать в концертную поездку. Мы с Володей переглянулись:

– А откуда вы нас знаете?

– И почему вы уверены, что мы умеем что-то делать на эстраде?

– Ну, мне сказали, что вы – молодые талантливые актёры…

Я спрашиваю: «Володя, ты как?». Он отвечает: «А я готов». И мы согласились. То есть, авантюрное начало в нас тогда было очень сильным. Войтенко сказал, что он сегодня выезжает в Томск – там у него бригада артистов – и из Томска вышлет нам билеты. В этой бригаде работали Леонид Чубаров и Зинаида Кириенко, а мы должны были приехать им на смену. И Володя, и я, хотя и согласились, но отнеслись к этому не очень серьёзно. «Конечно, поедем!» – но через неделю об этом забыли. И очень удивились, когда по почте пришли билеты и телеграмма: «Выезжайте».

Я помню, что мы вылетели под самый Новый год – 25 или 26 декабря. И в Томск мы летели – добирались! – трое суток. Всё время – нелётная погода, везде – снегопады и метели. И мы садились на всех аэродромах, на каких только это было возможно. Я уже не помню названий городов, но сам полёт я запомнил хорошо. Перед этим я побывал в Италии, и у меня сохранились какие-то итальянские сувенирные цацки: брелочки, ручки… Кроме того, у меня было 30 рублей, и у Володи – трёшник. Но всё это мы просадили ещё перед отлётом в ресторане аэропорта Внуково. Мы же думали, что прилетим в Томск и станем обеспеченными людьми. Так вот, эти трое суток Володя дарил стюардессам итальянские сувениры, а они нас подкармливали в гостиницах, в которые нас определили ночевать. А потом, кажется, в Новосибирске, мы познакомились с каким-то военным, он летел в отпуск из Германии и вёз с собой 10-литровую канистру спирта. Конечно, от этих 10 литров ничего не осталось… И военный полетел дальше – куда-то на Дальний Восток – уже без канистры. В общем, мы прилетели в Томск небритые, заросшие и совершенно потерянные для искусства!

На фото слева направо: Владимир Высоцкий, Идея Ивановна Шеметова, Алексей Архипович Чубаров, с гитарой – Михаил Туманишвили; сидит – Владимир Ильич Шереметов. Томск, гостиница «Сибирь». 29 декабря 1963 г. Фото Ю. Рыкуна

Наш Войтенко долго нас отмачивал, отпаривал, отмывал, а потом заставил что-то быстро приготовить для эстрады – и уже на следующий день мы выступали. Я читал какие-то стихи, которые помнил ещё по Вахтанговскому. А Володя – какую-то смешную прозу. По-моему, что-то из Шолохова, про деда Щукаря. Позже мы с ним вдвоём приготовили рассказ Чапека «Глазами поэта», а Войтенко в местном кинопрокате за две бутылки водки устроил нам отрывки из фильмов, в которых мы играли. Так появились ролики. И знаете, потом мы довольно хорошо стали работать. Даже вошли во вкус – придумывали прямо на ходу какие-то хохмы, веселили друг друга со страшной силой! Мы сами получали удовольствие, и я думаю, зрители тоже.

Да, вспомнил одну важную вещь… К нам неожиданно приехал директор Калмыцкой филармонии, ведь именно от этой филармонии мы и выступали. Наша группа задолжала филармонии некую сумму. Директор был суровый такой мужчина, он прошёл всю войну, причём в штрафных батальонах. А к тому времени уже были написаны и «Штрафные батальоны», и «Мне этот бой не забыть нипочём». И Володя за столом их спел. Я тогда впервые увидел, как взрослый сильный человек может «сломаться» на Володиных песнях. Он просто сидел и плакал… Такой здоровый, мощный мужик – крепкий, кряжистый, вот фамилию, к сожалению, я уже не помню… Этот человек простил все долги нашему Войтенко. Он сказал: «Ребята, работайте, как хотите! Вы – чудные парни!». Может быть, он пошёл на какое-то служебное нарушение, но тогда он был совершенно растроган и потрясён…

— А как складывается маршрут вашей поездки?

– Мы были в Томске, потом в Колпашево – городе ссыльных, потом Бийск, Барнаул, Горноалтайск, Белокуриха, Джезказган, Караганда, Чимкент, Темиртау, Мангышлак, Гурьев… В это время мы Володю немножечко одели, обули, и он стал готовиться к поступлению на Таганку… От нас он уехал в новом пальто и в новой шапке поступать к Любимову – и поступил.

— И до какого времени продолжались ваше дружеские отношения?

– Володя начал потихоньку от нас отходить, когда появилась Марина. Он, наверное, опасался приводить её в нашу вольницу. Володя больше стал бывать у Всеволода Абдулова – там дом был более строгий. И мы все воспринимали это как небольшое, но всё же предательство нашей общности… Так что мы с Володей были близки примерно до 68 года.

А потом заболел Лёва. Когда он попал в больницу, мы не просто приходили и навещали его – мы его похищали. То домой, то в шашлычную… Лёва всё время спрашивал: «А где Володя?». А Володя в больницу так и не пришёл… Лёва это жутко переживал. Очень он переживал, когда Артур Макаров и Андрей Тарковский предложили ему другого режиссёра на фильм «Один шанс из тысячи». А Володя всё не приходил и не приходил – я думаю, поэтому он и не пришёл на похороны. В этом тоже, как мы тогда считали, был элемент предательства.

И мы не общались с Володей до 73 года, причём, вообще не встречались. На концерты мы его не ходили. Я, например, не был ни на одном концерте Высоцкого… И вот однажды совершенно случайно мы встретились – и встретились очень тепло. Он приехал ко мне на дачу во Внуково отмечать день рождения моей трёхлетней дочери.

Афиша концерта-встречи артистов кино с участием Михаила Туманишвили и Владимира Высоцкого

И в последний раз я видел Володю летом 1979 года. Эта встреча была уже на Малой Грузинской. Я попросил его написать песню в один мой фильм.

– Конечно! О чём разговор… Выпить? Мне нельзя. Выпью рюмку – какой-то красный туман в глазах.

Но он был какой-то неестественно весёлый. Я, конечно, ничего не знал о его болезни.

— Как вы думаете, почему Высоцкий во многих последних концертах вспоминал Большой Каретный?

– Я думаю, это была ностальгия по тому времени, ностальгия по юности… Ведь мы жили тогда практически одной, дружной семьёй. И у меня, например, ближе людей, чем друзья с Большого Каретного, не было. И быть не может.

Ноябрь 1988 г.

Эдуард Валентинович Борисов

С Володей Высоцким мы познакомились на Большом Каретном. Я тогда дружил с Артуром Макаровым, он меня и привёл в знаменитую квартиру Кочаряна. Поднимаемся по лестнице, заходим – большая комната, огромный диван… У нас с собой, естественно, было: ставим на стол, открываем бутылки… Но Артур говорит:

– Нет, без Вовки не пойдёт.

– А кто это?

– Да один гениальный мальчик.

«Гениальный мальчик»… – это меня тогда удивило. Мы все были тогда молоды, все что-то делали, все пробовали себя. И, в общем, были сдержаны в оценках друг друга. И вдруг – гениальный мальчик!?

Артур набирает один номер, второй, третий… В конце концов, Высоцкого нашли. Приехал небольшого роста крепкий парень. Выпили, Володя взял гитару. Всем присутствующим песни, наверное, были давно известны, но я-то их слышал впервые! Хорошо помню, что он спел тогда «Большой Каретный».

Вот с этого вечера и начались наши встречи: разные компании, разные люди, разные события… Однажды звоню Юре Гладкову, он работал тогда в отделении милиции у трёх вокзалов. А у него ЧП: два классных вора «взяли» дипломатическую почту у китайского дипкурьера. Работали «на пару» – он и она. Женщина выманила курьера из купе, а мужчина увёл два кожаных баула. Он-то думал, что там вещи. Шум был невероятный!

Компания была большая и самая разнообразная: люди появлялись и исчезали… Был основной состав или, как говорил Артур Макаров, «первая сборная». Была и вторая сборная – это ребята помладше. Приходил Василий Макарович Шукшин… В прошлые годы я был чемпионом страны по боксу, участвовал в Мельбурнской олимпиаде… Запомнил, что однажды Шукшин сказал мне:

– Эдик, вот если я тебя со всей силы ударю, неужели ты устоишь?!

Квартиры в Москве у него тогда не было, и иногда Василий Макарович оставался ночевать на Большом Каретном. А однажды нам пришлось ночевать там вместе.

Вечер Шукшина в Доме журналистов… Естественно, Большой Каретный представлен в полном составе. Я немного опоздал, стою сбоку у двери. Василий Макарович говорит о Толстом и о толстовстве… Тогда мне это казалось таким далёким и неинтересным. Стою, рассматриваю зал. В первом ряду вижу Высоцкого. Меня просто поразило, что он буквально впитывал каждое слово Шукшина. Это я очень хорошо запомнил.

С Лёвой Кочаряном мы подружились… Помню, как он провожал меня в Сибирь, я уезжал туда работать. Сидели, сидели у меня. Смотрим на часы – ну всё, опоздали! Лёва уже на ходу заталкивает мои вещи в вагон. В Сибири я прожил два года. Там познакомился и подружился с Сашей Вампиловым. Знаете, какая у него была любимая шутка? Саня говорил, что свататься лучше всего ездить на тракторе! Естественно, его спрашивали – почему? Он отвечал так:

– Во-первых, солидно. А во-вторых, надёжный задний ход!

На Большом Каретном я «специализировался» на боксёрских байках… При мне тренировался легендарный, великий боксёр Николай Королёв. И один из первых секретарей обкома якобы приглашает Королёва жить и защищать цвета его области.

– Если переедет к нам – сделаем всё. Пусть составит список.

И Королёв пишет: квартира, финская мебель, машина, скаковая лошадь, жокейская форма… Длинный список. Этот секретарь читал-читал…

– Да, но где же боксёрские перчатки?!

1956 год. Последний бой Королёва, этому я был свидетелем… Великому Королёву тогда было у же за сорок, но он решил бороться за право выступать на Первой Всесоюзной спартакиаде. Соперник – молодой парень Лёва Мухин. Они выходят на ринг, и вдруг Лёва проводит удар! И сам Королёв оказывается на полу! Медленно он становится на одно колено… Зубами медленно развязывает шнуровку… Смотрит на боксерские туфли, на пол… Крепко выругался – «так перетак»!

– Ну вот. Не могли канифоли насыпать!

Он рвался на ринг, очень хотел закончить ярко. Но после этого боя ушёл навсегда.

Беловой автограф песни «Про сентиментального боксёра»

Рассказывал я и про свои зарубежные поездки – тогда это было большой редкостью. На текущие расходы нам выдавали чисто символическое количество валюты, купить на эти деньги что-нибудь было практически невозможно. Владимира Енгибаряна помните? Так вот, у нас с ним в Риме был свободный день. А Володя говорит:

– Я тут в телефонной книге нашёл один очень богатый армянский магазин. Давай поедем, – хозяин за значок с Араратом нас обует и оденет. Это точно!

Денег на такси, естественно, нет, долго шли по раскалённому Риму. Идём, идём, блеснуло стекло. Подходим – шикарная вывеска «Казарян». На приставной лестнице стоит человек и драит эти буквы. Спрашиваем:

– Где хозяин?

Он так презрительно, сверху вниз, посмотрел на нас:

– В Нью-Йорке…

Оказалось, что у этого Казаряна была целая сеть магазинов по всему свету.

Вообще в этой компании было много блестящих рассказчиков – особенно, конечно, Володя… Я не был другом Высоцкого, просто мы встречались в этой большой компании. Это общение всем нам очень много давало, хотя тогда мы этого не понимали. А вот теперь…

Я приезжал, уезжал. А про Высоцкого доходили невероятные вещи. Что наш «Вовка-Шванц», и Марина Влади. Что у него машина загранмарки… Учтите, что в начале семидесятых годов это было большой редкостью.

Однажды я спрашиваю у Артура Макарова:

– Артур, а ребята бывают на Володиных концертах?

И Артур гордо ответил:

– Нет!

И я это понял. Володя был наш, но Володя тех лет… И мы берегли свой образ, мы не хотели становиться поклонниками Высоцкого. Мы знали больше – нормальное человеческое общение…

Последний раз я встретил Володю в тот день, когда Артура приняли Союз кинематографистов. Мы решили обмыть это дело у Юры Гладкова, у него тогда была квартира у гостиницы «Украина». Артур сказал, что должен подъехать Володя… Когда все собрались, Артур «предъявил» удостоверение, мы его поздравили. Володя говорит:

– Нет-нет… Я за рулём не пью.

Стали прощаться, Володя спрашивает:

– Эдик, тебе куда? Давай подвезу до центра.

Выходим, стоит «Пежо»! Володя ехал, напевал… Казалось, что все светофоры стояли по стойке «смирно»! Подъезжаем к «Метрополю», там тогда была колонка с высокооктановым бензином, Володя заправился, попинал шины…

– Ну, пока!

Вот теперь я вспоминаю об этом – святое было время! Всем нам повезло, что в нашей жизни был Большой Каретный!

Май 1988 г.