Текст книги "Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. Книга 2"

Дина Михайловна Калиновская

«Баллада о безрассудстве» – это был мой сценарий, сценарий о солдате, которого «забыли»… Одесса уже оставлена нашими войсками, а он один держит оборону на батарее. Сценарий прочитала моя подруга Карина Диодорова, – она давно и хорошо знала Володю:

– Покажем Высоцкому!

Позвонила ему, он тут же приехал. Забрал сценарий, прочитал…

– Девки, это…

Последовало решительное отрицательное определение. Потом он улетел на съёмки в Одессу. Прошло два дня, звонит из Одессы:

– Девки, всё наоборот. Это гениальный сценарий. Слава Говорухин тоже прочитал – начинаем работать. Я играю, пишу песни…

Сценарий надо было увеличить в объёме, так что там есть Володины добавки. По-моему, у Нины Максимовны лежит машинописная копия сценария, а у меня есть первоначальный вариант. Так что можно сравнить…

В. Высоцкий. Автограф (фрагмент). Заявки на киносценарий по пьесе Д. Калиновской «Баллада о безрассудстве», 1967 г.

Тем летом 1967 года мы общались довольно плотно… Я жила у Карины Диодоровой в её крохотной комнатке на первом этаже дома на Садовой-Черногрязской. В том самом доме, где в квартире на седьмом этаже Булгаков писал «Дни Турбиных». Володя приезжал после репетиции и обычно оставался до спектакля.

Мы жили очень скромно, конечно без «мебелей», но к приходу Высоцкого всегда брали кресло из гарнитура князей Долгоруких… Соседка была из немецких купцов, которым когда-то князья Долгорукие заложили или продали свой мебельный гарнитур. Володя приезжал, пиджак свой знаменитый вешал на ручку двери, садился в кресло, и мы в деталях обсуждали сценарий…

Дина Михайловна Калиновская

Мы уже тогда держали дистанцию, хотя сам Володя её не устанавливал. Мы понимали его величину и никакого амикошонства себе не позволяли. Высоцкий про нас говорил:

– Чересчур сестрёнки.

Однажды Володя пришёл с репетиции. Мы пожарили традиционную яичницу. Володя хватал, не выпуская гитары из рук… Прямо при нас сочинял песню «Ой, где был я вчера…» Очень хорошо это помню. И вообще пел часто. У Карины было такое окошечко с решёткой – первый этаж… И когда Высоцкий пел, под окном всегда собирались люди. Однажды пришёл милиционер, присел под окном – только фуражка торчала… Это было смешно.

Борис Заходер – великий поклонник Высоцкого – жил в Болшеве и просто требовал Володю в гости! Заходер утверждал, что, так как он понимает песни Высоцкого – не понимает никто. Я все просьбы честно передавала… Едет Володя в машине, машу рукой. Он останавливается.

– Заходер?

– Заходер.

– Ну, передай ему привет!

Я так и не знаю, встретились ли они…

Тогда я репетировала в СКВ, и нам, конечно, хотелось устроить концерт Высоцкого. Попросили меня договориться… Но я не пошла на Таганку, боялась, что Володя по-свойски может отказать. Приглашала его одна наша красивая и интеллигентная дама – такой отказать трудно. Володе дама понравилась, и он пришёл к нам. Пришёл с Татьяной Иваненко – актрисой Театра на Таганке. Мне сказал, что она не слышала его новых песен…

Концерт он как-то скомкал: пел мало и неохотно. А мы же честно собрали трудовые рубли! Правда, не успели поменять их на крупные купюры, приготовили конверт с этими мятыми бумажками… Я говорю:

– Володя, ты что?! Что с тобой? Так мало пел…

– Ты знаешь, я не смог петь. Там сидел человек и записывал.

Оказалось, что один из наших добросовестных инженеров сидел в первом ряду и от руки записывал тексты песен – это и выбило Высоцкого из колеи.

Помню, что однажды мы встретились на Беговой, Володя приехал попеть новые песни своим ребятам; Никите тогда было лет девять, ну а Аркаше – одиннадцать… Сидел Володя в кресле в углу, а ребята на полу…

И ещё одна встреча… Случайная встреча в Одессе осенью 1978 года. Жуткий дождь с громом и молнией, я еду в такси… У киностудии стоит Володя без зонта, но с гитарой. Ловит машину. Мы остановились – ему надо было в аэропорт… Володя рассказывал о том, что, выручая Говорухина, он целую неделю сам снимал кино. И очень гордился своей режиссурой…

Но почему-то обозлился водитель – пожилой грубоватый человек. Он, разумеется, понял, что это Высоцкий… Володя торопил:

– Можно поскорее, я опаздываю…

– Ладно, свои сто граммов успеете выпить в аэропорту…

Я рассвирепела:

– Товарищ, что вы себе позволяете?!

А Володя не обращал внимания, он был счастлив – сделал новую для себя работу…

– Ну, тихо, тихо… И всё-таки, давайте побыстрее…

Это была наша последняя встреча.

Июнь 1989 г.

Алексей Николаевич Чардынин

– Когда и где вы познакомились с Высоцким?

– Вы знаете, мы с Володей как-то сами пытались выяснить этот вопрос. Скорее всего, мы познакомились в общежитии ВГИКа, где я тогда жил… А может быть, нас познакомил Зарик Хухим, который в своё время хорошо знал Высоцкого. Зарик учился на курсе у Михаила Ромма вместе с Володей Акимовым. Вот к такому выводу мы с Володей пришли тогда… Но это было просто приятельское знакомство, не более того.

А уже поближе мы сошлись, когда я жил у Александры Александровны Дикой на улице Горького. После института просто негде было жить, и она приютила меня вместе с моей первой женой Ларисой Лужиной. Володя там бывал. А потом Лариса стала сниматься в «Вертикали» вместе с Высоцким. Однажды Володя говорит:

– Лёша, послушай какую песню я написал твоей бабе!

И спел «Она была в Париже». А Лариса после фильма «На семи ветрах», действительно, побывала в Иране, а потом ездила во Францию на Каннский фестиваль…

– А известная история со знаменитой гитарой Дикого? Высоцкий сам рассказал об этом, но очень коротко.

– Александра Александровна, жена Алексея Денисьевича Дикого, была женщина замечательная. Натура артистическая, бывшая балерина – она училась в одном классе с Улановой. Целыми вечерами она с удовольствием рассказывала нам о Светлове, Олеше, Булгакове…

А у меня были тогда магнитофонные пленки – Окуджава, Кукин, Клячкин, – в общем, всё, что тогда пелось. Там были и записи Высоцкого, сделанные ещё во ВГИКе. Тётя Шура услышала Володины песни:

– А кто это поёт? А что это за Высоцкий?

Были это первые Володины песни – уличные, дворовые, «блатные». А Дикой ведь сам побывал в сталинских лагерях, правда, недолго. Существует такая легенда. Как-то «великий вождь всех народов» был недоволен очередным исполнением роли Сталина и спросил: «А где это Дикой?»

Алексей Денисьевич был в это время где-то в районе Печоры. И тут же его «выдернули» из лагеря. Освободили и тётю Шуру, которая была в тех же краях.

Так вот, в очередной раз приходит Володя, а я и говорю: «Тётя Шура, это и есть Высоцкий». И Александра Александровна попросила Володю спеть…

А у неё в то время хранилась гитара Дикого – знаменитая гитара венской работы. Она побывала у многих известных артистов, а появилась в России у цыган, в «Яре». С этой гитарой были связаны какие-то романтические истории, её крали… Когда Высоцкий увидел эту гитару, он сразу сделал «стойку на месте»! Вижу, у него «глаза навылет», говорит мне:

– Делай что хочешь, но это такая гитара!

В это время тётя Шура уже поговаривала: «Отдать что ли в Бахрушинский музей?.. Гитара народного артиста Дикого, да ещё с такой историей…» Она уже хотела это оформить, но, как всегда у нас, началась волокита. Александра Александровна возмущалась:

– Я хочу подарить вещь, и я должна ещё бегать!

Санджейка – село в Овидиопольском районе Одесской области

Мы начали потихоньку тётю Шуру «обрабатывать». Устроили такую небольшую осаду – Володя приходил, пел… Конечно, он включил все своё обаяние, а это он делать умел… В общем, тётя Шура была очарована и, в конце концов, просто подарила Высоцкому эту гитару. Я хорошо её помню – небольшая изящная гитара в большом футляре, обшитом вельветом в мелкий цветок. О дальнейшей судьбе этой гитары я ничего точно не знаю. По-моему, Володя подарил её одному из сыновей Марины Влади.

– В конце шестидесятых годов вы много общались с Высоцким в Одессе. Мне об этом говорили и Артур Сергеевич Макаров, и Олег Николаевич Халимонов.

– Да, я тогда со Славой Говорухиным снимал в Одессе фильм «День Ангела». Славу я знал ещё по ВГИКу, а Володя снимался у Киры Муратовой в «Коротких встречах», а потом у Карелова в фильме «Служили два товарища», да ещё писал песни для Говорухина. В общем, Володя тогда часто бывал в Одессе. И мы всё время общались. Я снимал номер в «Куряже» (это гостиница Одесской студии), и Володя останавливался у меня. А часто бывало так: бросал вещи в номере, а сам кочевал по разным местам. Вечерами мы собирались у Киры Муратовой или у Юры Хилькевича – там всегда было много интересного народу.

– А что это за место под Одессой – Санжейка? Недавно я узнал от Игоря Шевцова, что некоторые эпизоды фильма «Зелёный фургон» Высоцкий собирался снимать именно на Санжейке…

– Да, место подходящее: голая степь, крутой обрыв и море – место необыкновенной красоты. По-моему, это мне удалось наткнуться на него. Там стояла декорация фильма «Прокурор даёт показания», стояла на большом деревянном помосте. Это очень важно в степи, где туго с топливом для костра. И с разрешения сторожа мы кое-что добывали. Наладились ездить туда почти каждую неделю. Это довольно далеко от города, место пустынное – мы были уверены, что посторонних там не будет. Много разного народа там побывало…

– Говорухин вспоминал, что в это время Высоцкий много работал – писал…

– Он писал всё время… Причём, мне это было не всегда приятно. Конец картины, что-то не доснято, проблемы с актёрами… Поэтому сложные отношения со Славой Говорухиным. У меня съёмка в семь утра. Я ложусь спать, а Володя сидит за столом – пишет, пишет… А потом ему нужен выход, ему требуется слушатель! И в четыре утра он меня будит, а у самого глаза чёрные.

– Послушай! Как я это написал?!

И пел всё, что только что сочинил. А потом у него шёл отбор, он делал отжимку. Вначале он исписывал своим мелким почерком целые листы – двенадцать-шестнадцать куплетов. И в конце концов оставалось куплетов шесть-восемь.

– Отношение одесситов к Высоцкому?

– Это было не отношение, это была любовь. Володя в Одессе стал кем-то вроде национального героя! Я помню таксиста, который всегда встречал его в аэропорту. А потом всё время возил по городу – и это «из любви к искусству». Однажды Володя позвонил мне, сказал, что прилетает и сразу поедет на съёмки в порту. Это был фильм «Служили два товарища», где он прекрасно сыграл поручика Брусенцова. Я приезжаю – группа не может работать. Стоят толпы – дайте нам Высоцкого!

Володя всегда приезжал в Одессу с удовольствием.

– Но давайте вернёмся в Москву конца шестидесятых. Вы часто бывали в Театре на Таганке?

– Одно время я буквально не вылезал из театра – спектакли, репетиции, да и просто так. Отношение к Высоцкому в театре было сложным…

– Уже тогда?

– Не «уже тогда», а именно тогда. И я могу понять актёров – Высоцкий исчезал, пропадал. А кому это нравится в театре? Вот только они не могли понять, что Володя не выпендривался, для него это был способ существования. У него случались периоды, когда он был совершенно непредсказуем. Из театра однажды звонили в московские аэропорты, просили не пускать его к лётчикам…

– Высоцкий говорил на концертах, что пел лётчикам в кабине самолёта.

– Это не выдуманная история. Я думаю, что так оно и было. Когда Володя исчезал, Юрий Петрович несколько раз звонил мне, он знал, что мы дружили. Володя мне тогда доверял и знал, что я его, как говорят, «не сдам».

Да, вспомнил интересный случай. Однажды после спектакля едем ко мне, я уже жил на Вернадского. Лариса нас ждала дома. Как мы влезли впятером в горбатый «Запорожец», я до сих пор не пойму! Подъезжаем… А у нашего дома были пруды, и там всегда много ребят хороводилось. Мы остановились, а так как в этом маленьком объёме нас было много, то довольно долго выковыривались из «Запорожца».

Мимо идёт пацан – видно, что поддатый. И – хлоп по крыше! В это время вылезаю я:

– Дите! Ты же машину сломаешь!

Причём говорю это довольно мирно. А он завёлся. И я слегка подтолкнул его:

– Иди, иди, мальчик…

И вижу: к нам несётся кодла, – они решили, что их товарища бьют. Несутся с песней «Если друг оказался вдруг». Парадоксальная ситуация! Бегут бить своего кумира, автора этой песни! Была там небольшая свара…

– А где тогда жил Высоцкий?

– Володя жил тогда с Ниной Максимовной на улице Телевидения в экспериментальной пятиэтажке – у них там было что-то вроде кондиционера. Однажды звонит Нина Максимовна и просит, чтобы я посидел с Володей. Приезжаю к ним. Вдруг звонок. Открываю – два человека. Один у двери, второй – ниже, на лестнице.

– Здесь живёт Высоцкий?

– А в чем дело, ребята?

– Мы сами с Дальнего Востока, нас ребята делегировали. Просили узнать, как дела у Высоцкого. А то у нас ходят слухи, что его посадили. (Это было время статьи «О чём поёт Высоцкий», и по стране ходили эти нехорошие слухи.)

– Да нет, ребята. Я вам точно говорю, что всё в порядке…

Они не верят. А у Володи на столе лежала кипа свежих фотографий.

– Ну ладно, подождите… Вот смотрите – это снимали неделю назад. А это возьмите себе.

– Ну, хорошо. А вот это передайте Высоцкому. – И подают довольно большой пакет.

Володя проснулся, мы развернули пакет – там оказалась сёмга. А дело было на Масленицу. Я говорю:

– Ну что, Володя, надо делать блины.

Приехали к моей маме. Она делала блины, охала и ахала:

– Где это вы достали такую замечательную сёмгу?

Володя отвечал:

– Вот, хорошие, значит, люди меня знают! Сёмгу привезли!

У него была такая детская черта – любая радость другого человека вызывала у него бурю восторга!

Да, было время, когда мы общались практически ежедневно. Была такая компания: Володя, Сева Абдулов, Игорь Кохановский и я. Несколько лет мы очень тесно общались.

Володя звонит однажды под Старый Новый год – прилетел откуда-то совершенно неожиданно:

– Немедленно одевайся! Я сейчас за тобой заеду.

И мы приехали к Андрею Вознесенскому на Котельническую. Володя просто трясся от нетерпения:

– Такую песню написал! Сейчас послушаешь…

Приехали – там уже были Гарик Кохановский, Борис Ермолаев. Андрей читал стихи, а Володя тогда впервые спел «Баньку». Так что самая первая запись этой песни должна быть у Вознесенского. Я помню, что он включал магнитофон.

Там мы побыли часа два-три, потом умчались дальше. Поехали к Феде Фивейскому. Он скульптор, тогда его мастерская была на Садово-Каретной. Федя – муж сестры Кохановского. Там тоже был народ. Володя ещё раз спел «Баньку».

Алексей Чардынин и Владимир Высоцкий. Москва, VIII международный кинофестиваль. Июль 1973 г.

Фото В. Красникова

В те времена мы довольно часто бывали у знаменитого коллекционера Георгия Костаки. Обычно на всякие праздники. Костаки очень ценил Володю и его песни.

– Высоцкий всегда пел охотно?

– Вы понимаете, он не любил, когда его просили спеть какую-то конкретную песню. Но, если, предположим, у Абдуловых собирались на день памяти Осипа Наумовича – отца Севы, – и там Володю просили спеть Фаина Георгиевна Раневская или Ростислав Янович Плятт, то он никогда не отказывался.

А в компаниях он пел только тогда, когда сам хотел. Мог петь-петь, потом откладывал гитару, и начиналось обычное общение. Через некоторое время безо всякой видимой причины снова пел. И это происходило совершенно естественно, а не являлось заполнением паузы, как это бывает у актёров…

Два или три раза при мне Володю просили спеть какую-то песню. И я видел, как ему было не по себе – он не хотел грубо отказывать, но это его сбивало. Ведь у него было определённое настроение, он заряжался на какие-то песни.

– Высоцкий «заряжал» компанию?

– Вообще говоря, он и заряжал, и заряжался сам…

Володя моментально схватывал, как теперь говорят, эмоциональное поле. Например, в те годы, когда он вообще не пил, было такое впечатление, что он «принимал» наравне со всей компанией. У него тоже был «кураж»! И если компания ему была интересна, он мог петь часа два без перерыва. Особенно часто это бывало на Санжейке. Володя очень любил, когда Петя Тодоровский подыгрывал ему на гитаре. Он считал Петю замечательным гитаристом. Володя тогда ещё не очень хорошо владел гитарой, но когда они играли вместе – это был настоящий концерт! Я не очень большой специалист в этом деле, но когда уж очень хорошо, тогда понимаешь – это мастер!

Вот ещё одно качество Высоцкого – он просто обожал людей, которые что-то умеют делать отлично.

– Сколько времени существовала ваша компания?

– Точно не могу сказать… Было время, когда Гарик Кохановский уезжал в Магадан – у него была какая-то романтическая история. Володя сорвался к нему. Мы тогда подняли всю Москву – выясняли, куда он мог забраться. Потом кому-то стукнуло в голову – давайте позвоним в Магадан! По-моему, это предложил Сева Абдулов. Позвонили – и нашли Володю с Гариком… в бане!

А с баней связан ещё такой эпизод. В горах у меня был довольно серьёзный перелом – четыре месяца ходил в гипсе. Ребята звонят:

– Мы идём в баню… Ну и что – «в гипсе»?

Они купили целлофановый мешок, завернули ногу, и мы хорошо попарились. А потом Володя с Гариком разошлись. И наше тесное общение подошло к концу…

– А почему они разошлись?

– Не знаю. У нас не было принято лезть в душу к человеку. Не хочет сам рассказывать – значит, на то есть серьёзные причины. Но между ними пробежала кошечка – причём, не серая, а чёрная. Володя переживал этот разрыв. И не потому, что был виноват – нет! Он переживал сам факт разрыва. Ведь Володю и Гарика связывала очень давняя дружба, их очень многое связывало.

– Мы с вами познакомились в марте 1988 года, когда в Москву приезжала Марина Влади. Она вспоминала о многочисленных ваших встречах – а когда была первая?

– Они ко мне приехали почти сразу после знакомства. Володя звонит:

– Ой, Лешка, с такой женщиной познакомился! Можно мы к тебе приедем?

Приезжают часов в одиннадцать, после спектакля. Я смотрю и не могу понять – ну очень знакомое лицо! Говорит с акцентом – эстонка или латышка?.. Господи, да это же Марина Влади! Марина… Она очень многое сделала для Володи – очень!

У нас как? Два таких человека. Да не может быть, чтобы всё было чисто! У нас же умеют придумывать! А им вначале было трудно жить – просто негде. Вот они и скитались, снимали квартиры – сначала на Фрунзенской, потом на Матвеевской. Тогда мы во многих компаниях встречались…

А на Малой Грузинской я у него был всего несколько раз. Мы ходили смотреть дом, когда он ещё строился:

– Смотри, буду жить рядом с тобой…

А его дом виден из моего окна. Но заходили друг к другу очень редко, что неудивительно при его и моей разъездной жизни. У меня экспедиция, у него гастроли, поездки – это же разводит людей…

– Но в 1974 году вы были оператором фильма «Иван да Марья». Почему от песен Высоцкого в картине почти ничего не осталось?

– Володя написал в картину четырнадцать песен, сам хотел сниматься. Но тогда произошла история с автором сценария Хмеликом. Володя принёс не тексты, а уже готовые песни. Показал. Сидели: Хмелик, режиссёр фильма Борис Рыцарев и я. Хмелик сказал:

– Ты, Володя, тянешь одеяло на себя. Из сказки хочешь сделать мюзикл…

В. Высоцкий. Черновик «Серенады Соловья-разбойника» для к/ф «Иван да Марья». 1973 г.

Володя тоже что-то сказал; он ведь, если задумал, то отстаивал это дело до конца! В общем, они крупно поговорили, во многом разошлись. Володя окончательно решил не играть. Да я думаю, что тогда Володе уже не очень-то хотелось тратиться на эту работу…

Где-то у меня должна быть очень интересная кассета. Ещё до этого разговора мы сидели у Бориса Рыцарева, и Володя пел эти песни, вернее, ещё эскизы. И они всё это обсуждали – то есть крутились мозги, работала мысль. Я помню, что она всегда лежала у меня отдельно, надо будет обязательно найти. Ну а в фильме все Володины песни порезаны – много сокращений и переделок. Жаль, ведь песни были очень хорошие, без дураков.

В июле восьмидесятого я был на съёмках в Хакассии, далеко в горах. И что-то было со связью, мы не могли дозвониться не только до Москвы – до Абакана. Прилетает второй оператор: «Высоцкий умер…» Я помчался в Абазу, маленький городок в ста километрах от Абакана. И здесь началось что-то потустороннее: неделю нас не могли соединить с Абаканом, а тут мне сразу же дали квартиру Володи. Подошёл Валера Янклович:

– Завтра утром похороны. Ты не успеешь…

Действительно, первый рейс на Москву был только на следующий день. Я дал телеграмму и позвонил жене. И как она через все эти кордоны и толпы смогла пройти в театр – тоже мистика. С моей телеграммой и чёрными гладиолусами в руках. И никто её не остановил.

Александра Александровна Дикая была большим специалистом по гладиолусам. Осенью она делала срезку и приносила – почти совершенно чёрные. Я знал, что Володе нравились черные гладиолусы…

12 июня 1989 г.