Текст книги "Сумерки души"

«Когда-нибудь внушат тебе…»

 
Когда-нибудь внушат тебе:
Добро – не в моде, не в цене,
И об него в итоге
Все вытирают ноги.
 
 
Не верь и за добро держись.
Оно преображает жизнь.
Творить добро – не сложно
И каждому возможно.
 

На распродаже

 
Падший ангел однажды,
Предлагая открыто,
Продавал инструменты
Ремесла своего.
И купить мог их каждый,
Кто хотел. Деловито
Проходили клиенты
Вдоль витрины его.
 
 
Привлекали, конечно,
Те предметы любого.
Был там Зависти острый
И блестящий кинжал.
Молот Гнева кузнечный —
Нет такого другого.
А на полочке пёстрой
Там лук Страсти лежал.
 
 
Стрелы Ревности – рядом.
Вожделения дротик.
На подносе отдельном —
Лжи сетей кружева.
Был пропитанный ядом
Лести сладкий наркотик.
В леденце карамельном —
Пряный вкус Хвастовства.
 
 
Экспонаты сияли
И манили прохожих
То названьем заметным,
То уценкой шальной…
Словно на пьедестале,
На других не похожий,
Клин имелся заветный,
Неказистый, чудной.
 
 
Без оправы, без лоска,
Деревянный, потёртый,
Предлагаемый ныне,
Как и все – с ярлыком,
На котором неброско,
Но достаточно твёрдо
Написали «Гордыня».
Ниже – цифры рядком.
 
 
Непонятные только.
Может, координаты?..
Номерок телефона?..
Просто ценник, видать…
Стоил клинышек столько,
Сколько все экспонаты,
Если взять и синхронно
Их кому-то продать.
 
 
Тут прохожий неспешный
Вдруг спросил осторожно,
Любопытством объятый…
И вопрос был такой:
– Вот скажи, многогрешный,
Почему (если можно)
Этот клин непонятный
Уж весьма дорогой?
 
 
– Всё довольно прозрачно, —
Продавец отвечает. —
Это – самый рабочий
Мой любимый предмет.
И всегда однозначно
Он меня выручает,
Если толку от прочих
Никакого уж нет.
 
 
Гладя клинышек нежно,
Он добавил ехидно:
– Коль смогу я моментом
Этот клин пропихнуть
Прямо в сердце, конечно,
То тогда, очевидно,
Всем другим инструментам
Открывается путь.
 
 
Велико искушенье…
Падший ангел владеет
Лицемерной отравой,
Чтоб достичь своего…
Принимает решенье
Каждый – кто как умеет…
Но не продал лукавый
В этот раз ничего.
 

Мор

 
Подался из города старый монах
И встретил чуму за оградой.
– Куда ты идёшь, сея трепет и страх?
Чума отвечает: – Мне надо
 
 
Набрать ровно тысячу жизней людских…
Расстались они молчаливо.
Но время прошло, и у стен городских
Столкнулись, идя торопливо.
 
 
– Зачем ты, солгав, забрала тысяч пять? —
Был голос, как гром, у монаха.
– Нет-нет. Я смогла только тысячу взять.
Четыре – скончались от страха.
 

«Ни в чём себе не отказывайте»
(Перед выборами в Госдуму в 2021 году)

Число пенсионеров в России на 01.04.2021 —

42,6 миллиона человек.

Счётная палата

Произвести гражданам, … получателям пенсий, …

единовременную денежную выплату в размере 10 000 рублей.

Указ Президента

…Вы получили государственную выплату…

Теперь Вас ждут приятные сюрпризы.

СМС от банка

…в России заметно выросли цены на похоронную атрибутику.

Газета «Коммерсантъ»

 
Срок два миллиона, ликуйте.
Счастье близится к нам постепенно.
Вакцинируйтесь и голосуйте
За обещанные перемены.
 
 
Каждый день жизнь становится краше…
Вот и денег подкинули вроде.
Президент и правительство наше
Как-то вспомнили вдруг о народе.
 
 
Впрочем, щедрость вполне объяснима.
Просто выборы ближе и ближе.
А с такою поддержкой, вестимо,
Рейтинг будет значительно выше.
 
 
С этой суммой народные слуги
Открывают нам новые дали
И сюрпризы… Вот только услуги
Ритуальные подорожали.
 

«В саду под бересклетом…»

 
В саду под бересклетом
Заплакала она.
Казалось, в мире этом
Она совсем одна.
 
 
И слёзы крупным градом…
И некуда идти…
Вдруг оказался рядом
Мальчонка лет пяти.
 
 
Спросил, как могут дети:
– Ты плачешь… Почему?
– Я не нужна на свете,
Наверно, никому.
 

 
Мальчонка что есть силы
Нахмурил детский лоб:
– А ты у всех спросила?..
Ну, убедиться чтоб…
 

О пользе велосипеда

 
Порой для «государственной машины»
Так неудобен велосипедист.
Быть может, пред законом он и чист,
Но всё ж для беспокойства есть причины.
 
 
Во-первых, ни копейки и ни цента
Не вносит он за свой велосипед.
Ведь у него велокредита нет,
И он не должен банку ни процента.
 
 
А во-вторых, ему совсем не надо
Платить ещё и транспортный налог,
Чтоб вместо улучшения дорог
Никто не повышал себе оклада.
 
 
И в-третьих, нефтяные котировки
Его не беспокоят. А бензин
(Велосипед – совсем не лимузин)
Ему не нужен даже по дешёвке.
 

 
Ещё, в-четвёртых, для парковки места
Совсем немного надобно ему,
Не отдавая денег никому,
Не опасаясь штрафа и ареста.
 
 
Гараж, услуги сервиса, страховка
И… чей-то пополняется бюджет.
Так, может быть, простой велосипед
От этих лишних трат избавит ловко?..
 
 
И кстати, тот, кто давит на педали,
Вполне себе здоровый человек,
Нечастый гость лечебниц и аптек,
Чего бы там ему ни предлагали.
 
 
Госаппарату вовсе страх неведом.
А у дельцов – ни капельки стыда.
Но всех их напрягает иногда
Обычный человек с велосипедом.
 

Пушкин и Филарет

В день своего двадцатидевятилетия Пушкин написал стихотворение «Дар напрасный, дар случайный…», наполненное такой горечью, что современники его назовут «воплем отчаяния».

Смирение не делает нас рабами.

Мария Городова, обозреватель «Российской Газеты»

 
Вольнодумец и игрок,
Франт, бретёр, транжира
Написал двенадцать строк…
А в душе так сиро…
 
 
«Вопль отчаянья» в стихах.
Словоизлиянья.
Без признания в грехах
Нету покаянья.
 
 
Прочитал и Филарет
Этот вызов небу.
Отложив дела, ответ
Выдал на потребу.
 
 
С чувством такта, не гневясь,
Пожурил при этом.
Ведь молитвенная связь
Добротой согрета.
 
 
И слова не наобум
Словно просияли:
«Сердце чисто, светел ум».
Места нет печали…
 
 
«Отвергая мрак сует»,
Будто параклиту,
Со смирением поэт
Внял митрополиту.
 
 
И потом изрядно строк
Написал, однако,
Жизнелюбец и игрок,
Франт, бретёр, гуляка.
 

«Когда Вам кто-то сделал больно…»

 
Когда Вам кто-то сделал больно,
То он внутри, скорей всего,
Несчастен. Этого довольно.
Вы не сердитесь на него.
 
 
Счастливый человек не злится
И не хамит в очередях,
Не сочиняет небылицы
О сослуживцах и друзьях.
 
 
Не сквернословит, проклиная.
Зла не желает никому,
В другой реальности витая…
Ему всё это ни к чему.
 

«Поколение наше…»

 
Поколение наше
Отличалось, поверь,
От того ералаша,
Что мы видим теперь.
 
 
Мне не очень понятно —
Что случилось в стране?
«Мы любили бесплатно
И считали в уме».
 

От дождя к дождю

 
От промокших домов.
От дождливой и хмурой погоды.
От больших серых луж,
Что покрыли асфальт городской.
От промозглых ветров
И совсем невесёлой природы.
От общенья к тому ж
С безулыбчивой массой людской.
 
 
В те края, где теплей,
А порою бывает и жарко,
Где морскую волну
Усмирит голубой горизонт,
Где улыбки людей
Беззаботно сияют и ярко,
Где небес синеву
Ненадолго затмит пляжный зонт.
 
 
Но приходит момент,
Что и солнца становится много,
Что и пенье цикад
Начинает чуть-чуть раздражать,
Что и южный акцент
Слышен, кажется, чаще иного —
Как-то так – невпопад…
Значит, время пришло уезжать…
 
 
К невесёлым дождям,
Что пройдут, безусловно, когда-то.
Вновь на небо взойдёт
Солнце, высушив лужи невзгод.
К заскучавшим друзьям,
Ведь общенья всегда маловато…
Море? Пусть подождёт.
Может, встретимся с ним через год.
 

«Маской можно прикрыть некрасивость лица…»

 
Маской можно прикрыть некрасивость лица.
Некрасивость души не прикроешь.
Хоть на новую даже меняй без конца.
Это – ширма простая всего лишь.
 
 
И к тому ж стать преградой, надёжным щитом
От предательства маска не может.
Не прикроет она ни теперь, ни потом
И от вирусов, видимо, тоже.
 
 
Если нечего вовсе под маской скрывать,
Если сердце твоё благородно,
Полной грудью вдохни, ощути благодать,
Улыбнись широко и свободно.
 

Возражение гению

Всё будет так. Исхода нет.

А. Блок

 
Не «повторится всё, как встарь…
Аптека, улица, фонарь».
Ведь безысходности-то нет,
Когда есть море и рассвет,
Крик чайки в выси голубой
И близкий человек с тобой,
Простой душевный разговор,
Такой лазоревый простор,
И солнца свет, и облака,
И шорох тёплого песка,
Кусочек янтаря в руке
И белый парус вдалеке,
Волны уставшей мерный плеск
И глаз родных счастливый блеск,
Вечерний бриз и променад
И изумительный закат.
Пусть думает не так поэт,
А безысходности всё ж нет.
 

«Не просто, пожалуй, и нынче, и впредь…»

 
Не просто, пожалуй, и нынче, и впредь
На жизнь со своей колокольни смотреть.
Такое тому удаётся, кто сам
В душе настоящий смог выстроить храм.
 

«Каждый человек, как карандаш…»

 
Каждый человек, как карандаш,
Чертит в жизни линию себе,
То так резко, как на абордаж,
То дрейфуя тихо по судьбе.
 
 
Линия у каждого своя.
Кто-то всё сломаться норовит.
Кто-то, прерываясь и сбоя,
Как-то вдруг возьмёт и затупит.
 
 
Кто-то же всему наперекор
Только заостряется сильней
И, не замечая всякий вздор,
Линию свою ведёт ровней.
 
 
А ещё бывает человек
Так похож на карандаш простой
С монохромной линией навек…
А бывает яркий и цветной.
 
 
Если ж собираются цвета,
Вспоминают все о чудесах…
В мире возникает красота —
Радуга сияет в небесах.
 

Самый почитаемый

 
Если чувства зачерствели,
В темноте метут метели,
Воют и куражатся
И спасенья нет —
Успокойся понемногу,
К храму отыщи дорогу,
И в душе окажется
Невечерний свет.
 
 
Позабудь совсем о лени.
Преклони свои колени.
С верой обретаемой
Помолчи, постой.
Помолись потом смиренно.
И услышит непременно
Самый почитаемый
На Руси святой.
 
 
Николай, угодник Божий,
Обязательно поможет.
Защитит воюющих
И укажет путь.
Проведёт сквозь все барьеры.
«Образ кротости» и веры
Примирит враждующих
И откроет суть.
 
 
Человеку мало надо —
Свет душевный, как награда,
Пламенем питаемый
От свечи простой.
Помолясь, проси смиренно.
И услышит непременно
Самый почитаемый
На Руси святой.
 

Навечерие

 
Чудный узор ледяного этюда
Виден на каждом окне.
Замерло всё в предвкушении чуда
В каждой душе и вовне.
 
 
Утихомирились даже метели
Где-то у дальних лесов.
В храме, где звёзды сияют на ели, —
Чтение Царских часов.
 
 
Полнится трепетом и ожиданьем
Праздника и торжества
Сердце с молитвою и покаяньем…
Близок приход Рождества!..
 

Виктор Дроздов

Родился в 1958 году. Окончил Харьковское ВВКИУ ракетных войск им. Крылова Н. И. Служил на космодроме Байконур. Подполковник запаса. Ветеран труда.

Член Интернационального Союза писателей. Издал восемь сборников стихов.

Многократно публиковался в журналах, альманахах, сборниках, издаётся в прессе. За активную творческую деятельность награждён многими медалями, благодарностями, дипломами. Дипломант конкурса-премии, приуроченного ко Дню Победы, к 75‑летию Великой Победы и других. Лауреат в номинации «Поэзия» Международной литературной премии мира. Стихи носят разноплановый характер. Проживает в г. Белгороде.

Параллельный мир

 
Стою на поляне в дубраве,
Где Лермонтов кровь пролил.
Мыслю: он после расправы
Ушёл в параллельный мир.
Факт, что он есть, не доказан,
Но так не должно же быть,
Чтоб жить оставались мрази,
Оборвавшие гения нить!
 
 
Хочу в их мире под сенью,
Чтоб жил, любил и творил
Пушкин, Рылеев, Есенин
И Лермонтов Михаил.
Надеюсь, что рано ушедший
Советского времени Бог
С гитарой – творит Высоцкий,
Маяковский чеканит слог.
 
 
И много русских поэтов,
Зачитанных здесь до дыр,
Пусть не про наш напишут,
Про их параллельный мир.
Неужто же правда это,
Что смерть забирает всех
Лучших, в ком сердце светоч,
Кого и там ждёт успех!
 
 
Пускай не надеются те, кто
Смог строки в душе сгубить
На плахах да в кабинетах, —
Господь не сможет простить.
Не ждут их лучи из света
И тёплый, радостный миг,
А серый и затхлый мир – этот,
Не тот параллельный мир.
 

Красив Кавказ

 
Тень облаков бежит кустами,
Холмы окутаны местами
Туманом – тайной о Кавказе.
И строгий ты, и такой разный.
Эльбрус прописан тут веками,
Укрытый снегом, ледниками.
В дрёме потухшие вулканы,
На них глядеть можно часами.
Неповторимы твои горы,
Их неприступные просторы
Величественны и кристальны.
Зелень альпийскими лугами.
В полторы тысячи версты
Висят над пропастью мосты.
 
 
Так трудно, коль беда, спасти,
И в камнях рубят тут кресты.
Здесь, напоровшись на вершины
И во΄ды в плато опрокинув,
С высот взирают облака,
Как рвёт гранит поток-река.
Ледник ползёт ущельем узким,
Не двинет скалы он при спуске.
Ему не хватит мускул даже…
Неповторимый вид пейзажей.
А в верхней части хвойный лес.
Оленям, сернам мир чудес.
Ещё дремучий рай звериный.
В горах так тихо и пустынно.
Чудесный редкий горный мир.
Лес бука, дуба Бог хранил.
Для пастбищ широта равнины,
Водой пропитаны обильно.
«Чиааа» – клушица проорёт
На выступе, где гнездо вьёт.
Знать, где-то камышовый кот
В кустарнике добычу ждёт.
Орёл летит, плавно спускаясь,
И вечный снег по скалам тает.
С белых вершин, где облака,
Рекой путь начат – водопад.
На выступе, что под горами,
Козлы бодаются рогами.
К скале заснеженной припал
Красавец хищный – леопард.
Могуч, величествен для глаз,
Хребта скалистого контраст,
Где склон штурмует скалолаз,
Вершину главную у нас.
 
 
Ну а внизу источник вод.
Там разноликий твой народ,
Национальный колорит,
На что так падок брат-турист.
Он серпантинами, по тропам
Протопает иль автостопом,
У пропасти сойдёт на шёпот,
Чтоб в восхищении похлопать.
В сказаньях веет стариной,
Легенды красят образ твой,
Окутав горы серой мглой.
Ты весь загадочный, седой.
В стихах воспетый ты не раз,
Напомню вновь поэта глас
В радости: «Люблю Кавказ!»
Люблю и я. Красив Кавказ!
 

Вечерний Пятигорск

 
Серым цветом гора,
Деревья без листьев.
Пришла снега пора,
Чтобы склону укрыться.
Где гора в родниках,
Стволы ветер шатает.
Белка рыжим хвостом
Среди елей мелькает.
 
 
А внизу Пятигорск
Туманом укрылся.
Неприметный снежок
Позёмкой курился.
По дорогам скользят
Очень редко машины.
Нет привычки менять
Тут на зимние шины.
 
 
Там вверху облака
Машук молча гоняет.
Пешеходов немного,
Их в тумане шатает.
Всё. Своё день отжил,
Ночи царствовать право.
Темнел вечер, грустил:
«Я лишь в ночь переправа».
 

Легенда о начале времён

 
Предание древнее аксакал
Рассказал о начале времён.
Это когда ещё Бог создавал
Мир диких зверей да племён.
Он раздавал жизни, как горсть,
И давал свою волю к ним бойко.
Одна волчица, звали их «борз»,
Соблюдала завет божий стойко.
 
 
Зверь в жестокости неисправим.
Истребляли друг друга твари,
Приучить к уважению и любви
Много раз мать-волчица пыталась.
Но смеялись тогда все над ней,
Злым упрёком в её слепой вере.
А жесткость росла всё, росла,
Расплодили ненависть звери.
 
 
И узрел Господь в мире порок.
Он стихию послал на планету.
И с небес дождём падал песок,
Ледяной ураган принёс ветер.
Горы рушил, деревья ломались.
Солнце стало пятном кровавым.
Позабыв всех и вся, спасались,
Люди-звери лесами и в травах.
 

 
Лишь волчица, стихии тревожась,
Своим телом детей закрывала.
Порыв ветра срывал с неё кожу,
Но она всё стоять продолжала.
Изумлён силой духа Всевышний,
Он сказал, обратившись к стае:
«Оставляю всем я вам жизни,
Только вот никого не прощаю».
 
 
Расправились подло с волчицей
Те трусливо-никчемные люди,
Малодушья своего очевидцев,
Гордых и сильных не любят.
Вот с начала времён, их истоков
Убивают волков, где бы ни был.
Борз привык повыть одиноко,
С грустью глядя в ночное небо.
 
 
Лев с орлом нам покажут силу.
«Благородно» идут на слабых.
Только волк атакует сильных
С дерзкой ловкостью и отвагой.
А случись беды безысходной,
Он один, по привычке волчьей,
Не покажет ни страха, ни стона,
Сам от боли умрёт он молча.
 
 
Мне берзлой так закончил сагу:
«А народ мой пошёл от волка,
Ему борз подарил отвагу. Ещё
Мужество, силу и стойкость».
 

Горные туманы

 
Серыми днями бродят туманы.
С горами живут вместе веками.
Чудные виды и очень странны,
И ветер мешает их с облаками.
 
 
Вместе они наблюдают успехи,
Видели, помнят и гибель поэта.
Укрыта гора ими, как одеялом,
И над бюветом, и над провалом.
 
 
Капельки их не бродят по свету,
Всё при горе, всё рядом где-то.
Местные ветры по кругу гоняют,
Служат горе, за ней наблюдают.
 
 
Бывает, вместе в тучку собьются,
Чтоб сообща дождями пролиться.
Они то грозят, а то посмеются,
Хвое и листьям помогут умыться.
 
 
Мама-вершина повыше над ними,
Всё подправляет сырую перину.
Когда ночь не спят и, проплывая,
Мелкие капли долг выполняют.
 
 
А к концу ночи остывший туман
Ляжет по хвое пепельной пылью.
И поутру в ней, как будто пацан,
Солнечный луч пляшет кадрилью.
 

Умирал старик

 
На бульваре листья каштанов
Пожелтели от летней поры.
Их верхушки смотрят печально
В окна зданий, сомлев от жары.
А под ними аллеей неспешно
Суетится, проходит народ.
Пробегает понурый, уставший,
Полон мыслей своих и забот.
 
 
А в тихой больничной палате
С открытым настежь окном
Одинокий старик умирает
Этим жарким печальным днём.
Тает боль в измученном теле,
Сила, ловкость уходят в руках.
Всё уходит в серое небо,
В никуда, навсегда, на века.
 

Старик и Ангел

 
Со стариком на исходе лет
Беседовал Ангел однажды.
Спорили долго, искали ответ,
Как должен прожить жизнь каждый.
 
 
«Знаешь, – сказал посланник небес, —
Ведь могу показать я тебе,
Как тебя сбивал с пути бес,
Как сытно ты жил, как в нужде».
 
 
И увидел старик всю свою жизнь
И две пары следов по ней рядом.
«А кто со мной шёл, Ангел, скажи?» —
«Тебя я ограждал от ада».
Заметил одну странность старик,
Что порою следов только пара.
«То время проблем, бед и интриг», —
Разъяснил старику его Ангел.
 
 
До слёз огорчён старик и сник.
Получилось, что всякий – брат,
Если ты хоть чего-то достиг,
И никого, когда вдруг беда.
«Что же, выходит, меня ты бросал,
Когда жизнь оголяла фланги?» —
«Тебя в этот миг я нёс на руках!» —
Ему тихо ответил Ангел.
 

Йети

 
Где таял, срываясь в потоки,
В ущелье Тянь-Шаня ледник,
Свой век завершал одиноко
Последний из йети – старик.
 
 
Проживал земной путь долго.
Стал квёлый, жилец никакой,
И шерсть-то не грела толком,
Что-то ныло под левой рукой.
 
 
По высокому плато к пещере
Всё тянулся ноги босой след.
Ныл шрам в неуютной постели,
Нанесённый барсом в броске.
 
 
Синих гор красота, как прежде,
И стабильна вершин высота.
Вкус сладости ягод всё тех же,
Не сменился в тайге за века.
 
 
Клочки шкуры седели, редели,
Да тоска, что нельзя разделить.
Им нажитые чувства тускнели.
Их не мог никому он дарить.
 
 
Случилось: один сам остался.
По ушедшим вдаль тосковал,
Не прощался он, не встречался.
В одиночестве горьком устал.
 
 
А смерть наполняла смыслом.
Боль потерь никогда не уйдёт.
И от встреч грядущих притихла
В предчувствии радости, ждёт.
 

 
Всё расставит она за все годы,
И к нему придёт навсегда
Эта чистая радость природы,
Что как в горном ручье вода.
 
 
Выше облака солнце блистало.
Вершина за свой длинный век,
Как уходит, впервые видала,
Вроде зверь, но почти человек.
 

Легенда о Кавказе

 
Лермонтов сказал не раз,
То им написано в стихах:
«Как я люблю тебя, Кавказ!»
Не изменился он в веках.
Казбек, Железная гора,
Эльбрус, седых две головы,
Вы призваны нас волновать
Заснеженностью синевы.
 
 
Мне, Горы, говорит молва,
Вы на равнине родились?
И те, кто раньше проживал,
Народом нарты назвались?
Здесь жили в мире и любви
Огро-о-омные богатыри,
Благоразумны да мудры,
Весь мир любовью одарив.
 
 
Встречая радо день и ночь,
Не знали зависти, коварства.
Эльбрус там, исполин седой,
Красавец, правил государством.
Но Коршун, гений и злодей,
Таким ведь зависть – это пытка,
Решил всем зельем навредить,
Подлив на торжестве в напитки.
 
 
Смешал часть волка и змеи,
Кусочек кабана – всеядность.
Вот нарты с зельем обрели
И злость, и подлость, жадность.
Окончен дней счастливых груз,
И, проявивши лик звериный,
Решил в злых чарах и Эльбрус
Стать мужем для невесты сына.
 
 
Но верная в любви Машуки
Сопротивлялась злобной силе
И обручальное кольцо
В бою неравном обронила.
Нашёл Бештау за дворцом
Его. Он план коварный понял
И начал смертный бой с отцом.
С ним половина нартов в поле.
 
 
Там, где была раньше равнина,
Полились реки крови в море.
И каменели исполины…
Дрались и гибли, стали горы,
А снег засыпал их вершины,
Да холод отдавали скалы.
И только в подлости причина,
Что мудрость нартов не спасала.
 
 
Шла битва много дней, ночей,
Все нарты полегли в долине.
Сына рассёк на пять частей
Эльбрус-отец, доселе мирный.
А сын нанёс удар последний
Своим мечом родным сединам.
Лишённой ясности главу
Он разрубил в две половины.
 
 
Машуки вышла к полю брани,
Когда усохла кровь на ранах.
И там увидела лишь камни,
В них превратились великаны.
Лежал холодным и любимый:
Здесь не сыскать живой души.
Кинжал вонзила в своё сердце —
Так нарты завершили жизнь.
 
 
И вот на тех местах теперь
У нас стоят красавцы-горы,
А великан, что принял смерть,
Лежит, как память о раздорах.
Там в вышине над облаками,
Где на лугах пасут отары
И сторожат простор орлами,
Народа древнего не стало.
 
 
Не выспросишь про то у неба:
А может – быль, а может – небыль.
Эльбрус белеет там двуглавый,
А в пять вершин лежит Бештау.
Гора Машук стоит меж ними,
Всех от себя кольцом задвинув.
Горы Железной тень вершины,
Где шлем стальной упал у сына.
 

Офицеры России

 
Офицер русский пишет стихи,
Служит не за оклад.
Он друга всегда угостит,
А женщине будет рад.
Видимо, где-то в белой кости
У них что-то такое,
Если давно народ окрестил
Их кровью голубою.
 
 
Сколько палаш в боях покосил
В полях по Подмосковью.
А сколько же мир их поносил,
И вспоминать не стоит.
Но не смогли их застращать,
Шли на вражью силу.
С обидой и болью, но не предать
Офицеру свою Россию.
 
 
Незаслуженно, было, гнобят,
Уже и ни к чёрту нервы.
Ведь за Отчизну им отвечать,
Профессия-то из первых.
Корея, Афган или Вьетнам,
Где наши знамёна реют,
Воюют везде за свободу стран,
И это они умеют.
 

Я иду на «Вы»

 
Песня жаворонка над полем.
Солнце, утро; глядя в прицел,
Я за секунду до взрыва и боли
Подумал: «Остался бы цел!»
Но тишина зловеще накрыла,
Разрывал мне лёгкие зной,
А с небес васильки ложились,
Прикрывая в душе покой.
 
 
Дымком в колее закурилась
Пыль над дорожной травой,
Одна мысль вопросом забилась:
«Неживой? А может, живой?»
Но вдруг тишина раскрылась,
Разорвав пеленальный круг,
Будто стрелы в тело вонзились,
И послышался смерти звук.
 
 
Увидал, как, прижатый силой,
Поднимался с земли ковыль,
А листва, высот не осилив,
Опускалась в тёплую пыль.
И тогда среди гари, пыли,
Среди дыма, листвы и травы,
Над собой совершив усилье,
Я привстал. Я пошёл на «вы».