Текст книги "Украинские сказки"

Иван Найда

Шла как-то женщина с дитём на базар, да несла в корзине ребёнка своего. Как пошла с базара, глядит – скачет перед ней красивенькая птичка. Оставила она свою корзинку с дитём, да за птичкой погналась, поймать собиралась, чтобы дитё её позабавилось. Далеко отбежала от корзины, за деревьями уже и не видно. Тут птичка взлетает на дерево и молвит ей человечьим языком:

– Обернись, женщина, где же твое дитятко?

Обернулась женщина, видит – а ребёнка нет, кинулась его искать. Искала, да не отыскала. Потом заплакала и молвит:

– Бог подарил, бог и отнял! – и побрела домой.

А в том лесу жил дед – волшебник, которому было ведомо всё, что где на свете творится, так вот из своих волшебных книг узнал он, что сидит где-то на дороге дитё в корзине. Он сходил, забрал его, принес дитя домой, нанял ему няньку, вырастил и имя дал «Иван Найда».

Когда исполнилось парню пятнадцать лет, пожелал он на охоту ходить; вышел, глядит – здоровое озеро, стал оглядываться – есть ли где дичь какая, смотрит – три утки летят. Иван собирался бить, смотрит – спускаются они вниз, сбрасывают с себя крылья и в девушек оборачиваются. Старшие прекрасны, а младшей и вовсе не налюбуешься! Только приметил он, как в воду они лезут, ухватил платье младшей – да и ринулся домой!

Как вышли девушки из воды, стали одеваться, а одна глядит, что пропало платье её и молвит:

– Ох, забрал Найда платье моё, я знаю!

Стала гнаться за ним! Догнала, подходит; просит-просит – ни в какую не хочет отдавать.

Разгневалась на него дивчина, вырвала платье у него из рук и ударила по его лицу. Тогда Найда кленом обратился, таким высоким, кудрявым да широким.

Ждет его дед-волшебник, ждет, а его всё нет и нет. Глянул тогда дед в свои волшебные книги:

– Эх, вон ты где, Найда! – топор закинул на плечи да к нему отправился.

(Увидал волшебник в своих книгах, что кленом стал Найда, да в каком месте стоит).

– Э-э, – говорил, – красив клен: но коль рубить, была б неплохая основа для хаты. – Потом спрашивает: – Не ты это, сын?

Тут стал перед дедом Найда, как был раньше.

– Я, – отвечает, – тату!

– Ишь, – сказал, – я же твердил тебе, сынок, чтоб ты никого не трогал, – и повел Найду домой.

На следующий день опять просится Иван на охоту, но не пускает дед:

– Куда это ты собрался, снова тронешь кого-то?

– Отпусти меня, батько, пойду я на болото, не жить мне без той дивчины, очень она нравится мне.

– Если так решил, то иди, – и отпустил Найду. – Когда будешь подходить к озеру, садись под наименьший ракитовый куст; когда прилетят, станут тебя искать. Как разденутся и станут в воду залезать, ты схвати платье, да что есть мочи беги! Коль догнать тебя ей удастся, пропадёшь тогда; а ежели, сумеешь добежать хоть до порога, смогу поймать вас обоих, когда кинется. А я пока буду дровишки за хатой колоть.

Садится Найда под кустом ракитовым, прилетели снова утки, глянули вокруг Ивана – да не сыскали. Оборотились опять девушками, бросили платья, пошли в воду. Найда снова ухватил платье самой младшей и давай бежать с ним, что было духу!..

Накупались девушки, смотрят – старших платья лежат на песочке, а младшей не лежит. Она сказал:

– Это снова Найда стащил! – И снова за ним гонится. Вот как догнала его – ему близко уж до своей хаты оставалось – и просила его вернуть платье. А Найда так спешил, что упал на самом пороге своего дома – кинулась девушка на него, хотела платье свое отнять. А тут дед-волшебник выходит из-за хаты, ловит и подымает обоих.

– Вот теперь, – молвит волшебник им, – быть тебе его женой, а ему твоим мужем!

Повенчались они, сыграли свадьбу и стали жить у деда. Прошло несколько лет. Однажды дед-волшебник говорит Найде:

– Ступай Иван теперь, ты к матери своей, вместе со своей женой.

– Куда ж я поеду, тату, – когда не знаю я, ни, где родился, ни, где искать мне её?

Даёт им дед пару лошадей, запрягает в коляску и молвит:

– Запомни: как проедешь две деревни и начнёшь въезжать уже в третью, тогда скажешь первой женщине, что встретиться тебе: «Здравствуй, мама!» Скажет она: «С чего ж это я твоя мать?» Ты скажешь ей: «А ты что забыла, когда на базар пошла, на дороге корзинку со мной поставила и потеряла?» Тогда она сможет она вспомнить, да не признать. А жене твоей с тобой быть до тех пор, пока кто-то у нее крылья её украдет, так что ты береги их у себя подмышкой.

Отправился он с женой в дорогу. Как въехали до третьей деревни, так встретили по пути женщину – за водой идёт. Иван ей и сказал:

– Здравствуй, мама!

Та стала и глаза на него вытаращила:

– С чего ж это я твоя мать?

Тот и Найда и поведал ей все. Возвратилась мать с ними, очень уж обрадовалась. Стали жить молодые у матери Найды. И часто было, коли уходил сын куда-нибудь, мама на невестку все смотрела, глаз не могла отвести. Такая она прекрасная была.

Выехал как-то Найда поохотиться, невестка сказала:

– Что ж вы, мама, всё время глядите на меня?

– Я, – отвечала мать Найды, – никак наглядеться не могу на тебя – такая ты красивая!

А невестка и отвечает:

– Ой, мама, ежели надеть бы мне крылышки, то сделалась бы куда краше. А крылышки мои у сына вашего слева подмышкой лежат.

Возвратился Найда с охоты; подошло время к ночи, начали спать готовиться, тут мать подстерегает, как бы у сына крылья забрать, – хочется посмотреть, какой же будет невесточка в крыльях. Лег Найда спать, а мать подкралась к нему и вытащила у него, сонного, крылья.

Утром встают, а он не заметил, что крылья делись куда-то. Позавтракал Найда и на охоту отправляется.

Отдала мама крылья невестушке, она нацепила и унеслась в окошко! Сидит на гребне на крыше.

Мать стоит, глядит: «Что ж, думает, за наважденье? Как получила крылья, то и улетела сразу?!»

Выбегает мать на двор, да и глядит на невестку. Невестка молвит:

– Мама, пусть меня Иван не разыскивает, – молвит, – а нужна ему, Воловья гора-Шелкова трава… – сказала, да и улетела.

Как приезжает Иван после охоты, идёт к жене, а её нет!.. Спросил у мамы, та рассказала:

– Отдала её крылья, а жена твоя то ли сатаной, или чем?.. Сразу и полетела!..

– Эх, – отвечал, – как ты не была мне матерью, так тебе и не быт ею!..

А мать говорила:

– Перед тем, как улететь, сказала жена твоя, чтоб ты не разыскивал её, а поисками Воловьей горы-Шелковой травы занялся, там её и отыщешь.

Взял Иван хлеба, да в путь отправился. Шёл, шёл, смотрит – лес густой, на опушке леса – хатка; глядь – в ней огонек мигает. Вошёл в хатку, а в ней одна лишь старушка. Иван обратился:

– Здравствуй, старушка!

– Здорово, Найда, – отвечала бабушка. – Куда это ты, направляешься?

– Бреду, бабушка – говорит Найда, – в поисках Воловьей горы-Шелковой травы.

А старушка:

– Эх, много я на свете видала, но ведь и не ведаю, где искать Воловью гору-Шелкову траву. Сходи-ка, ты, еще дальше в лес, – добавила, – там посреди лесу избушка сестры моей, что помладше, она может знать.

Оставляла она его на ночь. Оставаться Иван не стал и дальше пошел.

Все шёл да шёл, увидал – стоит в лесу домик, а в нём огонёк мигает. Зашёл он, смотрит – старушка сидит.

– Здорово, бабушка!

– Здравствуй, – отвечает, – Иван. Куда путь держишь, Найда?

– Ищу Воловью гору-Шелкову траву.

– Ээ, – молвит ему бабушка, – много я на свете видала, а где искать Воловью гору-Шелкову траву не знаю, ступай ты дальше по лесу – там должен увидеть дом самой младшей нашей сестры: уж коль она не поведает, то ни от кого не узнать тебе.

Иван не ночуя, сразу дальше отправился.

А лес настолько густым был – деревья поразростались и переплелись, не видно даже, день или ночь сейчас. Ничего не увидишь! Тут рак ползёт и говорит:

– Здорово, Иван Найда!

Иван удивился, что ж это такое: откуда не вылезет какая тварь живая, и все знают Найду! А рак говорит ему:

– Сердиться не надо, Иван Найда, помогу я тебе, – и даёт ему свисточек. – Бери, – говорит, – ежели туго тебе придется, то просто посвисти в него.

Идет Иван дальше, встретил борзу́ю, борза́я и говорит ему:

– Здорово, Найда!

– Здорово, борзая!

И даёт собака Ивану волосинку.

– Бери, Найда, ежели худо тебе будет, прижги.

Пошёл дальше, повстречал волка, а тот ему:

– Здорово, Найда, что ты ищешь, куда идёшь?

– Ищу, – говорит, – Воловью гору-Шелкову траву.

А волк ему:

– Ну, если плохо тебе будет, свисти в свисток, что от рака получил, я сразу и явлюсь.

Идёт Иван дальше, увидал – на опушке леса хатенка видна. Вошёл Найда в хатенку, там бабушка сидит, поздоровался Найда с ней.

– Послушай Найда, – обращается к нему бабушка, если попасешь мне, – сказала, – три ночи трех кобылиц, одарю тебя таким конём, что вынес бы тебя на гору, а если попасти не можешь, будет голова твоя отрублена. Вот висят у меня уж три десятка, да ещё четыре головы тех, что взялись пасти, и не выпасли, так вот твоя тридцать пятою будет.

Испекла старуха ему пирожок, снарядила Ивана на пастбище, тут кошечка привязалась за ним, мяукает. Взял да отломил Найда кусок пирожка и угостил кошечку. Берёт кошечка да говорит Ивану:

– Эх, это ж такой пирожок, что лучше его выбросить, а ежели съешь, то так на две ночи и уснешь, станешь спать, да без просыпу.

Отдал тогда он этот пирожочек весь кошечке.

Кошечка как съела пирожок, так и спать легла, а Найда отправился кобылиц пасти. Пасёт их всю ночь, смотрел, смотрел, но перед рассветом разбегаются они, не стало и одной около него. Припомнил он борзую, сжег волосинку – явилась к нему эта борзая, спрашивает:

– Для чего, Найда, кликал?

Тот поведал.

– Ну, гляди, когда погонишь кобылиц, тогда лови переднюю, а ежели её не поймаешь – пропадёт всё твое дело.

Позвала борзая свору собак, – да как стали они всюду искать! Согнали наконец кобылиц. А Иван стоит, да переднюю ждёт. Ухватил ее за гриву и поехал обратно. Добрался домой, тут волшебница давай кобылиц хлестать кнутом за то, что, как следует, не спрятались.

Стал гнать Найда и на вторую ночь, смотрел, смотрел, а перед рассветом разбегаются они, не стало ни одной рядом. Как же их загонять? Придумал. Стал в свисток свистеть. Явился волк.

– Что надобно, Найда?

Поведал Найда о своем горе.

Позвал волк других волков и говорил, чтобы Найда поймал переднюю кобылу. Согнали кобылиц. Иван поймал, домой отправился. Волшебница снова поймала кобылиц, и давай их бить пуще прежнего!.. Говорит им, чтобы на следующую ночь они разбегались да прятались в море, в рыб превращались.

Пошел Иван и на третью ночь кобылиц пасти… Смотрел, смотрел, а потом они как кинутся (норовят хотя бы на третью ночь укрыться, а то беда им от старухи будет!). Бросились они в море и обратились в рыб.

Иван смотрит, что беда, и стал в свисток свистеть. Явился рак.

– Ээ, – молвит Найда, – братец, выручай, ежели не выпасу этой ночью кобылиц, снесёт мне старуха голову!

Полез рак обратно в морю. Позвал всех чудищ разных, что там живут – свинок морских да котиков – и приказал:

– Полезайте, если какую-нибудь рыбу увидите – прогоняйте из моря, кусайте!

Ринулись чудища повсюду, стали раки щипать, а котики морские – хвостами резать!

А Иван у моря стоит; выловил переднюю, уселся на нее, отправился домой, тут она и сказала:

– Смотри, Иван, когда станет тебе старуха отдавать кого-нибудь из нас, брать ты не должен, а должен сказать: «Дай мне того жеребца, который у тебя в конюшне, что без шерсти…» И имеются у волшебницы этой у изголовья сапоги-иноходцы, да ещё и шапка-невидимка, никому в ней тебя не увидеть.

Прибыл домой. Старуха увидала, что выполнять придётся обещание, и говорит ему:

– Выбери себе, какую сам захочешь!

Тут и говорит она:

– Ничего из этого не хочу, дай мне лучше жеребеночка, что на конюшие, который без шерсти – такой паршивый.

Долго колдунья не хотела отдавать жеребца, но потом отдала. Забегает тут Найда в хату, выхватывает у старухи из-под изголовья сапоги-иноходцы, да ещё и шапку-невидимку! Не успевает Иван и оглянуться, сделался конь таким, что вокруг всё сиять стало.

Спросил конь Найду:

– Как мне тебя, Иван, понести, выше деревьев либо ниже?

– Неси повыше, – отвечал.

Летели они, пока не увидал Найда Волову гору-Шелкову траву, смотрит – а наверху там такой дворец стоит, что и не рассказать!

Слезает Найда с коня, отпускает его траву щипать, да идёт во дворец. Глядит, вокруг дворца того – львы, цепями прикованы, на четверть друг от друга, да зубами пощелкивают, никто пройти не может. Тут вспоминает Иван о сапогах-иноходцах, да о шапке-невидимке и думает «Вдруг проскочу – может быть, с женой увижусь, но если проскочить не удастся – быть мне съеденным».

Надевает Иван сапоги-иноходцы да шапку-невидимку – и проскакивает так, что никто не заметил. Заходит в комнаты, смотрит – жена перед зеркалом прихорашивается. Он позвал её. Она, как услышала голос, оборачивается, да не видит.

– Ээ, Найда, где ты? – молвит, – отзывайся, уж очень я по тебе скучала.

Он снимает шапку. Увидала она Найду, обняла его, да расцеловала. И жили они, поживали, хлеба до сих пор не покупали.

Костынин сын

Случилось это в некотором царстве, где поспорил как-то царь со Змеем. Поспорили, да Змей и забрал с неба солнце, месяц и звезды, все, что там было, да и спрятал в своём подземном царстве. Вот запечалился царь, потому что не сыскать ему такого богатыря, который бы у Змея всё обратно отвоевал.

Но жил в царстве том человек, по прозванию Костынин, и имел он троих сыновей, все, как один, богатырского склада были. Послал царь своих слуг к нему:

– Идите, – говорит, – и приведите мне меньшего Костынина сына.

Является он.

– Ну, – говорит, – сможешь для меня отвоевать обратно у Змея все, что находилось на небе?

– Не смогу, – отвечал, – спросите лучше среднего брата.

Кличут и того.

– Нет, – отвечает средний брат, – и я не смогу, может быть, старшему брату удастся.

Позвали старшего.

– Ну, – отвечает старший брат Костынин, – смогу, но нужны будут мне три коня богатырских; пригоняйте три табуна, возможно, найдутся.

Пригоняют ему три табуна, но на какого коня он не положит руку, падает конь тут же со всех своих четырёх ног. Смотрят – ковыляет тут на трех ногах прехудющая кляча с одним крылом. Кладёт он свою руку – кляча лишь на колени падает.

– Вот, – говорит, – это для меньшего брата. Пригоните еще три табуна.

Пригнали ему следующие три табуна, все были им наземь повалены, лишь последняя двукрылая с двумя ногами понравилась ему.

– Эта, – молвил, – для среднего будет. Давайте еще три табуна.

Пригоняют еще, там он тоже всех забраковал, кроме одной поганой, одноногой четырёхкрылой. И как только сделал выбор, кони стали просится:

– Выпусти, Костынин сын, нас в чистое поле свежую траву пожевать на три зорьки.

Он выпустил, спустя три дня лошади поправились, стали прямо хоть куда.

Ну, выезжают братья на курган, начинают из лука целить: куда чьей стреле упасть, тот туда и поедет. Лишь стрелы пустили, распрощались, и отправились их отыскивать. Едут-едут, подъехали ко дворцу Змея, смотрят – там упала младшего стрела. Входят они во дворец Змея, а в нём пития разные заморские, да явств столько, что и не перечесть. Закусили братья во дворце Змея, отдохнули немного; время младшему отправляться на караул, но не соглашается он. Тут старший Костынин сын молвит:

– Возьмите, братцы, рукавицы да плётку, и глядите, если станет мыло падать с них, пустите их, а коли будет кровь, сами ко мне прибегите и лошадь пускайте.

Это были рукавицы таковы, что сами хватали, сами и рвали, а плетка сама секла, сама и резала.

Сказал он это, ушёл и уселся под мостком. Внезапно в полночь шум послышался, это Змей едет с тремя головами. Въезжает Змей на мост, а конь-то его спотыкается.

– Что это ты, собачье мясо, споткнулся?

– Как мне было не споткнуться, когда под мостом Костынин сын сидит!

– Пусть для начала он мужику лет пять свиней попасет, а потом только ворон принесёт сюда его косточки.

– Врёшь! Тут добрый мо́лодец появился сам!

Принялись они биться, не даёт Костынин сын Змею и оглядываться, разбил вдребезги все его головы, поотрезал языки со всех голов, сунул их в карман и отправился назад к братьям. Вошёл он во дворец Змея, смотрит – а братья его спят там богатырским сном; стал будить он их, глянул на рукавички да на плеточку – они сухие; ничего не стал говорить братьям, отправились братья в поисках стрелы среднего брата.

Вот подъезжают братья к другому дворцу Змея, отыскали стрелу второго брата, входят во дворец, там снова пития и кушанья, еще лучше прежнего. Закусили братья, отдохнули. Тут как раз среднему брату время пришло, в караул идти. Но только не хочет он.

– Хорошо, – сказал старший Костынин, – я пойду.

Снова наказывает братьям, как и в прошлый раз:

– Но, – сказал, – глядите, не проспите! Коли станет с рукавичек мыло падать, быстро пустите их и коня, а коли кровь, тогда и сами ко мне в помощь поспешите.

Пошел старший Костынин и сел под мосток на дороге, караул несет. В полночь снова загромыхало, скачет к себе во дворец Змей с шестью головами, въезжает на мосток, а конь его спотыкается.

– Стоять, собачье мясо – говорит Змей, – не спотыкаться!

– Как же я не споткнусь, когда под мосточком Костынин сын уселся.

– Какой-такой сын Костынин?! Пускай даже десять лет свиней пасет, но и тогда ворону его косточек сюда не занесть.

– Врёшь Змей поганый! Добрый молодец и сам к тебе пришёл.

Тогда стали они биться, да биться по-страшному!.. С рукавиц и плетки мыло падало и падало, но только браться всё спали. Кое-как Змея старший сын одолел, языки все поотрезал ему, да к братьям возвращается. Смотрит – спят его братья. Стал он их будить.

– Вот как вы, – говорит, – стережете меня?

Погуляли братья еще малость, и отправились за стрелой старшего брата.

Подъехали ко дворцу третьего Змея, а стрела старшего когда падала, аж полдворца снесла. Входят они во дворец, и там подкрепились.

– Ну вот, – говорит, – хоть сегодня не спите, когда будет литься кровь с рукавиц, прибегайте поскорее ко мне! – молвил это и отправился караул нести под ближайшим мостком. В полночь страшно загромыхало, движется Змей невиданный, двенадцатиглавый. Въезжает он на мост, а конь его спотыкается.

– Стоять, – говорит Змей своему коню, – собачье мясо, не спотыкаться!

– Как же я не споткнусь, когда под мостком этим Костынин сын уселся?

– Пускай даже пятнадцать лет свиней пасет, но и тогда ворону его косточек сюда не занести.

– Нет, – отвечает Змею старший Костынин сын, – брешешь! Ворон может и не донесет, а вот добрый молодец и сам явится.

И давай они биться, развоевались так, что мыло с рукавичек капало, а тут уже и кровь течёт, да конь в стойле так забился, что двор развалился. Тогда услыхали братья, да проснулись, бросают всё, вскакивают на коней – и к брату старшему на подмогу. Прискакали, рукавицы рвут, плетка сечет, конь их ярится. Разбит был в пух и прах Змей тот о двенадцати головах, разрублен и сожжен был, а пепел его в воздух пущен, да так, что и следа не осталось.

Отправились тогда братья в подземное царство, отыскали там праведное солнце с месяцем, да звезды с радугой, выпустили их, а сами сели на коней да и домой поскакали. Как полдороги преодолели, старший Костынин сын молвил, что потерял свои рукавицы и плетку. «Жалко, говорит, если такое добро этой погани достанется». Сделался он ястребом и вернулся назад ко дворцу старшего Змея. А у этих Змеев были жены с детьми. Когда добрался он туда, оборотился в котёнка и играется под окном. Увидали дети змеевы котенка, и сказали матери:

– Какой, – кричат, – красивенький котенок, давай возьмем его в дом!

– Нет, подождите, может быть, это враг наш; угостим его кусочком хлеба с медом, а второй с отравой: если выберет хлеб с отравой, знать наш приятель, а если с медком, значит враг.

Бросили, а он сразу к куску с отравой, покатал кусок и загреб.

– Похоже, – сказали змеёныши, – наш дружок, – да и забрали его в дом.

К вечеру слетаются все оставшиеся змеи и стали советоваться, как же Костыниных сыновей убить. У самого старшего Змея была жена да три дочки.

– Ты, – говорит мать-змея старшей дочери, – перебегай им дорогу да в постель превращайся: когда захотят отдохнуть, кто-нибудь ляжет, и кровью истечёт. А ты, – наставляет другую дочь, – превращайся по дороге в колодец: если они напьются, сразу лопнут. А ты, – учит третью, – в яблоню превратись: едва по яблоку съедят, сразу их и разорвет.

Котёнок всё послушал, и когда выслушал, сразу к рукавицам и плетке костынинским, играется ими. Увидали змеихи это и говорят:

– Выбросьте их: это Костынин сын оставил, тот, что убил нашего отца.

Выбросили змеи рукавицы и плетку, а с ними и котёнка, тогда он снова в ястреба оборотился, забрал все, а вскоре и братьев догнал.

Ехали и ехали братья, вдруг видят – красивая постель у дороги расположилась, над нею цветастый полог, а рядышком травка зеленая. Бросились было братья к ней, но старший брат опередил их, как рубанул по постели той, а она вся кровью так и брызнула. Едут дальше братья, глядь – яблоня красивая растет у дороги, а яблочки наливные так с неё прямо и просятся в рот. Старший брат снова опережает братьев, рубанул яблоню, а она кровью так и разлилась. Проехали еще чуток, смотрят – колодец у дороги, да такой хороший, а у братьев, может, уже несколько дней и капли во рту не было, только они к колодцу, а старший Костынин сын опять опережает братьев и давай рубить тот колодец. Глядят братья, а уж вместо колодца лужа одна черной крови на земле.

Услыхала старая Змея о том, что дочери ее пропали, полетела сама за братьями: одной губой до небу достает, другой под самую землю, летит-свистит за братьями. Младший братец припал ухом своим к земле и молвит братьям:

– Ой, братья, погналась за нами старая Змея, вот-вот догонит и проглотит нас!

– Погоди, может, еще и подавится.

Поскакали быстрее братья, но нет – так и догонит Змея, огнём сжигает все вокруг себя. У дороги стояла железная кузница, спешились братья и укрылись в ней. Прилетает Змея и кричит:

– Ээ, – говорит, – отворяйте, могу ведь вас и вместе с кузницей проглотить!

А кузнецы и отвечали:

– Полижи дверь, тогда жареных подадим тебе братьев.

А сами клещи сильней раскалывают. Тогда лизнула Змеиха, пролизала отверстие в кузницу и давай туда языком, тут кузнецы хвать её за язык, да и в плуг запрягали, да давай на ней овраги распахивать. Допахали на Змее до самого синего моря, а она стонет и просит:

– Был у вас отец?

– Да, был.

– Косарей он нанимал?

– Да, нанимал.

– Отдыхали они у него?

– Отдыхали.

– Тогда дайте и мне отдохнуть и водицы испить.

Добралась Змея до моря, стала воду пить. Пила, пила, да и лопнула. Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец…