Книга: История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха - Себастьян Хафнер

Так что надо учитывать, что данная книга написана очевидцем, далеким от экономики и политики, который основывается только на своих личных впечатлениях, а не профессиональным историком, имеющим доступ к различным источникам информации и перепроверяющим данные. Более того, Хафнер является представителем весьма обеспеченной части немецкого общества, относит себя к элите, поэтому его оценка событий достаточно далека от настроения «народных масс», да писатель и не скрывает своего снобизма по отношению к приверженцам той или иной партии – «националисты, как всегда пошлые и тупые», «левые, чересчур хитроумные и вследствие этого (как всегда) еще более глупые, чем националисты». Писатель пытается анализировать, как к власти смогла прийти группа политиков, за которых голосовало всего 44% избирателей (тут переводчик вновь уточняет, что на самом деле все обстояло не так радужно: нацисты были лидирующей партией и до чисток в рейхстаге, в совокупности с мелкими националистическими партиями у них было 57,18%) и читать его рассуждения весьма познавательно для понимания «внутренней кухни» Германии.

Думаю, что многие его мысли актуальны до сих пор (к примеру, желание человека жить мирно, чтобы правительство не вмешивалось в его «личное пространство», не нарушало выстроенные планы, благоустроенную жизнь), вызывают понимание, хотя, конечно, они не учитывают настроения тех, кому текущая жизнь не кажется справедливой и правильной.

Единственное, что мне не хватило в этой книге - это анализа экономических причин и упоминания интересов тех или иных влиятельных групп, некая изолированность Германии от мировой системы. Например, рассказывая о 1924-1929 годах, когда канцлером стал Штреземан, автор сообщает, что «политика в один миг сделалась куда спокойнее», мельком упоминает без объяснений план Дауэса, Локарно, Таури (спасибо переводчику, он кратко рассказал, что значат эти незнакомые мне названия), пишет, что в страну пришли деньги, но не объясняет, откуда и почему они пришли. А после кончины Штреземана «бестии и тупицы» вылезли из своих нор, мирное время закончилось, разразился правительственный кризис, но при этом автор не упоминает Великую депрессию, которая началась как раз осенью 1929.

Ну и вывод автора, что дух товарищества – это корень зла, а индивидуализм как раз то, что надо развивать любому народу, мне не близок, хотя, возможно, в эти термины можно вкладывать разные смыслы.

Товарищество неотделимо от войны. Подобно алкоголю, товарищество — одно из сильных утоляющих боль и печаль средств, к которым прибегают люди, вынужденные жить в нечеловеческих условиях. Товарищество делает невыносимое «выносимей». Оно помогает выстоять перед лицом смерти, грязи и горя. Оно опьяняет. Оно позволяет забыть потерю всех даров цивилизации, замещая все эти дары собой. Товарищество освящено жестокой нуждой и горькими жертвами. Но там, где оно отделено от жертв и нужды, там, где оно существует только во имя самоценного опьянения и удовольствия, там оно становится пороком, и ровным счетом ничего не меняет то, что оно на некоторое время делает счастливым. Оно портит и развращает человека так, как его не может испортить ни алкоголь, ни опиум. Оно лишает человека способности жить своей собственной, ответственной, цивилизованной жизнью. Оно, по существу, и есть мощное антицивилизационное средство. Всеобщее распутство товарищества, которым нацисты соблазнили немцев, унизило этот народ до самой последней степени.

Товарищество — чтобы начать с самого главного — полностью устраняет чувство личной ответственности, как в гражданском, так и в религиозном смысле, что значительно хуже.

Однако гораздо хуже то, что товарищество снимает с человека ответственность за себя самого перед Богом и перед совестью. Человек делает то, что делают все. У него нет выбора.

Потому что товарищество предполагает фиксацию духовного, нравственного уровня товарищей на низшей, каждому доступной ступени.

Товарищество не выносит дискуссий: любая дискуссия в химическом растворе товарищества тотчас приобретает аромат и цвет отвратительного нытья или вонючей кляузы, в условиях товарищества любая дискуссия — смертный грех.

«Мы» были коллективным существом и, со свойственной всякому коллективному существу трусостью и лживостью, инстинктивно игнорировали либо преуменьшали значение всего, что могло задеть наше коллективное самодовольство…

Так что, поводя итог, могу рекомендовать эту книгу читателям, она легко написана и позволяет узнать точку зрения одного из обывателей на приход нацистов к власти, увидеть жизнь в Германии до Второй мировой войны, хотя было бы интересно узнать подробности жизни автора после эмиграции.

«Я только опасаюсь, — отец оживился и заговорил строже, чем ему самому, наверное, хотелось, — что ты до сих пор не избавился от кое-каких иллюзий. Там, за границей, никто не ждет нас с распростертыми объятиями. Для каждой страны эмигранты всегда в тягость, а куда как скверно чувствовать, что ты кому-то в тягость. Одно дело — если ты приезжаешь в другую страну посланцем иной культуры, которому есть что делать, есть чему учить, есть, что с собой принести: и совсем другое — если ты побит и ищешь убежище».

…Когда ты удираешь, ты падаешь в цене. Погляди на русских. Эмигрировала элита. Теперь генералы, государственные советники и писатели радуются, если им удается устроиться в Париже или здесь официантами или таксистами».

«Может быть, они предпочитают быть официантами в Париже, чем чиновниками в Москве», — сказал я. «Может быть, — отвечал отец, — а может быть, и нет. Хорошо рассказывать о чем-нибудь до того, как оно произошло. После того, в действительности все выглядит по-другому. Голод и нищета не страшны, пока ты сыт и обеспечен».